Тем временем наши дорогие друзья из @fonarmarket объявляют о новом Фонаре — в Воронеже на этот раз. И им очень нужна не только информационная, но и фактическая поддержка. Подробности ЗДЕСЬ

Первое печатное издание «Толкового словаря не-логизмов русского языка» явилось миру!

Составители — наши коллеги с филфака МГУ.

Внутри: нелогизмы (доселе виданные и невиданные), цитаты, нелогичные загадки и стишки.

Бонусом — авторские иллюстрации, уникальная творчески оформленная обложка и качественная печать на плотной бумаге*.

Каждый желающий может поучаствовать в благотворительной акции и обменять словарь на что-нибудь (кроме монет, ни в каком виде не принимаются, нет). Приветствуется любая еда, особенно сырки, самодельные штуковины, то-сё и всё такое.

Если хотите получить экземпляр(ы), пишите на почту**: nelogizmy@yandex.ru

Количество не ограничено, дедлайна, прости господи, нет. Несём нелогизмы в города и сёла!
_
*больше фото см. в комментариях.
**на эту же почту можно и нужно присылать нелогизмы из ваших заметок: словарь будет дополняться и переиздаваться. Знаем, что у некоторых подписчиков список нелогизмов внушительный 😉

#Нате_новости

Дорогие, опять не о книгах. Но такие дела.
Весной случилась беда, о которой некоторое время знали только близкие друзья и люди детлита. Ая эН — поэт, прозаик, создатель фантастических миров, один из самых известных и необычных детских авторов, лауреат и финалист того и сего, — попала в инфекционку и провела около месяца в коме на ИВЛ, но недавно она пришла в себя и приступила к долгой сложной реабилитации.
Наша Айка борец, у неё парализованы ноги и масса проблем, но она каждый день шлёт нам сообщения в дружеский чат, шутит и даже уже пишет новый текст. Сейчас Ая в реабилитационном центре «Три сестры».
Ае, её семье и друзьям нужна помощь: сутки реабилитации стоят 20 тысяч рублей, первые 2 месяца — решающие.

2 августа в 19:00 в библиотеке им. Фурманова на Беговой в поддержку Аи пройдёт Благотворительный вечер.

Кроме того, деньги можно перечислять на карту сына Аи, Романа: 5536910012475366 (тинькофф)

Настроение понедельника и традиционная история — 16 tons в исполнении автора (но это не точно).
Многие так-то привыкли, что по всем станциям гоняли сочный бас Герберта Рида из the Platters (его еще и путали с Полем Робсоном, большим другом Советского Союза). Но на самом деле кантри-балладу о шахтере, который никогда не попадет в рай, потому что заложил душу в магазине компании (16 тонн — норма выработки, сотрудники вынуждены пользоваться кредитом хозяина, долг как бы покрывается заработком, но по факту это неосуществимо), первыми пели белые парни из южных штатов. Причем, кое-кто утверждал, что и Трэвис в 1946-м перепер эту полечку у коллеги, сочинившего ее еще в 1930-х для радио.
Позже каверы кто только ни записывал, в том числе Би Би Кинг, Джонни Кэш, Стиви Вандер, Адриано Челентано и Джо Дассен. Есть даже панк-версия (вот здесь можно послушать с 20:25 примерно). Довольно милой лично мне кажется версия, записанная шведскими металлистами.

Берегите себя и всем хорошей недели.

— Где вы работаете?
— В издательстве.
— А что издаете?
— Вопли отчаяния. ©

Дорогие начинающие и не очень переводчики. Однажды вам достанется текст на языке незнакомом, но, как вам кажется, легком, да и нет ничего недоступного в эпоху онлайн-словарей, как вам тоже, вероятно, кажется. Начало неплохое, но представьте, что вы персонаж производственного триллера.

Так же случайно вам может достаться не очень начинающий и, как водится, очень неприятный редактор, который по нелепому стечению обстоятельств знает этот самый иностранный язык. Не в совершенстве, нет, но достаточно, чтобы улавливать иронию и игру слов и узнавать отсылки к гик-культуре, цитаты из кино, стихов Матушки Гусыни, песен панк-рок-групп, популярных в 1990-е, пьес Шекспира и даже Евангелия от Матфея (*голосом Арамиса* так получилось). И этот самый редактор во время знакомства с вашим нетленным творчеством, заподозрив неладное, открывает оригинал охреневает и начинает стремительно черстветь душой. Потому что... (см. пункт перед «так получилось»).

Сначала вы испортите кровь редактору, который передаст раздражение по цепочке издателю, а потом они вдвоем — в известном настроении — испортят вашу и без того хлипкую карму и репутацию. *голосом поэтессы Друниной* все же люди, а не автоматы мы. Все же непростая штука — жизнь.

Свою работу я, кроме прочего, люблю за разные знакомства с неожиданными людьми и любопытными институциями. Никогда не знаешь, чем обернется встреча — сюжетом нового лишающего надежды рассказа, стендапа для узкого круга ограниченных лиц или сотрудничеством.
Вот так приехала однажды рассказывать о новых книгах в Петербург и подружилась с тамошним ВВГ в целом и критиком-редактором-книготорговцем Марсель в частности; или вот съела мягких булок и выпила чаю в Подписных, а через год мне написала прекрасная Настя из Лаборатории цифровых исследований при Пушкинском Доме и все заверте… В смысле с некоторыми книгами, к которым я имею отношение, будут работать ученые и читать их уже не как критики или просто наслаждения ради, а науки для.
В большей степени проект, о котором мне рассказали, касается детской и подростковой литературы — создается Корпус ея, сейчас там уже больше 2700 текстов. Это я так ненавязчиво напоминаю знакомым издателям — особенно подростковой прозы — что можно написать коллегам из ПушДома и обсудить сотрудничество. Но вообще корпусов несколько — с нонфиком и поэзией ребята тоже работают.
Зачем им вот это все и что такое Репозиторий открытых данных по русской литературе и фольклору, можно почитать в интервью с Кириллом Маслинским, руководителем Лаборатории.
У проекта есть тг-канал Летоисчисление @tozhe_nauka. Точно знаю, что у меня здесь есть люди, которым это интересно.

UPD по вопросам сотрудничества (тм) можно писать сразу Насте @pernikovanastya

«Есть теория, что больные, которые не получают эмоциональной поддержки, справляются даже лучше — они берут на себя всю ответственность, становятся опорой сами себе». 

Марина Кочан «Хорея» (Поляндрия No Age|Есть смысл, 2023).
Лонг седьмого сезона премии «Лицей».

Я прочитала эту книгу довольно давно и все не могла написать, хотя вспоминаю о ней на лекциях, говорила на паблик-токе в Музеоне, обсуждала с коллегами. Мне по многим причинам не близка автофикциональная проза, но я понимаю, что доля ее будет только расти пропорционально потребности по горячим следам отрефлексировать недавний опыт. Это и терапия, и срез, и маркер поколения. Ценю и немного восхищаюсь смелостью нынешних условных 30-летних открыто говорить о стигмах условных 40+-летних. Но вижу ли необходимость подсвечивать в таких текстах только это? Боюсь, нет. Это не эксгибиционизм и не новая свобода, хотя иногда и кажутся таковыми. На мой взгляд, это всего лишь метод, занятно здесь другое.

Тем временем «Хорея» яркий, написанный, к слову, хорошим образным языком, текст, который для меня отчасти рифмуется с «Одиночкой» Риты Ронжиной и «Споткнуться, упасть, подняться» Джона Макгрегора. Отец рассказчицы умер несколько лет назад от болезни Гентингтона. Молодая женщина, довольно тревожная, ждет ребенка и, разумеется, именно сейчас ей необходимо выяснить, есть ли хорея у нее. Это одна из главных, но не единственная тема. Отец был в Чернобыле, на календаре 2020-й, потенциальная возможность обнаружить у себя редкое аутоиммунное расстройство едва ли единственная проблема семьи.

Кто-то сейчас, наверное, вспомнит Тринадцать из House M.D. Но чего не было в сериале — рассказа о разрушении личности, постепенном когнитивном угасании. Подробного описания, как от дорогого тебе человека остается лишь поврежденная оболочка. Когда перед тобой в течение нескольких лет поступательно разворачивается трагедия, не надо быть ипохондриком, чтобы она оставила на тебе свой след. Обстоятельства всегда идут оптом: безумная от старческого слабоумия бабушка, обезумевшая от сжимающей горло действительности мать. Старшая сестра, деятельная, многодетная, несгибаемая, кажется человеком-стержнем в этом приюте странников. Она и есть, но, по-моему, стержень, скрученный в сжатую пружину, и ее автофикшен был бы много страшнее. Деятельные стоики, наделенные изрядным чувством юмора и непробиваемым философским оптимизмом, ломаются всегда неожиданно — но это тема другого разговора. В контексте нарратора эта нечеловеческая несгибаемость скорее раздражающий, чем воодушевляющий, фактор, но конфликта здесь нет и слава богу.

Итак, начиная с поиска простого ответа на вопрос, есть ли хорея у нее, Марина осознает, как мало знает о собственной родне, да и о самой себе тоже. Изучение себя идет параллельно взрослой жизни. Марина подробно описывает роды — и лично для меня это самая тяжелая часть книги, вам очень повезло, если с вами не обходились в родильном отделении как с тупой скотиной, стоящей на конвейере. Затем локдаун — такой далекий уже, растущий малыш — стресс сам по себе, селевой поток, размывающий привычную дорогу, встречи с родственниками, и все новые попытки выйти к себе, прежде чем пойти и сдать чертов тест, чтобы знать точный ответ.

На самом деле эта повесть еще и размышление о людях, живущих в иллюзиях и страхах собственного сочинения. Играх, в которые мы играем даже наедине с собой. То, как мы выстраиваем рисунок собственного танца с событийностью: кто-то вальсирует, кто-то крутит фуэте, кто-то раскачивается на месте.

«Но внутри я нашла уже знакомые слова, умело прячущие все увиденное, делающие его ровным, не дышащим: трагедия, война, беспрецедентная авария, зона отчуждения, истинные масштабы, боль, слезы на глазах, десятилетиями накопленный опыт, секретная обстановка, личное мужество. Эти слова — металлический саркофаг. Под ними надежно скрыты все чувства и эмоции».

Медленно и неправильно вливаясь в рабочий день, с 6 утра напеваю про «третий день с неба течет вода, очень много течет воды», параллельно рассеянно думаю о книгах, где — да, очень много течет воды. Не в смысле герои бороздят просторы™, а когда большая и малая, текучая и стоячая — и символ, и средство. По сути, метафизических, закрепленных за архетипами и прочим, вариантов не так много, но как по-разному реализуются. С авторами и слушателями литмастерских часто об этом говорим, видимо, музыкой навеяло.

Выбор случайный, в порядке вспоминаний. Например, «Выше ноги от земли» — снег, дождь, река, морось, У Миши Турбина вода в разных агрегатных состояниях как будто еще один персонаж. Понятно, у Маркеса Макондо и его дождь, который лил без малого 5 лет (по-моему, четыре года, одиннадцать месяцев и два дня), тоже всегда где-то рядом. Лимоновская «Книга воды»: фонтаны, пруды, реки, моря, даже сауны (грех не упомянуть плейлист, который составляла когда-то специально к выходу нового издания); Енисей в «Вечной мерзлоте» Ремизова; у Баррико (вот кого, не знаю, кстати ли, не люблю) тоже ведь океан — и в чем-то одноименном, и в «1900»; у Грэма Свифта «Земля воды» еще, а в ней, кроме прочего, слезы.

Тут бы еще вспомнить песню «Водовоза» авторства Лебедева-Кумача, но я и так пугаю молодежь своим сомнительным культурным бэкграундом.

I. доклад — Лицо левой литературы.
II. — Стихи и поэмы.
III. — Ответы на записки. (из программы выступления Маяковского в Нижнем)

Увидела прекрасное

По рабочей надобности перечитывала автобиографические тексты Оруэлла, написанные в 1933-37 гг. Любопытно, конечно, и немного тоскливо. Нам терять таперя неча, окромя своих оков ©

*
Речь и жаргон лондонцев очень быстро обновляются. Описанный Диккенсом и Сартисом старый лондонский диалект — с типичной, например, заменой «уэ» на «вэ», а «вэ» на «уэ» — исчез бесследно. Акцент кокни, сложившийся, насколько известно, в сороковые годы прошлого века (впервые литературно зафиксирован повестью американца Германа Мелвилла «Белый бушлат»), тоже уже переменился; сегодня мало кто скажет «райс» вместо «рейс» или «ноус» вместо «нос», что еще прочно держалось двадцать лет назад. Наряду с произношением меняется сам жаргон. В начале века Лондон буквально помешался на «рифмующем жаргоне» — всё переименовывалось стихотворными созвучиями: «нога» звучала как «скрипучая дуга», «красотка» как «под ветром лодка» и так далее. Прием был столь распространен, что попал даже на страницы романов; теперь же увлечение почти забыто. Возможно, и все приведенные мною жаргонные слова лет через двадцать исчезнут.
Ругательства также меняются — во всяком случае, следуют моде. Например, пару десятилетий назад разговору лондонского рабочего люда постоянно сопутствовал эпитет «драный».
Но, хотя литераторы по-прежнему характеризуют им сугубо пролетарскую лексику, пролетарии его давно оставили. «Драный» сегодня у лондонцев (в отличие от уроженцев Шотландии или Ирландии) употребляется лишь людьми более-менее.

*
Досуга у них хоть отбавляй — почему бы им не заняться писательством? А потому, что для писательской работы нужны не только комфорт и одиночество (добиться одиночества в пролетарских домах весьма сложно) — необходим сосредоточенный покой. Но попробуй-ка обрести душевное равновесие и волю, без которой ничего не создашь, когда над тобой черной тучей вечно висит отсутствие работы. Тем не менее человек, полюбивший книги, может хотя бы занять себя чтением. Ну а как насчет тех, кому и читать трудновато? Взять, например, шахтера, с детства занятого горняцким делом, обученного только этому и ничему иному. Ему-то, черт подери, чем заполнить свои пустые дни? Советы искать работу — чушь. Нет никакой работы, и всякому это известно. Да и нельзя искать работу ежедневно на протяжении семи лет.

*
И тогда, может быть, вся эта хмарь классовых предрассудков рассеется, и мы, тонущий средний класс — школьный учитель, полуголодный журналист-внештатник, живущая на мизерную пенсию одинокая дочь полковника, безработный выпускник Кембриджа, морской офицер без корабля, клерки, торговые агенты, трижды разоренные сельские бакалейщики, — все мы плавно опустимся еще ниже, став рабочим классом, которым, собственно, давно являемся. И, вероятно, там окажется не так ужасно, как мы боялись.
Ведь кроме безупречного произношения, терять нам, в общем-то, и нечего.

*задумчиво разглядывает обновившийся телеграм и Зоя Журналист и Виталий Контакт Бориса в кружочках*

По рекомендации брата срочно припала к почему-то упущенной в детстве небольшой повести Кира Булычева «Похищение чародея». Файл в электронной библиотеке попался, назовём это, странный, будто без корректуры. Терзаясь смутными сомнениями, решила посмотреть правообладателя и узнала его по первым строкам аннотации.
Впрочем, сначала вспомнила Лейтенанта Малдуна в исполнении Брюса Уиллиса из бессмертного слэшера «Планета страха» Роберта Родригеза и непочтительно взоржала на весь вагон.

Какой Анатолий Зверев сегодня ты?

За 10 лет дружбы мы с литкритиком, одним из самых вдумчивых книжных блогеров рунета и медиком Женей Шафферт где только ни бывали. Чаще всего семьями, иногда в довольно. странных местах. Например, вчерашняя светская жизнь в Музее AZ компенсация за наше прошлогоднее метамодернистское путешествие.

Больше фото в комментариях © Зверев очень крутой график, а еще он сочинял любопытные трактаты, писал портреты и пейзажи маслом и вел метафизические беседы с Леонардо, которого считал своим учителем. На Магистерии есть бесплатный курс лекций о нем.