Или Будапешт, кстати. По степени обшарпанности похоже. И тоже имперская столица, утратившая лоск и ориентиры.
Но вот в Вене один небоскреб - и он там ни к селу, ни к городу. А в Будапеште и вовсе нет. Так что не нужны!
Но вот в Вене один небоскреб - и он там ни к селу, ни к городу. А в Будапеште и вовсе нет. Так что не нужны!
Forwarded from КАШИН
У Сенникова странный спор на тему того, нужны ли в Петербурге небоскребы - он пишет, что Мюнхену и Флоренции они не нудны, а ему отвечают, что Петербург это не Мюнхен и не Флоренция, а Лондон (поэтому нужны).
И у меня опять включается внутренний чувак, говорящий с телевизором - ну какой Лондон, какая Флоренция, ну Вена же.
И у меня опять включается внутренний чувак, говорящий с телевизором - ну какой Лондон, какая Флоренция, ну Вена же.
Forwarded from КАШИН
Или Будапешт, конечно. Но точно не Лондон, Лондон это Москва, а Париж-Мадрид-Лиссабон - это такие Петербурги без Ильича и советской власти.
Forwarded from Πρῶτο Τρανκοβ
Юристов стукнули по голове первыми, но при этом им повезло чуть больше других. Во-первых, юриспруденцию не изучают в школах, это предмет сугубо профессионального знания. Во-вторых, СССР существовал не в вакууме, а, значит, как-то пришлось соответствовать общеевропейским нормам, сперва в международных спорах, затем, уже при Сталине, чтобы не выглядеть совсем дикарями, как в ленинские времена (тут заслуги Сталина нет, жизнь бы кого угодно заставила). Особо громкие процессы над вредителями и врагами были публичными, на них сидели различные стефаны цвейги и конспектировали, всё должно было выглядеть пристойно. У историков таких спасительных обстоятельств не было, и по ним тюкнуло заметно больнее.
Юстицию уничтожали Стучка и Курский, историю препарировал замнаркомпроса Покровский. Да-да, историю преподают в школах, поэтому здесь подтянулся наркомат просвещения. Те, кто интересуется темой, знают волшебные цитаты Покровского: «История – это политика, опрокинутая в прошлое», «Спасая старые архивные документы, вы сохраняете то оружие, при помощи которого рабочий класс вел, ведет и будет вести борьбу со своим классовым противником», «Можем ли мы восстановить действительную историю Римской империи ранних веков? ... Это все равно, что на основании какого-нибудь памфлета, написанного белогвардейцем и «исправленного» черносотенцем восстанавливать историю Советской России».
В 1919 году историю в школах вообще отменили. Такого предмета просто не стало. Только в 1932 формально ввели обратно, новые дети начали подрастать. По факту преподавать стали где-то между 1934 и 1936 — но что преподавать? Вот именно, борьбу классов. Главным историческим событием был объявлен октябрь 1917 года, вся предшествующая история человечества — это бесконечная череда восстаний против угнетателей, которая, всё совершенствуясь и совершенствуясь, привела, наконец, к единственно верному результату.
Схема с годами смягчалась, но даже мои ровесники, не говоря уже о тех, кто старше, учили в школе не историю, а вот эту вот схему.
А поколение победителей нацизма вообще никакую историю не учило, у них её в детстве тупо не было.
Но ладно школа, а что же академическая наука, она сопротивлялась?
Не в пример юристам — о, да.
Итогом стало «Академическое дело». Всех сопротивлявшихся умников (угадайте?) — кого сразу убили, кого посадили на 10 лет. Люди не хотели профанировать знание и пускать в свои ряды мудаков и клоунов. Людей стёрли в порошок и заменили клоунами и мудаками.
Уровень выпускника провинциального истфака конца 80-х: «Вот у земледельческих народов на крыше конёк, они пахали на лошадях. А у лесных народов на крыше лосиные рога. Бытие определяет сознание, как Маркс говорил. А потом началась классовая борьба".
Сегодняшнее общество совершенно не способно обсуждать постсоветскую историю, хотя это сейчас одна из самых актуальных тем (возьмите, хотя бы, претензии бывших республик к нынешней РФ или вопрос октября 1993). Хуже того. Спросите среднего выпускника уже даже сегодняшнего истфака, что такое история, зачем она нужна, и зачем он лично как историк нужен. В 99% услышите мычание.
— Почему такое количество народу с нашего истфака оказалось в ФСБ? — как-то спросил я в компании. И друг-юрист, на 10 лет старше меня, рассмеялся:
— Так там всю дорогу кого готовили-то?
— Кого?
— ПОЛИТРУКОВ.
Наше общество — это найденный на автозаправке человек с пропавшей памятью. Ему её отбили, и он об этом забыл.
Дальше про лингвистов расскажу.
Юстицию уничтожали Стучка и Курский, историю препарировал замнаркомпроса Покровский. Да-да, историю преподают в школах, поэтому здесь подтянулся наркомат просвещения. Те, кто интересуется темой, знают волшебные цитаты Покровского: «История – это политика, опрокинутая в прошлое», «Спасая старые архивные документы, вы сохраняете то оружие, при помощи которого рабочий класс вел, ведет и будет вести борьбу со своим классовым противником», «Можем ли мы восстановить действительную историю Римской империи ранних веков? ... Это все равно, что на основании какого-нибудь памфлета, написанного белогвардейцем и «исправленного» черносотенцем восстанавливать историю Советской России».
В 1919 году историю в школах вообще отменили. Такого предмета просто не стало. Только в 1932 формально ввели обратно, новые дети начали подрастать. По факту преподавать стали где-то между 1934 и 1936 — но что преподавать? Вот именно, борьбу классов. Главным историческим событием был объявлен октябрь 1917 года, вся предшествующая история человечества — это бесконечная череда восстаний против угнетателей, которая, всё совершенствуясь и совершенствуясь, привела, наконец, к единственно верному результату.
Схема с годами смягчалась, но даже мои ровесники, не говоря уже о тех, кто старше, учили в школе не историю, а вот эту вот схему.
А поколение победителей нацизма вообще никакую историю не учило, у них её в детстве тупо не было.
Но ладно школа, а что же академическая наука, она сопротивлялась?
Не в пример юристам — о, да.
Итогом стало «Академическое дело». Всех сопротивлявшихся умников (угадайте?) — кого сразу убили, кого посадили на 10 лет. Люди не хотели профанировать знание и пускать в свои ряды мудаков и клоунов. Людей стёрли в порошок и заменили клоунами и мудаками.
Уровень выпускника провинциального истфака конца 80-х: «Вот у земледельческих народов на крыше конёк, они пахали на лошадях. А у лесных народов на крыше лосиные рога. Бытие определяет сознание, как Маркс говорил. А потом началась классовая борьба".
Сегодняшнее общество совершенно не способно обсуждать постсоветскую историю, хотя это сейчас одна из самых актуальных тем (возьмите, хотя бы, претензии бывших республик к нынешней РФ или вопрос октября 1993). Хуже того. Спросите среднего выпускника уже даже сегодняшнего истфака, что такое история, зачем она нужна, и зачем он лично как историк нужен. В 99% услышите мычание.
— Почему такое количество народу с нашего истфака оказалось в ФСБ? — как-то спросил я в компании. И друг-юрист, на 10 лет старше меня, рассмеялся:
— Так там всю дорогу кого готовили-то?
— Кого?
— ПОЛИТРУКОВ.
Наше общество — это найденный на автозаправке человек с пропавшей памятью. Ему её отбили, и он об этом забыл.
Дальше про лингвистов расскажу.
Самая мерзкая часть Французской революции - это Сентябрьские убийства. Чтобы понять насколько все это было отвратительно, достаточно вспомнить как была убита мадам де Ламбаль - савойская принцесса и фаворитка Марии-Антуанетты.
"Затем на сцену выступил некий Шарла, до революции помогавший парикмахеру, а теперь ставший барабанщиком милицейского батальона. Находясь уже в изрядном подпитии, он решил сорвать концом своей сабли чепец с головы принцессы и задел лезвием ее лоб немного повыше глаза, отчего кровь брызнула ручьем, а роскошные белокурые волосы несчастной рассыпались по плечам. Убийцы схватили принцессу под руки и поволокли ее через горы валяющихся на улице трупов. Мадам Ламбаль уже не могла сохранять равновесие и только прикладывала неимоверные усилия, чтобы не упасть. Единственное, что ее заботило, – как бы ее поза не сделалась непристойной, отчего она постоянно сжимала ноги.
В этот момент из толпы вышел молодой человек, прилично одетый, вид которого совершенно не гармонировал с озверевшей пьяной толпой. Видя, что принцесса уже практически обнажена и старается, несмотря на это, хоть как-нибудь прикрыться руками, он закричал в полном негодовании: «Что вы делаете? Вспомните, что у вас есть жены и матери! А если бы это были они?». Немедленно толпа бросилась на неизвестного защитника обреченной принцессы, и через минуту он был убит: десятки копий одновременно вонзились в него, а потом на безжизненное тело накинулись и растерзали в клочья.
В узком переулке между улицей Сент-Антуан и тюрьмой Форс слуги принцессы не выдержали столь жуткого зрелища и принялись в отчаянии кричать: «Помогите!». На них немедленно набросились убийцы, и двое нашли свою смерть тут же; остальным удалось бежать.
Шарла, подхватив полено, ударил им по голове мадам Ламбаль, и она, потеряв сознание, упала на гору трупов. Мясник Гризон отсек ей голову своим мясным косарем, а далее началось многочасовое издевательство над трупом. Два часа чернь наслаждалась видом обезглавленного тела, из которого лилась кровь. К нему приставили двух людей, которые занимались тем, что обмывали его и просили окружающих обратить внимание на то, какое это тело белое и нежное. Современники говорят, что в это время они видели настолько возмутительные по распутству сцены, описать которые у них не поднимается рука.
Так, Мерсье свидетельствует, что над трупом мадам Ламбаль было совершено все самое зверское и отвратительное, что только способен придумать обезумевший садист. У нее отрезали груди и разрезали живот, откуда вытащили все внутренности. Один из убийц, обмотавшись кишками, вытащил сердце несчастной жертвы и начал рвать его зубами. В результате тело было разрезано на куски, причем все части бандиты поделили между собой, а один из них, которому достались половые органы, ради шутки устроил себе из них подобие усов.
Бертран де Мольвиль утверждал, что одну ногу принцессы, оторванную от туловища, зарядили в пушку и дали залп. До этого он видел, по его словам, как 3 сентября 1792 года из тюрьмы Форс вывели невысокую женщину в белом платье, которую толпа палачей, вооруженная самым разным оружием, беспощадно била. Он был свидетелем убийства этой женщины, видел, как ей отрубили голову, как затем убийцы потащили по парижским улицам кровавые клочья мяса. Кто бы мог подумать, что всего несколько часов назад эти жуткие части тела были прекрасной белокурой принцессой.
Описание этой жуткой сцены в одном из писем графа де Ферсана от 19 сентября 1792 года не слишком отличается от предыдущего: «Перо не в силах описать подробности казни мадам де Ламбаль. Ее терзали самым жутким образом в течение восьми часов. Вырвав ей грудь и зубы, ее около двух часов приводили в сознание, оказывая ей всяческую помощь, и все это для того, чтобы она могла «лучше почувствовать смерть».
"Затем на сцену выступил некий Шарла, до революции помогавший парикмахеру, а теперь ставший барабанщиком милицейского батальона. Находясь уже в изрядном подпитии, он решил сорвать концом своей сабли чепец с головы принцессы и задел лезвием ее лоб немного повыше глаза, отчего кровь брызнула ручьем, а роскошные белокурые волосы несчастной рассыпались по плечам. Убийцы схватили принцессу под руки и поволокли ее через горы валяющихся на улице трупов. Мадам Ламбаль уже не могла сохранять равновесие и только прикладывала неимоверные усилия, чтобы не упасть. Единственное, что ее заботило, – как бы ее поза не сделалась непристойной, отчего она постоянно сжимала ноги.
В этот момент из толпы вышел молодой человек, прилично одетый, вид которого совершенно не гармонировал с озверевшей пьяной толпой. Видя, что принцесса уже практически обнажена и старается, несмотря на это, хоть как-нибудь прикрыться руками, он закричал в полном негодовании: «Что вы делаете? Вспомните, что у вас есть жены и матери! А если бы это были они?». Немедленно толпа бросилась на неизвестного защитника обреченной принцессы, и через минуту он был убит: десятки копий одновременно вонзились в него, а потом на безжизненное тело накинулись и растерзали в клочья.
В узком переулке между улицей Сент-Антуан и тюрьмой Форс слуги принцессы не выдержали столь жуткого зрелища и принялись в отчаянии кричать: «Помогите!». На них немедленно набросились убийцы, и двое нашли свою смерть тут же; остальным удалось бежать.
Шарла, подхватив полено, ударил им по голове мадам Ламбаль, и она, потеряв сознание, упала на гору трупов. Мясник Гризон отсек ей голову своим мясным косарем, а далее началось многочасовое издевательство над трупом. Два часа чернь наслаждалась видом обезглавленного тела, из которого лилась кровь. К нему приставили двух людей, которые занимались тем, что обмывали его и просили окружающих обратить внимание на то, какое это тело белое и нежное. Современники говорят, что в это время они видели настолько возмутительные по распутству сцены, описать которые у них не поднимается рука.
Так, Мерсье свидетельствует, что над трупом мадам Ламбаль было совершено все самое зверское и отвратительное, что только способен придумать обезумевший садист. У нее отрезали груди и разрезали живот, откуда вытащили все внутренности. Один из убийц, обмотавшись кишками, вытащил сердце несчастной жертвы и начал рвать его зубами. В результате тело было разрезано на куски, причем все части бандиты поделили между собой, а один из них, которому достались половые органы, ради шутки устроил себе из них подобие усов.
Бертран де Мольвиль утверждал, что одну ногу принцессы, оторванную от туловища, зарядили в пушку и дали залп. До этого он видел, по его словам, как 3 сентября 1792 года из тюрьмы Форс вывели невысокую женщину в белом платье, которую толпа палачей, вооруженная самым разным оружием, беспощадно била. Он был свидетелем убийства этой женщины, видел, как ей отрубили голову, как затем убийцы потащили по парижским улицам кровавые клочья мяса. Кто бы мог подумать, что всего несколько часов назад эти жуткие части тела были прекрасной белокурой принцессой.
Описание этой жуткой сцены в одном из писем графа де Ферсана от 19 сентября 1792 года не слишком отличается от предыдущего: «Перо не в силах описать подробности казни мадам де Ламбаль. Ее терзали самым жутким образом в течение восьми часов. Вырвав ей грудь и зубы, ее около двух часов приводили в сознание, оказывая ей всяческую помощь, и все это для того, чтобы она могла «лучше почувствовать смерть».
Сколько времени нужно на обретение новой национальной идентичности? Не очень много.
"Юрко Тютюнник в своих мемуарах говорит об атмосфере свободы, порожденной революцией, описывая, как получил от солдат известие о том, что «царя уже нет»:
"Все это было довольно занятно. Всего лишь несколько дней назад те же самые «дядьки в шинелях» старались говорить только по-русски, называли меня «ваше благородие» и по вечерам распевали «Боже, царя храни», а теперь они разговаривали друг с другом и обращались ко мне на родном [украинском] языке, не скрывая от меня своего отношения к такой поразительной ситуации: «царя уже нет». "
В глазах Тютюнника революция давала возможности для выражения украинских национальных чаяний и отмены прежней социальной иерархии. Будучи украинцем-националистом, он не отождествлял себя с Российской империей и потому не воспринимал ее неудачи как свое личное поражение.
Тютюнник воспользовался новыми возможностями, открывшимися благодаря краху империи, и принял участие в украинизации Симферопольского полка. Он был отправлен делегатом на Второй всеукраинский войсковой съезд, на котором, в свою очередь, его избрали членом Центральной рады. Другие атаманы сыграли важную роль при организации «Вольных казаков» — отрядов добровольческой милиции, создававшихся в 1917 и 1918 годах. Например, Ефим Божко командовал частями, охранявшими Запорожскую железную дорогу. Когда на Украину с целью содействовать созданию советского Украинского государства вошли силы русских большевиков, «Вольные казаки» выступили против Красной армии, встав на защиту Украинской на- родной республики (УНР)."
"Юрко Тютюнник в своих мемуарах говорит об атмосфере свободы, порожденной революцией, описывая, как получил от солдат известие о том, что «царя уже нет»:
"Все это было довольно занятно. Всего лишь несколько дней назад те же самые «дядьки в шинелях» старались говорить только по-русски, называли меня «ваше благородие» и по вечерам распевали «Боже, царя храни», а теперь они разговаривали друг с другом и обращались ко мне на родном [украинском] языке, не скрывая от меня своего отношения к такой поразительной ситуации: «царя уже нет». "
В глазах Тютюнника революция давала возможности для выражения украинских национальных чаяний и отмены прежней социальной иерархии. Будучи украинцем-националистом, он не отождествлял себя с Российской империей и потому не воспринимал ее неудачи как свое личное поражение.
Тютюнник воспользовался новыми возможностями, открывшимися благодаря краху империи, и принял участие в украинизации Симферопольского полка. Он был отправлен делегатом на Второй всеукраинский войсковой съезд, на котором, в свою очередь, его избрали членом Центральной рады. Другие атаманы сыграли важную роль при организации «Вольных казаков» — отрядов добровольческой милиции, создававшихся в 1917 и 1918 годах. Например, Ефим Божко командовал частями, охранявшими Запорожскую железную дорогу. Когда на Украину с целью содействовать созданию советского Украинского государства вошли силы русских большевиков, «Вольные казаки» выступили против Красной армии, встав на защиту Украинской на- родной республики (УНР)."
Впрочем, это не сильно помогло Тютюннику в дальнейшем. Он оказался предателем.
17 июня 1923 года, после нелегального перехода польско-советской границы, благодаря операции ГПУ, был арестован.
Тютюнник решил сотрудничать с советскими властями Украины: официально было заявлено, что он не арестован, а перешёл на сторону большевиков добровольно. Поселился в Харькове, столице Украинской ССР. Там же преподавал в Харьковской школе красных командиров, в частности, читал лекции по теме «Тактика партизанской и противопартизанской борьбы».
Выступил с серией публикаций против Петлюры, занимался литературной деятельностью, написал воспоминания «С поляками против Украины» (укр. «З поляками проти України»), где выступил категорически против Петлюры и политики УНР. Как указывалось в предисловии, «эта книга в первую очередь не воспоминания, а акт обвинения Петлюры и петлюровщины».
Работая вместе с Довженко, стал соавтором сценария фильма «Звенигора» (в титрах — Юрий Юртик) о восстаниях на Звенигородщине против гетьмана, деникинцев и большевиков. В этом же фильме сыграл свою первую роль в кино. Также снялся в фильме «П.К.П.» («Пилсудский купил Петлюру») — где выступил в роли… себя самого, генерала Юрка Тютюнника, командующего «бандами, пролезшими через польскую границу, чтобы отбить Украину для поляков».
Сотрудничая с большевиками, Тютюнник внёс огромный раскол в ряды украинской эмиграции. По сути, его работа в УССР означала окончательную «смерть» армии УНР, её окончательное исчезновение в польских лагерях.
Последняя должность Тютюнника — секретарь-инспектор ревизионной комиссии Всеукраинского государственного акционерного общества торговли (ВАКОТ).
17 июня 1923 года, после нелегального перехода польско-советской границы, благодаря операции ГПУ, был арестован.
Тютюнник решил сотрудничать с советскими властями Украины: официально было заявлено, что он не арестован, а перешёл на сторону большевиков добровольно. Поселился в Харькове, столице Украинской ССР. Там же преподавал в Харьковской школе красных командиров, в частности, читал лекции по теме «Тактика партизанской и противопартизанской борьбы».
Выступил с серией публикаций против Петлюры, занимался литературной деятельностью, написал воспоминания «С поляками против Украины» (укр. «З поляками проти України»), где выступил категорически против Петлюры и политики УНР. Как указывалось в предисловии, «эта книга в первую очередь не воспоминания, а акт обвинения Петлюры и петлюровщины».
Работая вместе с Довженко, стал соавтором сценария фильма «Звенигора» (в титрах — Юрий Юртик) о восстаниях на Звенигородщине против гетьмана, деникинцев и большевиков. В этом же фильме сыграл свою первую роль в кино. Также снялся в фильме «П.К.П.» («Пилсудский купил Петлюру») — где выступил в роли… себя самого, генерала Юрка Тютюнника, командующего «бандами, пролезшими через польскую границу, чтобы отбить Украину для поляков».
Сотрудничая с большевиками, Тютюнник внёс огромный раскол в ряды украинской эмиграции. По сути, его работа в УССР означала окончательную «смерть» армии УНР, её окончательное исчезновение в польских лагерях.
Последняя должность Тютюнника — секретарь-инспектор ревизионной комиссии Всеукраинского государственного акционерного общества торговли (ВАКОТ).
Дочитываю сейчас очередную книгу про индустрию Голливуда ("The contemporary Hollywood Film Industry"). В принципе, значительную часть того, о чем в ней рассказывается я уже и так знал, но сборник статей хороший и интересный и снова заставил меня задуматься об одной из моих любимых тем.
Я уже давно думаю о том, что одна из самых грустных вещей, которая произошла с массовым кинематографом за последние 30-40 лет - это его серьезная переориентация на подростковую аудиторию. Да, конечно, этот процесс был обусловлен неумолимой экономической логикой - в кино чаще всего ходят подростки, они же приносят большую часть денег кинопрокату (который, кстати, в последние лет 15 на попкорне зарабатывал больше, чем, собственно, на кино). Но это неумолимо сказалось на качестве того, что мы видим в кинотеатрах.
Я повторюсь - я тот еще кинокритик и кинознаток и мои слова в любом случае - не более чем мое частное мнение, но кино я очень люблю и ценю. Когда я смотрю кино 1970-х и ранее, то я всегда ощущаю, что это кино о взрослых и самодостаточных людях. Которые даже в самой критической ситуации остаются взрослыми, вместо того чтобы расплываться студнем по стулу и звонить психоаналитику. Они сами зарабатывают деньги, они в состоянии завязать романтические отношения и закончить их, они делают выбор и даже если этот выбор неправильный - он их. Их проблемы - взрослые, они не заключаются в том, что им разрешит (или не разрешит) мама.
Понятно, что это в значительной степени условность. Вспоминаю, как Тони Сопрано отсылал к той же проблеме, вздыхая о том, что вот раньше был "тихий, молчаливый тип, как Гэри Купер" - и понятно, что это просто условный типаж, не более того. Но!
Иногда сложно себе представить, что "На последнем дыхании" или "Три дня Кондора" были массовыми фильмами, что люди рвались на "Рифифи", "Ночь и город" или "Дьяволиц". Потому что в наши дни все массовое кино завалено подростковыми персонажами, которые ведут себя как подростки даже тогда, когда им 40 лет. То есть, с одной стороны, я представляю себе Антуана Дуанеля или семейство Риччи из "Похитителей велосипедов",а с другой стороны, я вижу бесконечных бестолковых глупых детей, заполонивших современные фильмы.
Отсутствует ощущение взрослости. Даже не серьезности, а именно взрослости - наличия самодостаточных взрослых людей. Очень сложно точно определить вот эту границу, но я всегда ее чувствую. Радует, конечно, что часть таких героев уцелела в менее массовом кино, а также в сериалах (Уолтер Уайт, например, вполне себе "взрослый" человек), но печально, что их становится все меньше и меньше.
P.S. Тоже самое, кстати, произошло и со многими людьми - отсюда вот эти бесконечные пафосные трескучие тексты, обличающие все мировое зло (сконцентрированное, как правило, в одной стране, а то и одном человеке), невероятная способность не видеть ничего вокруг себя и вообще одержимость разделением мира на черное и белое.
Я уже давно думаю о том, что одна из самых грустных вещей, которая произошла с массовым кинематографом за последние 30-40 лет - это его серьезная переориентация на подростковую аудиторию. Да, конечно, этот процесс был обусловлен неумолимой экономической логикой - в кино чаще всего ходят подростки, они же приносят большую часть денег кинопрокату (который, кстати, в последние лет 15 на попкорне зарабатывал больше, чем, собственно, на кино). Но это неумолимо сказалось на качестве того, что мы видим в кинотеатрах.
Я повторюсь - я тот еще кинокритик и кинознаток и мои слова в любом случае - не более чем мое частное мнение, но кино я очень люблю и ценю. Когда я смотрю кино 1970-х и ранее, то я всегда ощущаю, что это кино о взрослых и самодостаточных людях. Которые даже в самой критической ситуации остаются взрослыми, вместо того чтобы расплываться студнем по стулу и звонить психоаналитику. Они сами зарабатывают деньги, они в состоянии завязать романтические отношения и закончить их, они делают выбор и даже если этот выбор неправильный - он их. Их проблемы - взрослые, они не заключаются в том, что им разрешит (или не разрешит) мама.
Понятно, что это в значительной степени условность. Вспоминаю, как Тони Сопрано отсылал к той же проблеме, вздыхая о том, что вот раньше был "тихий, молчаливый тип, как Гэри Купер" - и понятно, что это просто условный типаж, не более того. Но!
Иногда сложно себе представить, что "На последнем дыхании" или "Три дня Кондора" были массовыми фильмами, что люди рвались на "Рифифи", "Ночь и город" или "Дьяволиц". Потому что в наши дни все массовое кино завалено подростковыми персонажами, которые ведут себя как подростки даже тогда, когда им 40 лет. То есть, с одной стороны, я представляю себе Антуана Дуанеля или семейство Риччи из "Похитителей велосипедов",а с другой стороны, я вижу бесконечных бестолковых глупых детей, заполонивших современные фильмы.
Отсутствует ощущение взрослости. Даже не серьезности, а именно взрослости - наличия самодостаточных взрослых людей. Очень сложно точно определить вот эту границу, но я всегда ее чувствую. Радует, конечно, что часть таких героев уцелела в менее массовом кино, а также в сериалах (Уолтер Уайт, например, вполне себе "взрослый" человек), но печально, что их становится все меньше и меньше.
P.S. Тоже самое, кстати, произошло и со многими людьми - отсюда вот эти бесконечные пафосные трескучие тексты, обличающие все мировое зло (сконцентрированное, как правило, в одной стране, а то и одном человеке), невероятная способность не видеть ничего вокруг себя и вообще одержимость разделением мира на черное и белое.