From: Толстой
499 subscribers
2 photos
16 links
Лев Толстой как хипстер, любитель ЗОЖ, тусовщик, прокрастинатор и оппозиционер.

В письмах великого писателя — его повседневная жизнь, отношения с семьей, склоки, дружба и самокопание.

Выходит при участии Музея Толстого и издания Системный Блокъ @sysblok
Download Telegram
#брачные_советы_Толстого #заветы_детям #денежный_вопрос

📩 Толстая Мария Львовна
🗓 18 декабря 1896
📍 Москва

Сейчас прочел твое письмо к Тане, милая, очень любимая Маша. Ты там пишешь, что жалеешь, что написала мне о своем душевном состоянии во всей его путанице. А я так очень рад и благодарен тебе. Всё это я понимаю и ничего не имею сказать против твоего намерения, вызванного непреодолимым, как я вижу, стремлением к браку.

Что лучше, что хуже, ни ты, ни я и никто не знает, я говорю не про брак и не брак, а про того или другого мужа. Но я тебе уже прежде как-то, помню, говорил про то, или не тебе, а Тане, что брак есть дело мирское и, как мирское дело, по-мирски должен быть обдуман. И по твоей жизни последнее время — рассеянной и роскош[ной] более, чем прежде, и по жизни и привычкам и взглядам Коли[1], вы не только не будете жить по Мар[ье] Алек[сандровне], но вам нужны порядочные деньги, посредством к[отор]ых жить...

Одна из главных побудительных причин для тебя, кроме самого брака, т. е. супружеск[ой] любви, еще дети. Это очень трудно и уж слишком явно — перемена независимости, спокойствия на самые сложные и тяжелые страдания. Как вы об этом судили? Что он думает об этом? Как и где он хочет служить и хочет ли служить? И где и как жить? — Это надо всё обдумать и решить, и не кое-как, так что вы признали, что это хорошо, но чтобы это же признали бы посторонние, любящие вас люди. Намерена ли ты просить дать тебе твое наследство?[2] Намерен ли он служить и где? И, пожалуйста, откинь, мысль о том, чтобы государстве[нная] служба твоего мужа могла изменить мое отношение к нему и твое отступление от намерения не брать наследства могло изменить мою оценку тебя.

Я тебя знаю и люблю дальше, глубже этого, и никакие твои слабости не могут изменить мое понимание тебя и связанную с ним любовь к тебе. Я слишком сам и был и есмь полон слабостей и знаю поэтому, как иногда и часто они берут верх. Одно только: лежу под ним, под врагом, в его власти, и все-таки кричу, что не сдамся и, дай справлюсь, опять буду биться, с ним. Знаю, что и [ты] так же будешь делать. И делай так. Только думать надо, большой думать надо[3]. То, что я писал Мане, то и тебе говорю: кроме смерти, нет ни одного столь значительного, резкого, всё изменяющего и безвозвратного поступка, как брак. Прощай, голубушка, пока, целую тебя, Соню, Илью, детей. Мне всё не хорошо. Душевно не хорошо.

📝 Примечания
[1] Николай Леонидович Оболенский (1872—1934), внук сестры Толстого, Марии Николаевны, с 2 июня 1897 г. муж Марии Львовны Толстой.
[2] При разделе наследства между детьми Толстого в 1892 г. Мария Львовна отказалась от своей доли, составлявшей 55 000 руб. С. А. Толстая, предусматривая, что со временем она может передумать, приняла на себя ее долю. В 1897 г., в связи с замужеством, Мария Львовна решила взять выделенную ей часть наследства.
[3] Выражение, заимствованное Толстым в бытность его в 1873 г. в самарском имении от башкира Михаила Ивановича Мухедина, который, играя в шашки, любил повторять: «Думить надо... Болшой думить надо!»

👤 #Мария_Львовна_Толстая #Николай_Леонидович_Оболенский

Том 69, письмо 196