Дочитал «Праздник козла» Марио Варгаса Льосы – историю о покушении на одного из самых одиозных диктаторов ХХ века, Рафаэля Трухильо. Роман, впрочем, вряд ли можно назвать документальным, он в большей степени «вдохновлен» реальными событиями, чем «основан» на них [1*].
---
[1*] NB: Для тех, кто слышит о Трухильо впервые: это такое насекомое в погонах, президент Доминиканской Республики с 1930 по 1961 гг, в 1937 году он устроил в стране этническую чистку, массовое убийство гаитян, вошедшее в историю как «Петрушечная резня»: из-за речевых особенностей языка слово «петрушка» (perejil) гаитяне произносят не так, как доминиканцы; вместо «r» они говорят «l». Именно это слово использовали солдаты из эскадронов смерти – они заставляли пойманных на улице темнокожих граждан сказать «петрушка»; тому, кто выговаривал слово неправильно, сразу отрубали голову мачете. Такая вот «лингвистическая» казнь через шибболет.
---
В основе сюжета «Праздника козла» - покушение на Трухильо в 1961 году; автор по очереди дает высказаться каждому из заговорщиков. Вся штука в том, что большинство из них – бывшие слуги режима, и каждый в какой-то момент стал жертвой системы, которую [oops!] защищал и помогал строить.
Что касается формы – роман построен безупречно. Одна из главных отличительных черт перуанца – все его книги в высшей степени кинематографичны; все они выглядят как готовые киносценарии: разделение на акты, грамотные флэшбеки, внезапные монтажные склейки прямо в середине сцены; вряд ли в литературе есть еще один писатель, который бы так мастерски и нетривиально использовал киноприемы на бумаге; и даже простых диалогов ему недостаточно – он заставляет своих героев говорить одновременно, тасует реплики из двух или трех разных временных пластов; и удивительно, но это работает – когда уже кажется, что вот сейчас сцена окончательно превратится в бесформенное месиво, на деле происходит обратное – соседние сцены начинают перекликаться и полностью меняют смысл отдельных предложений (иногда – на противоположный).
«Праздник козла» действительно мастерски, великолепно написан, и все же у него есть одна большая проблема: все его персонажи – анти-герои, сломанные, перемолотые системой люди, и даже убийство тирана не освобождает их, наоборот, приводит к эскалации репрессий и катастрофе.
«Праздник Козла», пожалуй, стоит читать в связке с другой известной хроникой – с «Опасными приключениями Мигеля Литтина в Чили» Гарсия Маркеса. Это тоже реальная история об чилийском кинорежиссере, который после двенадцати лет изгнания инкогнито возвращается на родину, в страну, где его имя все еще числится в списке «врагов народа», чтобы снять документальный фильм о режиме Пиночета.
И вот что интересно: «Опасные приключения…» - самый реалистический текст Гарсия Маркеса (по сути это даже не роман, а репортаж, стенограмма, надиктованная Литтином и записанная Габо), и тем не менее волшебства здесь, кажется, больше, чем в «Ста годах одиночества». Только представьте: личный враг диктатора, изменив внешность, акцент и походку, вклеив свою фотографию в паспорт какого-то уругвайца, летит снимать кино в страну, где в случае разоблачения ему грозит арест и смерть в застенках от рук вертухаев Пиночета; и не просто летит, даже круче – от имени этого самого несуществующего уругвайца Литтин получает разрешение на съемки в президентском дворце, и уже там во время съемок случайно сталкиваются с самим диктатором (который, конечно же, просто проходит мимо и не узнает его из-за грима). Все атрибуты шпионского романа в наличии: конспиративные квартиры, подпольные клиники, фальшивые паспорта, явки, пароли и паранойя. «Опасные приключения…» - это книга, читая которую, начинаешь понимать, почему именно здесь, в Южной Америке возник «магический реализм» - такое просто невозможно выдумать, и тем не менее, все это действительно произошло – фильм «Всеобщая декларация Чили» тому доказательство [2*].
---
[2*] Сюда же можно добавить еще фильм «Нет» режиссера Пабло Ларраина: абсолютно фантастическая [и, опять же, основанная на реальных событиях] история о том, как сотрудники рекламного а

гентства сбросили Пиночета с трона с помощью видеоклипа, выполненного в стиле рекламы «Кока-колы». Я не шучу. Посмотрите фильм.
---
Текст Маркеса, впрочем, не пытается быть остросюжетным – здесь нет погонь, драк и харизматичных злодеев, «Опасные приключения…» - это в первую очередь история о тоске по родине, о памяти, которая «томится на медленном огне ностальгии».

И вот что получается: обе книги – хроники. В обеих главный герой – изгнанник, вернувшийся на родину; в обеих речь идет о военных диктатурах, о недоумках в погонах, узурпировавших власть. И тем не менее чисто интонационно эти «романы» – полные противоположности; одна [«Праздник козла»] - о поражении народа, вторая [«Опасные приключения…»] - о победе.

Вернувшись в захваченную военной хунтой страну, Мигель Литтин встречает там свободных, достойных людей, людей, которые не путают патриотизм с портянками, а преданность – с идолопоклонством; людей, которые думают о будущем и мечтают об открытых границах. Совсем иначе выглядит встреча с народом в «Празднике козла»: вернувшись в Санто-Доминго, Урания не видит свободы, наоборот, ее встречают люди, отравленные прошлым, скучающие по кнуту, и отовсюду раздается: «вот при Трухильо был порядок!»; люди скучают по стране, где в 37 году десятки тысяч гаитян были убиты за то, что не смогли правильно произнести слово «петрушка»[3*].
---
[3*] к тому же выводу приходит еще один выдающийся писатель с доминиканскими корнями, Джуно Диас; в его «Короткой и удивительной жизни Оскара Уао» сестра главного героя в конце произносит: «Десять миллионов Трухильо – вот кто мы такие».

Продолжим о наболевшем. Я тут в последнее время много занимаюсь кавершэймингом, т.е. ворчу насчет беспросветно-уродливых обложек российских изданий, поэтому решил для равновесия сказать и о хорошем: по-моему фантомовская обложка HHhH Лорана Бине прекрасна. Сам роман тоже огонь, но об этом, я полагаю, вы и без меня знаете.

И вот еще характерная история на тему, так сказать: в начале ноября в США бейсбольный клуб Chicago Cubs впервые за 108 лет одержал победу в Национальной лиге. И все чикагские издания посвятили победе обложки. Известный фотограф Дэвид Карсон сравнил каверы Tribune и Sun-Time и напомнил, что пару лет назад газета Sun-Times, чтобы снизить издержки, упразднила должность штатного фотографа. У Tribune же, наоборот, есть свои собственные фотожурналисты.
И, в общем, все ожидаемо: обложку Tribune хоть сейчас в рамку и на стену, а в обложку Sun-Time даже рыбу завернуть жалко, она настолько пресная, что рыба сразу потеряет весь вкус.
Историю эту легко экстраполировать на книжный рынок.
Скупой платит дважды.
А скупой издатель – трижды. Четырежды.
Удивительно, что не до всех еще дошло. Очевидно же, вроде.
Вот ссылка на статью о Дэвиде Карсоне: https://birdinflight.com/…/n…/20161104-tribune-sintimes.html
А вот обложки: Chicago Tribune, Chicago Sun-Times и Лоран Бине

Вот еще отличное исследование о чтении. Ему уже больше двух лет, но вдруг вы не слышали. Суть такая: ученикам в школах в Италии и Англии раздали специальные тесты/вопросники; результаты показали, что дети, выросшие на книгах о Гарри Поттере, обладают более высоким уровнем терпимости/эмпатии и всегда проявляют сострадание, если речь идет об ущемленных/гонимых группах людей (нелегальных иммигрантах, гомосексуалах, представителях иных культур или рас).
Дети из второй группы (те, кто вырос в среде, не взаимодействующей с текстами; чьи родители не держат дома книг), отвечая на вопросы, выбирали более агрессивные/негативные/консервативные варианты.
У этого исследования, кстати, чудесное название «The greatest magic of Harry Potter: Reducing prejudice».
Первые 2 страницы можно прочитать по-английски на сайте «Journal of Applied Social Psychology», полный текст купить.
Оригинал статьи вот:
http://nymag.com/scienceofus/2014/07/can-harry-potter-teach-kids-empathy.html

Вообще, конечно, хорошо бы провести такое исследование с другими книгами тоже, а не только с "Гарри Поттером". Впрочем, я думаю, эффект от книг Филипа Пулмана, Дж.Толкина и других великих сказочников вряд ли будет сильно отличаться "эффекта Гарри Поттера". В целом, механизм понятен: хороший текст (точнее — взаимодействие с ним) повышает уровень эмпатии, читающие дети умеют ставить себя на место других людей и понимать их чувства. Такие дети не ограничены стенами собственного «я» — литература создает в их сознании новые «окна восприятия», и в эти окна они выглядывают всякий раз, когда принимают решения. В то время как дети-не-читающие в гораздо большей степени склонны к ксенофобии.

«Slade house» - последний на сегодня роман Дэвида Митчелла.
Сюжет такой:
В 1979-м году мальчик по имени Натан Бишоп переступает порог дома на Slade Alley; мать привела его познакомиться с учительницей музыки. С тех пор о них никто ничего не слышал; пропали без вести.
В 1988-м году детектив Гордон Эдмондс приехал в тот же переулок, чтобы расследовать дело о таинственном исчезновении Бишопов – и тоже пропал.
В 1997-м году группа студентов-охотников-за-паранормальным появляется в переулке и-и-и…

Ну вы поняли.

«Слэйд хаус» – это классический сюжет о «доме с привидениями» (или в данном случае – с чудовищами). Митчелл верен себе – эксплуатирует любимую структуру: несколько отдельных новелл, каждая из которых наращивает и множит смыслы предыдущих.
Но есть нюансы. В отличие от, скажем, Кинга, который чаще всего вообще не утруждает себя объяснениями того, что происходит в книге, и сверхъестественные злые силы у него сверхъестественны и злы просто потому, что «fuck you, я так захотел»! – Митчелл – автор умный, он знает, что у любого жанра есть правила, и нарушение этих правил читатель всегда воспринимает как мошенничество. Поэтому Митчелл с самого начала прописывает правила и по ходу книги ни разу их не нарушает – за что ему отдельное спасибо.
Каждый рассказ здесь – история о столкновении жертвы и палача; следить за тем, как живущие в стенах дома чудовища заманивают людей в ловушку, гоняют их по лабиринтам и всячески играют с ними, как кошки с мышами – та еще жуть. Фантазия Митчелла работает на самых высоких оборотах: все эти странные, тревожные галлюцинации, провалы в пространстве/времени и рассинхрон по звуку, все эти ощущения человека, столкнувшегося с паранормальным автор передает так натурально, что, дочитав книгу, начинаешь с опаской коситься на рамки с фотографиями и прочие атрибуты игр анахоретов из дома на Slade Alley.
***
«Слэйд хаус» - это в некотором роде спин-офф предыдущего романа Митчелла «Простые смертные» («Bone Clocks»). Но если «Смертные…» страдали самой распространенной болезнью любого городского фэнтези – отсутствием внятной мотивации у героев (сюжетные дыры Митчелл затыкал тем, что без конца ссылался на некий Замысел (в оригинале Script); то есть по сути впаривал нам старую добрую историю в стиле «так предначертано»; а кем предначертано, когда, кому и для чего – не важно), то «Слэйд хаус» выглядит как образцовая работа над ошибками – миниатюрный, лаконичный и очень хорошо сделанный роман. Книга о том, что сопротивление никогда не бывает бесполезным и сражаться нужно до конца, даже если знаешь, что уже проиграл.

Рассказываю на "Дистопии" про Сигизмунда-наше-все-Кржижановского. Вот вам пара цитат из его "Возвращения Мюнхгаузена":

«Это правда: наши палки об одном конце, наша страна об одной партии, наш социализм об одной стране, но не следует забывать и о преимуществах палки об одном конце: по крайней мере ясно, каким концом бить».

И вот еще:

«Наши европейские россказни о столице Союза Республик, изображающие ее как город наоборот, где дома строят от крыш к фундаменту, ходят подошвами по облакам, крестятся левой рукой, где первые всегда последние (например, в очередях), где официоз «Правда», потому что наоборот, и так далее – всего не припомнишь, — все это неправда: в Москве домов от крыш к фундаменту не строят (и от фундамента к крышам тоже), не крестятся ни левой, ни правой, что же до того, земля или небо у них под подметками, не знаю: москвичи, собственно, ходят без подметок. Вообще голод и нищета отовсюду протягивают тысячи ладоней. Все съедено – до церковных луковиц включительно…»

Ну и по ссылке про самого автора:
http://dystopia.me/sigizmund-krzhizhanovskij/

«Конец тура» везде презентуют как байопик Дэвида Фостера Уоллеса. И тут есть две проблемы: 1) если это байопик, то очень плохой и 2) главный герой фильма – вовсе не Уоллес.

Рассказываю на "Дистопии", о чем на самом деле "Конец тура":
http://dystopia.me/o-chem-na-samom-dele-konets-tura/

Есть такой фильм, называется «Jiro Dreams of Sushi» («Мечты Дзиро о суши»)
Речь в нем идет о поваре, Дзиро Оно, его ресторан – небольшой закуток в подземном переходе в городе Гинза. Внутри – никаких столиков, одна длинная стойка и десять высоких стульев. Все. Даже туалета нет.
В меню – только суши.
И знаете что?
Столик (точнее, стул) надо бронировать за месяц.
Рейтинг: три звезды Мишлен – максимальная оценка в ресторанном бизнесе. Больше не бывает.

Дзиро настолько одержим своим делом, что отлучается из ресторана только чтобы поспать. Когда правительство Японии объявило о присуждении ему премии Мейку, Дзиро днем вышел из ресторана, съездил за премией и вечером снова вернулся за разделочный стол. Когда он успел завести детей – непонятно.
«Я не стараюсь быть эксклюзивным и элитным. – Говорит сэнсей. – Техника приготовления, которую я использую, не секретна. Суть в самоотдаче и повторении одних и тех же вещей каждый день».

В России такое вряд ли сработало бы, но Япония – страна особая. Преданность своему делу там дороже золота. Именно так выглядит перфекционизм по-японски: полная концентрация на одном предмете. Десятки тысяч раз отрабатывать один прием. Значение имеет все, не только качество еды, но и динамика подачи блюд на стол и даже индивидуальные особенности гостя; это как дирижировать оркестром. Если Дзиро замечает, что гость – левша, то суши для него готовят и подают особым способом. Дзиро не использует мороженные продукты, и даже больше – все ингредиенты он готовит сам (сегодня – уже с помощью учеников, конечно). Если клиент заказывает суши с осьминогом, Дзиро берет свежего осьминога и 50 (пятьдесят!) минут массирует его, чтобы добиться идеальной мягкости филе. Только вдумайтесь в эту цифру: 50 минут массировать осьминога ради того, чтобы сделать суши.

У фильма, впрочем, есть и второе дно – когда авторы берут интервью у детей мастера, становится очевидно, что перфекционизм отца очень дорого обошелся семье. Оба его сына всю жизнь прожили в тени отцовской одержимости и, кажется, так и не добились одобрения – и даже доброго слова.
Вот тут-то фильм о мастерстве приготовления суши внезапно (я думаю, даже вопреки воле авторов) превращается в настоящую семейную драму. Представьте только – ваш отец буквально живет в своем ресторанчике и целыми днями шатается по рынку, чтобы найти идеального тунца, а вечерами совершенствует рецепты варки риса.
Так себе детство.
- Пап-пап, у меня на велосипеде цепь слетела, помоги, пожалуйста.
- Твою мать, сын! Я же просил не отвлекать меня всякой фигней, когда я массирую осьминога! Выйди с кухни!

В общем, мораль простая: перфекционист-отец – горе семьи.

Первые главы «Бесконечной шутки» в переводе Алексея @polyarinov и Сергея Карпова теперь можно прочитать на сайте infinitejest.ru. Сейчас там уже выложены десять глав, еще две порции обещают в декабре и январе (на обновления можно подписаться там же).

В "Бесконечной шутке" есть персонаж, которого зовут Hugh G.Rection.
Таких дурацких, неврастеничных каламбуров в книге десятки, и этот мы тоже пытались как-то сохранить.
Рабочий вариант:
Уолт Э.Тостояк
Но я сейчас еще один придумал:
Сэм Дюймов

Мой текст про Кржижановского на "Дистопии" вроде бы хорошо зашел, так что вот вам еще несколько ссылок на мои эссе разной степени давности:

1) Богумил Грабал и его "Слишком шумное одиночество": http://dystopia.me/slishkom-shumnoe-odinochestvo/

2) о "Бледном огне" Владимира Набокова: http://dystopia.me/blednyi-ogon-vladimira-nabokova/

3) о "Тысяче осеней Якоба де Зута" Дэвида Митчелла: http://dystopia.me/kak-ne-bit-mudakom/

4) о "Деньгах" Эмиса и "Худшем человеке на свете" Дугласа Коупленда: http://dystopia.me/worst-person-ever/

Как развлечь себя на торжественном приеме, на котором ты никого не знаешь
[инструкция для интроверта]
1) пройти зал насквозь по диагонали, стараясь наступать на паркетины одного цвета
2) разглядывать картину на стене и с видом эксперта, воображая, что ты герой романа Дэна Брауна, а в картине зашифровано тайное послание
3) почувствовать себя идиотом, когда тебе скажут, что эта картина – копия
4) повторить пункт 1
5) пересчитать лампочки в доме, прикинуть их энергопотребление и просчитать возможную выгоду при переходе на светодиоды
6) наблюдать из окна за тем, как на заснеженной узкой дороге пытаются разъехаться два мусоровоза
7) удивиться тому, как это интересно – наблюдать из окна за тем, как на заснеженной узкой дороге пытаются разъехаться два мусоровоза
8) попытаться представить себе, как звучит русский язык для человека, страдающего афазией Вернике
9) повторить пункт 1
10) заметить на потолке отпечаток ноги и долго ходить по залу, разглядывая обувь гостей
11) попытаться высчитать средний возраст присутствующих в зале людей и разделить его на количество очкариков
12) вернуться к окну и увидеть, что два мусоровоза уже разъехались, чуть-чуть понаблюдать за падающим снегом и удивиться, поняв, что скучаешь по мусоровозам. Мусоровозы – это интересно
13) Вернуться домой и на вопрос: «как прошел день?» ответить: «восхитительно, незабываемо, лучший день в моей жизни»
14) лечь спать и еще долго думать о том, кто и когда оставил на потолке отпечаток ноги

В 1970-м году американский фолк-музыкант Сиксто Родригез записал две пластинки: Cold Fact и Coming from Reality. Ему прочили большую славу, но не сложилось – за год было продано всего несколько экземпляров. Сложно сказать, почему песни «не взлетели», - может, просто «звезды не сошлись», теперь уж поди-разбери.
1970-71 годы закончились для Родригеза бесславно: он провел пару камерных концертов в клубах, - таких же безуспешных, - и пропал.
Совсем.
И вот, казалось бы, таких историй миллионы – но случай Сиксто Родригеза особый: в 80-м его пластинки попали в ЮАР, и, как всегда бывает в таких случаях, вычислить «нулевого пациента», переправившего записи в Кейптаун, уже вряд ли возможно, - но это уже и неважно, важно другое: попав на африканскую землю, песни «пропавшего без вести» детройтского фолк-музыканта сперва обрели культовый статус, а затем и народную любовь. Его песня «Sugarman» стала гимном южноафриканского поколения Х. В итоге к середине девяностых Родригез стал в ЮАР фигурой, по популярности равной Высоцкому в СССР: миллионы пиратских записей, фанаты делают татуировки с изображениями его альбомов, а песни его знают буквально все от мала до велика; выйди на улицу, спой первые две строчки, и прохожие тут же подхватят. Небывалый успех.
И вот тут начинается самое интересное: двое поклонников задаются целью найти Родригеза, используя слова из песен музыканта как ключи к его личности, пытаясь в лирике отыскать указания на место жительства или хотя бы город, в котором можно попытаться найти кумира.
А дальше…
Дальше без спойлеров говорить довольно сложно. Просто поверьте: «В поисках шугармэна» - это история калибра романов Роберто Боланьо («поклонники в поисках автора/кумира» - сквозной мотив многих книг чилийского мастера).
Сегодня такой сюжет невозможен – гугл и интернет убили романтику поиска малоизвестных исполнителей: вводишь имя, ищешь родственников в соцсетях, связываешься с лэйблом, - и вуаля!
Но дело было в до-интернетную эпоху, только представьте: записываешь пару фолк-альбомов, терпишь поражение, бросаешь музыку и тридцать лет живешь абы где, вкалываешь на самых низкооплачиваемых должностях, потом к концу подходят девяностые, и тут – стук в дверь, а на пороге – люди со странным акцентом, сообщают, что у тебя миллионная армия поклонников, и ты повлиял на музыкальные вкусы целого континента, и все это время ты не знал об этом, просто жил себе в своем Детройте, ходил на работу и растил дочерей.

В 2013-м году шведский режиссер Малик Бенджеллул получил за этот фильм «Оскар» в номинации «документальное кино». И это как раз тот случай, когда рассказ о съемочном процессе тоже тянет на целый фильм: дело в том, что из-за мизерного бюджета часть ленты Бенджелуллу пришлось снимать на собственный айфон, а некоторые сцены (например, ту, где Сиксто прибывает в ЮАР) вообще дорисовывали с помощью анимации.
Сам по себе рассказ о съемках фильма «Searching for Sugar Man» - тоже своего рода мета-притча о творце, который жертвует всем что у него есть ради любимого дела.
Финал у этой истории, впрочем, совсем не счастливый: Малик Бенджеллул покончил с собой 13 мая 2014 года – буквально через год после триумфа фильма. Официальная версия: депрессия. Такие дела.

Гуипиль, гуарачи, гильотировка, дебикирование, контроверза, вадемекум, оклюзионный, адгезия, бахаизм, ногаку, форшлаг, проприорецепция, бриколаж, каталептик, скопофилия, экструдирующий, стригиль, лордоз, импост, хронаксия
– это навскидку слова, пополнившие мой вокабуляр, пока я читал Дэвида Фостера Уоллеса.
Я думаю, каждый по-своему отвечает на вопрос: что отличает великий роман от не-великого?

Когда я читал «Радугу тяготения» Пинчона, мне несколько ночей подряд снился разрушенный бомбежкой Лондон, снились гуляющие по нему собаки, и даже звук – гул пролетающей над головой ракеты ФАУ-2.

Мне редко снятся книги и вообще я не сказать что особо впечатлительный: чем больше читаешь, тем сложнее найти книгу, которая действительно «вшытрит», но «Радуга…» - роман настолько мощный, что просочился в подсознание довольно быстро и еще долго гудел в среднем ухе.

То же самое было, скажем, с «Даром» Набокова. Мне снился забор из романа – вот этот: «забор, составленный по-видимому из когда-то разобранного в другом месте (может быть, в другом городе), ограждавшего до того стоянку бродячего цирка, но доски были теперь расположены в бессмысленном порядке, точно их сколачивал слепой, так что некогда намалеванные на них цирковые звери, перетасовавшись во время перевозки, распались на свои составные части, – тут нога зебры, там спина тигра, а чей-то круп соседствует с чужой перевернутой лапой: обещание жизни грядущего века было по отношению к забору сдержанно, но разъятие земных образов на нем уничтожало земную ценность бессмертия; ночью, впрочем, мало что можно было различить, а преувеличенные тени листьев (вблизи был фонарь) ложились на доски забора вполне осмысленно, по порядку, – это служило некоторым возмещением, тем более, что их-то никак нельзя было перенести в другое место, заодно с досками, разбив и спутав узор: их можно было перенести на нем только целиком, вместе со всей ночью»

По мне – так один из самых красивых заборов на свете.

И знаете, это ответ на вопрос: «в чем отличие великого романа от всех остальных?» – великая книга неизбежно залезает в подсознание и потом долго живет в подкорке, как привидение.
Я больше двух лет читал «Бесконечную шутку» и главное, что я помню о ней – это невероятный словарный запас автора. В какой-то момент – и это было неизбежно – книга пролезла в подсознательное, но снились мне вовсе не герои и не сюжеты из романа. Мне снились слова – новые и необычные: Гуипиль, гуарачи, гильотировка, дебикирование, контроверза, вадемекум, оклюзионный, адгезия, бахаизм, ногаку, форшлаг, проприорецепция, бриколаж, каталептик, скопофилия, экструдирующий, стригиль, лордоз, импост, хронаксия – и еще много-много-много-много
много
много
много
много разных слов.

И для меня это был главный показатель если не величия, то очень большой силы романа – слова до этого мне никогда не снились.

https://daily.afisha.ru/brain/3888-beskonechnaya-shutka-devida-fostera-uollesa-otryvok-iz-glavnoy-novinki-2017-goda/

Переводчик Алексей Поляринов сдался и завёл-таки канал «Белый шум» — и это счастье для любого читателя. В первую очередь у него можно узнавать всё про важных английских и американских авторов масштаба Митчелла и Уоллеса — но найдётся место и для Кржижановского. Ну и, конечно, бесценные заметки о переводе «Бесконечной шутки».
#телеграмчитает @Polyarinov

«Марлон Джеймс. «Краткая история семи убийств»
Определенно, самый динамичный, изобретательный и высоковольтный роман этого года, а может и прошлого. А может — и последних пяти лет. Роман настолько богат и разнообразен в плане языка, что после прочтения еще очень долго не отпускает. На первое место я его поставил еще и потому, что, кажется, на фоне осенней шумихи вокруг Данилевски, Янагихары и Франзена, у нас, в России, выход русского перевода как-то почти не заметили. И очень жаль, потому что это самая крутая книжка из всех, что я прочел в 2016-м году.

Джуно Диас, «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау»
Диас — еще один большой писатель из Карибского Бассейна — написал очень красивый, лексически яркий роман о книжном гике. Семья мигрантов-доминиканцев, жизнь нескольких поколений, Трухилью, репрессии, комплексы, секс, компьютерные игры — короче, все необходимые составляющие для интересного романа в наличии.

Дон Делилло. «Подземный мир» (Underworld)
Великий Американский Роман, один из самых масштабных и подробных текстов о ХХ веке в целом и о Холодной войне в частности, война здесь, как дамоклов меч, висит над каждым американцем, Делилло воспроизводит разлитую в воздухе тревогу, предчувствие близости конца — и то, как этот невроз, вечное ожидание конца света, ядерного удара — отразился на американской культуре, на бизнесе и даже на быте.

Скотт Макклауд. «Скульптор»
Замечательная урбанистическая сказка о дедлайне. В прямом смысле. Герой-скульптор заключает сделку с типа-дьяволом (ирония в том, что образ дьявола здесь явно срисован со Стэна Ли) и получает суперспособность: любой материал, будь то камень или металл, мнется под его пальцами, как глина. В обмен на этот дар герой обещает отдать свою жизнь, и типа-дьявол-Стэн-Ли дает ему 200 дней на создание шедевра. И с этого момента начинается история, знакомая каждому творческому человеку — поиск стиля, куча запоротых, испорченных вариантов, отчаяние, вечная спешка, попытка найти идеальный work-life баланс, тиканье часов в голове и неизбежное приближение дедлайна. Концовку запорол, конечно, но в остальном — замечательный комикс.

Дэвид Митчелл. «Голодный дом»

Это в некотором роде спин-офф предыдущего романа Митчелла «Простые смертные» («Bone Clocks»). Но если «Смертные...» страдали от самой распространенной болезни любого городского фэнтези — отсутствием внятной мотивации у героев (сюжетные дыры Митчелл затыкал тем, что без конца ссылался на некий Замысел (в оригинале Script); то есть по сути впаривал нам старую добрую историю в стиле «так предначертано»; а кем предначертано, когда, кому и для чего — не важно), то «Голодный дом» выглядит как образцовая работа над ошибками — миниатюрный, лаконичный и очень хорошо сделанный жанровый роман, идеальное чтение на каникулы. Книга о том, что сопротивление никогда не бывает бесполезным и сражаться нужно до конца, даже если знаешь, что уже проиграл».

Дега однажды дал описание идеальной школы живописи. Это должно быть многоэтажное здание, говорил он. Новички располагаются на первом этаже, там же, где натурщица, ученики второго года обучения – на втором, третьего – на третьем, и так далее. И тем, кто учится больше года, придется все время спускаться вниз по лестнице, рассматривать натурщицу, потом бежать обратно вверх, к мольберту, и писать по памяти.
Чем больше таланта и опыта – тем выше этаж.
Если развить метафору, то – именно так, пожалуй, и выглядят отношения человека с жизнью.Большинство людей – на первом этаже, в одной комнате в жизнью (с «натурщицей»), но у них просто нет ни сил ни инструментов, чтобы отразить, описать ее.
Талантливые люди живут на втором этаже и выше. А гении – живут на крышах небоскребов, без лифта, в стратосфере, в разреженном воздухе (там, где у нас с вами началась бы высотная болезнь), и им приходится часами ходить вниз и вверх по «лестнице» собственных мыслей – чтобы взглянуть на «натурщицу» и описать ее.
*
Так вот, роман «Друг Бенито» Алана Лайтмана – история как раз об этом: о том, каким тяжелым бременем бывает знание; о том, как много «этажей» приходится преодолеть ученому (в данном случае – физику), чтобы понять механизмы работы реальности; и о том, как сложно совмещать две эти вещи – жизнь и ее изучение.

Цитата:

"В тех редких случаях, когда он в чем-нибудь ошибался, он смотрел на компьютерные распечатки или математическое решение с напряженным интересом, держа голову абсолютно неподвижно. Потом он вскакивал с кресла, хлопал себя по лбу и орал счастливым голосом: Господи, какой же я был дурак! И начинал бегать по комнате, глубоко задумавшись, переставляя вехи своего космоса с учетом только что полученного знания. Беннету казалось, что Дэвис больше удовольствия получал, когда ошибался, чем когда угадывал. Когда он ошибался, он узнавал что-то новое".

Рассказываю тут на "Горьком" о том, как Олдос Хаксли видел будущее и почему он раскритиковал Оруэлла:

"Один из первых экземпляров романа «1984» Джордж Оруэлл отправил своему школьному учителю французского языка. Учителя звали Олдос Хаксли. В ответ автор «Дивного нового мира» написал Оруэллу письмо, в котором сдержанно похвалил младшего коллегу и далее раскритиковал описанную в романе систему:
«Я думаю уже в следующем поколении правители поймут, что поощрение инфантильности и наркогипноз гораздо более эффективны, как государственные инструменты, чем дубинки и тюрьмы, и власть над людьми гораздо легче получить, предлагая им приятное, комфортное рабство, вместо того чтобы склонять их к послушанию пинками и поркой».
Сложно сказать, обиделся ли автор «1984», но с тех пор он больше не спрашивал мнения учителя о своих книгах. И все же время показало, что в споре Оруэлла и Хаксли прав был все-таки последний: главное оружие тоталитарного государства сегодня — это комфорт"
Дальше — по ссылке:

https://gorky.media/context/utopiya-kak-ugroza-iskusstvu/