1️⃣9️⃣2️⃣9️⃣ В конце года крах фондовых бирж положил начало Великой Депрессии, заодно ознаменовав закат «ревущих 20-х» или «века джаза». Как и любой подобный катаклизм, Депрессия расчистила место для нового искусства, оставив за бортом героев эпохи безудержного веселья, беззаботности и тяги ко всему новому и запретному. Но ещё в начале года о том, какие беды грядут, никто и не думал. Поэтому начнём с типичной для этого времени истории.

Началась она, когда Эдди Кондон, белый чикагский музыкант, игравший на банджо и гитаре, переехал в Нью-Йорк. Каким-то образом боссы местной Southern Music Company решили, что Кондон идеально подходит на роль менеджера, и попросили его за неделю организовать сессию для уже достаточно известного пианиста Фэтса Уоллера. За подбор музыкантов (записывать Уоллера решили с бэндом) и репертуара ответственен был тоже Кондон. Он отправился в Гарлем и познакомился там с Фэтсом, с которым у них сразу же обнаружились общие интересы, в частности, кутежи. Отметить знакомство решено было тоже кутежом, а о том, как знатно умел кутить Фэтс, слагают легенды. Так, однажды он докутился до того, что играл на вечеринке у Капоне с приставленным к спине дулом.

Как конкретно Уоллер с Кондоном кутили в этот раз доподлинно неизвестно, но когда Кондон пришёл в себя, проснувшись посреди Connie’s Inn, он обнаружил, что до записи осталось полтора часа, материала у него нет, музыканты не собраны, а сам Уоллер пьяный спит на полу рядом с ним. Кондон в панике разбудил Фэтса, на что тот в свойственной себе манере с улыбкой на лице успокоил новоиспеченного друга. Быстро обзвонив знакомых, они прыгнули в такси, и захватив по дороге банджо Кондона, оказались в студии вовремя.

Первая записанная ими в этот день композиция, названная Уоллером Minor Drag, так понравилась боссу Southern Music Company, что он не удержался от соблазна похвалить самого себя за гениальные организаторские способности, выпалив к удивлению музыкантов что-то вроде «вот что бывает, если заранее готовиться и тщательно репетировать». Ещё больше музыканты удивились, когда на его вопрос, что записывать на сторону B, Фэтс ответил – Harlem Fuss. Название Уоллер придумал на ходу, а музыкантам пришлось импровизировать, следуя очень расплывчатым формулировкам Фэтса («простой блюзик, но быстро и в мажоре»).

Тем не менее менеджеры лейбла остались крайне довольны результатом, умудрившись, правда, перепутать местами названия композиций. Исполнителей так вообще просто записали - Fats Waller and His Buddies, хорошо хоть не добавив, the ones who answered the phone that morning.

#Y1929 #fatswaller #eddiecondon

Едва Кондон пришёл в себя после истории с Фэтсом Уоллером, настало время новой вечеринки. В Нью-Йорк из Чикаго пожаловал сам Армстронг. Приехал он исключительно для того, чтобы единственным выступлением не дать Нью-Йорку забыть, кто в джазе главный. А Нью-Йорк и не думал забывать. Местные музыканты устроили в честь Армстронга банкет, и Кондон конечно же не мог его пропустить.

Во время праздника, стоя посреди лучших музыкантов восточного побережья, он осознал, что упустить возможность записать их вместе с Армстронгом было бы преступлением, и обратился с этой идеей к менеджеру Okeh Томми Рокуэллу. Тот сначала засомневался – всё-таки записывать вместе музыкантов разных рас в 1929 всё ещё было делом рискованным. Но Кондон успокоил его, рассказав про свои недавние совместные сессии с Уоллером, и уже к середине ночи Рокуэлл расчищал для музыкантов самый ранний утренний слот на Okeh.

Прокутив всю ночь, компания прикатила в студию, где к своему удивлению обнаружила скучающего Эдди Лэнга. Тот как раз должен был записываться на Okeh с другими музыкантами, и его то ли забыли, то ли не смогли предупредить об отмене сессии. Впрочем, он вряд ли сильно расстроился, ведь вместе с Армстронгом и его друзьями приехал ещё и целый галлон виски. Присутствие Лэнга оказалось более чем кстати: он заменил на записи Кондона, который напился до таких чертей, что играть уже был не в состоянии. В конечном итоге его как вдохновителя поместили в соавторы композиции. Из остальных музыкантов этого спонтанного бэнда нужно отметить Джека Тигардена и его соло на тромбоне в начале записи. Армстронг же появляется здесь лишь под конец, и несмотря на бессонную ночь, демонстрирует всю ту мощь, за которую его любили и в Нью-Йорке, и в Чикаго. Когда же после записи его попросили дать название композиции, то он не нашёл ничего лучшего, чем посвятить её стоявшей посередине опустошённой таре из-под виски. Так появилась на свет Knockin’ a Jug.

#Y1929 #armstrong #eddiecondon #eddielang #jackteagarden

Видео, дошедших до нас из 20-х годов, по понятным причинам не так уж и много, а джазовых видео и того меньше. Тем ценнее отличного качества запись мини-концерта Реда Николса, выпущенная в 1929 году. Милаха-вокалист, готовый растопить сердца ваших бабушек, это никто иной как герой двух предыдущих постов - кутила-мутила Эдди Кондон.

#Y1929 #eddiecondon #rednichols #jazzmovie

Кстати о Николсе. Из всех белых бэндлидеров конца 20-х он был, пожалуй, наиболее изобретательным. Явно вдохновлённый Гершвиным, он любил сложные гармонии и композиции, как бы составленные по принципу лоскутного одеяла - с постоянными сменами ритма, темы и состава инструментов. За навязчивыми мотивчиками и приторным вокалом всего этого легко не заметить, но многое из записанного им в 1929 вообще-то звучало для своего времени уникально. Мне в этих песнях слышатся зачатки тех рецептов, которые спустя 30 лет будет применять Брайан Уилсон, создавая лучшую поп-музыку в истории.

А какие у него играли музыканты! Для примера послушайте не самую популярную, но показательную композицию - Sally Won’t You Please Come Home. На ней играют Бенни Гудман, Гленн Миллер, Джимми Дорси, Джек Тигарден (он ещё и поёт во второй части композиции) и ещё много не менее заметных музыкантов, о которых пока не было случая рассказать подробнее.

#Y1929 #rednichols #jackteagarden #bennygoodman #jimmydorsey #glennmiller

Начал было рассказывать о Фэтсе Уоллере, но отвлёкся. Исправляюсь, ведь не поговорить о его 1929 нельзя. В этом году он выпустил сразу несколько (хватило бы на полноценный альбом) неординарных сольных записей. В большинстве своём это были короткие страйд-пьесы, явно вдохновлённые музыкой его друга и наставника Джеймса Джонсона. На некоторых из этих записей Уоллер колотит по клавишам со скоростью, сравнимой разве что со скоростью, с которой он штамповал (и за бесценок продавал) свои хиты.

В качестве иллюстрации послушайте Handful of Keys, в которой инновационная манера игры Уоллера удивительным образом сочетается с почтением к регтайму и музыке начала века. Блюз Фэтс тоже стороной не обходил. Как пример слушаем Numb Fumblin’, глоток свежего воздуха в однообразном мире фортепьянного блюза 20-х.

#Y1929 #fatswaller

Тем временем Армстронг был близок к завершению своего второго чикагского периода. В Иллинойсе его уже ничего не держало: брак с Лил Хардин фактически распался, работы в городе становилось меньше, а центр джазового притяжения вновь переместился в Нью-Йорк. Но одна вещь оставалась неизменной - каждый релиз Армстронга и его Hot Five (которую, правда, на записях 1929 года переименовали в Savoy Ballroom Five) мгновенно превращался в классику джаза. Очень советую послушать их все, к счастью антологий Hot Five и Hot Seven существует предостаточно. В 1929 вышли последние пластинки пятёрки, три композиции с которых мы сегодня и послушаем.

Начнём с томного блюза Basin Street Blues. Назван он в честь новоорлеанской улицы, на которой располагались самые шикарные бордели Юга и судя по тому, с каким настроением играет весь бэнд, тёплых воспоминаний о ней у музыкантов сохранилось немало. Как и в West End Blues за волшебство здесь в равной степени ответственны и Армстронг с полными ностальгии скэт-вокалом и соло на трубе, и Хайнс, воздушно играющий на челесте.

На одной из сессий к музыкантам присоединился гостивший в Чикаго Дон Редман. С Армстронгом он был знаком ещё со времён работы в оркестре Флетчера Хендерсона. С собой он привёз аранжировку St. James Infirmary, известной песни с запутанной историей авторства, восходящей аж к английскому фолку XVIII века. Интерпретация Редмана как всегда оригинальна, и Hot Five звучит чуть ли не как похоронный оркестр. Да и сам Армстронг отнёсся к композиции со всей серьёзностью. В его вокале нет привычного ёрничества, да и вообще голос Сачмо звучит здесь как-то по-новому. Похоже, именно в этот момент менеджеры Okeh впервые услышали в нём потенциал поп-вокалиста.

Ну и напоследок слушаем Muggles. Это слово в 20-х означало на сленге траву, а не то что вы, мои юные любители Гарри Поттера, подумали. Настроение у композиции соответствующее. В игре Хайнса и Армстронга здесь чувствуется столько свободы, что хочется позабыть тот факт, что над большинством своих соло они, подобно классическим композиторам, корпели бессонными ночами, и представить их, раскуривающик на двоих здоровенный косяк, а потом утопающих в бесконечной импровизации. Да так наверняка всё и было.


#Y1929 #armstrong #earlhines #hotfive #donredman #scat

Я уже упоминал короткий визит Армстронга в Нью-Йорк в марте 1929 и грандиозную вечеринку, которая увенчалась спонтанной студийной сессией на следующее утро. Но Армстронг, понятное дело, не пьянствовать в Нью-Йорк приезжал. Главным вдохновителем этой поездки был менеджер Okeh Томми Рокуэлл, и двигал им исключительно коммерческий интерес. Записи Hot Five при всей своей популярности среди чёрного населения и фанатов джаза не сумели мгновенно возвысить Армстронга до статуса общенационального идола, в котором пребывал, например, Пол Уайтман. Уж больно новаторской и безумной казалась музыка пятёрки массовому слушателю, который предпочитал удобоваримый sweet джаз. Потому при первой возможности Рокуэлл, чувствовавший в Армстронге звёздный потенциал, попытался вписать его в нью-йоркскую поп-волну и прощупать интерес публики к тому, что получится. Поэтому риск, на который он шёл, соглашаясь записывать вместе музыкантов разных рас, был хорошо просчитан.

В Нью-Йорке Армстронг дал один концерт вместе с бэндом Луиса Расселла. Расселл, раньше игравший у Оливера, вынужден был собрать собственный состав после очередной финансовой ямы, в которую Оливер затащил себя и своих музыкантов годом ранее. Среди публики кафе Савой в этот вечер был и сам Король. Стоя прямо перед музыкантами и впервые за долгие годы вживую наблюдая за своим лучшим учеником, он не мог сдержать слёз.

Именно Кингу Оливеру Армстронг посвятил сыгранный в тот вечер бродвейский хит I Can't Give You Anything But Love. В начале 1929 не было песни популярнее. Кажется, её пели и записывали практически все (послушайте, к примеру, отличную версию Эллингтона с вокалом Бэйби Кокс). Неизвестно, было ли исполнение включено в программу заранее (ещё со времён Нового Орлеана все отмечали память Сачмо и его умение идеально воспроизводить услышанные лишь раз мелодии), но получилось так удачно, что уже на следующий день музыканты были в студии. Записывать нежную балладу, в которую Армстронг превратил песню, пришли помогать Лонни Джонсон и вездесущий Эдди Кондон. Из музыкантов обычного состава Расселла выделить нужно молодого тромбониста Джей Си Хиггинботама, которому досталась нелёгкая работа - играть своё соло между выступлением трубы Армстронга и его вокалом. Но в центре внимания, конечно же, остаётся сам Луи - для его голоса это звёздный час. Тест пройден удачно: Армстронгу поп-звезде быть!

#Y1929 #armstrong #luisrussell #lonniejohnson #eddiecondon #jchigginbotham #duke #babycox

Ну и наконец, о главной песне года. Но сначала немного контекста.

Рокуэлл в итоге всё-таки перевёз Армстронга в Нью-Йорк. Тот, правда, к неудовольствию своего менеджера заявился не один, а со всем своим бэндом. Рокуэллу благодаря своим связям сразу же удалось в пристроить их во второй по популярности гарлемский клуб - Connie's Inn. Помимо выступлений со своим привычным составом Армстронг был частью так называемого pit orchestra, то есть из оркестровой ямы сопровождал идущие на сцене ревю и мюзиклы. Символично, что восхождение к поп-олимпу для него началось именно со спуска в яму.

А дело было так. В 1929 в Connie's как раз запустился невероятно успешный ревю Hot Chocolates, музыку к которому написал Фэтс Уоллер. Шоу так понравилось публике, что вскоре переехало на Бродвей. Весь город был влюблен в самый популярный номер программы - Ain't Misbehavin', но больше всего нью-йоркцам запомнилось соло безымянного трубача, звучащее из темноты оркестровой ямы в перерыве между актами. После восторженных отзывов критиков продюсеры превратили Армстронга в полноценного участника шоу, и своё соло он исполнял уже со сцены.

Вообще из множества записей Ain't Misbehavin', вышедших в 1929 году, мне больше по душе инструментальная версия, записанная самим Уоллером. Но вы и интерпретацию Армстронга послушайте. По мне ничего особенного в ней нет, и даже странно, как именно эта запись стала для Армстронга прорывом.

#Y1929 #armstrong #fatswaller

Самое интересное, как всегда, прошло мимо радаров. Оркестр Луиса Расселла подобрался совсем близко к эре свинга, а никто толком и не заметил. Просто послушайте, как они звучат в The New Call Of The Freaks. Бог с ней, с челестой (привет Эрлу Хайнсу). Самый сок тут не в ней, а в том, как солисты Ред Аллен и Джей Си Хиггинботам выстраивают свои выступления вокруг упругой ритм-секции. Эти ребята свингуют не хуже Армстронга с Хайнсом.

Вообще слово freak негативных коннотаций в данным случае не несёт. Каждый второй современник, вспоминая о звучании Оливера, называл его freaky, имея в виду то, как король изменял звучание своего корнета тысячью разных сурдин. Оливер, кстати, записал свою версию композиции ещё в начале года, но в ней и близко нет того бешеного свинга, которого удалось достичь Расселлу.

#Y1929 #luisrussell #redallen #jchigginbotham #kingoliver