В фейсбуке у Коммари идет прекрасная дискуссия о Февральской революции (ну и да, пост характерный тоже для коммуниста), не могу не поделиться:
"Илья Васюнин: конечно, Февраль — это продолжение распада и разрушения империи, переворот по образцу майдана; Октябрь же — точка сборки
Александр Коммари: Вот, вот - как только говорят, что Февраль - это Майдан, то тут все ясно. Вы бы про это рассказали рабочим Путиловского завода, большевикам, дравшимся с полицейскими. И солдатам, которые в рабочих отказались стрелять.
Кирилл Васильев: Расскажите это русскому мужику, которого эта вонючая империя столетиями держала за бесправный, беспорточный рабочий скот, вынужденный нянчить своего ребенка в одной избе с телятами и кормить пережеванной из черного хлеба тюрей.
Илья Васюнин: Aleksandr Kommari а люди на майдане не дрались с полицией? смысл конечно в том, что рабочие, которые вышли на улицу потому что в Петрограде нет хлеба — не скажу против них разумеется ни слова, — были точно также использованы в понятных целях понятны...Еще
Илья Васюнин: Kirill Vasilev ну а так бы его Корнилов держал за того же самого, см коммент выше
Александр Елисеев: Кирилл Васильев Я не отрицаю желание и волю русского мужика поднять свой голос против капиталистов, банкиров и прочей плутократической мрази. Сам из тверских простых крестьян, сделавших карьеру при Советской власти. Я против того, чтобы считать ублюдков из Временного комитета Госжумы, генералов-прпедателей, либеральных врунов-"адвокатов" за своих."
https://www.facebook.com/aleksandr.kommari/posts/931960830272929
"Илья Васюнин: конечно, Февраль — это продолжение распада и разрушения империи, переворот по образцу майдана; Октябрь же — точка сборки
Александр Коммари: Вот, вот - как только говорят, что Февраль - это Майдан, то тут все ясно. Вы бы про это рассказали рабочим Путиловского завода, большевикам, дравшимся с полицейскими. И солдатам, которые в рабочих отказались стрелять.
Кирилл Васильев: Расскажите это русскому мужику, которого эта вонючая империя столетиями держала за бесправный, беспорточный рабочий скот, вынужденный нянчить своего ребенка в одной избе с телятами и кормить пережеванной из черного хлеба тюрей.
Илья Васюнин: Aleksandr Kommari а люди на майдане не дрались с полицией? смысл конечно в том, что рабочие, которые вышли на улицу потому что в Петрограде нет хлеба — не скажу против них разумеется ни слова, — были точно также использованы в понятных целях понятны...Еще
Илья Васюнин: Kirill Vasilev ну а так бы его Корнилов держал за того же самого, см коммент выше
Александр Елисеев: Кирилл Васильев Я не отрицаю желание и волю русского мужика поднять свой голос против капиталистов, банкиров и прочей плутократической мрази. Сам из тверских простых крестьян, сделавших карьеру при Советской власти. Я против того, чтобы считать ублюдков из Временного комитета Госжумы, генералов-прпедателей, либеральных врунов-"адвокатов" за своих."
https://www.facebook.com/aleksandr.kommari/posts/931960830272929
Facebook
Aleksandr Kommari
Про Февраль 17-го.
Одна из частей моего личного символа веры сформулирована Чеховым
"Я боюсь тех, кто между строк ищет тенденции и кто хочет видеть меня непременно либералом или консерватором. Я не либерал, не консерватор... Я хотел бы быть свободным художником и — только, и жалею, что бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех видах... Потому я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандар мам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святое святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы послед ние ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником"
"Я боюсь тех, кто между строк ищет тенденции и кто хочет видеть меня непременно либералом или консерватором. Я не либерал, не консерватор... Я хотел бы быть свободным художником и — только, и жалею, что бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех видах... Потому я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандар мам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святое святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы послед ние ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником"
Корпускула пишет:
""На предстоящем на следующей неделе съезде высший совет "Единой России", скорее всего, покинут губернаторы, показавшие результаты [на выборах в Госдуму] ниже, чем средний результат партии по стране. Под угрозой главы Астраханской, Мурманской, Магаданской, Самарской областей и Хабаровского края...Кроме перечисленных глав регионов, результаты ниже среднего показали Андрей Воробьев и Сергей Собянин. Но в их случаях, по словам источника, близкого к руководству ЕР, будет сделано исключение" ("Газета.ру)
Какой-то анекдот, ей богу. Сначала дают указание сверху провести "Очень Честные выборы", ставят для устрашения Эллу Панфилову якобы следить за этой Оченьчестностью. Часть регионов решила, что начальство шутит, и в доверенных землях обеспечила и явку, и результат, не огорчающие начальство. Цифры всё же немного огорчили, потому что они были одинаковые, и, говорят, старательным даже погрозили пальцем. А теперь получается, что там, где результаты выборов оказались менее удивительными, тех тоже накажут, но на партийном уровне. Куда не кинь, всюду клин. Фальсифицируешь результаты - попадет, потому что перестарался, получил "результат, похожий на честный" - мало работал, плохо агитировал. Вот так и живут. "
""На предстоящем на следующей неделе съезде высший совет "Единой России", скорее всего, покинут губернаторы, показавшие результаты [на выборах в Госдуму] ниже, чем средний результат партии по стране. Под угрозой главы Астраханской, Мурманской, Магаданской, Самарской областей и Хабаровского края...Кроме перечисленных глав регионов, результаты ниже среднего показали Андрей Воробьев и Сергей Собянин. Но в их случаях, по словам источника, близкого к руководству ЕР, будет сделано исключение" ("Газета.ру)
Какой-то анекдот, ей богу. Сначала дают указание сверху провести "Очень Честные выборы", ставят для устрашения Эллу Панфилову якобы следить за этой Оченьчестностью. Часть регионов решила, что начальство шутит, и в доверенных землях обеспечила и явку, и результат, не огорчающие начальство. Цифры всё же немного огорчили, потому что они были одинаковые, и, говорят, старательным даже погрозили пальцем. А теперь получается, что там, где результаты выборов оказались менее удивительными, тех тоже накажут, но на партийном уровне. Куда не кинь, всюду клин. Фальсифицируешь результаты - попадет, потому что перестарался, получил "результат, похожий на честный" - мало работал, плохо агитировал. Вот так и живут. "
На всех городских кладбищах появились специальные «коммунистические площадки», которые особенно тщательно убирались и охранялись. При этом власти явно попирали народные представления о правилах захоронения. Прямо перед папертью Александро- Невского собора с середины 20-х гг. стали размещать могилы крупных партийных и советских работников. Здесь в 1929 г. была похоронена 3. И. Лилина — жена Зиновьева, одна из ярых гонительниц русской православной церкви. В то же время старые захоронения приходили в упадок, и не только по недосмотру отдела кладбищ при городском Совете. В постепенно формирующейся ментальности советского человека понятие «смерть извращенная» приобретало действительно извращенные черты, выразившиеся в пренебрежении к «отеческим гробам». Всероссийские фарсы вскрытия мощей, проведенные на государственном yposwe, повлекли за собой волну актов надругательства над обывательскими могилами. К концу 20-х гг. в среде молодежи стала пользоваться поддержкой политика государства по уничтожению не только церквей, но и кладбищ. Опрос 1929 г. зафиксировал множество предложений вообще сравнять с землей места захоронения предков, «...а на месте кладбищ (имелись ввиду Охтинское, Смоленское и Волковское. — Н. Л.) разбить парк... с театром, кино и культурными развлечениями»". На фоне подобных настроений особенно кощунственным выглядело создание «великих могил вождей», пантеонов защитников революции. В сознании западного «человека индустриального» рациональное отношение к смерти уживалось с ее строго регламентированным, но постоянным культом. В советской же России величие смерти и обставление ее определенными ритуалами признавалось и считалось необходимым лишь в том случае, когда из жизни уходил человек, социально значимый в новом обществе. Отменив традиционные для предреволюционной России разрядные похороны, большевики ввели свою иерархию погребальных ритуалов. Смерть явно окрашивалась в политические тона. Это особенно отчетливо выразилось в 20—30-е гг. в отношении ухода человека из жизни в результате самоубийства.
❤1
Очень странно, что и Чехова, и Набокова нещадно долбали критики за то, что считали их чуждыми русской литературе. Особенно усердствовала Гиппиус и весь ее кружок - Гиппиус, причем, критиковала и Чехова (еще при его жизни, но в основном - после его смерти), и Набокова. Чехов для нее воплощал холод и смерть русской литературы, Набоков и вовсе казался циницным иностранцем, который на русском только пишет, но душа у него не русская. Более того, еще когда Владимиру Набокову было всего 16 лет, Гиппиус поведала его отцу, что его сын никогда не станет писателем
Больше же всего ее бесило, что ни у Набокова, ни у Чехова никогда не давалось какого-то четкого и твердого ответа - Чехов, любивший форму рассказа с открытым концом и Набоков, любивший свои рассказы закольцовывать - они для нее были слишком неопределенны и непонятны. К тому же оба презирали всю это социально озабоченную критику 1860-1880-х, со всей ее "мерзкой добролюбовщиной" и прочими разговорами о том, что "сапоги выше Шекспира". Они ценили в искусстве эстетическое, а не политическое, что для Гиппиус тоже было непонятно.
А вот образец того, как она долбала Набокова, например:
"Самый характерный пример проявления слепой враждебности 3. Гиппиус к Набокову — это ее статья 1930 года, озаглавленная «Литературные размышления» и опубликованная во втором номере парижского эмигрантского журнала «Числа», который всю свою недолгую жизнь был оплотом ненавистников Набокова. Статья Гиппиус посвящена защите Георгия Иванова. Толчком к «защите» Иванова послужило негодование многих эмигрантских писателей по поводу его мстительной, враждебной и оскорбительной рецензии на Набокова в «Числах», и Гиппиус провела отчетливую параллель между своими собственными нападками на Чехова и резким отзывом Иванова о Набокове:
«В прежние времена такие (и более резко высказанные) „мнения“ спокойно появлялись во всех толстых журналах, до „Вестника Европы“ включительно, во всех газетах до „Речи“. Свобода мнений признавалась, и даже если дело шло не о каком-то Сирине, но о Л. Андрееве или Чехове. На ум бы не пришло сказать, что, положим, „Речь“ запятнала свои страницы мнением Икса о Л. Андрееве, как о „не очень умелом фокуснике“, а „День“ опозорил себя мнением Игрека о Чехове, „этой воплощенной неподвижности“.
Иные времена, иные места, — и посмотрите: сравнительно мягкая, только прямая, заметка Г. Иванова, да еще о таком посредственном писателе, как Сирин, вызывает... бурю негодования. Самые благожелательные к „Числам“ рецензенты не удержались от упоминания о „пятне“. Даже Ходасевич не удержался, а он, при его тонком литературном чутье, уж, конечно, не очарован столь неприятно „сделанным“ романом, как „Защита Лужина“»"
Больше же всего ее бесило, что ни у Набокова, ни у Чехова никогда не давалось какого-то четкого и твердого ответа - Чехов, любивший форму рассказа с открытым концом и Набоков, любивший свои рассказы закольцовывать - они для нее были слишком неопределенны и непонятны. К тому же оба презирали всю это социально озабоченную критику 1860-1880-х, со всей ее "мерзкой добролюбовщиной" и прочими разговорами о том, что "сапоги выше Шекспира". Они ценили в искусстве эстетическое, а не политическое, что для Гиппиус тоже было непонятно.
А вот образец того, как она долбала Набокова, например:
"Самый характерный пример проявления слепой враждебности 3. Гиппиус к Набокову — это ее статья 1930 года, озаглавленная «Литературные размышления» и опубликованная во втором номере парижского эмигрантского журнала «Числа», который всю свою недолгую жизнь был оплотом ненавистников Набокова. Статья Гиппиус посвящена защите Георгия Иванова. Толчком к «защите» Иванова послужило негодование многих эмигрантских писателей по поводу его мстительной, враждебной и оскорбительной рецензии на Набокова в «Числах», и Гиппиус провела отчетливую параллель между своими собственными нападками на Чехова и резким отзывом Иванова о Набокове:
«В прежние времена такие (и более резко высказанные) „мнения“ спокойно появлялись во всех толстых журналах, до „Вестника Европы“ включительно, во всех газетах до „Речи“. Свобода мнений признавалась, и даже если дело шло не о каком-то Сирине, но о Л. Андрееве или Чехове. На ум бы не пришло сказать, что, положим, „Речь“ запятнала свои страницы мнением Икса о Л. Андрееве, как о „не очень умелом фокуснике“, а „День“ опозорил себя мнением Игрека о Чехове, „этой воплощенной неподвижности“.
Иные времена, иные места, — и посмотрите: сравнительно мягкая, только прямая, заметка Г. Иванова, да еще о таком посредственном писателе, как Сирин, вызывает... бурю негодования. Самые благожелательные к „Числам“ рецензенты не удержались от упоминания о „пятне“. Даже Ходасевич не удержался, а он, при его тонком литературном чутье, уж, конечно, не очарован столь неприятно „сделанным“ романом, как „Защита Лужина“»"
О частном бизнесе при Сталине
"В 1936 году в Москве НКВД арестовал группу кустарей-перчаточников. При аресте у них обнаружили 2000 лайковых перчаток и кожу, всего на сумму до 70 тыс. рублей. Организаторы фирмы (16 человек) имели патенты на индивидуальную деятельность, но фактически представляли рассеянную мануфактуру, в которой работало 40 надомников без патентов. Организаторы обеспечивали их сырьем, ворованным с государственных фабрик, и реализовывали продукцию на рынках. В той же докладной записке говорится о ликвидации частного обувного производства. Было арестовано 20 человек. Они скупали у государственных предприятий ворованные кожу и каучук, из которых кустари-надомники шили изящную обувь. При аресте НКВД отобрал 100 готовых пар обуви, 200 заготовок, 150 кож, 130 кг импортного каучука, 50 тыс. рублей наличными. По тем же материалам «проходят» кепочники. Они получали в государственной торговле за взятки шерстяные отрезы, из которых рабочие-надомники шили кепки. При аресте отобрано до 3000 кепок, 250 отрезов — всего на 170 тыс. рублей"
"В 1936 году в Москве НКВД арестовал группу кустарей-перчаточников. При аресте у них обнаружили 2000 лайковых перчаток и кожу, всего на сумму до 70 тыс. рублей. Организаторы фирмы (16 человек) имели патенты на индивидуальную деятельность, но фактически представляли рассеянную мануфактуру, в которой работало 40 надомников без патентов. Организаторы обеспечивали их сырьем, ворованным с государственных фабрик, и реализовывали продукцию на рынках. В той же докладной записке говорится о ликвидации частного обувного производства. Было арестовано 20 человек. Они скупали у государственных предприятий ворованные кожу и каучук, из которых кустари-надомники шили изящную обувь. При аресте НКВД отобрал 100 готовых пар обуви, 200 заготовок, 150 кож, 130 кг импортного каучука, 50 тыс. рублей наличными. По тем же материалам «проходят» кепочники. Они получали в государственной торговле за взятки шерстяные отрезы, из которых рабочие-надомники шили кепки. При аресте отобрано до 3000 кепок, 250 отрезов — всего на 170 тыс. рублей"
И еще на ту же тему:
"в 1940 году директор магазина № 32 Краснопресненского промторга В. построил себе дачу стоимостью в 100 тыс. рублей, купил легковую машину и два мотоцикла, построил специальный гараж и даже проложил личную асфальтовую дорогу к даче длиной в один километр. Покупка антиквариата, рестораны также представляли неотъемлемую часть быта этого советского миллионера.
Крупнейшим богачом в Москве в начале 40-х годов НКВД считал 3., директора одного из магазинов. Получая в месяц зарплату в размере 600 рублей, он расходовал 10—15 тысяч в месяц. В прошлом частный торговец Киевской губернии, в советский период 3. начал работать в Москве, в кооперативе «Коммунар», постепенно выслужился до директора крупного столичного магазина. Его метод — «брать контрибуцию». Оценивая, сколько та или иная секция в магазине может наворовать в месяц, он ставил туда своих людей, учил их махинациям и брал мзду — по 3—10 тыс. рублей в месяц. Его заместитель, К., проживал в месяц 5—6 тыс. рублей."
"в 1940 году директор магазина № 32 Краснопресненского промторга В. построил себе дачу стоимостью в 100 тыс. рублей, купил легковую машину и два мотоцикла, построил специальный гараж и даже проложил личную асфальтовую дорогу к даче длиной в один километр. Покупка антиквариата, рестораны также представляли неотъемлемую часть быта этого советского миллионера.
Крупнейшим богачом в Москве в начале 40-х годов НКВД считал 3., директора одного из магазинов. Получая в месяц зарплату в размере 600 рублей, он расходовал 10—15 тысяч в месяц. В прошлом частный торговец Киевской губернии, в советский период 3. начал работать в Москве, в кооперативе «Коммунар», постепенно выслужился до директора крупного столичного магазина. Его метод — «брать контрибуцию». Оценивая, сколько та или иная секция в магазине может наворовать в месяц, он ставил туда своих людей, учил их махинациям и брал мзду — по 3—10 тыс. рублей в месяц. Его заместитель, К., проживал в месяц 5—6 тыс. рублей."
Руссо о Петре I
"Петр обладал талантом подражательным, у него не было под- линного гения, того, что творит все из ничего. Кое-что из сделан- ного им было хорошо, большая часть была не к месту. Он понимал, что его народ был диким, но совершенно не понял, что он еще не дозрел до уставов гражданского общества. Он хотел сразу просветить и благоустроить свой народ, в то время как его надо было еще приучать трудностям этого. Он хотел сначала создать немцев, англичан, когда надо было начать с того, чтобы создавать русских. Он помешал своим подданным стать когда-нибудь тем, чем они могли бы стать, убедив их, что они были тем, чем они не являются. Так наставник-француз воспитывает своего питомца, чтобы тот блистал в детстве, а затем навсегда остался ничтожеством. Российская империя пожелает покорить Европу — и сама будет покорена. Татары, ее подданные или соседи, станут ее, как и нашими, повелителями".
"Петр обладал талантом подражательным, у него не было под- линного гения, того, что творит все из ничего. Кое-что из сделан- ного им было хорошо, большая часть была не к месту. Он понимал, что его народ был диким, но совершенно не понял, что он еще не дозрел до уставов гражданского общества. Он хотел сразу просветить и благоустроить свой народ, в то время как его надо было еще приучать трудностям этого. Он хотел сначала создать немцев, англичан, когда надо было начать с того, чтобы создавать русских. Он помешал своим подданным стать когда-нибудь тем, чем они могли бы стать, убедив их, что они были тем, чем они не являются. Так наставник-француз воспитывает своего питомца, чтобы тот блистал в детстве, а затем навсегда остался ничтожеством. Российская империя пожелает покорить Европу — и сама будет покорена. Татары, ее подданные или соседи, станут ее, как и нашими, повелителями".
"Мы слизь. Реченная есть ложь"
Когда начинаешь сам себя анализировать, многое становится таким понятным и близким, что даже удивляешься тому, что не понимал этого раньше.Вот и сейчас - прикоснулся к прошлому и всяческим мелочам, так сразу же все прояснилось.
В подростковом-тинейджерском возрасте моим самым любимым (ну или самым впечатляющим меня) писателем был Набоков. Я прочитал его всего и не по одному разу - следуя завету автора о том, что книги стоит только перечитывать, я раз за разом возвращался к этим страницам - иногда обескураживающим, иногда восхищающим, и всегда - захватывающим.
И сейчас, спустя уже приличное количество времени, когда я больше читаю "о Набокове", чем его самого, мне становится отчетливо ясно, что я в себе нахожу очень много черт набоковского взгляда на мир, переданных мне через книги - но как-то так аккуратно, что сразу заметить нельзя.
В чем это выражается? Да во всем, во всем. Вот его, набоковская и тоска по Петербургу, и невероятная любовь к городу, оставленному им в юности - все это придало моим чувствам какой-то оттенок конечности и неизбежности расставания. Наверное, поэтому я так нежно люблю этот город, в котором дома - как туманы, где ночная неподвижность Миллионной улицы и круговерть снега, где сизая от звезд ночь. Где прямота улиц и плоскость города создают прекрасные перспективы и дарят какое-то чувство понимания происходящего и подвластности событий. Где город, созданный мечтою, неожиданной мыслью, и запланированный как рай на земле, случайно встретился с реальностью - и получилось так прекрасно, как нельзя было и предположить заранее.
Через те же книги мне передалось особое отношение к жизни - когда ты на все текущие события смотришь как будто из далекого будущего, где все нынешнее уже подернуто легкой элегической дымкой, через которую не разглядеть подробных деталей, а самые большие печали и радости уже не так остро будоражат чувства. Именно так я смотрел на все свои отношения - словно я вспоминал о них в будущем. И так я часто смотрю на то хорошее и плохое, что приключается со мной - стараюсь отстраниться и смотреть из туманного далёка.
Или вот отношение к политике и искусстве (а также убежденность в том, что смешивать их не стоит) - неприязнь к левым идеям, отвращение к литературной критике, которая ставит "сапоги выше Шекспира" (да и вообще к сильно озабоченным политикой людям - они всегда пугают), и как писал сам автор: "Хочу повторить в свое оправдание, что единственное важное, это то, хорошо ли написана книга или плохо, а что до того, прохвост ли автор или добродетельный симпатяга — то это совершенно не интересно" - в этом я с ним согласен.
И таких вот неожиданных открытий в своем собственном взгляде на жизнь становится все больше, чем больше ты читаешь о Набокове. Становится понятны причины твоей любви к нуарным картинам, причины твоего одиночества и какой-то отстраненности от реальности, литературных и исторических предпочтений, причин того, что ночь сладка, - и не кончается строка.
Когда начинаешь сам себя анализировать, многое становится таким понятным и близким, что даже удивляешься тому, что не понимал этого раньше.Вот и сейчас - прикоснулся к прошлому и всяческим мелочам, так сразу же все прояснилось.
В подростковом-тинейджерском возрасте моим самым любимым (ну или самым впечатляющим меня) писателем был Набоков. Я прочитал его всего и не по одному разу - следуя завету автора о том, что книги стоит только перечитывать, я раз за разом возвращался к этим страницам - иногда обескураживающим, иногда восхищающим, и всегда - захватывающим.
И сейчас, спустя уже приличное количество времени, когда я больше читаю "о Набокове", чем его самого, мне становится отчетливо ясно, что я в себе нахожу очень много черт набоковского взгляда на мир, переданных мне через книги - но как-то так аккуратно, что сразу заметить нельзя.
В чем это выражается? Да во всем, во всем. Вот его, набоковская и тоска по Петербургу, и невероятная любовь к городу, оставленному им в юности - все это придало моим чувствам какой-то оттенок конечности и неизбежности расставания. Наверное, поэтому я так нежно люблю этот город, в котором дома - как туманы, где ночная неподвижность Миллионной улицы и круговерть снега, где сизая от звезд ночь. Где прямота улиц и плоскость города создают прекрасные перспективы и дарят какое-то чувство понимания происходящего и подвластности событий. Где город, созданный мечтою, неожиданной мыслью, и запланированный как рай на земле, случайно встретился с реальностью - и получилось так прекрасно, как нельзя было и предположить заранее.
Через те же книги мне передалось особое отношение к жизни - когда ты на все текущие события смотришь как будто из далекого будущего, где все нынешнее уже подернуто легкой элегической дымкой, через которую не разглядеть подробных деталей, а самые большие печали и радости уже не так остро будоражат чувства. Именно так я смотрел на все свои отношения - словно я вспоминал о них в будущем. И так я часто смотрю на то хорошее и плохое, что приключается со мной - стараюсь отстраниться и смотреть из туманного далёка.
Или вот отношение к политике и искусстве (а также убежденность в том, что смешивать их не стоит) - неприязнь к левым идеям, отвращение к литературной критике, которая ставит "сапоги выше Шекспира" (да и вообще к сильно озабоченным политикой людям - они всегда пугают), и как писал сам автор: "Хочу повторить в свое оправдание, что единственное важное, это то, хорошо ли написана книга или плохо, а что до того, прохвост ли автор или добродетельный симпатяга — то это совершенно не интересно" - в этом я с ним согласен.
И таких вот неожиданных открытий в своем собственном взгляде на жизнь становится все больше, чем больше ты читаешь о Набокове. Становится понятны причины твоей любви к нуарным картинам, причины твоего одиночества и какой-то отстраненности от реальности, литературных и исторических предпочтений, причин того, что ночь сладка, - и не кончается строка.
О личной и коллективной ответственности за преступления и ошибки
Я сейчас дочитываю номер журнала "Сеанс", посвященный Фассбиндеру (я позднее напишу о нем и поблагодарю его авторов за отличную работу) и там в конце есть длинная дискуссия о Фассбиндере и о сути его творчества (кто с кем говорит я не расскажу - лучше закажите себе номер и узнаете сами), но там есть важный момент, которым мне захотелось поделиться.
Там один из участников дискуссии говорит, что одним из самых ценных моментов для него в трилогии Фассбиндера о ФРГ является тот факт, что Фассбиндер всегда со своим народом - он признает его преступления и ошибки, он указывает на ту жестокость, на ту боль, что его народ причинил и себе, и всем остальным, он напоминает забывчивым (или желающим быть забывчивыми) людям обо всем этом. Но - он не отрекается от народа, он не смотрит со стороны и не грозит пальчиком, словно самый мудрый и все понявший учитель, который вынужден общаться с нерадивыми учениками. Этот народ - его народ, эта боль - его боль; и когда в конце "Женитьбы Марии Браун" весь только что наложенный буржуазный и спокойный мир взлетает на воздух, то мы, наконец, понимаем степень недовольства Фассбиндера своими забывчивыми соотечественниками.
И вот это сопереживание, как мне кажется, это как раз то, чего начисто лишены участники нынешней российской общественной дискуссии. Все они поражены удивительно избирательной слепотой, которая не позволяет им видеть черное в своем прошлом. Они неистово молятся на образы давно ушедших дней (у всех эти ушедшие дни разные) и не позволяют себе признаться в том, что в прошлом, равно как и в настоящем, есть какие-то ошибки, преступления и нечто недопустимое.
Поэтому у одних вызывает настоящую истерику попытка человека раскопать причину убийства его далекого прадеда, в то время как у других начинается несварение желудка из-за того, что кто-то недостаточно чтит социальный порядок в дореволюционной России. Прошло состоит из монотонного путешествия из хорошего в лучшее, а из лучшего в прекрасное, где никто не ошибается и не совершает злодейств, а напротив - все только летят в космос, побеждают в войнах, кормят крестьян, строят прекрасные города, пишут гениальные романы и пьесы, танцуют, влюбляются и смеются. Собственно, примерно по этой причине не приходится говорить о возможности какого-то "примирения" или "согласия" - представители многочисленных идеологических течений живут в замкнутых коконах мысли, куда не проникает ни солнечный свет, ни критическое мышление.
P.S. В еще одной статье из этого же журнала проводится довольно развернутое сравнение Фассбиндера с Балабановым - и, пожалуй, нельзя не отметить, что Алексей Октябринович был одним из тех немногих отечественных мыслителей, кто относился к своему народу и его истории примерно с таким же чувством - признавал его ошибки, но никогда не отрекался.
Я сейчас дочитываю номер журнала "Сеанс", посвященный Фассбиндеру (я позднее напишу о нем и поблагодарю его авторов за отличную работу) и там в конце есть длинная дискуссия о Фассбиндере и о сути его творчества (кто с кем говорит я не расскажу - лучше закажите себе номер и узнаете сами), но там есть важный момент, которым мне захотелось поделиться.
Там один из участников дискуссии говорит, что одним из самых ценных моментов для него в трилогии Фассбиндера о ФРГ является тот факт, что Фассбиндер всегда со своим народом - он признает его преступления и ошибки, он указывает на ту жестокость, на ту боль, что его народ причинил и себе, и всем остальным, он напоминает забывчивым (или желающим быть забывчивыми) людям обо всем этом. Но - он не отрекается от народа, он не смотрит со стороны и не грозит пальчиком, словно самый мудрый и все понявший учитель, который вынужден общаться с нерадивыми учениками. Этот народ - его народ, эта боль - его боль; и когда в конце "Женитьбы Марии Браун" весь только что наложенный буржуазный и спокойный мир взлетает на воздух, то мы, наконец, понимаем степень недовольства Фассбиндера своими забывчивыми соотечественниками.
И вот это сопереживание, как мне кажется, это как раз то, чего начисто лишены участники нынешней российской общественной дискуссии. Все они поражены удивительно избирательной слепотой, которая не позволяет им видеть черное в своем прошлом. Они неистово молятся на образы давно ушедших дней (у всех эти ушедшие дни разные) и не позволяют себе признаться в том, что в прошлом, равно как и в настоящем, есть какие-то ошибки, преступления и нечто недопустимое.
Поэтому у одних вызывает настоящую истерику попытка человека раскопать причину убийства его далекого прадеда, в то время как у других начинается несварение желудка из-за того, что кто-то недостаточно чтит социальный порядок в дореволюционной России. Прошло состоит из монотонного путешествия из хорошего в лучшее, а из лучшего в прекрасное, где никто не ошибается и не совершает злодейств, а напротив - все только летят в космос, побеждают в войнах, кормят крестьян, строят прекрасные города, пишут гениальные романы и пьесы, танцуют, влюбляются и смеются. Собственно, примерно по этой причине не приходится говорить о возможности какого-то "примирения" или "согласия" - представители многочисленных идеологических течений живут в замкнутых коконах мысли, куда не проникает ни солнечный свет, ни критическое мышление.
P.S. В еще одной статье из этого же журнала проводится довольно развернутое сравнение Фассбиндера с Балабановым - и, пожалуй, нельзя не отметить, что Алексей Октябринович был одним из тех немногих отечественных мыслителей, кто относился к своему народу и его истории примерно с таким же чувством - признавал его ошибки, но никогда не отрекался.
Мне всегда казалось прекрасным, что главный (и единственный, по факту) вклад России в копилку мировой политической философии - это анархизм.
Во-первых, это элегантно - два русских аристократа придумали ультраантигосударственную идеологию (я упрощаю, конечно), которую до сих пор изучают везде.
Во-вторых, мне кажется это очень показательным, что бесконечные тома остальной "русской философии" (которая вся сводится к вопросу о том, что же такое Россия и где ее место в мире; а то и к просто не очень качественной литературе) никого так не поразили, как довольно простые мысли о том, что и государства никакого никому не нужно.
А, в-третьих, мне кажется, что это многое говорит и о нас, и о том, как нас видят остальные.
Во-первых, это элегантно - два русских аристократа придумали ультраантигосударственную идеологию (я упрощаю, конечно), которую до сих пор изучают везде.
Во-вторых, мне кажется это очень показательным, что бесконечные тома остальной "русской философии" (которая вся сводится к вопросу о том, что же такое Россия и где ее место в мире; а то и к просто не очень качественной литературе) никого так не поразили, как довольно простые мысли о том, что и государства никакого никому не нужно.
А, в-третьих, мне кажется, что это многое говорит и о нас, и о том, как нас видят остальные.
Как надо жить:
""Желая непрестанно содержать в своем уме память смертную, блаженный Иоанн, приказал устроить для себя гроб, только не отделывать его. При этом он приказал экономам, чтобы они во все торжественные праздники приходили к нему и в присутствии всех громко говорили:
— Владыко! Твой гроб еще не доделан; прикажи его доделать, ибо смерть приходит, как тать, и ты не знаешь, в какой час она появится.
Так святый Иоанн имел постоянную память о смерти и всегда был готов к ней.""
""Желая непрестанно содержать в своем уме память смертную, блаженный Иоанн, приказал устроить для себя гроб, только не отделывать его. При этом он приказал экономам, чтобы они во все торжественные праздники приходили к нему и в присутствии всех громко говорили:
— Владыко! Твой гроб еще не доделан; прикажи его доделать, ибо смерть приходит, как тать, и ты не знаешь, в какой час она появится.
Так святый Иоанн имел постоянную память о смерти и всегда был готов к ней.""
Небольшое отступление в сторону от тематики канала. Очень интересно, что когда узнаешь о том, что человек с которым ты был практически шесть лет, вышел замуж, то у тебя нет никаких эмоций вообще - радостно только немного, ну и все.
Как бы там ни было, хорошо, что все эти истории заканчиваются. Всем добра.
Как бы там ни было, хорошо, что все эти истории заканчиваются. Всем добра.
О русскости
"Повстречав в 1770 году некоего русского князя, Вольтер сообщал Екатерине, что «очарован чрезвычайной политичностью Ваших подданных», которую он приписывал влиянию императрицы и ее матери: «Вы принесли в Вашу империю все изящество Ее Высочества Принцессы, Вашей матушки, еще более приумножив его». Вольтер, таким образом, настаивал, что все принесенное Екатериной в Россию принесено из-за границы. «Мне всегда доставляют удовольствие, — отвечала Екатерина, — ваши воспоминания о моей матери».
Словом, в переписке с Вольтером эти воспоминания напоминали о нерусском происхождении императрицы. То, что Екатерина стала «русской», вызывало вопросы уже в 1765 году, в первом письме Вольтера: «Осмелюсь ли сказать, Ваше Величество, я немного сердит, что вы зовете себя Екатериной». Екатериной ее крестили; в поэтических же целях он предпочел бы называть ее Юноной, Минервой или Венерой. По-видимому, Вольтер придерживался обычной просвещенческой точки зрения, считая, что любой мужчина или женщина, от Екатерины до Казановы, может по приезде в Россию сочинить себе новое имя и новое прошлое, которые становились признаком их превосходства. Екатерина могла назваться богиней, а Вольтер, сопоставляя себя с русскими властителями, принимал вид мифического старца.
"Мадам, я старше, чем город, где Вы правите и который Вы украшаете своей особой. Осмелюсь добавить, я старше, чем Ваша империя, если считать ее основание с этого созидателя, Петра Великого, чьи труды Вы доводите до совершенства"."
"Повстречав в 1770 году некоего русского князя, Вольтер сообщал Екатерине, что «очарован чрезвычайной политичностью Ваших подданных», которую он приписывал влиянию императрицы и ее матери: «Вы принесли в Вашу империю все изящество Ее Высочества Принцессы, Вашей матушки, еще более приумножив его». Вольтер, таким образом, настаивал, что все принесенное Екатериной в Россию принесено из-за границы. «Мне всегда доставляют удовольствие, — отвечала Екатерина, — ваши воспоминания о моей матери».
Словом, в переписке с Вольтером эти воспоминания напоминали о нерусском происхождении императрицы. То, что Екатерина стала «русской», вызывало вопросы уже в 1765 году, в первом письме Вольтера: «Осмелюсь ли сказать, Ваше Величество, я немного сердит, что вы зовете себя Екатериной». Екатериной ее крестили; в поэтических же целях он предпочел бы называть ее Юноной, Минервой или Венерой. По-видимому, Вольтер придерживался обычной просвещенческой точки зрения, считая, что любой мужчина или женщина, от Екатерины до Казановы, может по приезде в Россию сочинить себе новое имя и новое прошлое, которые становились признаком их превосходства. Екатерина могла назваться богиней, а Вольтер, сопоставляя себя с русскими властителями, принимал вид мифического старца.
"Мадам, я старше, чем город, где Вы правите и который Вы украшаете своей особой. Осмелюсь добавить, я старше, чем Ваша империя, если считать ее основание с этого созидателя, Петра Великого, чьи труды Вы доводите до совершенства"."
Как говорится, ХОРОШЕЕ БЫЛО ВРЕМЯ
[наверняка, многие любители революции будут винить вот в таком царизм]
"В годы Гражданской войны в Петрограде прекратили свое существование шикарные кафе и рестораны, и кулечки-фунтики с наркотиком стали продаваться в обычных чайных. В народе их быстро окрестили «чумовыми». В таких чайных часто разворачивались сцены, подобные той, которую описал в своем исследовании Г.Д. Аронович — известный в 1920-х годах врач-нарколог: «В майский вечер (1919 г.) у входа в чайную ко мне подошла девушка 17-18 лет, с усталым безжизненным лицом, в платке и просила на хлеб. Я не знал, что она собирает на "понюшку", то есть кокаин, но скоро увидел ее среди посетителей, она почти силой вырвала из рук подошедшего к ней подростка пакетик кокаина, и когда тот потребовал от нее денег, она сняла сапоги, отдала их продавцу за 2-3 грамма кокаина и осталась в рваных чулках»."
[наверняка, многие любители революции будут винить вот в таком царизм]
"В годы Гражданской войны в Петрограде прекратили свое существование шикарные кафе и рестораны, и кулечки-фунтики с наркотиком стали продаваться в обычных чайных. В народе их быстро окрестили «чумовыми». В таких чайных часто разворачивались сцены, подобные той, которую описал в своем исследовании Г.Д. Аронович — известный в 1920-х годах врач-нарколог: «В майский вечер (1919 г.) у входа в чайную ко мне подошла девушка 17-18 лет, с усталым безжизненным лицом, в платке и просила на хлеб. Я не знал, что она собирает на "понюшку", то есть кокаин, но скоро увидел ее среди посетителей, она почти силой вырвала из рук подошедшего к ней подростка пакетик кокаина, и когда тот потребовал от нее денег, она сняла сапоги, отдала их продавцу за 2-3 грамма кокаина и осталась в рваных чулках»."
Более того, это поражает даже тех людей, которые сами почти 1990 года рождения ((
Forwarded from КАШИН
А еще поражает, что люди 1990 года рождения - это те, которым почти 30, как так вообще можно.