This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Кирилл обожал всё диковинное и необычное. Африка и Ближний Восток интересовали его до такой степени, что он мог часами разговаривать про страны и города в них, которые большинство не то что на карте не покажут, но и не выговорят. Он рассказывал про обычаи народов, населяющих эти страны, про религии, ритуалы, про местный фольклор.
Вот вы что коллекционируете? Марки? Монеты? А Кирилл коллекционировал кашкули - сосуды особой формы, в которые дервиши использовали для еды, питья и сбора подаяния.
Аббас Джума
Вот вы что коллекционируете? Марки? Монеты? А Кирилл коллекционировал кашкули - сосуды особой формы, в которые дервиши использовали для еды, питья и сбора подаяния.
Аббас Джума
Вот вы все о постпостмодернизме, харрасменте, великом лицесидении и пГедательстве Бароновой... А о национальном духе дизайна оборонительных сооружений кто-нибудь думает?
P.S.: в случае войны на территории РФ предлагаю вешать обязательный ковер на стене блиндажа и сажать противную консьержку у входа в траншею. Пустыня к югу от Дейр эз-Зора. Февраль 2019
Кирилл Романовский, 15.03.2019
P.S.: в случае войны на территории РФ предлагаю вешать обязательный ковер на стене блиндажа и сажать противную консьержку у входа в траншею. Пустыня к югу от Дейр эз-Зора. Февраль 2019
Кирилл Романовский, 15.03.2019
Мы с Кирюхой сразу поняли - нам друг с другом по пути. Будь то путь в Африку или на Ближний Восток, веди он в горячую точку или в какой-нибудь экзотический ресторан. У нас удивительным образом совпадали вкусы. Практически во всем. Мне кажется, даже наши жены чем-то похожи друг на друга.
Но самое главное, мы оба просто не выносим беспорядок. Если в помещении было не убрано - ни работать, ни отдыхать мы не могли, хоть убей.
Никогда не забуду, как после тяжелой и тоскливой ливийской командировки нас с Романовским «закинули» в Судан, где недавно произошел переворот, и происходило черт знает что. Работавшие там до нас корреспонденты уже порядком подустали от этого постоянного африканского кипиша, жары и оранжевого песка, забивавшегося в каждую пору и складку на теле, стоило тебе хотя бы на 10-15 минут высунуться на улицу. Короче, истосковавшихся по питерской прохладе парней надо было сменять.
Коллеги торжественно передали нам ключи от квартиры в центре Хартума, деньги и все необходимые номера телефонов. И быстро смотались в аэропорт, видимо, не дожидаясь, пока мы передумаем.
Дело было поздно ночью, мы сильно устали, поэтому только утром осознали, где оказались. Квартира напоминала… санаторий сатаны, если вы понимаете о чем речь (если нет - загуглите). Черные полы, засраные унитазы, муравейники по плинтусам, слой пыли поверх слоя жира повсюду. Первые дня три мы провели в компании тряпок, щеток и моющих средств. Совсем запущенные участки, которые Кирилл сначала предлагал сжечь, мы доверили двум миниатюрным филиппинкам, которые работали в Хартуме уборщицами. Только они смогли довести квартиру до состояния, в котором нам с Кириллом было удобно жить и работать.
За все время нашего знакомства, мы с коллегой поругались лишь раз. Я взял его кружку и не вымыл её за собой. Дело было в Бенгази. Мы потом долго друг перед другом извинялись.
Аббас Джума
Но самое главное, мы оба просто не выносим беспорядок. Если в помещении было не убрано - ни работать, ни отдыхать мы не могли, хоть убей.
Никогда не забуду, как после тяжелой и тоскливой ливийской командировки нас с Романовским «закинули» в Судан, где недавно произошел переворот, и происходило черт знает что. Работавшие там до нас корреспонденты уже порядком подустали от этого постоянного африканского кипиша, жары и оранжевого песка, забивавшегося в каждую пору и складку на теле, стоило тебе хотя бы на 10-15 минут высунуться на улицу. Короче, истосковавшихся по питерской прохладе парней надо было сменять.
Коллеги торжественно передали нам ключи от квартиры в центре Хартума, деньги и все необходимые номера телефонов. И быстро смотались в аэропорт, видимо, не дожидаясь, пока мы передумаем.
Дело было поздно ночью, мы сильно устали, поэтому только утром осознали, где оказались. Квартира напоминала… санаторий сатаны, если вы понимаете о чем речь (если нет - загуглите). Черные полы, засраные унитазы, муравейники по плинтусам, слой пыли поверх слоя жира повсюду. Первые дня три мы провели в компании тряпок, щеток и моющих средств. Совсем запущенные участки, которые Кирилл сначала предлагал сжечь, мы доверили двум миниатюрным филиппинкам, которые работали в Хартуме уборщицами. Только они смогли довести квартиру до состояния, в котором нам с Кириллом было удобно жить и работать.
За все время нашего знакомства, мы с коллегой поругались лишь раз. Я взял его кружку и не вымыл её за собой. Дело было в Бенгази. Мы потом долго друг перед другом извинялись.
Аббас Джума
Письма не о войне/ Vol.2
Мы стояли метрах в трех от него... С разных сторон… И снимали. Мы снимали, а он плыл. Со знанием дела, на спине, по сепии промышленной едкой пылищи. Стремился к простреленной стене, в которую то и дело постукивали «соседи». Плыл, плыл… не двигаясь при этом с места. Резко, нарушая порой верную амплитуду, взмахивал руками, подергивал ногами в грязных берцах. Загребал то сверху-вниз, то справа-налево, не слишком синхронно, но ритм явно совпадал с ритмом финальных аккордов сердцебиения. Пуля, тремя секундами ранее вынырнувшая откуда-то снизу, единым чохом прошибла миокард и, по всей видимости, митральный клапан, прошла через легкое и вышла из спины, свистнув на прощание: «Плыви!!!»
Он поплыл…
Перестав грести секунд через десять, будучи приволочен такими же потенциальными пловцами к той самой стене, попытался сказать: «Доплыл!»
Ответ предназначался пуле, и потому почти не отличался от ее призывного свиста. Кровь раздула плевралку, и левая половина грудной клетки еще секунд 5-6 ритмично и мелко пульсировала, надуваясь и будто сообщая, что гемоторакс – малоприятная штука. Дорожка условного бассейна утихомирилась в ожидании нового пловца.
Страшно? Нет, не страшно. Удивительно. Десакрализация всей этой мути заставляет меня, душа моя, так же «плыть к стенке» каждый раз, когда крылья двери терминала В (или А) шурша, прокручиваются за спиной, выпуская меня к асфальтовой дорожке и значку «Аэроэкспресс».
Помню, в какой-то дурацкой программе о буднях отечественного криминала, коими изобиловал телеэфир лет 20 назад, «деловой» диктор рассказывал о пахане, заставлявшем членов своей подмосковной группировки смотреть старый фильм «Лики смерти». Специально организовывал командные киносеансы с целью утверждения неизбежности перехода людишек в мир иной, да еще и не самыми живописными способами.
Лет через 5, живя в Германии, и проводя вечера после учебы за всякой фигней вроде Youtub’a, я впервые увидел, как отрезают головы нашим солдатикам. Фильм назывался «Бешеные волки». Безапеляционная и явно пропагандистская документалка. Были там кадры, снятые чеченскими бойками на любительскую видеокамеру. Сидят на поляне, рядом сидит солдатик. Руки не связаны. Разговаривает. Через минуту все переворачивается вверх дном. Его даже не пинают. Просто подходят, деловито пригибают голову к земле (камера берет косой крупный план), и режут… режут… Складной черный стул из IKEA шатался подо мной от бессилия и ненависти, от будничного непоправимого ужаса, бродившего по далекой равнинной «зеленке», и тихим голосом увещевающего urbi et orbi: «Да, и так тоже умирают. Бывает и хуже, так что это, видимо, не самые страшные кадры». Не самые? Не самые… Не самые…
Смерти нет. Не вообще, а в том виде, который был ей свойственен еще лет 20-25 назад. Нет тайны, нет страха, нет мотива для внутренней дрожи свидетелей: очных и заочных. Есть оранжевые комбинезоны, валящиеся вбок и вниз кадры GoPro’шек, удивительные звуки последних вздохов и последних воплей. И куча комментариев, - фонтанчиков условной неприязни или условного смеха. Смеха издалека.
И я, и все мы, по глупости своей доносящие до вас эти «жесткие видосы», по возвращении из мест чужих заплывов, зафиксированных нами с напускным безразличием, плывем сами. По направлению к условной стенке. В стенку стучатся: «Ну че там? Ну как там? А я твой видос видел! Я тебя видел! А у тебя там танк был в репортаже, ты его Т-55 назвал, а это ж Т-62».
А потом… А потом, ежели придется рухнуть под ноги второму оператору, непременно посетуют, что вышел не туда, упал глупо, и греб неправильно. Криво как-то. По направлению к стене. И пуля, и гемоторакс. И видос какой-то короткий.
11.04.2019
Кирилл Романовский
Мы стояли метрах в трех от него... С разных сторон… И снимали. Мы снимали, а он плыл. Со знанием дела, на спине, по сепии промышленной едкой пылищи. Стремился к простреленной стене, в которую то и дело постукивали «соседи». Плыл, плыл… не двигаясь при этом с места. Резко, нарушая порой верную амплитуду, взмахивал руками, подергивал ногами в грязных берцах. Загребал то сверху-вниз, то справа-налево, не слишком синхронно, но ритм явно совпадал с ритмом финальных аккордов сердцебиения. Пуля, тремя секундами ранее вынырнувшая откуда-то снизу, единым чохом прошибла миокард и, по всей видимости, митральный клапан, прошла через легкое и вышла из спины, свистнув на прощание: «Плыви!!!»
Он поплыл…
Перестав грести секунд через десять, будучи приволочен такими же потенциальными пловцами к той самой стене, попытался сказать: «Доплыл!»
Ответ предназначался пуле, и потому почти не отличался от ее призывного свиста. Кровь раздула плевралку, и левая половина грудной клетки еще секунд 5-6 ритмично и мелко пульсировала, надуваясь и будто сообщая, что гемоторакс – малоприятная штука. Дорожка условного бассейна утихомирилась в ожидании нового пловца.
Страшно? Нет, не страшно. Удивительно. Десакрализация всей этой мути заставляет меня, душа моя, так же «плыть к стенке» каждый раз, когда крылья двери терминала В (или А) шурша, прокручиваются за спиной, выпуская меня к асфальтовой дорожке и значку «Аэроэкспресс».
Помню, в какой-то дурацкой программе о буднях отечественного криминала, коими изобиловал телеэфир лет 20 назад, «деловой» диктор рассказывал о пахане, заставлявшем членов своей подмосковной группировки смотреть старый фильм «Лики смерти». Специально организовывал командные киносеансы с целью утверждения неизбежности перехода людишек в мир иной, да еще и не самыми живописными способами.
Лет через 5, живя в Германии, и проводя вечера после учебы за всякой фигней вроде Youtub’a, я впервые увидел, как отрезают головы нашим солдатикам. Фильм назывался «Бешеные волки». Безапеляционная и явно пропагандистская документалка. Были там кадры, снятые чеченскими бойками на любительскую видеокамеру. Сидят на поляне, рядом сидит солдатик. Руки не связаны. Разговаривает. Через минуту все переворачивается вверх дном. Его даже не пинают. Просто подходят, деловито пригибают голову к земле (камера берет косой крупный план), и режут… режут… Складной черный стул из IKEA шатался подо мной от бессилия и ненависти, от будничного непоправимого ужаса, бродившего по далекой равнинной «зеленке», и тихим голосом увещевающего urbi et orbi: «Да, и так тоже умирают. Бывает и хуже, так что это, видимо, не самые страшные кадры». Не самые? Не самые… Не самые…
Смерти нет. Не вообще, а в том виде, который был ей свойственен еще лет 20-25 назад. Нет тайны, нет страха, нет мотива для внутренней дрожи свидетелей: очных и заочных. Есть оранжевые комбинезоны, валящиеся вбок и вниз кадры GoPro’шек, удивительные звуки последних вздохов и последних воплей. И куча комментариев, - фонтанчиков условной неприязни или условного смеха. Смеха издалека.
И я, и все мы, по глупости своей доносящие до вас эти «жесткие видосы», по возвращении из мест чужих заплывов, зафиксированных нами с напускным безразличием, плывем сами. По направлению к условной стенке. В стенку стучатся: «Ну че там? Ну как там? А я твой видос видел! Я тебя видел! А у тебя там танк был в репортаже, ты его Т-55 назвал, а это ж Т-62».
А потом… А потом, ежели придется рухнуть под ноги второму оператору, непременно посетуют, что вышел не туда, упал глупо, и греб неправильно. Криво как-то. По направлению к стене. И пуля, и гемоторакс. И видос какой-то короткий.
11.04.2019
Кирилл Романовский