А вот совсем молодые Уоллес и Франзен - еще до "Бесконечной шутки" и "Поправок".

Этой осенью мы получили сразу несколько мощных романов – сначала «Дом листьев», потом «Безгрешность» и вот теперь еще и «Маленькую жизнь». Об этих книгах, кажется, шумели вообще все, и в суматохе как-то не заметили еще один важный роман – «Краткую историю семи убийств» Марлона Джеймса, лауреата Букеровской премии 2015. Не знаю, в чем тут причина: в том ли, что обложку русского издания утверждал человек с ампутированным чувством прекрасного, или в том, что в ЭКСМО рисованием обложек и продвижением книг занимается кактус, стоящий на подоконнике у главного бухгалтера.
Но одно я знаю точно: это самый динамичный, изобретательный и самый высоковольтный роман этого года, а может – последних пяти лет. Роман настолько богат и разнообразен в плане языка и нарративных техник, что после прочтения еще очень-очень долго не отпускает. Я прочитал его больше месяца назад и до сих пор абзацами помню самые сильные моменты.
Серьезно: просто заверните ее в газету, чтобы никто и никогда не увидел обложку (ходят слухи, что при виде этой обложки собаки начинают линять, олени сбрасывают рога и уходят в монастырь, а комнатные растения выпрыгивают из окон с криком: "боже, я этого не вынесу!") – и прочитайте. Потом еще спасибо скажете.
je suis Marlon James
Вот тут я на Афише ей дифирамбы пою:

https://daily.afisha.ru/brain/3364-stoit-li-chitat-kratkuyu-istoriyu-semi-ubiystv-marlona-dzheymsa/?utm_source=fb&utm_medium=socialsharing&utm_campaign=stoit-li-chitat-kratkuyu-istoriyu-semi-ubiystv-marlona-dzheymsa

Дочитал «Праздник козла» Марио Варгаса Льосы – историю о покушении на одного из самых одиозных диктаторов ХХ века, Рафаэля Трухильо. Роман, впрочем, вряд ли можно назвать документальным, он в большей степени «вдохновлен» реальными событиями, чем «основан» на них [1*].
---
[1*] NB: Для тех, кто слышит о Трухильо впервые: это такое насекомое в погонах, президент Доминиканской Республики с 1930 по 1961 гг, в 1937 году он устроил в стране этническую чистку, массовое убийство гаитян, вошедшее в историю как «Петрушечная резня»: из-за речевых особенностей языка слово «петрушка» (perejil) гаитяне произносят не так, как доминиканцы; вместо «r» они говорят «l». Именно это слово использовали солдаты из эскадронов смерти – они заставляли пойманных на улице темнокожих граждан сказать «петрушка»; тому, кто выговаривал слово неправильно, сразу отрубали голову мачете. Такая вот «лингвистическая» казнь через шибболет.
---
В основе сюжета «Праздника козла» - покушение на Трухильо в 1961 году; автор по очереди дает высказаться каждому из заговорщиков. Вся штука в том, что большинство из них – бывшие слуги режима, и каждый в какой-то момент стал жертвой системы, которую [oops!] защищал и помогал строить.
Что касается формы – роман построен безупречно. Одна из главных отличительных черт перуанца – все его книги в высшей степени кинематографичны; все они выглядят как готовые киносценарии: разделение на акты, грамотные флэшбеки, внезапные монтажные склейки прямо в середине сцены; вряд ли в литературе есть еще один писатель, который бы так мастерски и нетривиально использовал киноприемы на бумаге; и даже простых диалогов ему недостаточно – он заставляет своих героев говорить одновременно, тасует реплики из двух или трех разных временных пластов; и удивительно, но это работает – когда уже кажется, что вот сейчас сцена окончательно превратится в бесформенное месиво, на деле происходит обратное – соседние сцены начинают перекликаться и полностью меняют смысл отдельных предложений (иногда – на противоположный).
«Праздник козла» действительно мастерски, великолепно написан, и все же у него есть одна большая проблема: все его персонажи – анти-герои, сломанные, перемолотые системой люди, и даже убийство тирана не освобождает их, наоборот, приводит к эскалации репрессий и катастрофе.
«Праздник Козла», пожалуй, стоит читать в связке с другой известной хроникой – с «Опасными приключениями Мигеля Литтина в Чили» Гарсия Маркеса. Это тоже реальная история об чилийском кинорежиссере, который после двенадцати лет изгнания инкогнито возвращается на родину, в страну, где его имя все еще числится в списке «врагов народа», чтобы снять документальный фильм о режиме Пиночета.
И вот что интересно: «Опасные приключения…» - самый реалистический текст Гарсия Маркеса (по сути это даже не роман, а репортаж, стенограмма, надиктованная Литтином и записанная Габо), и тем не менее волшебства здесь, кажется, больше, чем в «Ста годах одиночества». Только представьте: личный враг диктатора, изменив внешность, акцент и походку, вклеив свою фотографию в паспорт какого-то уругвайца, летит снимать кино в страну, где в случае разоблачения ему грозит арест и смерть в застенках от рук вертухаев Пиночета; и не просто летит, даже круче – от имени этого самого несуществующего уругвайца Литтин получает разрешение на съемки в президентском дворце, и уже там во время съемок случайно сталкиваются с самим диктатором (который, конечно же, просто проходит мимо и не узнает его из-за грима). Все атрибуты шпионского романа в наличии: конспиративные квартиры, подпольные клиники, фальшивые паспорта, явки, пароли и паранойя. «Опасные приключения…» - это книга, читая которую, начинаешь понимать, почему именно здесь, в Южной Америке возник «магический реализм» - такое просто невозможно выдумать, и тем не менее, все это действительно произошло – фильм «Всеобщая декларация Чили» тому доказательство [2*].
---
[2*] Сюда же можно добавить еще фильм «Нет» режиссера Пабло Ларраина: абсолютно фантастическая [и, опять же, основанная на реальных событиях] история о том, как сотрудники рекламного а

гентства сбросили Пиночета с трона с помощью видеоклипа, выполненного в стиле рекламы «Кока-колы». Я не шучу. Посмотрите фильм.
---
Текст Маркеса, впрочем, не пытается быть остросюжетным – здесь нет погонь, драк и харизматичных злодеев, «Опасные приключения…» - это в первую очередь история о тоске по родине, о памяти, которая «томится на медленном огне ностальгии».

И вот что получается: обе книги – хроники. В обеих главный герой – изгнанник, вернувшийся на родину; в обеих речь идет о военных диктатурах, о недоумках в погонах, узурпировавших власть. И тем не менее чисто интонационно эти «романы» – полные противоположности; одна [«Праздник козла»] - о поражении народа, вторая [«Опасные приключения…»] - о победе.

Вернувшись в захваченную военной хунтой страну, Мигель Литтин встречает там свободных, достойных людей, людей, которые не путают патриотизм с портянками, а преданность – с идолопоклонством; людей, которые думают о будущем и мечтают об открытых границах. Совсем иначе выглядит встреча с народом в «Празднике козла»: вернувшись в Санто-Доминго, Урания не видит свободы, наоборот, ее встречают люди, отравленные прошлым, скучающие по кнуту, и отовсюду раздается: «вот при Трухильо был порядок!»; люди скучают по стране, где в 37 году десятки тысяч гаитян были убиты за то, что не смогли правильно произнести слово «петрушка»[3*].
---
[3*] к тому же выводу приходит еще один выдающийся писатель с доминиканскими корнями, Джуно Диас; в его «Короткой и удивительной жизни Оскара Уао» сестра главного героя в конце произносит: «Десять миллионов Трухильо – вот кто мы такие».

Продолжим о наболевшем. Я тут в последнее время много занимаюсь кавершэймингом, т.е. ворчу насчет беспросветно-уродливых обложек российских изданий, поэтому решил для равновесия сказать и о хорошем: по-моему фантомовская обложка HHhH Лорана Бине прекрасна. Сам роман тоже огонь, но об этом, я полагаю, вы и без меня знаете.

И вот еще характерная история на тему, так сказать: в начале ноября в США бейсбольный клуб Chicago Cubs впервые за 108 лет одержал победу в Национальной лиге. И все чикагские издания посвятили победе обложки. Известный фотограф Дэвид Карсон сравнил каверы Tribune и Sun-Time и напомнил, что пару лет назад газета Sun-Times, чтобы снизить издержки, упразднила должность штатного фотографа. У Tribune же, наоборот, есть свои собственные фотожурналисты.
И, в общем, все ожидаемо: обложку Tribune хоть сейчас в рамку и на стену, а в обложку Sun-Time даже рыбу завернуть жалко, она настолько пресная, что рыба сразу потеряет весь вкус.
Историю эту легко экстраполировать на книжный рынок.
Скупой платит дважды.
А скупой издатель – трижды. Четырежды.
Удивительно, что не до всех еще дошло. Очевидно же, вроде.
Вот ссылка на статью о Дэвиде Карсоне: https://birdinflight.com/…/n…/20161104-tribune-sintimes.html
А вот обложки: Chicago Tribune, Chicago Sun-Times и Лоран Бине

Вот еще отличное исследование о чтении. Ему уже больше двух лет, но вдруг вы не слышали. Суть такая: ученикам в школах в Италии и Англии раздали специальные тесты/вопросники; результаты показали, что дети, выросшие на книгах о Гарри Поттере, обладают более высоким уровнем терпимости/эмпатии и всегда проявляют сострадание, если речь идет об ущемленных/гонимых группах людей (нелегальных иммигрантах, гомосексуалах, представителях иных культур или рас).
Дети из второй группы (те, кто вырос в среде, не взаимодействующей с текстами; чьи родители не держат дома книг), отвечая на вопросы, выбирали более агрессивные/негативные/консервативные варианты.
У этого исследования, кстати, чудесное название «The greatest magic of Harry Potter: Reducing prejudice».
Первые 2 страницы можно прочитать по-английски на сайте «Journal of Applied Social Psychology», полный текст купить.
Оригинал статьи вот:
http://nymag.com/scienceofus/2014/07/can-harry-potter-teach-kids-empathy.html

Вообще, конечно, хорошо бы провести такое исследование с другими книгами тоже, а не только с "Гарри Поттером". Впрочем, я думаю, эффект от книг Филипа Пулмана, Дж.Толкина и других великих сказочников вряд ли будет сильно отличаться "эффекта Гарри Поттера". В целом, механизм понятен: хороший текст (точнее — взаимодействие с ним) повышает уровень эмпатии, читающие дети умеют ставить себя на место других людей и понимать их чувства. Такие дети не ограничены стенами собственного «я» — литература создает в их сознании новые «окна восприятия», и в эти окна они выглядывают всякий раз, когда принимают решения. В то время как дети-не-читающие в гораздо большей степени склонны к ксенофобии.

«Slade house» - последний на сегодня роман Дэвида Митчелла.
Сюжет такой:
В 1979-м году мальчик по имени Натан Бишоп переступает порог дома на Slade Alley; мать привела его познакомиться с учительницей музыки. С тех пор о них никто ничего не слышал; пропали без вести.
В 1988-м году детектив Гордон Эдмондс приехал в тот же переулок, чтобы расследовать дело о таинственном исчезновении Бишопов – и тоже пропал.
В 1997-м году группа студентов-охотников-за-паранормальным появляется в переулке и-и-и…

Ну вы поняли.

«Слэйд хаус» – это классический сюжет о «доме с привидениями» (или в данном случае – с чудовищами). Митчелл верен себе – эксплуатирует любимую структуру: несколько отдельных новелл, каждая из которых наращивает и множит смыслы предыдущих.
Но есть нюансы. В отличие от, скажем, Кинга, который чаще всего вообще не утруждает себя объяснениями того, что происходит в книге, и сверхъестественные злые силы у него сверхъестественны и злы просто потому, что «fuck you, я так захотел»! – Митчелл – автор умный, он знает, что у любого жанра есть правила, и нарушение этих правил читатель всегда воспринимает как мошенничество. Поэтому Митчелл с самого начала прописывает правила и по ходу книги ни разу их не нарушает – за что ему отдельное спасибо.
Каждый рассказ здесь – история о столкновении жертвы и палача; следить за тем, как живущие в стенах дома чудовища заманивают людей в ловушку, гоняют их по лабиринтам и всячески играют с ними, как кошки с мышами – та еще жуть. Фантазия Митчелла работает на самых высоких оборотах: все эти странные, тревожные галлюцинации, провалы в пространстве/времени и рассинхрон по звуку, все эти ощущения человека, столкнувшегося с паранормальным автор передает так натурально, что, дочитав книгу, начинаешь с опаской коситься на рамки с фотографиями и прочие атрибуты игр анахоретов из дома на Slade Alley.
***
«Слэйд хаус» - это в некотором роде спин-офф предыдущего романа Митчелла «Простые смертные» («Bone Clocks»). Но если «Смертные…» страдали самой распространенной болезнью любого городского фэнтези – отсутствием внятной мотивации у героев (сюжетные дыры Митчелл затыкал тем, что без конца ссылался на некий Замысел (в оригинале Script); то есть по сути впаривал нам старую добрую историю в стиле «так предначертано»; а кем предначертано, когда, кому и для чего – не важно), то «Слэйд хаус» выглядит как образцовая работа над ошибками – миниатюрный, лаконичный и очень хорошо сделанный роман. Книга о том, что сопротивление никогда не бывает бесполезным и сражаться нужно до конца, даже если знаешь, что уже проиграл.

Рассказываю на "Дистопии" про Сигизмунда-наше-все-Кржижановского. Вот вам пара цитат из его "Возвращения Мюнхгаузена":

«Это правда: наши палки об одном конце, наша страна об одной партии, наш социализм об одной стране, но не следует забывать и о преимуществах палки об одном конце: по крайней мере ясно, каким концом бить».

И вот еще:

«Наши европейские россказни о столице Союза Республик, изображающие ее как город наоборот, где дома строят от крыш к фундаменту, ходят подошвами по облакам, крестятся левой рукой, где первые всегда последние (например, в очередях), где официоз «Правда», потому что наоборот, и так далее – всего не припомнишь, — все это неправда: в Москве домов от крыш к фундаменту не строят (и от фундамента к крышам тоже), не крестятся ни левой, ни правой, что же до того, земля или небо у них под подметками, не знаю: москвичи, собственно, ходят без подметок. Вообще голод и нищета отовсюду протягивают тысячи ладоней. Все съедено – до церковных луковиц включительно…»

Ну и по ссылке про самого автора:
http://dystopia.me/sigizmund-krzhizhanovskij/

«Конец тура» везде презентуют как байопик Дэвида Фостера Уоллеса. И тут есть две проблемы: 1) если это байопик, то очень плохой и 2) главный герой фильма – вовсе не Уоллес.

Рассказываю на "Дистопии", о чем на самом деле "Конец тура":
http://dystopia.me/o-chem-na-samom-dele-konets-tura/

Есть такой фильм, называется «Jiro Dreams of Sushi» («Мечты Дзиро о суши»)
Речь в нем идет о поваре, Дзиро Оно, его ресторан – небольшой закуток в подземном переходе в городе Гинза. Внутри – никаких столиков, одна длинная стойка и десять высоких стульев. Все. Даже туалета нет.
В меню – только суши.
И знаете что?
Столик (точнее, стул) надо бронировать за месяц.
Рейтинг: три звезды Мишлен – максимальная оценка в ресторанном бизнесе. Больше не бывает.

Дзиро настолько одержим своим делом, что отлучается из ресторана только чтобы поспать. Когда правительство Японии объявило о присуждении ему премии Мейку, Дзиро днем вышел из ресторана, съездил за премией и вечером снова вернулся за разделочный стол. Когда он успел завести детей – непонятно.
«Я не стараюсь быть эксклюзивным и элитным. – Говорит сэнсей. – Техника приготовления, которую я использую, не секретна. Суть в самоотдаче и повторении одних и тех же вещей каждый день».

В России такое вряд ли сработало бы, но Япония – страна особая. Преданность своему делу там дороже золота. Именно так выглядит перфекционизм по-японски: полная концентрация на одном предмете. Десятки тысяч раз отрабатывать один прием. Значение имеет все, не только качество еды, но и динамика подачи блюд на стол и даже индивидуальные особенности гостя; это как дирижировать оркестром. Если Дзиро замечает, что гость – левша, то суши для него готовят и подают особым способом. Дзиро не использует мороженные продукты, и даже больше – все ингредиенты он готовит сам (сегодня – уже с помощью учеников, конечно). Если клиент заказывает суши с осьминогом, Дзиро берет свежего осьминога и 50 (пятьдесят!) минут массирует его, чтобы добиться идеальной мягкости филе. Только вдумайтесь в эту цифру: 50 минут массировать осьминога ради того, чтобы сделать суши.

У фильма, впрочем, есть и второе дно – когда авторы берут интервью у детей мастера, становится очевидно, что перфекционизм отца очень дорого обошелся семье. Оба его сына всю жизнь прожили в тени отцовской одержимости и, кажется, так и не добились одобрения – и даже доброго слова.
Вот тут-то фильм о мастерстве приготовления суши внезапно (я думаю, даже вопреки воле авторов) превращается в настоящую семейную драму. Представьте только – ваш отец буквально живет в своем ресторанчике и целыми днями шатается по рынку, чтобы найти идеального тунца, а вечерами совершенствует рецепты варки риса.
Так себе детство.
- Пап-пап, у меня на велосипеде цепь слетела, помоги, пожалуйста.
- Твою мать, сын! Я же просил не отвлекать меня всякой фигней, когда я массирую осьминога! Выйди с кухни!

В общем, мораль простая: перфекционист-отец – горе семьи.

Первые главы «Бесконечной шутки» в переводе Алексея @polyarinov и Сергея Карпова теперь можно прочитать на сайте infinitejest.ru. Сейчас там уже выложены десять глав, еще две порции обещают в декабре и январе (на обновления можно подписаться там же).

В "Бесконечной шутке" есть персонаж, которого зовут Hugh G.Rection.
Таких дурацких, неврастеничных каламбуров в книге десятки, и этот мы тоже пытались как-то сохранить.
Рабочий вариант:
Уолт Э.Тостояк
Но я сейчас еще один придумал:
Сэм Дюймов

Мой текст про Кржижановского на "Дистопии" вроде бы хорошо зашел, так что вот вам еще несколько ссылок на мои эссе разной степени давности:

1) Богумил Грабал и его "Слишком шумное одиночество": http://dystopia.me/slishkom-shumnoe-odinochestvo/

2) о "Бледном огне" Владимира Набокова: http://dystopia.me/blednyi-ogon-vladimira-nabokova/

3) о "Тысяче осеней Якоба де Зута" Дэвида Митчелла: http://dystopia.me/kak-ne-bit-mudakom/

4) о "Деньгах" Эмиса и "Худшем человеке на свете" Дугласа Коупленда: http://dystopia.me/worst-person-ever/

Как развлечь себя на торжественном приеме, на котором ты никого не знаешь
[инструкция для интроверта]
1) пройти зал насквозь по диагонали, стараясь наступать на паркетины одного цвета
2) разглядывать картину на стене и с видом эксперта, воображая, что ты герой романа Дэна Брауна, а в картине зашифровано тайное послание
3) почувствовать себя идиотом, когда тебе скажут, что эта картина – копия
4) повторить пункт 1
5) пересчитать лампочки в доме, прикинуть их энергопотребление и просчитать возможную выгоду при переходе на светодиоды
6) наблюдать из окна за тем, как на заснеженной узкой дороге пытаются разъехаться два мусоровоза
7) удивиться тому, как это интересно – наблюдать из окна за тем, как на заснеженной узкой дороге пытаются разъехаться два мусоровоза
8) попытаться представить себе, как звучит русский язык для человека, страдающего афазией Вернике
9) повторить пункт 1
10) заметить на потолке отпечаток ноги и долго ходить по залу, разглядывая обувь гостей
11) попытаться высчитать средний возраст присутствующих в зале людей и разделить его на количество очкариков
12) вернуться к окну и увидеть, что два мусоровоза уже разъехались, чуть-чуть понаблюдать за падающим снегом и удивиться, поняв, что скучаешь по мусоровозам. Мусоровозы – это интересно
13) Вернуться домой и на вопрос: «как прошел день?» ответить: «восхитительно, незабываемо, лучший день в моей жизни»
14) лечь спать и еще долго думать о том, кто и когда оставил на потолке отпечаток ноги

В 1970-м году американский фолк-музыкант Сиксто Родригез записал две пластинки: Cold Fact и Coming from Reality. Ему прочили большую славу, но не сложилось – за год было продано всего несколько экземпляров. Сложно сказать, почему песни «не взлетели», - может, просто «звезды не сошлись», теперь уж поди-разбери.
1970-71 годы закончились для Родригеза бесславно: он провел пару камерных концертов в клубах, - таких же безуспешных, - и пропал.
Совсем.
И вот, казалось бы, таких историй миллионы – но случай Сиксто Родригеза особый: в 80-м его пластинки попали в ЮАР, и, как всегда бывает в таких случаях, вычислить «нулевого пациента», переправившего записи в Кейптаун, уже вряд ли возможно, - но это уже и неважно, важно другое: попав на африканскую землю, песни «пропавшего без вести» детройтского фолк-музыканта сперва обрели культовый статус, а затем и народную любовь. Его песня «Sugarman» стала гимном южноафриканского поколения Х. В итоге к середине девяностых Родригез стал в ЮАР фигурой, по популярности равной Высоцкому в СССР: миллионы пиратских записей, фанаты делают татуировки с изображениями его альбомов, а песни его знают буквально все от мала до велика; выйди на улицу, спой первые две строчки, и прохожие тут же подхватят. Небывалый успех.
И вот тут начинается самое интересное: двое поклонников задаются целью найти Родригеза, используя слова из песен музыканта как ключи к его личности, пытаясь в лирике отыскать указания на место жительства или хотя бы город, в котором можно попытаться найти кумира.
А дальше…
Дальше без спойлеров говорить довольно сложно. Просто поверьте: «В поисках шугармэна» - это история калибра романов Роберто Боланьо («поклонники в поисках автора/кумира» - сквозной мотив многих книг чилийского мастера).
Сегодня такой сюжет невозможен – гугл и интернет убили романтику поиска малоизвестных исполнителей: вводишь имя, ищешь родственников в соцсетях, связываешься с лэйблом, - и вуаля!
Но дело было в до-интернетную эпоху, только представьте: записываешь пару фолк-альбомов, терпишь поражение, бросаешь музыку и тридцать лет живешь абы где, вкалываешь на самых низкооплачиваемых должностях, потом к концу подходят девяностые, и тут – стук в дверь, а на пороге – люди со странным акцентом, сообщают, что у тебя миллионная армия поклонников, и ты повлиял на музыкальные вкусы целого континента, и все это время ты не знал об этом, просто жил себе в своем Детройте, ходил на работу и растил дочерей.

В 2013-м году шведский режиссер Малик Бенджеллул получил за этот фильм «Оскар» в номинации «документальное кино». И это как раз тот случай, когда рассказ о съемочном процессе тоже тянет на целый фильм: дело в том, что из-за мизерного бюджета часть ленты Бенджелуллу пришлось снимать на собственный айфон, а некоторые сцены (например, ту, где Сиксто прибывает в ЮАР) вообще дорисовывали с помощью анимации.
Сам по себе рассказ о съемках фильма «Searching for Sugar Man» - тоже своего рода мета-притча о творце, который жертвует всем что у него есть ради любимого дела.
Финал у этой истории, впрочем, совсем не счастливый: Малик Бенджеллул покончил с собой 13 мая 2014 года – буквально через год после триумфа фильма. Официальная версия: депрессия. Такие дела.

Гуипиль, гуарачи, гильотировка, дебикирование, контроверза, вадемекум, оклюзионный, адгезия, бахаизм, ногаку, форшлаг, проприорецепция, бриколаж, каталептик, скопофилия, экструдирующий, стригиль, лордоз, импост, хронаксия
– это навскидку слова, пополнившие мой вокабуляр, пока я читал Дэвида Фостера Уоллеса.
Я думаю, каждый по-своему отвечает на вопрос: что отличает великий роман от не-великого?

Когда я читал «Радугу тяготения» Пинчона, мне несколько ночей подряд снился разрушенный бомбежкой Лондон, снились гуляющие по нему собаки, и даже звук – гул пролетающей над головой ракеты ФАУ-2.

Мне редко снятся книги и вообще я не сказать что особо впечатлительный: чем больше читаешь, тем сложнее найти книгу, которая действительно «вшытрит», но «Радуга…» - роман настолько мощный, что просочился в подсознание довольно быстро и еще долго гудел в среднем ухе.

То же самое было, скажем, с «Даром» Набокова. Мне снился забор из романа – вот этот: «забор, составленный по-видимому из когда-то разобранного в другом месте (может быть, в другом городе), ограждавшего до того стоянку бродячего цирка, но доски были теперь расположены в бессмысленном порядке, точно их сколачивал слепой, так что некогда намалеванные на них цирковые звери, перетасовавшись во время перевозки, распались на свои составные части, – тут нога зебры, там спина тигра, а чей-то круп соседствует с чужой перевернутой лапой: обещание жизни грядущего века было по отношению к забору сдержанно, но разъятие земных образов на нем уничтожало земную ценность бессмертия; ночью, впрочем, мало что можно было различить, а преувеличенные тени листьев (вблизи был фонарь) ложились на доски забора вполне осмысленно, по порядку, – это служило некоторым возмещением, тем более, что их-то никак нельзя было перенести в другое место, заодно с досками, разбив и спутав узор: их можно было перенести на нем только целиком, вместе со всей ночью»

По мне – так один из самых красивых заборов на свете.

И знаете, это ответ на вопрос: «в чем отличие великого романа от всех остальных?» – великая книга неизбежно залезает в подсознание и потом долго живет в подкорке, как привидение.
Я больше двух лет читал «Бесконечную шутку» и главное, что я помню о ней – это невероятный словарный запас автора. В какой-то момент – и это было неизбежно – книга пролезла в подсознательное, но снились мне вовсе не герои и не сюжеты из романа. Мне снились слова – новые и необычные: Гуипиль, гуарачи, гильотировка, дебикирование, контроверза, вадемекум, оклюзионный, адгезия, бахаизм, ногаку, форшлаг, проприорецепция, бриколаж, каталептик, скопофилия, экструдирующий, стригиль, лордоз, импост, хронаксия – и еще много-много-много-много
много
много
много
много разных слов.

И для меня это был главный показатель если не величия, то очень большой силы романа – слова до этого мне никогда не снились.

https://daily.afisha.ru/brain/3888-beskonechnaya-shutka-devida-fostera-uollesa-otryvok-iz-glavnoy-novinki-2017-goda/

Переводчик Алексей Поляринов сдался и завёл-таки канал «Белый шум» — и это счастье для любого читателя. В первую очередь у него можно узнавать всё про важных английских и американских авторов масштаба Митчелла и Уоллеса — но найдётся место и для Кржижановского. Ну и, конечно, бесценные заметки о переводе «Бесконечной шутки».
#телеграмчитает @Polyarinov

«Марлон Джеймс. «Краткая история семи убийств»
Определенно, самый динамичный, изобретательный и высоковольтный роман этого года, а может и прошлого. А может — и последних пяти лет. Роман настолько богат и разнообразен в плане языка, что после прочтения еще очень долго не отпускает. На первое место я его поставил еще и потому, что, кажется, на фоне осенней шумихи вокруг Данилевски, Янагихары и Франзена, у нас, в России, выход русского перевода как-то почти не заметили. И очень жаль, потому что это самая крутая книжка из всех, что я прочел в 2016-м году.

Джуно Диас, «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау»
Диас — еще один большой писатель из Карибского Бассейна — написал очень красивый, лексически яркий роман о книжном гике. Семья мигрантов-доминиканцев, жизнь нескольких поколений, Трухилью, репрессии, комплексы, секс, компьютерные игры — короче, все необходимые составляющие для интересного романа в наличии.

Дон Делилло. «Подземный мир» (Underworld)
Великий Американский Роман, один из самых масштабных и подробных текстов о ХХ веке в целом и о Холодной войне в частности, война здесь, как дамоклов меч, висит над каждым американцем, Делилло воспроизводит разлитую в воздухе тревогу, предчувствие близости конца — и то, как этот невроз, вечное ожидание конца света, ядерного удара — отразился на американской культуре, на бизнесе и даже на быте.

Скотт Макклауд. «Скульптор»
Замечательная урбанистическая сказка о дедлайне. В прямом смысле. Герой-скульптор заключает сделку с типа-дьяволом (ирония в том, что образ дьявола здесь явно срисован со Стэна Ли) и получает суперспособность: любой материал, будь то камень или металл, мнется под его пальцами, как глина. В обмен на этот дар герой обещает отдать свою жизнь, и типа-дьявол-Стэн-Ли дает ему 200 дней на создание шедевра. И с этого момента начинается история, знакомая каждому творческому человеку — поиск стиля, куча запоротых, испорченных вариантов, отчаяние, вечная спешка, попытка найти идеальный work-life баланс, тиканье часов в голове и неизбежное приближение дедлайна. Концовку запорол, конечно, но в остальном — замечательный комикс.

Дэвид Митчелл. «Голодный дом»

Это в некотором роде спин-офф предыдущего романа Митчелла «Простые смертные» («Bone Clocks»). Но если «Смертные...» страдали от самой распространенной болезни любого городского фэнтези — отсутствием внятной мотивации у героев (сюжетные дыры Митчелл затыкал тем, что без конца ссылался на некий Замысел (в оригинале Script); то есть по сути впаривал нам старую добрую историю в стиле «так предначертано»; а кем предначертано, когда, кому и для чего — не важно), то «Голодный дом» выглядит как образцовая работа над ошибками — миниатюрный, лаконичный и очень хорошо сделанный жанровый роман, идеальное чтение на каникулы. Книга о том, что сопротивление никогда не бывает бесполезным и сражаться нужно до конца, даже если знаешь, что уже проиграл».