Любопытно складывается политическая судьба бывшего итальянского премьера Джузеппе Конте. Этот профессор-юрист появился во главе правительства в июне 2018 г. буквально из ниоткуда, как плод компромисса между лидерами левопопулистского «Движения 5 звезд» и правопопулистской партии «Лига» Луиджи Ди Майо и Маттео Сальвини, которые формировали коалиционный кабинет. Конте до этого не занимался политикой и не входил в партии. Предполагалось, что он будет чисто технической фигурой. Однако вскоре он проявил политическую волю, стал давать отпор непомерным амбициям Сальвини, и когда тот вместе со своей партией покинул правительство, Конте остался во главе уже нового коалиционного кабинета из Д5З и Демпартии.
В феврале 2021 г., когда коалиция лишилась большинства в парламенте, Конте был вынужден уйти в отставку, и, казалось, его политическая карьера закончилась. Но в марте к нему обратился основатель «Движения 5 звезд», бывший комик, а ныне популярный блогер Беппе Грилло с призывом «перезапустить» Д5З. На парламентских выборах весной 2018 г. эта антисистемная партия добилась огромного успеха, получив 33% голосов. Но принципы прямой цифровой демократии (члены партии голосовали за политические решения и кандидатов в депутаты на специальной веб-платформе), рыхлая оргструктура и антиэлитный пафос оказались плохо совместимыми с пребыванием в правительстве. Поддержка Д5З неуклонно снижалась и в последнее время составляет 15-16%. В январе 2020 г. глава МИД Италии Луиджи Ди Майо ушел с поста лидера партии, и у Д5З с этого времени не было реального руководителя, а внутренние группировки постоянно сталкивались между собой. После того, как Д5З вошла в правительство национального единства Марио Драги, партию покинули 15 сенаторов и 25 депутатов, которые теперь голосуют вместе с оппозицией.
Беппе Грилло, который сохраняет влияние в Д5З, выбрал Конте в качестве спасителя своего детища, конечно, не случайно. Экс-премьер известен как хороший коммуникатор и медиатор, умеет напрямую обращаться к людям через социальные сети, а главное – до сих пор обладает высокой популярностью в Италии, которую он заработал, ведя страну через самый тяжелый этап пандемии. В апреле Конте согласился попытаться вдохнуть новую жизнь в Д5З, но подчеркнул, что это потребует «полного обновления» партии. Экс-премьер обозначил намерение преобразовать децентрализованное движение в партию более традиционного типа с левоцентристской повесткой, акцентирующей «зеленые» цели, борьбу с неравенством и политической коррупцией.
Судя по всему, переговоры Конте и Грилло были сложными. 28 июня Конте заявил, что согласится возглавить партию, только если получит полную возможность формулировать ее политическую линию. Он подчеркнул, что настоящая партия «не может иметь теневого лидера и номинального главу». Грилло поначалу отверг эти требования, но затем они преодолели разногласия.
И вот в начале недели прошло онлайн-голосование членов партии за новый устав Д5З, разработанный Конте. В нем приняли участие более 60 тыс. партийцев, и 87% из них поддержали нововведения. Устав предусматривает более четкую партийную иерархию с большими полномочиями лидера и созданием местных организаций, подотчетных центру. Сейчас проходит голосование за кандидатуру Конте на пост лидера партии, и нет сомнений в том, что он будет утвержден. А первым индикатором эффективности партийного проекта экс-премьера станут муниципальные выборы в крупнейших городах Италии, которые пройдут в октябре.
Александр Ивахник
В феврале 2021 г., когда коалиция лишилась большинства в парламенте, Конте был вынужден уйти в отставку, и, казалось, его политическая карьера закончилась. Но в марте к нему обратился основатель «Движения 5 звезд», бывший комик, а ныне популярный блогер Беппе Грилло с призывом «перезапустить» Д5З. На парламентских выборах весной 2018 г. эта антисистемная партия добилась огромного успеха, получив 33% голосов. Но принципы прямой цифровой демократии (члены партии голосовали за политические решения и кандидатов в депутаты на специальной веб-платформе), рыхлая оргструктура и антиэлитный пафос оказались плохо совместимыми с пребыванием в правительстве. Поддержка Д5З неуклонно снижалась и в последнее время составляет 15-16%. В январе 2020 г. глава МИД Италии Луиджи Ди Майо ушел с поста лидера партии, и у Д5З с этого времени не было реального руководителя, а внутренние группировки постоянно сталкивались между собой. После того, как Д5З вошла в правительство национального единства Марио Драги, партию покинули 15 сенаторов и 25 депутатов, которые теперь голосуют вместе с оппозицией.
Беппе Грилло, который сохраняет влияние в Д5З, выбрал Конте в качестве спасителя своего детища, конечно, не случайно. Экс-премьер известен как хороший коммуникатор и медиатор, умеет напрямую обращаться к людям через социальные сети, а главное – до сих пор обладает высокой популярностью в Италии, которую он заработал, ведя страну через самый тяжелый этап пандемии. В апреле Конте согласился попытаться вдохнуть новую жизнь в Д5З, но подчеркнул, что это потребует «полного обновления» партии. Экс-премьер обозначил намерение преобразовать децентрализованное движение в партию более традиционного типа с левоцентристской повесткой, акцентирующей «зеленые» цели, борьбу с неравенством и политической коррупцией.
Судя по всему, переговоры Конте и Грилло были сложными. 28 июня Конте заявил, что согласится возглавить партию, только если получит полную возможность формулировать ее политическую линию. Он подчеркнул, что настоящая партия «не может иметь теневого лидера и номинального главу». Грилло поначалу отверг эти требования, но затем они преодолели разногласия.
И вот в начале недели прошло онлайн-голосование членов партии за новый устав Д5З, разработанный Конте. В нем приняли участие более 60 тыс. партийцев, и 87% из них поддержали нововведения. Устав предусматривает более четкую партийную иерархию с большими полномочиями лидера и созданием местных организаций, подотчетных центру. Сейчас проходит голосование за кандидатуру Конте на пост лидера партии, и нет сомнений в том, что он будет утвержден. А первым индикатором эффективности партийного проекта экс-премьера станут муниципальные выборы в крупнейших городах Италии, которые пройдут в октябре.
Александр Ивахник
Президент Молдовы Майя Саеду наконец получила инструмент для реализации своих программных приоритетов. После убедительной победы пропрезидентской партии «Действие и солидарность» (ПДС) на внеочередных выборах парламент страны в пятницу голосами ПДС вынес вотум доверия новому премьер-министру, программе и составу правительства. Оппозиционные фракции блока социалистов и коммунистов и партии «Шор» в голосовании не участвовали. Как было объявлено заранее, главой правительства стала вице-председатель ПДС Наталья Гаврилица. 43-летняя Гаврилица имеет немалый опыт работы в молдавском правительстве, затем получила степень магистра публичной политики в Гарвардском институте государственного управления, ряд лет работала в Британии в консалтинговой компании и в Глобальном фонде инноваций. При недолгом премьерстве Санду в 2019 г. была министром финансов.
В новом правительстве будет 13 министерств вместо 9 в результате разукрупнения четырех министерств. Перед формированием кабинета министров активно обсуждался вопрос о том, будет ли правящая партия опираться только на свои кадры или привлечет профессионалов с хорошей репутацией из других правых партий, в частности, партии «Платформа Достоинство и правда», с которой ПДС в 2019 г. была в альянсе. Санду и ПДС выбрали первый вариант. Подавляющее большинство членов нового правительства – это депутаты от ПДС и советники президента, также министрами стали несколько внепартийных экспертов, разделяющих европейские ценности новой власти.
Ввиду предстоящей реформы правосудия ключевую должность министра юстиции занял близкий к Санду Серджиу Литвиненко. Он – депутат парламента от ПДС с 2019 г., до этого некоторое время работал в аппарате правительства и в международных проектах в Молдове. Литвиненко – один из основателей и вице-председатель ПДС. Пост министра внутренних дел получила Анна Ревенко, которая до этого была советником президента в области национальной обороны и безопасности, а в 2012-2015 гг. возглавляла Центр борьбы с торговлей людьми в МВД. Министерство иностранных дел и евроинтеграции в ранге вице-премьера возглавил Нику Попеску. Он уже занимал эту должность в 2019 г. в кабинете Санду. В 2010-2013 гг. был советником правительства по вопросам внешней политики, затем работал в различных европейских структурах.
Наибольшие вопросы вызвали назначения в экономический блок правительства. Пост министра финансов получил Думитру Будянский, пост министра экономики – Серджиу Гайбу, Они – чистые эксперты, прежде не вовлеченные в деятельность госаппарата. Оба до недавнего времени работали программными директорами независимого аналитического центра Expert-Grup. Вообще почти все министры правительства Гаврилицы не обладают значительным опытом в государственном управлении. С одной стороны, с этим связаны очевидные риски, велика вероятность невынужденных ошибок. С другой стороны, отсутствие зависимости от старых политических и аппаратных кланов является плюсом, расширяя свободу действий.
Будет весьма интересно наблюдать, как это крайне необычное для молдавского политического класса однопартийное правительство станет справляться с реализацией своей амбициозной программы, сталкиваясь с неизбежным сопротивлением устоявшихся и по-прежнему сильно коррумпированных госструктур. Майя Санду в день утверждения кабинета еще раз подчеркнула, что первейшая задача – это проведение реформы правосудия и органов, призванных бороться с коррупцией. Цель реформы – удаление из системы коррумпированных судей и прокуроров и одновременно подготовка и ввод в систему новых людей.
Александр Ивахник
В новом правительстве будет 13 министерств вместо 9 в результате разукрупнения четырех министерств. Перед формированием кабинета министров активно обсуждался вопрос о том, будет ли правящая партия опираться только на свои кадры или привлечет профессионалов с хорошей репутацией из других правых партий, в частности, партии «Платформа Достоинство и правда», с которой ПДС в 2019 г. была в альянсе. Санду и ПДС выбрали первый вариант. Подавляющее большинство членов нового правительства – это депутаты от ПДС и советники президента, также министрами стали несколько внепартийных экспертов, разделяющих европейские ценности новой власти.
Ввиду предстоящей реформы правосудия ключевую должность министра юстиции занял близкий к Санду Серджиу Литвиненко. Он – депутат парламента от ПДС с 2019 г., до этого некоторое время работал в аппарате правительства и в международных проектах в Молдове. Литвиненко – один из основателей и вице-председатель ПДС. Пост министра внутренних дел получила Анна Ревенко, которая до этого была советником президента в области национальной обороны и безопасности, а в 2012-2015 гг. возглавляла Центр борьбы с торговлей людьми в МВД. Министерство иностранных дел и евроинтеграции в ранге вице-премьера возглавил Нику Попеску. Он уже занимал эту должность в 2019 г. в кабинете Санду. В 2010-2013 гг. был советником правительства по вопросам внешней политики, затем работал в различных европейских структурах.
Наибольшие вопросы вызвали назначения в экономический блок правительства. Пост министра финансов получил Думитру Будянский, пост министра экономики – Серджиу Гайбу, Они – чистые эксперты, прежде не вовлеченные в деятельность госаппарата. Оба до недавнего времени работали программными директорами независимого аналитического центра Expert-Grup. Вообще почти все министры правительства Гаврилицы не обладают значительным опытом в государственном управлении. С одной стороны, с этим связаны очевидные риски, велика вероятность невынужденных ошибок. С другой стороны, отсутствие зависимости от старых политических и аппаратных кланов является плюсом, расширяя свободу действий.
Будет весьма интересно наблюдать, как это крайне необычное для молдавского политического класса однопартийное правительство станет справляться с реализацией своей амбициозной программы, сталкиваясь с неизбежным сопротивлением устоявшихся и по-прежнему сильно коррумпированных госструктур. Майя Санду в день утверждения кабинета еще раз подчеркнула, что первейшая задача – это проведение реформы правосудия и органов, призванных бороться с коррупцией. Цель реформы – удаление из системы коррумпированных судей и прокуроров и одновременно подготовка и ввод в систему новых людей.
Александр Ивахник
Снятие Льва Шлосберга с думских выборов важно в нескольких аспектах.
1. Интерпретация закона об «электоральных лишенцах» может быть максимально широкой. Положение о «причастности» к деятельности экстремистской организации умышленно размыто, что дает возможность снимать и тех кандидатов, которые не только не принимали непосредственного участия в работе такой организации, но даже подвергали критике отдельные стороны ее деятельности (в случае со Шлосбергом – это «Умное голосование»). Но при этом выступали в защиту прав человека и, следовательно, против преследования ее активистов. Кстати, под действие закона попадает не только участие в уличных акциях, но и высказывания в Интернете, даже если они не носят резкого характера, а просто являются «выражением поддержки».
2. Безусловным приоритетом в политической сфере является обеспечение безопасности – это стало окончательно очевидным после белорусских событий прошлого года, когда в считанные дни Беларусь из оплота стабильности превратилась в страну массового протеста. Причем белорусская оппозиция изначально выглядела еще более слабой, чем российская (кто весной прошлого года предполагал, что политическими фигурами могут стать Тихановская и Колесникова?). Отсюда и стремление минимизировать любые политические риски. Тем более, что электоральная ситуация в Москве является для власти непростой с учетом опыта муниципальных выборов 2017 года и выборов в Мосгордуму 2019-го. Оппозиционный электорат более мотивирован и – при хорошо проведенной кампании – лучше мобилизуем, чем лоялистский. А получение депутатского мандата повышает статус политика, дает ему новые ресурсы.
3. «Яблоко» остается системной партией, однако в ее отношении делается попытка принудительной селекции. Как и в случае с КПРФ (казус Павла Грудинина). В данном конкретном случае особенность Шлосберга – это сочетание качеств харизматичного политика, хорошего организатора (создал сильную электоральную машину в Псковской области) и коммуникатора с другими оппозиционными силами. И, следовательно, возможность выйти за пределы «яблочной» электоральной ниши. В то же время принудительная селекция, разумеется, не решает проблему, а загоняет ее внутрь.
Алексей Макаркин
1. Интерпретация закона об «электоральных лишенцах» может быть максимально широкой. Положение о «причастности» к деятельности экстремистской организации умышленно размыто, что дает возможность снимать и тех кандидатов, которые не только не принимали непосредственного участия в работе такой организации, но даже подвергали критике отдельные стороны ее деятельности (в случае со Шлосбергом – это «Умное голосование»). Но при этом выступали в защиту прав человека и, следовательно, против преследования ее активистов. Кстати, под действие закона попадает не только участие в уличных акциях, но и высказывания в Интернете, даже если они не носят резкого характера, а просто являются «выражением поддержки».
2. Безусловным приоритетом в политической сфере является обеспечение безопасности – это стало окончательно очевидным после белорусских событий прошлого года, когда в считанные дни Беларусь из оплота стабильности превратилась в страну массового протеста. Причем белорусская оппозиция изначально выглядела еще более слабой, чем российская (кто весной прошлого года предполагал, что политическими фигурами могут стать Тихановская и Колесникова?). Отсюда и стремление минимизировать любые политические риски. Тем более, что электоральная ситуация в Москве является для власти непростой с учетом опыта муниципальных выборов 2017 года и выборов в Мосгордуму 2019-го. Оппозиционный электорат более мотивирован и – при хорошо проведенной кампании – лучше мобилизуем, чем лоялистский. А получение депутатского мандата повышает статус политика, дает ему новые ресурсы.
3. «Яблоко» остается системной партией, однако в ее отношении делается попытка принудительной селекции. Как и в случае с КПРФ (казус Павла Грудинина). В данном конкретном случае особенность Шлосберга – это сочетание качеств харизматичного политика, хорошего организатора (создал сильную электоральную машину в Псковской области) и коммуникатора с другими оппозиционными силами. И, следовательно, возможность выйти за пределы «яблочной» электоральной ниши. В то же время принудительная селекция, разумеется, не решает проблему, а загоняет ее внутрь.
Алексей Макаркин
Через неделю с небольшим будет тридцатая годовщина путча ГЧКП. Вполне предсказуемо активизируются споры о сценариях и результатах развития страны за это время. О чем мечтали и к чему пришли.
В 1991 году советское общество было более консервативно, чем казалось внешним наблюдателям. Оно было весьма эластичным, восприняв не только официально разрешенную, но и поощряемую сверху вестернизацию. Но при этом внутренне рассматривало Запад как сугубо материальный ориентир – десятки сортов колбас на фоне тотального дефицита даже в крупнейших городах после конца «нефтяного чуда». Основные же представления о нормативном были вполне традиционалистскими – не случайно, что и режим Бориса Ельцина после поражения «Выбора России» стал быстро облекаться в «государственнические» одежды, стремясь повысить слабеющую легитимность.
Сейчас, спустя тридцать лет, Россия внешне выглядит оплотом консерватизма, защитницей традиционных ценностей. Слова «демократ» и, особенно, «либерал» являются для значительной части общества ругательными. Но при этом сами российские «нелибералы» нередко вполне искренне исповедуют либеральные ценности, связанные с личными свободами и уважением к частной жизни. Только они их таковыми не называют. Российское общество внешне антизападно, но внутренне куда более вестернизировано, встроено в глобальный мир, чем советское три десятилетия назад. И это может быть серьезным политическим вызовом в условиях официального и все более инерционного традиционализма.
Алексей Макаркин
В 1991 году советское общество было более консервативно, чем казалось внешним наблюдателям. Оно было весьма эластичным, восприняв не только официально разрешенную, но и поощряемую сверху вестернизацию. Но при этом внутренне рассматривало Запад как сугубо материальный ориентир – десятки сортов колбас на фоне тотального дефицита даже в крупнейших городах после конца «нефтяного чуда». Основные же представления о нормативном были вполне традиционалистскими – не случайно, что и режим Бориса Ельцина после поражения «Выбора России» стал быстро облекаться в «государственнические» одежды, стремясь повысить слабеющую легитимность.
Сейчас, спустя тридцать лет, Россия внешне выглядит оплотом консерватизма, защитницей традиционных ценностей. Слова «демократ» и, особенно, «либерал» являются для значительной части общества ругательными. Но при этом сами российские «нелибералы» нередко вполне искренне исповедуют либеральные ценности, связанные с личными свободами и уважением к частной жизни. Только они их таковыми не называют. Российское общество внешне антизападно, но внутренне куда более вестернизировано, встроено в глобальный мир, чем советское три десятилетия назад. И это может быть серьезным политическим вызовом в условиях официального и все более инерционного традиционализма.
Алексей Макаркин
В России ждут, что Беларусь будет делать реальные шаги в сфере политической интеграции. Беларусь этого не делает – с обсуждения сняты вопросы о введении поста президента Союзного государства, об общей валюте, о российской базе. Для признания Крыма российским – что еще более привяжет Беларусь к России – Александр Лукашенко выдвигает заведомо неприемлемое условие – когда в Крыму будет свободно работать российский крупный бизнес, тогда и признаем. Похоже на историю с той же валютой, против которой Лукашенко никогда не возражал – пожалуйста, хоть завтра. Только с двумя эмиссионными центрами, а если с одним, то где-нибудь в Смоленске – и так далее.
Сейчас Лукашенко может отказаться от конституционного закрепления нейтрального статуса Беларуси – тем более, что это положение действительно входит в противоречие с членством страны в ОДКБ. Правда, в течение многих лет на это не обращали внимания, закрывая глаза на реальность, что ОДКБ – это военный блок. И никому это не помогало и не мешало. Так что такой шаг навстречу России будет носить символический характер.
Одна из причин отказа Лукашенко от политической интеграции очевидна и актуальна уже в течение многих лет. Это нежелание отдавать власть, становиться либо де-факто «полпредом в Белорусском федеральном округе», либо союзным чиновником на почетном посту, но без властного ресурса.
Но есть и другая причина – само население Беларуси существенно изменилось по сравнению с временами 1990-х годов, когда большинство было готово восстанавливать Союз. Теперь любые признаки утраты реальной независимости могут привести к новому всплеску протестной активности. Раньше Лукашенко «пугал» Москву возможностью таких протестов – но после прошлогодней турбулентности казавшаяся виртуальной угроза стала выглядеть реальной. Тем более, что поддержка Лукашенко со стороны России никак не прибавила к ней симпатий социально активных горожан.
Алексей Макаркин
Сейчас Лукашенко может отказаться от конституционного закрепления нейтрального статуса Беларуси – тем более, что это положение действительно входит в противоречие с членством страны в ОДКБ. Правда, в течение многих лет на это не обращали внимания, закрывая глаза на реальность, что ОДКБ – это военный блок. И никому это не помогало и не мешало. Так что такой шаг навстречу России будет носить символический характер.
Одна из причин отказа Лукашенко от политической интеграции очевидна и актуальна уже в течение многих лет. Это нежелание отдавать власть, становиться либо де-факто «полпредом в Белорусском федеральном округе», либо союзным чиновником на почетном посту, но без властного ресурса.
Но есть и другая причина – само население Беларуси существенно изменилось по сравнению с временами 1990-х годов, когда большинство было готово восстанавливать Союз. Теперь любые признаки утраты реальной независимости могут привести к новому всплеску протестной активности. Раньше Лукашенко «пугал» Москву возможностью таких протестов – но после прошлогодней турбулентности казавшаяся виртуальной угроза стала выглядеть реальной. Тем более, что поддержка Лукашенко со стороны России никак не прибавила к ней симпатий социально активных горожан.
Алексей Макаркин
Вчера президент Байден одержал большую политическую победу. Начали обретать плоть амбициозные социально-экономические обещания, сделанные им в период предвыборной кампании. После многих недель согласований между переговорщиками от демократов и республиканцев Сенат США принял самый масштабный за десятилетия законопроект об инвестициях в инфраструктуру объемом в $1 триллион. По ходу рассмотрения этот законопроект был поддержан не только президентом, но и влиятельными деловыми, профсоюзными и фермерскими организациями. В итоге за него проголосовали 69 сенаторов, в т.ч. 19 республиканцев – несмотря на энергичные призывы Дональда Трампа провалить проект. 30 республиканцев подали голоса против. Таким образом, впервые за долгое время при принятии важного внутриполитического решения частично возникла двухпартийная коалиция.
Инфраструктурный пакет предусматривает выделение $550 млрд новых федеральных ассигнований в течение 5 лет в дополнение к действующим программам и перенаправление части неиспользованных средств из других программ. Деньги пойдут на развитие как традиционных сфер инфраструктуры, так и новых отраслей. В частности, $110 млрд выделено на ремонт автомобильных дорог и мостов, $66 млрд – на модернизацию пассажирского и грузового железнодорожного транспорта, $55 млрд – на замену свинцовых труб водоснабжения и обеспечение доступа к чистой питьевой воде. $66 млрд отводится на развитие высокоскоростного интернета в сельской местности и в районах, где проживают низкодоходные группы населения. IT компании, которые получат свою долю госфинансирования, должны будут предоставлять доступ к интернету по пониженным тарифам. $73 млрд ассигнуется на развитие «чистой» энергетики и транспорта, включая модернизацию электросетей, стимулирование возобновляемых источников энергии, электрификацию общественного транспорта и строительство зарядных станций для электромобилей.
Вслед за принятием инфраструктурного пакета Сенат начинает рассматривать беспрецедентный бюджетный план социальных программ администрации Байдена на $3,5 трлн в течение 10 лет. Эти огромные средства должны пойти на помощь семьям с детьми и пожилым людям, развитие программ здравоохранения и образования, а также масштабные меры борьбы с изменениями климата. Предусматривается, что покрываться эти расходы будут за счет значительного повышения налогов на крупные корпорации и богатые слои населения, а также введения углеродного налога на ввозимую в страну продукцию.
И здесь уже двухпартийного согласия не предвидится. Республиканцы солидарно выступят против предлагаемого пакета программ, который они рассматривают как проявление утвердившегося в лагере демократов социалистического крена. Но у демократов есть возможность использовать в Сенате специальную процедуру, которая позволяет принимать бюджетный план простым большинством при решающем голосе вице-президента Камалы Харрис. А затем последует уже детальное рассмотрение наполнения бюджета, которое продлится до осени. После этого дебаты по инфраструктурному законопроекту и бюджетному социальному пакету переместятся в Палату представителей, где у демократов более устойчивое большинство.
Александр Ивахник
Инфраструктурный пакет предусматривает выделение $550 млрд новых федеральных ассигнований в течение 5 лет в дополнение к действующим программам и перенаправление части неиспользованных средств из других программ. Деньги пойдут на развитие как традиционных сфер инфраструктуры, так и новых отраслей. В частности, $110 млрд выделено на ремонт автомобильных дорог и мостов, $66 млрд – на модернизацию пассажирского и грузового железнодорожного транспорта, $55 млрд – на замену свинцовых труб водоснабжения и обеспечение доступа к чистой питьевой воде. $66 млрд отводится на развитие высокоскоростного интернета в сельской местности и в районах, где проживают низкодоходные группы населения. IT компании, которые получат свою долю госфинансирования, должны будут предоставлять доступ к интернету по пониженным тарифам. $73 млрд ассигнуется на развитие «чистой» энергетики и транспорта, включая модернизацию электросетей, стимулирование возобновляемых источников энергии, электрификацию общественного транспорта и строительство зарядных станций для электромобилей.
Вслед за принятием инфраструктурного пакета Сенат начинает рассматривать беспрецедентный бюджетный план социальных программ администрации Байдена на $3,5 трлн в течение 10 лет. Эти огромные средства должны пойти на помощь семьям с детьми и пожилым людям, развитие программ здравоохранения и образования, а также масштабные меры борьбы с изменениями климата. Предусматривается, что покрываться эти расходы будут за счет значительного повышения налогов на крупные корпорации и богатые слои населения, а также введения углеродного налога на ввозимую в страну продукцию.
И здесь уже двухпартийного согласия не предвидится. Республиканцы солидарно выступят против предлагаемого пакета программ, который они рассматривают как проявление утвердившегося в лагере демократов социалистического крена. Но у демократов есть возможность использовать в Сенате специальную процедуру, которая позволяет принимать бюджетный план простым большинством при решающем голосе вице-президента Камалы Харрис. А затем последует уже детальное рассмотрение наполнения бюджета, которое продлится до осени. После этого дебаты по инфраструктурному законопроекту и бюджетному социальному пакету переместятся в Палату представителей, где у демократов более устойчивое большинство.
Александр Ивахник
Россия – страна историческая, и прямые и косвенные апелляции к истории играют немалую роль как во внутренней, так и во внешней политике. Но не всегда они оказываются успешными. Два свежих примера.
1. Внутриполитический. Сотрудник красноярской краевой администрации Андрей Агафонов назвал критиков экологической ситуации в Красноярске плаксивым сбродом и кое-чем похлеще. Но самое интересное в его посте – это формулировка про отдельные комплименты бойцам невидимого фронта, которые воспитали целое поколение истеричек «в режиме черного неба». Бойцы невидимого фронта – это явно западные спецслужбы, разложившие честных советских людей, которые трудились на благо страны, не обращая внимания на временные трудности, в том числе с экологией.
В этом мифе, не так уж редком среди современных государственников, полностью обходится понятие «кухни», куда после трудового дня возвращались советские граждане. И там в тесном семейном кругу, не боясь информаторов, способных сообщить куда надо, ругали начальство за дефицит, длинные очереди, а то и за плохую экологию, рассказывали анекдоты про дорогого Леонида Ильича и истории про свадьбу дочери Романова в Ленинграде (кстати, недостоверные). Сейчас Интернет – это большая «кухня», где можно – хотя уже и с оговорками – выплеснуть свои эмоции, не столь уж отличающиеся от настроений поколений, которые жили за железным занавесом.
2. Внешнеполитический. Российский и британский послы сфотографировались, подражая Сталину и Черчиллю на Тегеранской конференции 1943 года. И тут же получили отповедь от иранских официальных лиц, в том числе от спикера парламента Мохаммада Бакера Калибафа, одного из ведущих иранских политиков и ближайшего союзника недавно избранного президента Эбрахима Раиси. А также от уходящего и будущего глав МИДа. Для британцев такая отповедь в общем привычна, а вот для России, в которой с Ираном связываются геополитические планы, неожиданна. Для российского сознания Тегеранская конференция прочно связана с восприятием Второй мировой войны, где есть «наши», враги и ненадежные союзники. Враги – это не только нацисты, но и любые их пособники. А всё, что приближало Победу – это однозначно хорошо.
А во многих других странах ситуация иная – причем не только в Украине или Балтии. Молодые египетские офицеры Насер и Садат так ненавидели Британию, что ждали прихода танков Роммеля. Национальный герой Мьянмы Аун Сан был военным министром в антибританском и прояпонском правительстве – и выступил против японцев лишь после коренного перелома в войне. В современной Индии Субхас Чандра Бос, участвовавший в создании индийского легиона СС – герой борьбы за независимость.
В Иране период Второй мировой войны рассматривается как время пребывания на территории страны иностранных – советских и британских – войск, что расценивается сугубо негативно. В России нередко здесь проводят психологически понятное разделение, соглашаясь с тем, что к британцам могут быть претензии колониального характера, но эмоционально отвергая любые аналогичные инвективы в отношении СССР. Но в Иране исходят из того, что и Сталин претендовал на иранскую нефть и после войны даже добился заключения соответствующего договора, согласившись только при этом условии на вывод советских войск. Он только не учел, что документ подлежал ратификации парламентом – а иранское правительство заведомо знало, что это невозможно. Для современного Ирана СССР в этом контексте – продолжатель императорской России, что отнюдь не является комплиментом.
Алексей Макаркин
1. Внутриполитический. Сотрудник красноярской краевой администрации Андрей Агафонов назвал критиков экологической ситуации в Красноярске плаксивым сбродом и кое-чем похлеще. Но самое интересное в его посте – это формулировка про отдельные комплименты бойцам невидимого фронта, которые воспитали целое поколение истеричек «в режиме черного неба». Бойцы невидимого фронта – это явно западные спецслужбы, разложившие честных советских людей, которые трудились на благо страны, не обращая внимания на временные трудности, в том числе с экологией.
В этом мифе, не так уж редком среди современных государственников, полностью обходится понятие «кухни», куда после трудового дня возвращались советские граждане. И там в тесном семейном кругу, не боясь информаторов, способных сообщить куда надо, ругали начальство за дефицит, длинные очереди, а то и за плохую экологию, рассказывали анекдоты про дорогого Леонида Ильича и истории про свадьбу дочери Романова в Ленинграде (кстати, недостоверные). Сейчас Интернет – это большая «кухня», где можно – хотя уже и с оговорками – выплеснуть свои эмоции, не столь уж отличающиеся от настроений поколений, которые жили за железным занавесом.
2. Внешнеполитический. Российский и британский послы сфотографировались, подражая Сталину и Черчиллю на Тегеранской конференции 1943 года. И тут же получили отповедь от иранских официальных лиц, в том числе от спикера парламента Мохаммада Бакера Калибафа, одного из ведущих иранских политиков и ближайшего союзника недавно избранного президента Эбрахима Раиси. А также от уходящего и будущего глав МИДа. Для британцев такая отповедь в общем привычна, а вот для России, в которой с Ираном связываются геополитические планы, неожиданна. Для российского сознания Тегеранская конференция прочно связана с восприятием Второй мировой войны, где есть «наши», враги и ненадежные союзники. Враги – это не только нацисты, но и любые их пособники. А всё, что приближало Победу – это однозначно хорошо.
А во многих других странах ситуация иная – причем не только в Украине или Балтии. Молодые египетские офицеры Насер и Садат так ненавидели Британию, что ждали прихода танков Роммеля. Национальный герой Мьянмы Аун Сан был военным министром в антибританском и прояпонском правительстве – и выступил против японцев лишь после коренного перелома в войне. В современной Индии Субхас Чандра Бос, участвовавший в создании индийского легиона СС – герой борьбы за независимость.
В Иране период Второй мировой войны рассматривается как время пребывания на территории страны иностранных – советских и британских – войск, что расценивается сугубо негативно. В России нередко здесь проводят психологически понятное разделение, соглашаясь с тем, что к британцам могут быть претензии колониального характера, но эмоционально отвергая любые аналогичные инвективы в отношении СССР. Но в Иране исходят из того, что и Сталин претендовал на иранскую нефть и после войны даже добился заключения соответствующего договора, согласившись только при этом условии на вывод советских войск. Он только не учел, что документ подлежал ратификации парламентом – а иранское правительство заведомо знало, что это невозможно. Для современного Ирана СССР в этом контексте – продолжатель императорской России, что отнюдь не является комплиментом.
Алексей Макаркин
На армяно-азербайджанском фронтире все стабильно нестабильно. На этом фоне стоит обратить внимание на два заявления официального Баку. 11 августа министерство обороны Азербайджана опубликовало документ, в котором достаточно резко (что нетипично для риторики этой страны в последние несколько месяцев) высказалось в отношении российских миротворцев в Нагорном Карабахе. В чем пафос этого документа? В Баку вызывает раздражение нахождение на карабахской территории военных из Армении. И миротворцы из РФ, с азербайджанской точки зрения, не слишком эффективны в деле их вывода оттуда. Напротив, фиксируются армянские новые посты.
Впрочем, не только российские миротворцы вызвали жесткую реакцию Баку. Азербайджан направил ноту Ирану, выразив свое недовольство по поводу поездок грузовиков из Исламской республики на территорию Нагорного Карабаха. Как видим, два заявления появились практически синхронно. Но объединяет их одно. Власти Азербайджана пытаются жестче поставить вопрос о контроле над той частью Карабаха, которая по итогам сорокачетырехдневной войны 2020 года осталась вне фактической юрисдикции Баку. Формально она всеми, включая и Иран с Россией, признается территорией Азербайджана. Но вопрос о ее статусе та же Минская группа ОБСЕ предлагает содержательно обсуждать, тогда как Ильхам Алиев последовательно продвигает идею, что все вопросы политико-правового характера разрешены по итогам прошлогоднего противостояния. В Баку предпочитают видеть конфликт завершенным. Но в последнее время слишком много фактов говорят, скорее, об обратном. Ситуация непроста не только в Карабахе, но и вокруг Нахичевани, южной части Армении, а также тавушско-товузского направления.
Как следствие, активизация Баку по разным направлениям. Азербайджанским властями важно еще раз показать: терпеть «промежуточный статус» непризнанной НКР даже в урезанном виде они не собираются. Свой военный успех они хотят закрепить окончательно и бесповоротно. Пока не введена в оборот риторика относительно российских пограничников или ОДКБ. Но, думается, и эти вопросы не вызывают особых восторгов. Особенно в контексте недавнего визита генсека Организации Станислава Зася в Ереван. Коллизии вокруг неоднозначных итогов второй карабахской войны были неизбежны. Похоже, они начинают проявляться более ощутимо. И не только в переговорном формате, но и в публичной сфере. Только сегодня в отличие от периода до 2020 года фактор Турции намного более важен. И сигналы из Анкары мы еще не раз услышим.
Сергей Маркедонов
Впрочем, не только российские миротворцы вызвали жесткую реакцию Баку. Азербайджан направил ноту Ирану, выразив свое недовольство по поводу поездок грузовиков из Исламской республики на территорию Нагорного Карабаха. Как видим, два заявления появились практически синхронно. Но объединяет их одно. Власти Азербайджана пытаются жестче поставить вопрос о контроле над той частью Карабаха, которая по итогам сорокачетырехдневной войны 2020 года осталась вне фактической юрисдикции Баку. Формально она всеми, включая и Иран с Россией, признается территорией Азербайджана. Но вопрос о ее статусе та же Минская группа ОБСЕ предлагает содержательно обсуждать, тогда как Ильхам Алиев последовательно продвигает идею, что все вопросы политико-правового характера разрешены по итогам прошлогоднего противостояния. В Баку предпочитают видеть конфликт завершенным. Но в последнее время слишком много фактов говорят, скорее, об обратном. Ситуация непроста не только в Карабахе, но и вокруг Нахичевани, южной части Армении, а также тавушско-товузского направления.
Как следствие, активизация Баку по разным направлениям. Азербайджанским властями важно еще раз показать: терпеть «промежуточный статус» непризнанной НКР даже в урезанном виде они не собираются. Свой военный успех они хотят закрепить окончательно и бесповоротно. Пока не введена в оборот риторика относительно российских пограничников или ОДКБ. Но, думается, и эти вопросы не вызывают особых восторгов. Особенно в контексте недавнего визита генсека Организации Станислава Зася в Ереван. Коллизии вокруг неоднозначных итогов второй карабахской войны были неизбежны. Похоже, они начинают проявляться более ощутимо. И не только в переговорном формате, но и в публичной сфере. Только сегодня в отличие от периода до 2020 года фактор Турции намного более важен. И сигналы из Анкары мы еще не раз услышим.
Сергей Маркедонов
Бурные события происходили во вторник и среду на польской политической сцене. 10 августа премьер-министр Матеуш Моравецкий уволил своего заместителя Ярослава Говина, который возглавляет входившую в правительственную коалицию партию «Согласие». Причиной стало то, что Говин выступал против принципиального для национал-популистской партии «Право и справедливость» (ПиС) законопроекта о СМИ, голосование по которому было назначено на 11 августа. После увольнения Говина 13 депутатов Сейма от «Согласия» приняли решение выйти из трехпартийной правящей коалиции. В результате правительство лишилось формального большинства в 460-местной нижней палате.
Законопроект о СМИ предусматривает, что лицензии на вещание в Польше могут предоставляться только тем теле- и радиокомпаниям, контрольный пакет в которых не принадлежит юрлицам, находящимся за пределами ЕС. Правительство обосновывало это заботой о защите польского информационного пространства от возможного вмешательства со стороны зарубежных противников вроде России или Китая. Но все в Польше понимали, что реальная цель законопроекта – отлучение от вещания ведущей независимой частной телекомпании TVN, которая принадлежит американской Discovery. В состав сети TVN входит новостной телеканал TVN24 с многомиллионной аудиторией, который регулярно и жестко критикует правящих национал-консерваторов по различным темам, что вызывает у них резкое раздражение. Власти уже более года затягивают продление лицензии TVN24, которая истекает в конце сентября. И оппозиция, и проевропейские гражданские активисты, и сама компания Discovery расценили намерение правительства как атаку на ключевые демократические принципы свободы слова и независимости СМИ. В случае принятия законопроекта Discovery будет вынуждена продать TVN, которая наверняка перейдет к близкому к власти бизнесу.
На заседании Сейма в среду оппозиции с участием депутатов от «Согласия» сначала удалось с перевесом в два голоса провести процедурную резолюцию о переносе голосования по законопроекту о СМИ на сентябрь. Но затем спикер Сейма Эльжбета Витек из ПиС под крики «Позор!» и «Мошенники!» поставила эту резолюцию на переголосование, которое закончилось победой правительства. После этого ПиС смогла убедить ряд депутатов от малых националистических партий поддержать законопроект о СМИ, и в результате он был одобрен 228 голосами против 216 при 10 воздержавшихся. Но конечная судьба законопроекта пока не ясна. Теперь он пойдет в Сенат, где оппозиция имеет небольшое большинство и, вероятно, сможет отклонить его. В таком случае законопроект вернется в Сейм, который сможет преодолеть вето Сената абсолютным большинством, что для правительства будет не просто. В любом случае способность правящей коалиции после выхода из нее «Согласия» и дальше получать парламентское одобрение нужных ему решений оказалась под вопросом, а вероятность досрочных выборов увеличилась.
Решимость ПиС протащить законопроект о СМИ имеет еще одно следствие. Если он все-таки будет принят, это вызовет серьезный конфликт с Вашингтоном – не только по идеологическим основаниям, но и потому, что TVN – это крупнейшая американская инвестиция в Польше. В среду госсекретарь США Энтони Блинкен заявил, что администрация Байдена «глубоко встревожена» законопроектом, который «угрожает свободе СМИ и может подорвать привлекательный инвестиционный климат Польши».
Александр Ивахник
Законопроект о СМИ предусматривает, что лицензии на вещание в Польше могут предоставляться только тем теле- и радиокомпаниям, контрольный пакет в которых не принадлежит юрлицам, находящимся за пределами ЕС. Правительство обосновывало это заботой о защите польского информационного пространства от возможного вмешательства со стороны зарубежных противников вроде России или Китая. Но все в Польше понимали, что реальная цель законопроекта – отлучение от вещания ведущей независимой частной телекомпании TVN, которая принадлежит американской Discovery. В состав сети TVN входит новостной телеканал TVN24 с многомиллионной аудиторией, который регулярно и жестко критикует правящих национал-консерваторов по различным темам, что вызывает у них резкое раздражение. Власти уже более года затягивают продление лицензии TVN24, которая истекает в конце сентября. И оппозиция, и проевропейские гражданские активисты, и сама компания Discovery расценили намерение правительства как атаку на ключевые демократические принципы свободы слова и независимости СМИ. В случае принятия законопроекта Discovery будет вынуждена продать TVN, которая наверняка перейдет к близкому к власти бизнесу.
На заседании Сейма в среду оппозиции с участием депутатов от «Согласия» сначала удалось с перевесом в два голоса провести процедурную резолюцию о переносе голосования по законопроекту о СМИ на сентябрь. Но затем спикер Сейма Эльжбета Витек из ПиС под крики «Позор!» и «Мошенники!» поставила эту резолюцию на переголосование, которое закончилось победой правительства. После этого ПиС смогла убедить ряд депутатов от малых националистических партий поддержать законопроект о СМИ, и в результате он был одобрен 228 голосами против 216 при 10 воздержавшихся. Но конечная судьба законопроекта пока не ясна. Теперь он пойдет в Сенат, где оппозиция имеет небольшое большинство и, вероятно, сможет отклонить его. В таком случае законопроект вернется в Сейм, который сможет преодолеть вето Сената абсолютным большинством, что для правительства будет не просто. В любом случае способность правящей коалиции после выхода из нее «Согласия» и дальше получать парламентское одобрение нужных ему решений оказалась под вопросом, а вероятность досрочных выборов увеличилась.
Решимость ПиС протащить законопроект о СМИ имеет еще одно следствие. Если он все-таки будет принят, это вызовет серьезный конфликт с Вашингтоном – не только по идеологическим основаниям, но и потому, что TVN – это крупнейшая американская инвестиция в Польше. В среду госсекретарь США Энтони Блинкен заявил, что администрация Байдена «глубоко встревожена» законопроектом, который «угрожает свободе СМИ и может подорвать привлекательный инвестиционный климат Польши».
Александр Ивахник
В Хабаровском крае определились кандидаты в губернаторы. Можно сказать, что это кейс для пособия на тему «Как избрать губернатора в протестном регионе».
Итак, Михаил Дегтярев предсказуемо баллотируется от ЛДПР. «Единая Россия» столь же предсказуемо своего кандидата не выдвинула и поддержит Дегтярева.
Коммунист не преодолел муниципальный фильтр. Он в регионе немаленький – 8%. Первый секретарь крайкома КПРФ Петр Перевезенцев совершил электоральный подвиг, преодолев этот барьер с помощью сторонников Сергея Фургала. Но главная проблема для коммунистов – это не общее число депутатских автографов, а необходимость собрать их не менее чем в 75% муниципалитетов. В результате подвиг оказался бессмысленным, так как одного района коммунисту до этой цифры не хватило.
Так что к выборам оказались допущены три кандидата. Муж пресс-секретаря Дегтярева Владимир Парфенов от РПСС. Малоизвестный бизнесмен Бабек Мамедов от «Родины». И телеведущая Первого канала Марина Ким, ранее никакого отношения к региону не имевшая (так что на ее фоне Дегтярев как бы и не совсем варяг – все же в Хабаровске он с прошлого года) и без всякого управленческого опыта. В принципе, возможна негативная мобилизация в поддержку Ким, но ее можно постараться купировать политтехнологическими приемами, концентрируя внимание не только на чуждости кандидата региону (напомним, что протестное голосование в 2018 году было везде за своих земляков – в том числе и в случае с Фургалом), но и на корейском происхождении. Впрочем, здесь можно и переборщить – вдруг жители поверят, что смогут жить как в Южной Корее (Северная слишком непопулярный пример).
Алексей Макаркин
Итак, Михаил Дегтярев предсказуемо баллотируется от ЛДПР. «Единая Россия» столь же предсказуемо своего кандидата не выдвинула и поддержит Дегтярева.
Коммунист не преодолел муниципальный фильтр. Он в регионе немаленький – 8%. Первый секретарь крайкома КПРФ Петр Перевезенцев совершил электоральный подвиг, преодолев этот барьер с помощью сторонников Сергея Фургала. Но главная проблема для коммунистов – это не общее число депутатских автографов, а необходимость собрать их не менее чем в 75% муниципалитетов. В результате подвиг оказался бессмысленным, так как одного района коммунисту до этой цифры не хватило.
Так что к выборам оказались допущены три кандидата. Муж пресс-секретаря Дегтярева Владимир Парфенов от РПСС. Малоизвестный бизнесмен Бабек Мамедов от «Родины». И телеведущая Первого канала Марина Ким, ранее никакого отношения к региону не имевшая (так что на ее фоне Дегтярев как бы и не совсем варяг – все же в Хабаровске он с прошлого года) и без всякого управленческого опыта. В принципе, возможна негативная мобилизация в поддержку Ким, но ее можно постараться купировать политтехнологическими приемами, концентрируя внимание не только на чуждости кандидата региону (напомним, что протестное голосование в 2018 году было везде за своих земляков – в том числе и в случае с Фургалом), но и на корейском происхождении. Впрочем, здесь можно и переборщить – вдруг жители поверят, что смогут жить как в Южной Корее (Северная слишком непопулярный пример).
Алексей Макаркин
События двух последних недель в Болгарии лишний раз показывают, насколько выход на политическую авансцену людей из шоу-бизнеса чреват неприятностями для государственных институтов. Лидер партии «Есть такой народ» (ЕТН), бывший знаменитый поп-певец и телеведущий Слави Трифонов, по существу, сорвал процесс формирования правительства после досрочных парламентских выборов 11 июля.
Вначале Трифонов заявил, что его антиэлитная партия, которая пришла первой на выборах, но получила только 24% голосов и 65 мест в парламенте из 240, вообще ни с кем не будет вступать в коалиционные переговоры и сформирует правительство меньшинства самостоятельно. Естественно, такой вариант не прошел, и ЕТН все-таки начала консультации с двумя партиями, возникшими на прошлогодней волне антикоррупционных уличных протестов, – «Демократической Болгарией» и «Поднимайся, Болгария! Мы идем», а также с соцпартией, близкой к президенту Румену Радеву. Протестные партии пытались согласовать с ЕТН программу действий, направленных на демонтаж коррупционной системы, построенной при долгом премьерстве Бойко Борисова. Однако переговоры, в которых сам Трифонов не участвовал, шли вяло. 28 июля собеседники ЕТН попытались добиться от нее более четких обязательств и оглашения имен людей, которых партия Трифонова видит в составе кабинета министров. В ответ Трифонов обвинил лидера «Демократической Болгарии» Христо Иванова в ведении «грязных политических игр» и в том, что тот «подрывает прогресс» на пути формирования правительства.
30 июля ЕТН наконец назвала своего кандидата на пост премьера – Пламена Николова, и президент Радев вручил ему мандат на формирование правительства. 6 августа список членов кабинета был представлен, и на 11 августа было назначено заседание парламента для голосования по вотуму доверия. Однако 9 августа две протестные партии и соцпартия объявили, что проголосуют против утверждения правительства. Их не устроили фигуры, выдвинутые Трифоновым на ключевые посты. Кандидат на пост премьера Николов вначале презентовался как бизнес-лидер высокого уровня, но оказалось, что он всего лишь представляет в Болгарии известный бренд товаров для плавания FINIS. Выдвинутый на пост министра юстиции юрист Момчил Иванов, как выяснили СМИ, активно распространял в соцсетях теории заговора. А в отношении выдвиженца на пост главы МВД, юриста Петара Илиева Софийский университет ведет расследование по поводу плагиата в его диссертации. Эти номинации породили глубокие сомнения относительно желания и готовности ЕТН реально бороться с укоренившейся системой коррупции и кумовства и проводить серьезные реформы.
И тогда 10 августа Трифонов заявил, что ЕТН отзывает свои предложения по составу кабинета и отказывается от попытки его сформировать, а заодно обвинил протестные партии в предательстве. «Это означает новые выборы», – добавил Трифонов. 12 августа парламент формально проголосовал за резолюцию о прекращении мандата ЕТН на формирование правительства. Теперь президент Радев должен вручить новый мандат второй по численности фракции – ГЕРБ, но Бойко Борисов уже заявил, что откажется от него. Третий мандат президент может вручить любой партии, и скорее всего это будет соцпартия. Социалисты объявили, что в таком случае они предложат перевести действующее временное правительство во главе с близким к Радеву генералом Яневым в статус постоянного. Гипотетически такой сценарий могут поддержать и протестные партии, поскольку временный кабинет с мая ведет реальную борьбу с коррупционными схемами. Если же нет, то Болгарии предстоят третьи в этом году парламентские выборы.
Александр Ивахник
Вначале Трифонов заявил, что его антиэлитная партия, которая пришла первой на выборах, но получила только 24% голосов и 65 мест в парламенте из 240, вообще ни с кем не будет вступать в коалиционные переговоры и сформирует правительство меньшинства самостоятельно. Естественно, такой вариант не прошел, и ЕТН все-таки начала консультации с двумя партиями, возникшими на прошлогодней волне антикоррупционных уличных протестов, – «Демократической Болгарией» и «Поднимайся, Болгария! Мы идем», а также с соцпартией, близкой к президенту Румену Радеву. Протестные партии пытались согласовать с ЕТН программу действий, направленных на демонтаж коррупционной системы, построенной при долгом премьерстве Бойко Борисова. Однако переговоры, в которых сам Трифонов не участвовал, шли вяло. 28 июля собеседники ЕТН попытались добиться от нее более четких обязательств и оглашения имен людей, которых партия Трифонова видит в составе кабинета министров. В ответ Трифонов обвинил лидера «Демократической Болгарии» Христо Иванова в ведении «грязных политических игр» и в том, что тот «подрывает прогресс» на пути формирования правительства.
30 июля ЕТН наконец назвала своего кандидата на пост премьера – Пламена Николова, и президент Радев вручил ему мандат на формирование правительства. 6 августа список членов кабинета был представлен, и на 11 августа было назначено заседание парламента для голосования по вотуму доверия. Однако 9 августа две протестные партии и соцпартия объявили, что проголосуют против утверждения правительства. Их не устроили фигуры, выдвинутые Трифоновым на ключевые посты. Кандидат на пост премьера Николов вначале презентовался как бизнес-лидер высокого уровня, но оказалось, что он всего лишь представляет в Болгарии известный бренд товаров для плавания FINIS. Выдвинутый на пост министра юстиции юрист Момчил Иванов, как выяснили СМИ, активно распространял в соцсетях теории заговора. А в отношении выдвиженца на пост главы МВД, юриста Петара Илиева Софийский университет ведет расследование по поводу плагиата в его диссертации. Эти номинации породили глубокие сомнения относительно желания и готовности ЕТН реально бороться с укоренившейся системой коррупции и кумовства и проводить серьезные реформы.
И тогда 10 августа Трифонов заявил, что ЕТН отзывает свои предложения по составу кабинета и отказывается от попытки его сформировать, а заодно обвинил протестные партии в предательстве. «Это означает новые выборы», – добавил Трифонов. 12 августа парламент формально проголосовал за резолюцию о прекращении мандата ЕТН на формирование правительства. Теперь президент Радев должен вручить новый мандат второй по численности фракции – ГЕРБ, но Бойко Борисов уже заявил, что откажется от него. Третий мандат президент может вручить любой партии, и скорее всего это будет соцпартия. Социалисты объявили, что в таком случае они предложат перевести действующее временное правительство во главе с близким к Радеву генералом Яневым в статус постоянного. Гипотетически такой сценарий могут поддержать и протестные партии, поскольку временный кабинет с мая ведет реальную борьбу с коррупционными схемами. Если же нет, то Болгарии предстоят третьи в этом году парламентские выборы.
Александр Ивахник
Запамятовал фамилию британского генерала XIX века, который говаривал, что для западной державы нет ничего проще, чем оккупировать Афганистан, и ничего сложнее, чем этой оккупированной страной управлять. Сами британцы, потом - СССР, а теперь - американцы с коалицией раз за разом эту истину подтверждали в веке ХХ, а теперь вот в XXI.
Провал демократизации, говорите? Да, сравнимый по масштабу катастрофы, чем провал строительства социализма 40 лет назад. На самом деле, не было ни той, ни другого. Просто страна, устанавливавшая "свой" режим в Кабуле, строила местную власть как умела - по образу и подобию собственной - естественно, распинаясь об учете "местной специфики", чего толком не смогли сделать ни наши, ни американцы.
Архаичное азиатское общество - особенно мусульманское, особенно полиэтничное, особенно - с горными племенами, держится и выглядит "приличным", хоть и варварским государством только при наличии сакральной монаршей власти, жесткого диктатора или сильного колонизатора. Если же такие правители слабеют или "выходят в тираж", на поверхность вылезает вся архаика, этнические, племенные, конфессиональные распри, исламский фанатизм, который в условиях вакуума власти остается единственно возможной формой легитимности и политико-правовой доктриной (куда более цельной, чем у других мировых религий).
Собственно, сценарий не уникальный. После арабской весны удержались режимы с сакральными монархами, потомками Пророка - Марокко и Иордания, более вестернизированный Тунис; в Египте радикальные исламисты пришли вроде к власти (причем через выборы), но их свергли привычные диктаторы в военной форме. А более архаичные Ливия и Йемен, более сложная по составу Сирия свалились в такой же хаос. И к власти на части территории Сирии и Ирака на некоторое время пришел ИГИЛ (организация запрещена в России) - который не совсем то же, что талибы (и они в России запрещены), но тоже исламские фундаменталисты (у первых - сильнее религиозная составляющая, тогда как у талибов - националистическая).
Почему же в Афганистане - даже на фоне во многом сходных случаев ситуация сложнее и перспектива еще более пессимистичная? Причин несколько:
1. Страна куда более архаичная, чем упомянутые арабские соседи.Там и цивилизационное наследие побогаче (при всем уважении к афганской истории), и вестернизация оставила куда более глубокий и широкий отпечаток на современном обществе, и более-менее современная национальная элита более укоренена.
2. Клубок противоречий закручен туже - этнические, региональные, "город-село", "равнина - горы". И у других такие "клубки" очень непростые, каждому из афганских расколов можно найти параллель то в Йемене, то в Сирии - но тут они все вместе.
3. Гораздо глубже раны, нанесенные 40(!) годами войн, оккупаций, грубых вмешательств. Думаю, мы никогда не узнаем, сколько жертв принесли эти войны (но цифра наверняка столь ужасна, что в голове не уложится).
Резюмируем: именно эта невеселая специфика и сочетание стольких разных проблем делает ситуацию запредельно тяжелой и - на сегодняшний день - непредсказуемой ни с точки зрения того, что талибы (запрещенные в России, но уже правящие в Афганистане) будут делать внутри страны, ни того, как новая афганская власть будет влиять на ситуацию в регионе.
Извините за лонгдрид и за глубокий пессимизм.
Борис Макаренко
Провал демократизации, говорите? Да, сравнимый по масштабу катастрофы, чем провал строительства социализма 40 лет назад. На самом деле, не было ни той, ни другого. Просто страна, устанавливавшая "свой" режим в Кабуле, строила местную власть как умела - по образу и подобию собственной - естественно, распинаясь об учете "местной специфики", чего толком не смогли сделать ни наши, ни американцы.
Архаичное азиатское общество - особенно мусульманское, особенно полиэтничное, особенно - с горными племенами, держится и выглядит "приличным", хоть и варварским государством только при наличии сакральной монаршей власти, жесткого диктатора или сильного колонизатора. Если же такие правители слабеют или "выходят в тираж", на поверхность вылезает вся архаика, этнические, племенные, конфессиональные распри, исламский фанатизм, который в условиях вакуума власти остается единственно возможной формой легитимности и политико-правовой доктриной (куда более цельной, чем у других мировых религий).
Собственно, сценарий не уникальный. После арабской весны удержались режимы с сакральными монархами, потомками Пророка - Марокко и Иордания, более вестернизированный Тунис; в Египте радикальные исламисты пришли вроде к власти (причем через выборы), но их свергли привычные диктаторы в военной форме. А более архаичные Ливия и Йемен, более сложная по составу Сирия свалились в такой же хаос. И к власти на части территории Сирии и Ирака на некоторое время пришел ИГИЛ (организация запрещена в России) - который не совсем то же, что талибы (и они в России запрещены), но тоже исламские фундаменталисты (у первых - сильнее религиозная составляющая, тогда как у талибов - националистическая).
Почему же в Афганистане - даже на фоне во многом сходных случаев ситуация сложнее и перспектива еще более пессимистичная? Причин несколько:
1. Страна куда более архаичная, чем упомянутые арабские соседи.Там и цивилизационное наследие побогаче (при всем уважении к афганской истории), и вестернизация оставила куда более глубокий и широкий отпечаток на современном обществе, и более-менее современная национальная элита более укоренена.
2. Клубок противоречий закручен туже - этнические, региональные, "город-село", "равнина - горы". И у других такие "клубки" очень непростые, каждому из афганских расколов можно найти параллель то в Йемене, то в Сирии - но тут они все вместе.
3. Гораздо глубже раны, нанесенные 40(!) годами войн, оккупаций, грубых вмешательств. Думаю, мы никогда не узнаем, сколько жертв принесли эти войны (но цифра наверняка столь ужасна, что в голове не уложится).
Резюмируем: именно эта невеселая специфика и сочетание стольких разных проблем делает ситуацию запредельно тяжелой и - на сегодняшний день - непредсказуемой ни с точки зрения того, что талибы (запрещенные в России, но уже правящие в Афганистане) будут делать внутри страны, ни того, как новая афганская власть будет влиять на ситуацию в регионе.
Извините за лонгдрид и за глубокий пессимизм.
Борис Макаренко
Россия и запрещенные в ней талибы: четыре составляющие отношений
1. Афганистан. Здесь российская дипломатия сейчас делает все, чтобы закрепить ранее выстроенные отношения с талибами. Еще до начала масштабного талибского наступления Россия возлагала именно на правительственную сторону ответственность за неудачу переговоров и воздерживалась от критики в адрес Талибана. Сейчас же российские представители всячески подчеркивают умеренность и вменяемость талибов, выступая в качестве своего рода их «адвокатов» в публичном пространстве. Это контрастирует с уже появляющимися сообщениями о начале сведения счетов с теми, кто не успел добраться до кабульского аэропорта.
2. Центральная Азия. Здесь есть несколько рисков. Первый – конкретные действия талибов по продвижению на север. Вряд ли руководство Талибана именно сейчас захочет начать экспансию, но это не значит, что оно не предпримет таких действий в дальнейшем. Особенно в условиях прекращения зарубежной помощи – в трудных финансовых ситуациях победоносные войны оказываются востребованными. Второй – реальная степень контроля талибских лидеров за различными вооруженными группами, которые могут действовать самостоятельно. Третий – демонстрационный эффект победы террористов в отдельно взятой стране для их симпатизантов. В любом случае, Россия будет заниматься сдерживанием талибов в регионе и поддержкой союзников по ОДКБ.
3. Россия. Здесь актуален демонстрационный эффект – победа талибов может дать импульс радикальным группам внутри России. Талибы – традиционалисты, а не ваххабиты, с которыми в России обычно связывают исламский радикализм (наоборот, ваххабиты – например, Абдул Расул Сайяф – были на стороне власти). Но это как раз может повысить риск, так как пропаганда может вестись в традиционалистских общинах, будучи более совместима с их взглядами и практиками. Сторонником талибов можно стать, и не порывая с ханафитским мазхабом. Противодействие будет вестись как идеологическими, так и спецслужбистскими, силовыми методами, результат неочевиден.
4. Мир. Талибов признали террористами не только российские власти (это можно было бы переиграть), но и Совет Безопасности ООН, который может изменить свое мнение лишь в случае консенсуса пяти постоянных членов. Но западным странам даже в случае, если в их внешней политике возобладает прагматический (до цинизма) реализм, будет крайне сложно «реабилитировать» талибов из-за общественного мнения, требующего уважения прав женщин, их реального равноправия. Поэтому будет оставаться двусмысленность – отношения с режимом де-факто, но не де-юре. Это же будет касаться и России, хотя ее фактические отношения с новым режимом могут быть более тесными.
Алексей Макаркин
1. Афганистан. Здесь российская дипломатия сейчас делает все, чтобы закрепить ранее выстроенные отношения с талибами. Еще до начала масштабного талибского наступления Россия возлагала именно на правительственную сторону ответственность за неудачу переговоров и воздерживалась от критики в адрес Талибана. Сейчас же российские представители всячески подчеркивают умеренность и вменяемость талибов, выступая в качестве своего рода их «адвокатов» в публичном пространстве. Это контрастирует с уже появляющимися сообщениями о начале сведения счетов с теми, кто не успел добраться до кабульского аэропорта.
2. Центральная Азия. Здесь есть несколько рисков. Первый – конкретные действия талибов по продвижению на север. Вряд ли руководство Талибана именно сейчас захочет начать экспансию, но это не значит, что оно не предпримет таких действий в дальнейшем. Особенно в условиях прекращения зарубежной помощи – в трудных финансовых ситуациях победоносные войны оказываются востребованными. Второй – реальная степень контроля талибских лидеров за различными вооруженными группами, которые могут действовать самостоятельно. Третий – демонстрационный эффект победы террористов в отдельно взятой стране для их симпатизантов. В любом случае, Россия будет заниматься сдерживанием талибов в регионе и поддержкой союзников по ОДКБ.
3. Россия. Здесь актуален демонстрационный эффект – победа талибов может дать импульс радикальным группам внутри России. Талибы – традиционалисты, а не ваххабиты, с которыми в России обычно связывают исламский радикализм (наоборот, ваххабиты – например, Абдул Расул Сайяф – были на стороне власти). Но это как раз может повысить риск, так как пропаганда может вестись в традиционалистских общинах, будучи более совместима с их взглядами и практиками. Сторонником талибов можно стать, и не порывая с ханафитским мазхабом. Противодействие будет вестись как идеологическими, так и спецслужбистскими, силовыми методами, результат неочевиден.
4. Мир. Талибов признали террористами не только российские власти (это можно было бы переиграть), но и Совет Безопасности ООН, который может изменить свое мнение лишь в случае консенсуса пяти постоянных членов. Но западным странам даже в случае, если в их внешней политике возобладает прагматический (до цинизма) реализм, будет крайне сложно «реабилитировать» талибов из-за общественного мнения, требующего уважения прав женщин, их реального равноправия. Поэтому будет оставаться двусмысленность – отношения с режимом де-факто, но не де-юре. Это же будет касаться и России, хотя ее фактические отношения с новым режимом могут быть более тесными.
Алексей Макаркин
Новосибирского историка Сергея Чернышова вызвали в Следственный комитет в связи с критическим постом в отношении Ледового побоища и Александра Невского. В этой истории самое интересное – это общественная реакция постфактум. Сейчас коллеги Чернышова крайне удивлены подобным развитием событий, но оно было фактически предопределено, когда еще в 2014 году в УК РФ была внесена статья «Реабилитация нацизма». В ней, в частности, предусмотрен запрет распространения «выражающих явное неуважение к обществу сведений о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества». В нынешнем году в нее было внесено дополнение, криминализирующее также «оскорбление памяти защитников Отечества, унижение чести и достоинства ветерана Великой Отечественной войны». Но оно лишь расширяет число поводов, по которым можно привлечь к уголовной ответственности.
Другое дело, что с 2014 года статья о реабилитации нацизма применялась только в связи с событиями Второй мировой войны, а норма о днях воинской славы оставалась спящей. Но сейчас она актуализирована, так как день Ледового побоища относится к таким датам. Как и Куликовской, и Бородинской битв, и ряда других сражений. В 2014-м казалось странным, что правоохранительные органы действительно обратятся к событиям глубокой истории. Но сейчас тема политики памяти становится все более острой и значимой для власти, стремящейся отстоять свое нормативное представление об отечественной истории, основанное на сочетании элементов имперской и советской традиций. Ледовое побоище занимает важное место в обеих, а Александр Невский позиционируется сейчас как объединяющий символ для страны.
Поэтому вызов историка к следователю вписывается в тренд. Плюс всегда есть инициативные граждане, готовые сигнализировать об оскорблении их патриотических чувств – так что практика решения исторических споров правоохранителями может быть продолжена. Вообще, неплохо было бы провести анализ спящих норм в российских законах – чтобы знать, к чему можно готовиться.
Алексей Макаркин
Другое дело, что с 2014 года статья о реабилитации нацизма применялась только в связи с событиями Второй мировой войны, а норма о днях воинской славы оставалась спящей. Но сейчас она актуализирована, так как день Ледового побоища относится к таким датам. Как и Куликовской, и Бородинской битв, и ряда других сражений. В 2014-м казалось странным, что правоохранительные органы действительно обратятся к событиям глубокой истории. Но сейчас тема политики памяти становится все более острой и значимой для власти, стремящейся отстоять свое нормативное представление об отечественной истории, основанное на сочетании элементов имперской и советской традиций. Ледовое побоище занимает важное место в обеих, а Александр Невский позиционируется сейчас как объединяющий символ для страны.
Поэтому вызов историка к следователю вписывается в тренд. Плюс всегда есть инициативные граждане, готовые сигнализировать об оскорблении их патриотических чувств – так что практика решения исторических споров правоохранителями может быть продолжена. Вообще, неплохо было бы провести анализ спящих норм в российских законах – чтобы знать, к чему можно готовиться.
Алексей Макаркин
Новое молдавское правительство во главе с Натальей Гаврилицей с места в карьер приступило к реализации антикоррупционной повестки президента Майи Санду. На первом заседании кабинета 9 августа Гаврилица призвала министров быть сейчас «наполовину прокурорами», в частности, проверить все недавние контракты о госзакупках. На этом заседании правительство освободило от должности более двух десятков госсекретарей (неполитических заместителей министров) и руководителей ряда ведомств. Затем процесс замены высших чиновников продолжился. Премьер-министр не видит проблемы в том, что в этом процессе не используются обычные конкурсные процедуры. «Мы пытаемся привести на эти должности людей из нашей партии (пропрезидентской партии «Действие и солидарность»), людей, у которых то же мировоззрение, то же видение реформ, которые мы обещали людям в предвыборной кампании», – заявила Гаврилица в телеинтервью.
Впрочем, большее внимание в обществе привлекают не начавшиеся кадровые перемены, а законодательные инициативы, направленные на реформирование системы правосудия. С 13 августа началась внеочередная сессия парламента, и уже в первый день депутаты рассматривали поправки к двум важным законам: «О прокуратуре» и «О Национальном центре борьбы с коррупцией». Первый законопроект внес новый министр юстиции Серджиу Литвиненко. Его цель – расширение возможностей для увольнения генпрокурора. Проект предусматривает создание по требованию президента комиссии по оценке работы генпрокурора. Комиссию создает Высший совет прокуроров, он же в случае неудовлетворительной оценки должен уволить генпрокурора. Похожий механизм предлагается для привлечения генпрокурора к дисциплинарной ответственности за нарушения.
Представители новой власти не скрывают, что хотели бы отстранить от должности нынешнего главу генпрокуратуры Александра Стояногло, назначенного в ноябре 2019 г., Они считают, что Стояногло не прикладывает решительных усилий для наказания фигурантов громких дел, связанных с выводом в офшоры из банковской системы $1 млрд,, с так называемым молдавским «ландроматом» по отмыванию денег, переведенных из России, с другими масштабными коррупционными схемами.
13 августа парламент утвердил в первом чтении поправки к закону «О прокуратуре». За поправки проголосовали 59 депутатов правящей ПДС. Депутаты от блока социалистов и коммунистов были резко против, подчеркивая, что законопроект сделан лишь ради отставки Стояногло и что ПДС хочет заполучить «карманного прокурора». Надо сказать, что с критикой законопроекта выступили и несколько известных молдавских юристов. Они отметили, что нельзя менять закон каждый раз, когда правительству не нравится генпрокурор и что политическая зависимость генпрокуратуры опасна для общества.
Более того, в тот же день 13 авторитетных молдавских НПО выступили с обращением к парламенту, в котором подчеркнули, что законопроекты о прокуратуре и об антикоррупционном центре были приняты в первом чтении без проведения консультаций с общественностью и без «разумного обоснования такой поспешности». НПО призвали провести «подлинные и всесторонние» консультации до второго чтения, иначе доверие к вновь избранному парламенту будет подорвано. Думается, для новой власти, акцентирующей свои принципиальные отличия от предшествовавших руководителей-коррупционеров, увлечение политической целесообразностью может обернуться ослаблением поддержки со стороны активной части общества.
Александр Ивахник
Впрочем, большее внимание в обществе привлекают не начавшиеся кадровые перемены, а законодательные инициативы, направленные на реформирование системы правосудия. С 13 августа началась внеочередная сессия парламента, и уже в первый день депутаты рассматривали поправки к двум важным законам: «О прокуратуре» и «О Национальном центре борьбы с коррупцией». Первый законопроект внес новый министр юстиции Серджиу Литвиненко. Его цель – расширение возможностей для увольнения генпрокурора. Проект предусматривает создание по требованию президента комиссии по оценке работы генпрокурора. Комиссию создает Высший совет прокуроров, он же в случае неудовлетворительной оценки должен уволить генпрокурора. Похожий механизм предлагается для привлечения генпрокурора к дисциплинарной ответственности за нарушения.
Представители новой власти не скрывают, что хотели бы отстранить от должности нынешнего главу генпрокуратуры Александра Стояногло, назначенного в ноябре 2019 г., Они считают, что Стояногло не прикладывает решительных усилий для наказания фигурантов громких дел, связанных с выводом в офшоры из банковской системы $1 млрд,, с так называемым молдавским «ландроматом» по отмыванию денег, переведенных из России, с другими масштабными коррупционными схемами.
13 августа парламент утвердил в первом чтении поправки к закону «О прокуратуре». За поправки проголосовали 59 депутатов правящей ПДС. Депутаты от блока социалистов и коммунистов были резко против, подчеркивая, что законопроект сделан лишь ради отставки Стояногло и что ПДС хочет заполучить «карманного прокурора». Надо сказать, что с критикой законопроекта выступили и несколько известных молдавских юристов. Они отметили, что нельзя менять закон каждый раз, когда правительству не нравится генпрокурор и что политическая зависимость генпрокуратуры опасна для общества.
Более того, в тот же день 13 авторитетных молдавских НПО выступили с обращением к парламенту, в котором подчеркнули, что законопроекты о прокуратуре и об антикоррупционном центре были приняты в первом чтении без проведения консультаций с общественностью и без «разумного обоснования такой поспешности». НПО призвали провести «подлинные и всесторонние» консультации до второго чтения, иначе доверие к вновь избранному парламенту будет подорвано. Думается, для новой власти, акцентирующей свои принципиальные отличия от предшествовавших руководителей-коррупционеров, увлечение политической целесообразностью может обернуться ослаблением поддержки со стороны активной части общества.
Александр Ивахник
В скором времени Армению, похоже, ждут новые реформы. 18 августа, представляя программу обновленного правительства, Никол Пашинян (сам он был переутвержден в должности премьера за шестнадцать дней до этого) заявил об изменениях Конституции республики. Он предложил перед началом реформ провести широкие дискуссии по данной теме.
К идее корректировки Осинового закона глава армянского кабмина обращается не в первый раз. Еще в декабре 2018 года, когда Пашинян был временно исполняющим обязанности премьера и готовился к внеочередным выборам, он заявил, что возврат к президентской форме правления возможен. С той поры много воды утекло. Пашинян укрепил свои позиции внутри страны. И не случись проигранная карабахская война, вряд ли кто-то смог бы составить в обозримой перспективе ему конкуренцию. «Черный ноябрь» 2020 года это положение премьера поколебал. Но не настолько, чтобы утратить нити управления и тактическую иницитативу.
Выиграв вторые досрочные выборы кряду Пашинян вернулся к теме конституционных реформа. По словам премьера, нынешний Основной закон имеет ряд изъянов. Глава кабмина вспомнил про так называемый «военный переворот» (в реальности это была публичная позиция верхушки Генштаба). И заключил, что Конституция не позволила эффективно реагировать на опасные внутрриполитические вызовы. Как следствие, необходимость перемен. Зачем они Пашиняну сегодня?
Во-первых, премьер не был архитектором ныне действующего Основного закона, он принимался еще в период президентской каденции Сержа Саргсяна. Объективности ради скажем, что Пашинян не раз был бенефициаром Конституции-2015. Но механизм парламентской республики слишком сложный, провоцирующий нестабильность. И самое главное, он внедрялся в армянскую политическую жизнь не для соответствия германским или итальянским образцам, а для пролонгации власти Сержа Саргсяна. Сегодня на политическом Олимпе республики другие боги и герои. Во-вторых, Пашинян хотел бы купировать турбулентность в Армении. Он показал себя мастером антикризисного менеджмента. Но ставить на карту все слишком часто он не хотел бы. Думается, здесь кроется причина интереса Пашиняна к «дискуссиям о Конституции». Сам же дискуссионный формат нужен премьеру для сохранения высокой легитимности. Вряд ли новая версия Основного закона будет написана под диктовку «народных масс». Но апелляция к ним крайне важна. В-третьих, премьеру важно остаться инициатором формирования повестки дня в стране. Не поспевать за другими, а навязывать свое видение. Этой формуле премьер, похоже, собирается следовать в обозримой перспективе.
Сергей Маркедонов
К идее корректировки Осинового закона глава армянского кабмина обращается не в первый раз. Еще в декабре 2018 года, когда Пашинян был временно исполняющим обязанности премьера и готовился к внеочередным выборам, он заявил, что возврат к президентской форме правления возможен. С той поры много воды утекло. Пашинян укрепил свои позиции внутри страны. И не случись проигранная карабахская война, вряд ли кто-то смог бы составить в обозримой перспективе ему конкуренцию. «Черный ноябрь» 2020 года это положение премьера поколебал. Но не настолько, чтобы утратить нити управления и тактическую иницитативу.
Выиграв вторые досрочные выборы кряду Пашинян вернулся к теме конституционных реформа. По словам премьера, нынешний Основной закон имеет ряд изъянов. Глава кабмина вспомнил про так называемый «военный переворот» (в реальности это была публичная позиция верхушки Генштаба). И заключил, что Конституция не позволила эффективно реагировать на опасные внутрриполитические вызовы. Как следствие, необходимость перемен. Зачем они Пашиняну сегодня?
Во-первых, премьер не был архитектором ныне действующего Основного закона, он принимался еще в период президентской каденции Сержа Саргсяна. Объективности ради скажем, что Пашинян не раз был бенефициаром Конституции-2015. Но механизм парламентской республики слишком сложный, провоцирующий нестабильность. И самое главное, он внедрялся в армянскую политическую жизнь не для соответствия германским или итальянским образцам, а для пролонгации власти Сержа Саргсяна. Сегодня на политическом Олимпе республики другие боги и герои. Во-вторых, Пашинян хотел бы купировать турбулентность в Армении. Он показал себя мастером антикризисного менеджмента. Но ставить на карту все слишком часто он не хотел бы. Думается, здесь кроется причина интереса Пашиняна к «дискуссиям о Конституции». Сам же дискуссионный формат нужен премьеру для сохранения высокой легитимности. Вряд ли новая версия Основного закона будет написана под диктовку «народных масс». Но апелляция к ним крайне важна. В-третьих, премьеру важно остаться инициатором формирования повестки дня в стране. Не поспевать за другими, а навязывать свое видение. Этой формуле премьер, похоже, собирается следовать в обозримой перспективе.
Сергей Маркедонов
Внезапный и стремительный успех запрещенного в России Талибана, падение Кабула, беспорядочный уход американского и прочих западных воинских контингентов из Афганистана стали болезненным шоком для британского политического класса. Ведь Британия, традиционно находящаяся в особых отношениях с США, была их ближайшим союзником и в ходе 20-летней оккупации этой страны. В среду члены Палаты общин, срочно отозванные из летнего отпуска, в течение 7 чесов бурно обсуждали развитие событий в Афганистане. Премьер Борис Джонсон попал под перекрестную критику с разных сторон, но, пожалуй, больше всего неприятных слов он услышал от своих однопартийцев-тори. Участники дебатов хотели выяснить, почему Британия оказалась так плохо подготовленной к бесславному финалу и можно ли было предотвратить крах афганского правительства. При оценках ухода Запада из Афганистана чаще других звучали слова «позорный», «катастрофический», «унизительный».
Но Борис Джонсон, к раздражению большинства парламентариев, выражал уверенность в правильности действий Лондона. Реагируя на сомнения в качестве британских разведданных и в адекватном понимании на Даунинг-стрит тяжести ситуации в Афганистане, премьер заявил: «События в Афганистане разворачивались стремительно, и крушение режима оказалось быстрее, чем предполагали сами талибы. Но неверно говорить, что британское правительство было не готово или не предвидело финала, потому что такой сценарий был частью нашего планирования».
Джонсону были заданы вопросы по поводу объявленного правительством плана приема афганских беженцев – 5 тыс. в течение первого года, всего 20 тыс. в течение пяти лет. Сомневающиеся спросили премьера: как будут существовать потенциальные беженцы в ожидании отъезда? Джонсон признал важность этой проблемы, но не дал определенного ответа. Он лишь сказал, что Британия не позволит афганцам прибывать в страну неконтролируемым образом. Впрочем, иного трудно было ожидать после нескольких лет связанной с брекситом жесткой риторики по вопросам иммиграции и предоставления убежища.
В целом Джонсон отказывался оценить сложившуюся ситуацию как катастрофу, которая грозит сотням тысяч сотрудничавших с западниками афганцев преследованиями, а самому Западу – новым всплеском исламского терроризма. Он лишь откровенно признал безальтернативность британского решения уйти. «Запад не мог продолжать эту возглавляемую Соединенными Штатами миссию – миссию, задуманную и выполненную в поддержку и защиту Америки – без американских логистических ресурсов, без ВВС США и без американской мощи», – подчеркнул британский премьер.
Однако эта трезвая констатация спровоцировала язвительную реплику предыдущего премьера Терезы Мэй. «Что это говорит о нас как о стране, если мы целиком зависим от одностороннего решения, принятого США? Мы хвастаемся глобальной Британией, но где глобальная Британия на улицах Кабула?», – заявила Мэй, ссылаясь на культивируемый Джонсоном имидж Британии после брексита как сильного глобального игрока. Немало критики со стороны депутатов прозвучало и в адрес президента США Байдена. Но едва ли это сильно повлияет на подход Лондона к трансатлантическим отношениям. После выхода из ЕС линия на тесный союз с США является для Британии единственно возможной.
Александр Ивахник
Но Борис Джонсон, к раздражению большинства парламентариев, выражал уверенность в правильности действий Лондона. Реагируя на сомнения в качестве британских разведданных и в адекватном понимании на Даунинг-стрит тяжести ситуации в Афганистане, премьер заявил: «События в Афганистане разворачивались стремительно, и крушение режима оказалось быстрее, чем предполагали сами талибы. Но неверно говорить, что британское правительство было не готово или не предвидело финала, потому что такой сценарий был частью нашего планирования».
Джонсону были заданы вопросы по поводу объявленного правительством плана приема афганских беженцев – 5 тыс. в течение первого года, всего 20 тыс. в течение пяти лет. Сомневающиеся спросили премьера: как будут существовать потенциальные беженцы в ожидании отъезда? Джонсон признал важность этой проблемы, но не дал определенного ответа. Он лишь сказал, что Британия не позволит афганцам прибывать в страну неконтролируемым образом. Впрочем, иного трудно было ожидать после нескольких лет связанной с брекситом жесткой риторики по вопросам иммиграции и предоставления убежища.
В целом Джонсон отказывался оценить сложившуюся ситуацию как катастрофу, которая грозит сотням тысяч сотрудничавших с западниками афганцев преследованиями, а самому Западу – новым всплеском исламского терроризма. Он лишь откровенно признал безальтернативность британского решения уйти. «Запад не мог продолжать эту возглавляемую Соединенными Штатами миссию – миссию, задуманную и выполненную в поддержку и защиту Америки – без американских логистических ресурсов, без ВВС США и без американской мощи», – подчеркнул британский премьер.
Однако эта трезвая констатация спровоцировала язвительную реплику предыдущего премьера Терезы Мэй. «Что это говорит о нас как о стране, если мы целиком зависим от одностороннего решения, принятого США? Мы хвастаемся глобальной Британией, но где глобальная Британия на улицах Кабула?», – заявила Мэй, ссылаясь на культивируемый Джонсоном имидж Британии после брексита как сильного глобального игрока. Немало критики со стороны депутатов прозвучало и в адрес президента США Байдена. Но едва ли это сильно повлияет на подход Лондона к трансатлантическим отношениям. После выхода из ЕС линия на тесный союз с США является для Британии единственно возможной.
Александр Ивахник
Ашраф Гани, несмотря на свое бегство, формально продолжает оставаться президентом Афганистана, так как по статье 67 афганской Конституции, которую никто официально не отменял, он должен лично заявить о своей отставке Национальному собранию, которое, понятно, собрать невозможно. Но даже если упростить ситуацию в силу чрезвычайных событий, то официального заявления об уходе он не подписал.
Бегство Ашрафа Гани из Афганистана дискредитировало его как политика. США больше не считают его серьезным игроком и явно раздражены на него из-за развалившегося за несколько дней режима. Посольство России рассказало эпическую историю про то, как Ашраф Гани бежал, набив деньгами четыре машины, и все же не смог забрать с собой всех капиталов, потому что они не поместились в вертолет. Сам Ашраф Гани это опровергает, говоря, что забрал лишь несколько книг, вынужденно оставив талибам свою библиотеку – характерно, что на кадрах отъезда хорошо видно, что президент садится не в вертолет, а в самолет, куда гипотетические капиталы скорее всего уместились бы. Похоже, что для России история с Ашрафом Гани – это своего рода ответка (популярное ныне слово) за Виктора Януковича. В 2014-м американцы радовались, когда бежал «наш», теперь мы отвечаем.
Внутри Афганистана бывшие соратники осуждают президента за бегство. Для талибов он совершенно неприемлем – и они даже отказывались получать власть непосредственно из его рук, притом, что ведут переговоры с Хамидом Карзаем и Абдуллой Абдуллой – соперниками Ашрафа Гани в рамках свергнутой власти.
Но при этом бегство Ашрафа Гани привело к двум результатам. Во-первых, несмотря на то, что запрещенные в России талибы контролируют почти всю страну, возник вакуум власти. Она официально не передана, лидеры талибов не хотят оказаться в международной блокаде и ищут фигуры, которые могли бы контактировать с заграницей и пытаться сохранить хотя бы часть международной финансовой поддержки. Но Карзай и Абдулла вызывают неприятие у многих талибских командиров – для них они мало отличаются от Ашрафа Гани. И легитимности у них нет – созданный ими совет является самопровозглашенным органом, а Ашраф Гани не передал власть и им. Легитимного (пусть и с понятными оговорками, связанными с нестрогим соблюдением процедур) переходного правительства создать не удалось.
То же относится к региональным деятелям, признавшим талибов – с ними вроде бы надо поделиться частью ресурсов, но люди, непосредственно воевавшие два десятилетия (а не ведшие неспешные переговоры в Дохе), с сильной неприязнью относятся ко всем, кто был с противоположной стороны. И, по крайней мере, не хотят видеть их во власти.
Во-вторых, первый вице-президент Амрулла Салех заявил, что вступает в обязанности и.о. президента, используя ту же статью 67. Правда, в ней нет ничего про бегство президента (такая возможность просто не предусматривалась), а положение статьи 60 про отсутствие президента, скорее, относится скорее к периодам зарубежных визитов главы государства. Но к интерпретации Салеха присоединились сторонники покойного Ахмад Шах Масуда. Салех был его соратником, теперь он использует как символ сына Масуда, который вместе с ним находится в Панджшере. У талибов к Салеху свой счет как к бывшему главе службы безопасности, которая непосредственно и очень жестко с ними боролась. Салех же выдвигает лозунги борьбы с талибами, собирает вокруг себя их противников и апеллирует к Западу за помощью, рассчитывая на то, что талибы не смогут справиться с массой проблем, с которыми столкнулись после фактического прихода к власти.
Алексей Макаркин
Бегство Ашрафа Гани из Афганистана дискредитировало его как политика. США больше не считают его серьезным игроком и явно раздражены на него из-за развалившегося за несколько дней режима. Посольство России рассказало эпическую историю про то, как Ашраф Гани бежал, набив деньгами четыре машины, и все же не смог забрать с собой всех капиталов, потому что они не поместились в вертолет. Сам Ашраф Гани это опровергает, говоря, что забрал лишь несколько книг, вынужденно оставив талибам свою библиотеку – характерно, что на кадрах отъезда хорошо видно, что президент садится не в вертолет, а в самолет, куда гипотетические капиталы скорее всего уместились бы. Похоже, что для России история с Ашрафом Гани – это своего рода ответка (популярное ныне слово) за Виктора Януковича. В 2014-м американцы радовались, когда бежал «наш», теперь мы отвечаем.
Внутри Афганистана бывшие соратники осуждают президента за бегство. Для талибов он совершенно неприемлем – и они даже отказывались получать власть непосредственно из его рук, притом, что ведут переговоры с Хамидом Карзаем и Абдуллой Абдуллой – соперниками Ашрафа Гани в рамках свергнутой власти.
Но при этом бегство Ашрафа Гани привело к двум результатам. Во-первых, несмотря на то, что запрещенные в России талибы контролируют почти всю страну, возник вакуум власти. Она официально не передана, лидеры талибов не хотят оказаться в международной блокаде и ищут фигуры, которые могли бы контактировать с заграницей и пытаться сохранить хотя бы часть международной финансовой поддержки. Но Карзай и Абдулла вызывают неприятие у многих талибских командиров – для них они мало отличаются от Ашрафа Гани. И легитимности у них нет – созданный ими совет является самопровозглашенным органом, а Ашраф Гани не передал власть и им. Легитимного (пусть и с понятными оговорками, связанными с нестрогим соблюдением процедур) переходного правительства создать не удалось.
То же относится к региональным деятелям, признавшим талибов – с ними вроде бы надо поделиться частью ресурсов, но люди, непосредственно воевавшие два десятилетия (а не ведшие неспешные переговоры в Дохе), с сильной неприязнью относятся ко всем, кто был с противоположной стороны. И, по крайней мере, не хотят видеть их во власти.
Во-вторых, первый вице-президент Амрулла Салех заявил, что вступает в обязанности и.о. президента, используя ту же статью 67. Правда, в ней нет ничего про бегство президента (такая возможность просто не предусматривалась), а положение статьи 60 про отсутствие президента, скорее, относится скорее к периодам зарубежных визитов главы государства. Но к интерпретации Салеха присоединились сторонники покойного Ахмад Шах Масуда. Салех был его соратником, теперь он использует как символ сына Масуда, который вместе с ним находится в Панджшере. У талибов к Салеху свой счет как к бывшему главе службы безопасности, которая непосредственно и очень жестко с ними боролась. Салех же выдвигает лозунги борьбы с талибами, собирает вокруг себя их противников и апеллирует к Западу за помощью, рассчитывая на то, что талибы не смогут справиться с массой проблем, с которыми столкнулись после фактического прихода к власти.
Алексей Макаркин
Формирование нового послевыборного правительства Армении можно считать завершившимся. Сам Никол Пашинян был переутрвержден в должности премьер-министра 2 августа. Вместе с ним свои посты заняли и практически все его министры. Кто-то потерял свои позиции, а кто-то сохранил. Но среди структур кабмина особое место занимал МИД республики. Позиция министра оставалась вакантной вплоть до 19 августа, пока ее не занял Арарат Мирзоян. Впрочем, дело здесь не столько в персоне нового главы министерства, сколько в системном кризисе, который ему предстоит в ближайшее время преодолевать.
Для понимания проблемы необходимо «отмотать» пленку на три месяца назад. 27 мая предшественник Мирзояна Ара Айвазян ушел в отставку. Это случилось на фоне эскалации противостояния Армении и Азербайджана в марзах (областях) Сюник и Гехаркуник. Скорее всего, причиной отставки было несогласие министра с линией Пашиняна по разрешению пограничного конфликта, хотя значительной публичной активности после своего ухода Айвазян не развил. После Айвазяна кресло министра было вакантным. Обязанности главы МИД исполнял его заместитель Армен Гевондян. При этом в начале июня другие замы ушедшего министра покинули свои посты. Таким образом, одно из ключевых государственных ведомств осталось фактически в нерабочем состоянии.
Попытку «перезапуска» МИД Пашинян предпринял в середине июля, поставив на пост и.о министра Армена Григоряна, предварительно освободив его от обязанностей Секретаря Совбеза. Но полноценным министром ему так и не суждено было стать. По крайней мере, по состоянию на 19 августа 2021 года. Де-факто он стал полпредом Пашиняна в проблемном министерстве. В четверг его сменил новый полпред. Арарат Мирзоян- один из основателей «Гражданского договора». Он был фактически вторым лицом уличного протеста во время «бархатной революции», а после ухода Сержа Саргсяна работал первым заместителем Пашиняна в правительстве, а затем спикером парламента Армении. В отличие от Ары Айвазяна или Зограба Мнацаканяна Мирзоян не является профессиональным дипломатом, хотя опыт работы на международном уровне по линии НПО у него есть.
Задача перед ним стоит непростая. Специфика МИД такова, что привлечение обычных карьерных бюрократов для эффективной работы ведомтсва недостаточно. Нужны профессионалы. Они тем более востребованы, что страна находится в сложнейшей ситуации после поражения во второй карабахской войне. Не урегулирован конфликт на границе с Азербайджаном, остро стоит проблема разблокирования транспортных коммуникаций, нет единого мнения и о перспективах переговоров по Карабаху. И ресурсов для обретения популярности ощутимо не хватает. Когда-то в начале 1990-х гг. министров экономического блока в России называли «камикадзе». Сегодня этот статус как нельзя лучше описывает ситуацию в руководстве армянской внешней политики. Риски слишком понятны, тогда как приобретения совсем не очевидны.
Сергей Маркедонов
Для понимания проблемы необходимо «отмотать» пленку на три месяца назад. 27 мая предшественник Мирзояна Ара Айвазян ушел в отставку. Это случилось на фоне эскалации противостояния Армении и Азербайджана в марзах (областях) Сюник и Гехаркуник. Скорее всего, причиной отставки было несогласие министра с линией Пашиняна по разрешению пограничного конфликта, хотя значительной публичной активности после своего ухода Айвазян не развил. После Айвазяна кресло министра было вакантным. Обязанности главы МИД исполнял его заместитель Армен Гевондян. При этом в начале июня другие замы ушедшего министра покинули свои посты. Таким образом, одно из ключевых государственных ведомств осталось фактически в нерабочем состоянии.
Попытку «перезапуска» МИД Пашинян предпринял в середине июля, поставив на пост и.о министра Армена Григоряна, предварительно освободив его от обязанностей Секретаря Совбеза. Но полноценным министром ему так и не суждено было стать. По крайней мере, по состоянию на 19 августа 2021 года. Де-факто он стал полпредом Пашиняна в проблемном министерстве. В четверг его сменил новый полпред. Арарат Мирзоян- один из основателей «Гражданского договора». Он был фактически вторым лицом уличного протеста во время «бархатной революции», а после ухода Сержа Саргсяна работал первым заместителем Пашиняна в правительстве, а затем спикером парламента Армении. В отличие от Ары Айвазяна или Зограба Мнацаканяна Мирзоян не является профессиональным дипломатом, хотя опыт работы на международном уровне по линии НПО у него есть.
Задача перед ним стоит непростая. Специфика МИД такова, что привлечение обычных карьерных бюрократов для эффективной работы ведомтсва недостаточно. Нужны профессионалы. Они тем более востребованы, что страна находится в сложнейшей ситуации после поражения во второй карабахской войне. Не урегулирован конфликт на границе с Азербайджаном, остро стоит проблема разблокирования транспортных коммуникаций, нет единого мнения и о перспективах переговоров по Карабаху. И ресурсов для обретения популярности ощутимо не хватает. Когда-то в начале 1990-х гг. министров экономического блока в России называли «камикадзе». Сегодня этот статус как нельзя лучше описывает ситуацию в руководстве армянской внешней политики. Риски слишком понятны, тогда как приобретения совсем не очевидны.
Сергей Маркедонов
В эти дни особенно активно обсуждается тема ГКЧП. И совершенно непонятным выглядит, почему тридцать лет назад его участники не просчитали «фактор Ельцина», который за пару месяцев до этого триумфально – в первом же туре – выиграл президентские выборы и был готов к активному противодействию непопулярным союзным властям, решившимся на неконституционные действия.
Попробуем поставить себя на место членов ГКЧП. Какие аргументы они могли использовать при принятии решения?
Во-первых, нерепрезентативные импровизированные аналоги фокус-групп как «железный аргумент» в пользу реальной непопулярности Ельцина в народе. Проще говоря – собираются несколько старых друзей и тут же выясняется, что все они решительно против Ельцина. И Иван Иванович, главный конструктор из оборонки. И Петр Петрович, армейский генерал. И Сидор Сидорович, поэт-почвенник, лауреат госпремии. То есть заслуженные, лучшие представители народа. А раз так, то и весь народ тоже против – а за только кучка демагогов и множество обманутых. С такими нерепрезентативной «семейно-дружеской» социологией, выдающей желаемое за действительное, сталкивался почти каждый политтехнолог.
Во-вторых, что касается «обманутых», то в их отношении тоже могли быть оптимистичные для ГКЧП аргументы. Что в 1989 году Ельцин получил на выборах в Москве 91% при почти 90%-ной явке. А в 1991-м на президентских выборах – почти 72% при сильно снизившейся явке. Раз понижательная динамика, то, получается, «обманутые прозревают». Конкретные действия Ельцина часть его сторонников уже расценивали противоречиво, ситуация переставала быть «черно-белой». Кто-то разочаровался в Ельцине после «дела о 140 миллиардах», кто-то – после срыва программы 500 дней, кто-то из-за его однозначной поддержки республик Прибалтики в конфликте с центром. Такие высказывания, насколько можно судить, собирались и представлялись наверх – и о степени их репрезентативности тоже не задумывались. Как и о том, что 72% (и 57% по стране в целом) на любых свободных, реально конкурентных выборах – это очень много.
В-третьих, смотрели на примеры переходов оппозиционеров на сторону власти. Был депутат Крайко в Межрегиональной группе – стал активнейшим сторонником сохранения Союза. Одним из основных критиков Ельцина стал Исаков - демократ из (тогда еще) Свердловска, председатель Совета республики российского Верховного совета. Журналист-разоблачитель Невзоров придумал термин «Наши» для защитников Союза.
Все эти аргументы не учитывали несколько обстоятельств. Ельцин, несмотря на некоторые электоральные и кадровые потери, сохранил не только ядро, но и большую часть периферии своих сторонников. Его популярность продолжала оставаться высокой. Окружение Ельцина в реальности не претерпело серьезной эрозии – напротив, заключив предвыборное соглашение с Руцким он показал, что готов интегрировать в ряды своих сторонников деятелей КПСС, желающих договариваться с ним.
В то же время авторитет союзной власти после павловской денежной реформы и повышения цен со 2 апреля 1991 года упал до минимума, причем эти решения связывались не только с Горбачевым, но и с союзным центром в целом (в первую очередь, с премьером Павловым, вошедшим в состав ГКЧП). На этом фоне уровень претензий к Ельцину был куда меньшим - тем более, что у него были свои контраргументы – от недостатка полномочий (основные ресурсы оставались в руках центра) до интриг кремлевских бюрократов. Август 91-го оказался столкновением сильного лидера, опирающегося на мотивированных сторонников, и непопулярных чиновников, которые никак не могли поверить в свою непопулярность.
Алексей Макаркин
Попробуем поставить себя на место членов ГКЧП. Какие аргументы они могли использовать при принятии решения?
Во-первых, нерепрезентативные импровизированные аналоги фокус-групп как «железный аргумент» в пользу реальной непопулярности Ельцина в народе. Проще говоря – собираются несколько старых друзей и тут же выясняется, что все они решительно против Ельцина. И Иван Иванович, главный конструктор из оборонки. И Петр Петрович, армейский генерал. И Сидор Сидорович, поэт-почвенник, лауреат госпремии. То есть заслуженные, лучшие представители народа. А раз так, то и весь народ тоже против – а за только кучка демагогов и множество обманутых. С такими нерепрезентативной «семейно-дружеской» социологией, выдающей желаемое за действительное, сталкивался почти каждый политтехнолог.
Во-вторых, что касается «обманутых», то в их отношении тоже могли быть оптимистичные для ГКЧП аргументы. Что в 1989 году Ельцин получил на выборах в Москве 91% при почти 90%-ной явке. А в 1991-м на президентских выборах – почти 72% при сильно снизившейся явке. Раз понижательная динамика, то, получается, «обманутые прозревают». Конкретные действия Ельцина часть его сторонников уже расценивали противоречиво, ситуация переставала быть «черно-белой». Кто-то разочаровался в Ельцине после «дела о 140 миллиардах», кто-то – после срыва программы 500 дней, кто-то из-за его однозначной поддержки республик Прибалтики в конфликте с центром. Такие высказывания, насколько можно судить, собирались и представлялись наверх – и о степени их репрезентативности тоже не задумывались. Как и о том, что 72% (и 57% по стране в целом) на любых свободных, реально конкурентных выборах – это очень много.
В-третьих, смотрели на примеры переходов оппозиционеров на сторону власти. Был депутат Крайко в Межрегиональной группе – стал активнейшим сторонником сохранения Союза. Одним из основных критиков Ельцина стал Исаков - демократ из (тогда еще) Свердловска, председатель Совета республики российского Верховного совета. Журналист-разоблачитель Невзоров придумал термин «Наши» для защитников Союза.
Все эти аргументы не учитывали несколько обстоятельств. Ельцин, несмотря на некоторые электоральные и кадровые потери, сохранил не только ядро, но и большую часть периферии своих сторонников. Его популярность продолжала оставаться высокой. Окружение Ельцина в реальности не претерпело серьезной эрозии – напротив, заключив предвыборное соглашение с Руцким он показал, что готов интегрировать в ряды своих сторонников деятелей КПСС, желающих договариваться с ним.
В то же время авторитет союзной власти после павловской денежной реформы и повышения цен со 2 апреля 1991 года упал до минимума, причем эти решения связывались не только с Горбачевым, но и с союзным центром в целом (в первую очередь, с премьером Павловым, вошедшим в состав ГКЧП). На этом фоне уровень претензий к Ельцину был куда меньшим - тем более, что у него были свои контраргументы – от недостатка полномочий (основные ресурсы оставались в руках центра) до интриг кремлевских бюрократов. Август 91-го оказался столкновением сильного лидера, опирающегося на мотивированных сторонников, и непопулярных чиновников, которые никак не могли поверить в свою непопулярность.
Алексей Макаркин