Один из значимых итогов 2022 года для мировой политики – изменение образа Китая. За десятилетия реализации политико-экономического курса, запущенного в конце 70-х годов прагматиками из руководства компартии (Дэн Сяопин, Е Цзяньин, Чэнь Юнь, Ли Сяньнянь), сложилось вполне обоснованное представление о сильном меритократическом лидерстве, обеспечивающем масштабные успехи. Однако замедление темпов роста экономики совпало с ростом национализма, обусловленным предыдущими впечатляющими результатами. К тому же внутренний бизнес стал восприниматься не столько как ресурс, сколько как риск для политической системы, основой которой продолжает оставаться компартия. А нынешняя китайская власть по-прежнему связывает свою легитимность с объединением страны при Мао Цзэдуне, который смог взять под контроль ее материковую территорию (Чан Кайши контролировал ее весьма условно).

Доминирование Си Цзиньпина в результате победы над своими оппонентами, упрощает политическую систему, снижая в ней внутреннюю конкуренцию и выдвигая на первый план требование лояльности лидеру партии и страны. Это, в свою очередь, уменьшает роль меритократии и также влияет на принятие решений, что особенно важно в условиях усиления конкуренции с США, когда наскоки Трампа сменились жесткой осадой со стороны Байдена. Реакция на тайваньскую политику США выглядела в публичном пространстве недостаточно сильной и внятной, хотя имела свои основания (Пекин не идет на неоправданный риск и ждет возможного возвращения к власти в Тайбэе более удобного для него Гоминьдана, которое может состояться в 2024 году). Реакция на ковид оказалась избыточной и недостаточно гибкой. Последствием стала масштабная вторая волна заболеваемости после запоздалого смягчения ограничений в конце года.

Китай, разумеется, остается одним из ведущих международных игроков, мастерской мира. Но именно эта роль страны создает противоречие. Китай не может закрыться от глобализации, которая дает ему массу экономических возможностей (и здесь он решительный противник протекционизма), но при этом он воспринимает ее как риск для стабильности собственной системы. Причем в отличие от многочисленного ассортимента промышленных товаров – от электроники до детских игрушек – Китай, в отличие от Запада, не может широко экспортировать свою идеологию и систему ценностей, которые остаются специфически китайскими.

Влияние Китая на Россию, как представляется, нередко преувеличивается – они не являются союзниками и у них разные цели. Для Китая оптимальной является биполярная система, регулируемая Пекином и Вашингтоном, Россия хотела бы видеть многополярную конструкцию, в которой она является равным игроком. Китай не идет на конфликт с Западом (чреватый слишком большими экономическими рисками), но и не рвет с Россией, маневрируя в условиях глобального мира.

Алексей Макаркин

1 января Лула да Силва, кумир латиноамериканских левых, должен вновь, после 12-летнего перерыва, вступить в должность президента Бразилии. После 30 октября, когда Лула добился крайне незначительного перевеса над ультраправым президентом Жаиром Болсонару, страна эмоционально по-прежнему жестко разделена на две почти равные части. Это поклонники Лулы, надеющиеся на повторение его успешных социальных программ, и приверженцы уходящего президента, разделяющие его ультраконсервативные взгляды и считающие Лулу коррупционером и проводником коммунизма. В такой напряженной ситуации весьма непростой была работа переходной команды Лулы. В период предвыборной борьбы он сумел сформировать довольно широкую политическую коалицию, в которую входила не только его Партия трудящихся, но и умеренные центристские деятели, которых отпугивал экстремизм Болсонару. Сейчас в этой коалиции наметились некоторые трения, связанные с недовольством умеренных недостаточной представленностью в будущем правительстве. И все же в целом Лула сумел соблюсти определенный баланс.

Шедший в связке с Лулой избранный вице-президент Жералду Алкмин был его соперником на президентских выборах 2006 г. Сейчас помимо поста вице-президента он получит влиятельный пост министра развития, промышленности и торговли. Критически важным был подбор кандидатуры на пост гражданского министра обороны (при Болсонару этот пост занимали военные). Лула остановился на фигуре 74-летнего Жозе Мусиу, который за свою долгую жизнь был инженером, бизнесменом, министром, а в 2009-2020 гг. возглавлял Федеральный аудиторский суд. Мусиу известен как искусный переговорщик. Два бывших генерала сообщили агентству Reuters, что номинация Мусиу была хорошо принята руководством армии. Главой МИДа станет карьерный дипломат Мауру Виейра. Пост министра по институциональным делам, отвечающего за отношения с Национальным конгрессом, получит близкий к бизнесу депутат Алессандре Падилья. Но посты, критичные для реализации социальных программ Лулы, – министра по вопросам социального развития и министра образования – достанутся членам Партии трудящихся.

Ключевой пост министра финансов займет близкий соратник Лулы, бывший мэр Сан-Паулу Фернанду Хаддад, который был кандидатом от Партии трудящихся на выборах 2018 г., когда Лула сидел в тюрьме. Биография Хаддада нетипична для его однопартийцев. Он из зажиточной семьи, имеет докторскую степень, какое-то время работал инвестиционным аналитиком, никогда не считался радикалом. Когда стало известно о его номинации, Хаддад поспешил успокоить рынки, заявив, что сейчас бюджетная экспансия не поможет экономике и что правительство будет стремиться к снижению процентных ставок и привлечению инвестиций. Большой победой для Лулы стало то, что 21 декабря Конгресс принял конституционную поправку, повышающую на 2023 г. потолок госрасходов на $28 млрд, что позволит поддерживать социальные выплаты бедным семьям.

Приготовления к будущему правлению идут на фоне того, что небольшая, но крайне агрессивная часть фанатов Болсонару все еще надеется на то, прихода к власти «укравшего выборы» Лулы удастся избежать. Тысячи радикалов находятся в палаточных лагерях, устроенных у армейских казарм в столице страны и других крупных городах. Они призывают военных вмешаться в ситуацию и «поставить заслон коммунизму». Сам Болсонару, до сих пор не признавший поражения, подбрасывает дров в огонь. 9 декабря, выступая перед сторонниками, он заявил: «Вы решаете, куда я пойду. Вы решаете, куда пойдут вооруженные силы. Ничего не потеряно». 12 декабря его приверженцы попытались захватить штаб-квартиру федеральной полиции в столице. Спецназ применил светошумовые гранаты и слезоточивый газ. Отходя, бунтовщики поджигали автобусы и автомобили. 24 декабря полиция обнаружила и обезвредила взрывное устройство под бензовозом рядом со столичным аэропортом. Арестованный виновник признался, что вместе с обитателями лагеря у армейских казарм хотел спровоцировать военных на введение осадного положения и сорвать инаугурацию Лулы. Так что 1 января в столице будет отнюдь не спокойно.

Александр Ивахник

В 2022 году в мире появился «коллективный Запад» как актуальный политический фактор. До этого Запад существовал как цивилизация, с одной стороны, и политическая инфраструктура (НАТО, G7), с другой. Однако мощным вызовом современной западной цивилизации с ее либеральными ценностями (включая открытость, защиту прав меньшинств и ключевую роль мейнстримных медиа) стала правопопулистская реакция как протест против глобализации со стороны «проигравших». А ими оказались как вынужденные сменить сферу деятельности из-за деиндустриализации «синие воротнички», так и часть среднего класса, недовольная революционными изменениями в морально-нравственной сфере (эти люди привыкли ощущать себя «моральным большинством» и тяжело воспринимают тот факт, что превратилось в многочисленное, но все же меньшинство).

Что же до политической инфраструктуры, то блок НАТО переживал кризис, связанный с недостаточной востребованностью в условиях отсутствия очевидного врага. Боевая миссия НАТО в Афганистане была завершена в конце 2014 года после роспуска Международных сил содействия безопасности – к тому же ее результаты никого в НАТО не могли вдохновить (а пришедшая ей на смену небоевая миссия становилась для стран альянса все менее приоритетной, пока не завершилась поражением в 2021-м).

США давили на Европу с тем, чтобы переложить на нее часть своих военных расходов – европейские страны в большинстве своем относились к увеличению оборонных статей бюджета без всякого энтузиазма. В США в 2016-2020 годах сложилась уникальная ситуация, когда президент страны рассматривал НАТО как обременение, не нужное его электорату из республиканских штатов. G7, перестав в 2014 году быть площадкой для диалога Запада и России, все более «вытеснялся» более представительным и инклюзивным форматом G20 с участием всех основных мировых игроков.

Сейчас ситуация принципиально изменилась. Закат правого популизма начался еще в период пандемии (поражение Дональда Трампа, падение рейтинга Маттео Сальвини, стагнация «Альтернативы для Германии»), но именно в 2022 году политический мейнстрим смог добиться ключевых успехов. Марин Ле Пен проиграла президентские выборы во Франции, а рейтинг Эрика Земмура обрушился еще перед выборами из-за его отказа осудить Россию. Джорджа Мелони победила в Италии, сочетая традиционалистскую риторику и реальную стремительную эволюцию в сторону системности. Трамп стал проблемой для собственной партии, что ярко проявилось на промежуточных выборах в ноябре, когда целый ряд тесно связанных с ним кандидатов потерпели поражение, демократы даже упрочили контроль над Сенатом, а победа республиканцев на выборах в Палату представителей оказалась менее убедительной, чем прогнозировалось.

После начала СВО резко выросла востребованность НАТО – у альянса появился враг, что всегда является мощным мотивирующим фактором. Европейские страны без напоминаний увеличивают военные расходы, ВПК получает новые заказы. G7 активно обсуждает, как сдержать Россию. Противодействие России сблизило США и ведущие европейские страны, которые раньше исходили из необходимости поддерживать с Россией прагматичные отношения, основанные на укорененных (нередко еще с советских времен) экономических связях. Европа в целом находится в состоянии мобилизации, поставив стратегическую задачу избавиться от газовой зависимости от России – и в связи с этим еще более активно сближается с США как ведущим игроком на рынке СПГ.

Мобилизация не может быть вечной – уже сейчас видно, что между европейскими странами есть расхождения (пока, скорее, тактические) по поводу масштабов поддержки Украины. Есть разногласия и между европейцами и США в связи с американским протекционизмом, ярко проявившемся в байденовском законе о снижении инфляции. Но ожидать принципиальных изменений в обозримом будущем вряд ли возможно – примерно так же, как победы сторонника рузвельтовского курса Генри Уоллеса на президентских выборах в США в 1948 году в условиях начавшейся холодной войны.

Алексей Макаркин

В 2022 году политику Европы основательно трясло от конфликта в Украине, энергетического кризиса, недовольства жителей ростом стоимости жизни. Президент Макрон сохранил свой пост, но потерял парламентское большинство, крайне правые в Италии сформировали правительство, а в либеральной Швеции приобщились к власти, венгерский премьер Орбан, победив на выборах, вел себя все более вызывающе в отношениях с ЕС. Но даже на этом неординарном фоне прошедший год в британской политике по степени драматичности, а порой фарсовости происходящего, пожалуй, побил все рекорды. Дважды случившаяся смена премьеров, смерть королевы Елизаветы, накатившая к зиме волна забастовок, сравнимая лишь с тэтчеровскими 80-ми годами, запомнятся британцам надолго.

Год начался с продолжения скандалов и разборок по поводу проведения вечеринок в правительственных помещениях в периоды строгих коронавирусных локдаунов, которые напрямую затрагивали Бориса Джонсона. Начало российской специальной военной операции в Украине, казалось, поменяло политическую повестку, тем более что Джонсон выступил весьма активным защитником интересов Украины и одним из первых европейских лидеров посетил Киев. Однако раскручивание истории с циничным обманом собственных граждан уже приобрело мощную инерцию. Пренебрежительное отношение Джонсона к прописанным для британских депутатов и чиновников правилам поведения, частая ложь из уст премьера привели к глубокому падению его популярности и авторитета среди избирателей и к расколу в рядах депутатов-тори. В итоге под давлением многочисленных отставок в своем правительстве 7 июля Джонсон с большой неохотой был вынужден покинуть пост лидера партии, а через два месяца и премьера.

Победившая Риши Сунака в борьбе за пост лидера партии Лиз Трасс продержалась во главе правительства 49 дней, и этот срок оказался бы еще короче, если бы не 10-дневные траурные церемонии по случаю смерти Елизаветы II. Приверженность Трасс либертарианской доктрине «малого государства», ее немудреная идея о том, что главный рычаг экономического роста – это радикальное снижение налогов, обеспечили ей симпатии рядовых членов партии тори, которые в большинстве своем отличаются пожилым возрастом, зажиточным положением и проживанием на благополучном Юге Англии. Но когда 23 сентября было объявлено о крупнейшем за 50 лет сокращении налогов на £45 млрд, не подкрепленном другими источниками доходов, это немедленно обрушило финансовые рынки, и из-под завалов Трасс уже не выбралась.

После этого Сунак, известный сдержанностью, прагматизмом и экономической компетентностью, по сути, оставался единственной надеждой тори на выживание, и он легко получил пост главы правительства. Сунак, хотя он и является первым британским премьером индийского происхождения, на практике более походит на традиционного консервативного лидера, чем Джонсон или Трасс. Его первые усилия были сосредоточены на том, чтобы погасить финансовый костер, который разожгла Трасс. Он несколько стабилизировал политическую ситуацию, вернул жизнь правительства и парламента к нормальности. Однако у Сунака по большому счету нет своей привлекательной повестки. Джонсон шел на всеобщие выборы 2019 г. с двумя главными идеями: создания после брексита «глобальной Британии», которая сможет заключить выгодные соглашения о свободной торговле с крупными экономическими державами, в первую очередь, с США, и выравнивания положения регионов внутри самой Британии, что привлекло к тори традиционных лейбористских избирателей депрессивной северной Англии. Однако Байден по существу заморозил вопрос о масштабной торговой сделке из-за противоречий с Лондоном по ситуации в Северной Ирландии. А тему выравнивания регионов вытеснила пандемия. До новых выборов остается не более двух лет. Сейчас консерваторы отстают от лейбористов по уровню поддержки на 25 п.п. И очень сомнительно, что кабинет Сунака, сталкивающийся с начавшейся рецессией, высокой инфляцией, огромным бюджетным дефицитом, острой проблемой нелегальной иммиграции и нескончаемой волной забастовок, сумеет наверстать это отставание.

Александр Ивахник

Внутренняя политика в России характеризовалась в 2022 году двумя разнонаправленными процессами.

С одной стороны, дальнейшее ужесточение политической системы. Принятие новых законов с весьма размытыми формулировками – об иноагентах и запрете пропаганды ЛГБТ. Первый резко расширяет основания для признания иноагентами, второй делает рискованным любое упоминание ЛГБТ, кроме решительного осуждения. Один и тот же текст, опубликованный в разных контекстах или обнародованный различными политическими акторами, может стать основанием как для привлечения к ответственности по закону о фейках, так и морального поощрения за патриотизм и неравнодушие.

Всячески стимулируется консолидация общества на антизападной основе, которая и так началась после введения массированных санкций. От полной стигматизации российский либерализм спасает, пожалуй, лишь тот факт, что макроэкономическая политика (традиционная сфера деятельности экономических либералов) оказалась удачной в отличие от целого ряда других сфер, куда либералов заведомо не допускают. Зато в конце года стал активно обсуждаться вопрос о том, что делать с эмигрантами. Политическая рациональность подсказывает, что за границей недовольные менее опасны для власти, чем внутри страны – тем более, что любой политической эмиграции свойственны конфликты и расколы. Однако есть эмоциональное желание наказать нарушителей консенсуса, которые воспринимаются частью властной элиты как дезертиры.

С другой стороны, именно внутри антизападного патриотического консенсуса возникло публичное разномыслие. Аппаратная конкуренция, следы которой раньше можно было заметить в основном в компроматных публикациях, вышла наружу. Публичная политика, которая до СВО была все более предсказуемой, сейчас возрождается усилиями властных и околовластных патриотов, которые ищут виновных (а нередко именно так и идет возвращение политики – а никак не на академических семинарах) и предлагают свои альтернативы разной степени брутальности. Причем меняются ролевые функции – недавний системный либерал Дмитрий Медведев подчеркивает свой радикальный патриотизм. Русские имперские националисты восхищаются Рамзаном Кадыровым. Евгений Пригожин становится единственным бизнесменом, который может активно и жестко критиковать губернатора, причем не периферийного региона, а «северной столицы».

Есть и сущностные дискуссии. Тот же вопрос об отношении к уехавшим айтишникам показал, что в этом вопросе консолидации на сегодняшний момент нет. Желающие их примерно наказать сталкиваются с аргументом о том, что так можно окончательно распугать нужных экономики специалистов, которые не хотят (пока) порывать связей со страной. Сторонники кнута и пряника могут дискутировать, впрочем, пока нет официального решения – дальше они должны будут принять его к исполнению.

Алексей Макаркин

Судьба папы Бенедикта XVI неразрывно связана с проблемой современного консерватизма. Йозеф Ратцингер был одним из крупнейших богословов ХХ века, поддержавших реформирование Римско-Католической церкви на Втором Ватиканском соборе. Но после собора он – и как интеллектуал, и как церковный администратор – выступил против дальнейших реформаторских инициатив, которые могли привести к разрыву с многовековой католической традицией. Его задачей стало соединение перемен и исторического опыта церкви. Но в этом папа оказался не понят и не принят.

Для сторонников общественного мейнстрима Бенедикт, еще будучи кардиналом Ратцингером, выглядел противником прогресса, реакционером, «инквизитором» (тем более, что он возглавлял орган, созданный на месте инквизиции – но утративший карательные функции своей предшественницы). Для противников же либерального курса «Второго Ватикана» он был слишком умеренным – они настаивали на полной ревизии политики церкви, что было неприемлемо для папы. В результате попытка примириться с интегристами – противниками Второго Ватикана – завершилась неудачей. Либералы подвергли ее резкой критике, а сами интегристы посчитали, что мириться нельзя до восстановления правил, существовавших при папе Пие X. И расценили шаги навстречу, сделанные папой, как минимальные и недостаточные уступки.

Либерализм меняется, становясь более непримиримым ко всему, что можно считать дискриминацией. При этом он сохраняет живучесть и способность к преобладанию в мировом медийном пространстве, несмотря на сетования одних о его скором крахе или надежды других на этот крах. Реакцией на эволюцию либерализма стала отчаянная радикализация немалой части консерваторов, которые теряют привычную респектабельность и готовы поддержать кого угодно, лишь бы развернуть время вспять – отсюда феномен трампизма и его поддержка многими католиками-традиционалистами.

Умеренному консерватизму Бенедикта XVI, напоминающему либерализм столетней давности, в этом раскладе не осталось места – именно это стало глубинной причиной его ухода с папского престола. Есть ли шанс у такого компромисса в дальнейшем? Возможно, потому что радикальный консерватизм выдыхается, что может в очередной раз востребовать более умеренную альтернативу радикализировавшемуся либерализму. Но папа Бенедикт этого уже не увидит.

Алексей Макаркин

Руслан Хасбулатов был профессором-экономистом, преподававшим в Плехановском институте и защитившим две диссертации об экономике Канады. В перестроечные годы писал книги и статьи о вреде бюрократизма для советской экономики и общества. Одну из них, вышедшую в 1989 году, назвал «Бюрократия — тоже наш враг…» - цитата Ленина, которого за пару лет до этого охотно противопоставляли плохому Сталину, но к 1989-му ленинское обаяние уже сильно потускнело. В общем, был одним из многих ученых-обществоведов, которые активно поддержали перестройку и искренне осуждали номенклатуру.

Экономисты были чрезвычайно востребованы в конце 80-х, когда в обществе верили, что они знают, как вывести из трясины советскую экономику. Однако очень быстро и общество разочаровалось в экономистах, и дискуссии о соотношении плана и рынка утратили всякую актуальность. События развивались стремительно – то, что в 1988-м выглядело смело и прогрессивно, в 1991-м становилось банальностью. Знаменитые экономисты превращались в академических критиков монетаризма, которых мало кто читал и слушал.

Принципиальное отличие Хасбулатова от многих его коллег состояло в том, что он получил власть, причем достаточно случайно. Пост первого зама председателя Верховного совета был зарезервирован за представителем республики в составе России – в ЦК КПСС (к которому прислушивались все меньше) согласовали одну кандидатуру (писателя Рината Мухамадиева), потом появилась другая (Рамазана Абдулатипова), которая также не устраивала сторонников только что избранного председателем Верховного совета Бориса Ельцина. В этот момент Хасбулатов использовал свой шанс – тем более, что он не был радикальным демократом, не входил в окружение Ельцина, но при этом не принадлежал к номенклатуре и считался сторонником реформ (тогда это было слово с положительной коннотацией). Так что был приемлем и для демократов, и для части коммунистов, которые задумывались об альтернативах. Когда Ельцин стал президентом, Хасбулатов – единственный из руководителей Верховного совета, бывший на его стороне в конфликте с союзным центром – возглавил российский парламент.

Но политическая культура России предусматривает безусловный приоритет контроля над диалогом – и Хасбулатов очень быстро превратился из парламентского деятеля в лидера одной из соперничающих клиентел, все более непримиримо оспаривавших власть друг у друга. Дальше была драматичная развязка осенью 93-го, поражение в конфликте, утрата властного ресурса и, как следствие, распад клиентелы – и возвращение в Плехановский институт (ставший университетом), в котором Хасбулатов до конца жизни руководил кафедрой мировой экономики.

Алексей Макаркин

По информации МВД, в рождественских богослужениях в этом году приняли участие более 1,3 млн человек. В прошлом году – 1,4 млн, а в 2020-м, до пандемии – около 2,3 млн.

Таким образом фактическое окончание пандемии (а к ней в России мало кто теперь относится всерьез) не привело к увеличению количества прихожан, присутствовавших в храмах во время одного из главных православных праздников. Некоторое уменьшение числа посетивших рождественскую службу в нынешнем году может быть связано с необычно холодной погодой на европейской территории страны.

Что касается сокращения числа посещающих храмы после пандемии, то оно может быть связано с двумя обстоятельствами. Первое – часть пожилых людей, бывших постоянными прихожанами, скончались во время пандемии. Замены им не нашлось. Старшее поколение в основном пришло в церковь в период перестройки и в первые постперестроечные годы, когда посещение церкви уже не могло помешать карьере или даже вызвать нарекания со стороны начальства. Кризис советской идеологии достиг максимума – и разочарованным людям, привыкшим к идейной опоре, требовалась альтернатива. Православие было укоренено как в российской истории, так и нередко в семейных историях, что способствовало религиозному возрождению. Для новых поколений поиск идейной опоры значительно менее актуален.

Второе обстоятельство: во время пандемии доступ в храмы был ограничен – Пасха 2020 года прошла практически без прихожан. Для немалого числа людей посещение рождественских служб носило инерционный характер – когда-то сильное религиозное чувство у них было, но потом отношение к церкви стало более сложным, скорее, отстраненным. Однако человек инерционен – и он продолжал посещать храм. Пандемия сломала инерцию – и часть прихожан превратилась в «захожан», приходящих в церковь куда реже. Тем более, что в публичном пространстве в 2020 году звучали высказывания о факультативности «очного» участия в богослужениях, которое можно заменить просмотром трансляций и домашней молитвой. Патриарх Кирилл ссылался в связи с этим на опыт Марии Египетской, молившейся в одиночестве в пустыне. Это могло стать оправданием для того, чтобы в рождественскую ночь, разумеется, не идти в пустыню, а остаться в теплом доме – и в прошлом году, и в нынешнем.

Алексей Макаркин

Два очень разных, на первый взгляд, события начала года – многотуровые выборы спикера Палаты представителей Конгресса США и недолговременный захват госучреждений в Бразилии сторонниками Жаира Болсонару.

На самом деле, события одного ряда, часть глобального противостояния, где одна из сторон внутреннее ощущает свою слабость. Знаменитое понятие молчаливого большинства, придуманное политтехнологами Ричарда Никсона в победной для него кампании 1968 года, в 1970-е годы трансформировалось в моральное большинство проповедника Джерри Фолуэлла. Еще до этого, в 1964-м, бразильский средний класс в большинстве своем приветствовал переворот генерала Умберту Кастелу Бранку – в страхе перед тем, что конституционный президент Жуан Гуларт приведет страну к коммунизму. Военный режим в Бразилии существовал два десятилетия, с ним были связаны успехи в индустриализации страны. В первой половине 80-х он фактически распался из-за внутренних противоречий и исчерпанности авторитарного ресурса. Но ностальгия по «порядку и развитию» осталась.

Теперь же «большинство» перестает ощущать себя большинством. Во-первых, из-за процессов глобализации в сочетании с трансформацией в морально-нравственной сфере – они пытаются воспрепятствовать им, но в реальности могут лишь затормозить отдельные составляющие этих процессов. Во-вторых, из-за того, что все чаще проигрывают выборы сложным коалициям с участием части среднего класса (в немалой степени уже детей и внуков участников молодежных протестов 1968 года, против которых и поднялось «молчаливое большинство») и разнообразных меньшинств. В-третьих, потому что силовые структуры, к которым они – как сторонники порядка – привыкли относиться с почтением, их не поддерживают и сохраняют лояльность конституционным властям.

Отсюда и радикализация, которая выражается в разных формах. Один вариант – отчаянные попытки переиграть проигранные выборы. Так в прошлом январе поступили трамписты, а в нынешнем – болсонаристы. Но их собственные формальные лидеры (экс-президенты) не готовы к консервативной революции – они для этого слишком буржуазны, несмотря на офицерское прошлое Болсонару и эпатажный образ Дональда Трампа. В США существует настолько сильное государство, что оно блокирует любые подобные попытки (оно выдержало и трамповское четырехлетие), в Бразилии же в военной элите существует рациональное понимание того, что повторение 1964 года приведет к изоляции режима. Ни одна страна Америки (от США до Венесуэлы) по разным причинам его не поддержит.

Второй вариант, как следствие первого – сильнейшее недоверие. Не только к мейнстриму, но уже и к собственным статусным лидерам, которые подозревают в слишком большой уступчивости и в сговоре с «глобалистами», «либералами», «коммунистами» и др. Трамписты в Палате представителей навязали Кевину Маккарти целый ряд условий, ограничивающих его возможности и облегчающих его смещение. Несмотря на то, что Маккарти неоднократно демонстрировал свою верность Трампу, они ему не доверяют – как не хотят полностью подчиняться и самому Трампу, когда тот призвал проголосовать за Маккарти, припоминая, что сам президент год назад отступился от радикалов. Теперь Болсонару осудил из США своих ненадолго захвативших государственные здания сторонников – что также вряд ли приведет к росту его популярности в их среде.

Такое недоверие, как и радикальные уличные акции, способствует «окукливанию» радикальных консерваторов и дальнейшему расслоению «морального большинства», которое уже не большинство. И, возможно, выделению более умеренных консервативных лидеров, встроенных в истеблишмент, но при этом умеющих говорить и с рассерженными радикалами. И тогда уже перед радикалами окажется дилемма – или превращаться в секту, или выбирать так называемое «стратегическое» (или «полезное») голосование – то есть поддерживать тех политиков, кто им наименее неприятен.

Алексей Макаркин

Ружье, долго висевшее на стене в бразильской политической драме, все-таки выстрелило. Праворадикальный президент-популист Жаир Болсонару не только отказался признать победу своего левого соперника Лулы да Силва во втором туре выборов 30 октября, но в течение прошедшего года многократно заявлял о ненадежности бразильской системы голосования и о возможности подтасовки результатов. Это породило у сторонников Болсонару уверенность в том, что Лула просто «украл» выборы. А наиболее радикальные поклонники уходящего президента решили не допустить прихода к власти Лулы, который, по их убеждению, не только замазан в коррупции, но и несет стране коммунистические порядки и гонения на церковь. Они устроили палаточные лагеря у армейских казарм в столице и других крупных городах и призывали военных вмешаться в ситуацию и «отстоять свободу». Серьезные беспорядки ожидались 1 января, в день инаугурации Лулы. Но этот день прошел на удивление спокойно – видимо, фанатов Болсонару, который за два дня до этого улетел во Флориду, удержали повышенные меры безопасности.

Однако 8 января тысячи ультраправых активистов решили действовать. Часть из них прошли маршем от армейских казарм на окраине столицы в центр Бразилиа, часть были свезены автобусами. Бунтовщики легко смели слабые полицейские оцепления на центральной Площади трех властей и захватили здания Конгресса, Верховного суда и президентский дворец. Выражая накопившееся негодование в отношении основных демократических институтов власти, не соответствующих их представлениям о должном, они разбивали окна, ломали мебель, портили произведения искусства, бросали на пол компьютеры. Какие цели ставили болсонаристы – до конца не ясно. Ведь Лула уже неделю находился у власти, а армия не проявляла признаков нелояльности. Скорее всего, хотели просто вызвать хаос и все-таки спровоцировать вмешательство военного руководства в политическую ситуацию, а там как получится.

В связи с воскресной попыткой мятежа в Бразилии задаются двумя главными вопросами. Во-первых, почему бунтовщики почти не встретили сопротивления сил правопорядка? Ведь признаков надвигавшейся опасности было достаточно. Экстремисты в течение нескольких дней обсуждали в соцсетях свои планы, они стали собираться в воскресенье на газонах в центре столицы уже с утра, было замечено прибытие в город около 100 автобусов. Наиболее очевидное объяснение состоит в том, что руководители федерального округа Бразилиа, известные своими тесными связями с Болсонару, и не хотели предпринимать решительных действий. Это быстро поняли и Лула, и наиболее решительный противник Болсонару в Верховном суде Алесандр ди Морайс. Находившийся в Сан-Паулу Лула заявил, что правоохранители показали «некомпетентность, недобросовестность или злой умысел» и своим указом временно перевел окружную полицию под контроль центральных властей. Ди Морайс на 90 дней отстранил от должности губернатора столичного округа Ибанейса Роша. Этого оказалось достаточно, чтобы уже через три часа после начала оккупации полиция очистила все три занятые здания. Около 300 человек было арестовано. В понедельник военные и полиция ликвидировали палаточные лагеря болсонаристов в Бразилиа и других городах. В этот день в столице было задержано еще 1200 человек, подозреваемых в погромах.

Второй вопрос в связи с воскресными событиями: каковы будут дальнейшие действия властей и общие политические последствия? Судя по всему, Лула настроен решительно. Он назвал мятежников «фашистскими фанатиками» и обещал, что они, а также те, кто их финансировал, будут выявлены и сурово наказаны. 9 января он обсудил произошедшее с министром обороны и руководителями армии. В этот день в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро прошли демонстрации защитников демократии под лозунгом «Никакой амнистии!». Вместе с тем, некоторые бразильские эксперты считают, что действия погромщиков могут расширить политическую поддержку нового президента, который заявлял о стремлении к национальному примирению. Многие бразильцы правых взглядов были неприятно поражены воскресными сценами и желают дистанцироваться от экстремистов.

Александр Ивахник

Текст Юрия Сапрыкина «Ревизия зла», опубликованный в прошлом месяце в «Коммерсанте» - попытка ответить на вопрос о том, откуда в современной России произошла «наклонность ко злу», почему свет и тьма, эльфы и орки поменялись местами. Фрустрация 90-х годов, вызвавшая бурный рост антизападных настроений (в первую очередь, среди немалой части интеллектуального класса, который транслировал их дальше), конечно, сыграла существенную роль в этом процессе, когда некоторая часть читающей публики стала идентифицировать себя с презираемыми «цивилизованным миром» орками. И отрицать ценности самого этого мира, который стал выглядеть агрессивным и враждебным.

Но можно посмотреть на проблему несколько глубже. И поискать истоки такого подхода в конце 80-х, когда в стране происходила переоценка ценностей, затронувшая именно интеллектуальный класс. Советская пропагандистская машина была настолько дискредитирована именно в этой среде, что все связываемое с ней прямо или косвенно вызывало сильное отторжение – и, как следствие, желание сменить плюс на минус, и наоборот. Вполне справедливое восприятие прихода к власти большевиков как трагедии также способствовало тому, что революционеры (и вообще прогрессисты) и охранители для части интеллектуального класса поменялись местами. Любая революционность (или даже примирительное отношение к ней) стала считаться путем либо к хаосу, либо к деспотизму, либо и к тому, и к другому последовательно.

Аракчеев и Бенкендорф стали положительными героями - не только за реформу артиллерии и освобождение Голландии, но и в целом за верность престол-отечеству и неприятие крамолы. А декабристы – бунтовщиками, посягнувшими на государственную власть, поставившими страну на грань развала и еще необдуманно разбудившими Герцена. Который, в свою очередь, тоже стал сугубо негативным персонажем – также бунтовщик, а еще и агент Ротшильдов и пособник польских сепаратистов. И дальше – до февраля 17-го, когда масоны (генералы с либералами и бизнесменами) ударили ножом в спину победоносной империи - аргументы заимствованы у крайне правой части эмиграции. А там и до октября недалеко.

В мировой истории примерно то же самое. Раз в советских учебниках северяне в гражданской войне в США были героями положительными, то да здравствует Юг из «Унесенных ветром» (без скепсиса Ретта Батлера, а с пафосом Конфедерации)! А северяне воспринимаются не как сторонники прогресса, а как презренные деляги и саквояжники. И Джордано Бруно – еретик, смущавший простых бесхитростных верующих. А инквизитор, передавший его в руки светской власти для отправки на костер – наоборот, человек богобоязненный, искренне стремившийся оградить паству от ереси, которая могла помешать ей попасть в рай (тем более, что как раз в конце 80-х началось религиозное возрождение – и такие аргументы стали восприниматься серьезно). И так далее.

А потом – уже когда многие ожидания не оправдались и наступила фрустрация - восстановители державы становятся героями. Вначале генералиссимус с маршальскими погонами, а затем и маршал в пенсне - куратор атомного проекта (тем более, что они приказывали расстрелять куда больше революционеров, чем царский режим – в советское время это считалось преступлением, но в новой реальности – заслугой). А отсюда уже один шаг до идентификации с орками.

Алексей Макаркин

Скончавшийся в возрасте 83 лет последний греческий король Константин II был последним же европейским монархом, свергнутым с престола. Его недолгое правление демонстрирует все возможные ошибки, которые мог совершить конституционный монарх, так и не ставший символом нации, несмотря на имевшийся потенциал. Молодой, хорошо образованный (слушал лекции по военным наукам, политологии и конституционному праву), фотогеничный король еще в качестве наследного принца стал олимпийским чемпионом 1960 года в парусном спорте.

Вступив на престол в 1964 году, 23-летний Константин возглавил страну в условиях политической нестабильности. Особенностью греческой ситуации была активная роль монарха, более напоминавшего европейского правителя XIX века, чем современного европейского конституционного монарха. В 1963 году, после острого политического кризиса, осложненного конфликтом его отца, короля Павла, и премьера Константиноса Караманлиса, были проведены досрочные парламентские выборы, приведшие к власти лидера оппозиции Георгиоса Папандреу. Павел признал победу Папандреу. Константин же пошел с Папандреу на конфликт, причем когда премьер в 1965 году подал в отставку, отказался назначать досрочные выборы. Король опасался роста влияния харизматичного сына премьера Андреаса Папандреу, подозревавшегося в связях с крайне левыми силами, что для короля-антикоммуниста и военной элиты было полностью неприемлемо.

В результате под эгидой короля партия Папандреу была расколота и последовательно сформированы несколько кабинетов, лишь один из которых смог получить незначительное большинство в парламенте и ни один не обладал авторитетом в обществе. Тем самым король превысил функцию арбитра в политическом процессе, приняв на себя непосредственную ответственность за правительственную политику. К 1967 году возможности «королевских правительств» исчерпались – пришлось назначать выборы, которые должна была выиграть партия Папандреу.

За месяц с небольшим до выборов реакционно настроенные офицеры («черные полковники») совершили переворот, который король признал, вступив в сговор с полковниками при условии назначения премьера-роялиста. Константин сфотографировался с лидерами диктатуры – потом король объяснял, что своим грустным видом на фото намекал на свое недовольство переворотом. Он помог оформить смещение афинского архиепископа, замененного на лояльного хунте церковного деятеля. Однако полковники не считались с амбициями короля, и тот подготовил контрпереворот при поддержке ряда генералов, но настолько неудачно организованный, что полковники без особого труда его подавили. После этого в декабре 1967 года король был вынужден эмигрировать.

Полковники до 1973 года формально сохраняли монархию, а затем их лидер Георгиос Пападопулос провел в управляемом режиме референдум об упразднении монархии и провозгласил себя президентом. В следующем году военный режим был свернут, но греческие политики не захотели возвращать в страну своевольного и непредсказуемого монарха. В декабре 1974 года был проведен новый референдум – на этот раз к населению могли обратиться и король (из эмиграции), и республиканцы. Почти 70% участников референдума (при 75%-ной явке) высказались за республику. Ключевыми ее лидерами в последующие годы были Караманлис и Андреас Папандреу (его отец умер в 1968 году), за это время Греция вступила в Европейский союз.

Количество монархистов в современной Греции невелико. Сам бывший король долго судился с греческими властями о возвращении имущества, но получил лишь компенсацию в 13,7 млн евро, которую правительство Греции демонстративно заплатило из фонда ликвидации стихийных бедствий. В последние годы Константин тихо жил в Греции, где купил виллу. Свой шанс стать греческим аналогом испанского короля Хуана Карлоса, возглавившего процесс демократизации страны, он упустил.

Алексей Макаркин

Президент Макрон приступил к практическому продвижению ключевой реформы своего второго срока. Это реформа пенсионной системы. Глава его правительства Элизабет Борн во вторник вечером презентовала журналистам ее основные черты. Судьба этой реформы наложит существенный отпечаток на дальнейшее пребывание Макрона у власти. Он позиционировал пенсионную реформу как имеющую принципиальное долговременное значение для Франции и как показатель своей реформаторской решимости. В то же время реформа довольно болезненна, вызывает серьезное неприятие в обществе, и неудача в этом деле поставит под вопрос способность президента эффективно управлять страной после утраты парламентского большинства.

Реформа носит комплексный характер, она призвана упорядочить крайне сложную французскую пенсионную систему с отдельными режимами для десятков категорий работников госсектора. Но ее центральное звено – повышение возраста выхода на полную государственную пенсию с 62 до 64 лет. Главный аргумент правительства состоит в том, что поскольку французы в среднем стали жить дольше, то они должны и оставлять работу позже, чтобы обеспечить финансовую устойчивость пенсионной системы. «Бездействие неизбежно привело бы к масштабному увеличению налогов и сокращению пенсий», – заявила премьер-министр. Власти обращают внимание на то, что нынешний возраст выхода на пенсию во Франции существенно отстает от европейских соседей: в Италии и Дании он уже составляет 67 лет, в Испании достигнет этой черты к 2027 г., в Германии – к 2030 г. Без изменений к 2030 г. ежегодный дефицит пенсионной системы Франции достигнет 14 млрд евро.

При этом в последние месяцы правительство при подготовке реформы смягчило некоторые планы. Пенсионный возраст будет повышен на два, а не на три года, как изначально хотел Макрон. Само повышение будет проходить постепенно до 2030 г. – на три месяца в год. Работники опасных профессий, например, пожарные и полицейские, а также лица, начавшие работать до 20-летнего возраста, смогут получить полную пенсию раньше 64 лет. В целом, по оценке Борн, таковых наберется до 40% выходящих на пенсию. Минимальный размер госпенсии будет увеличен до 1200 евро в месяц – это поможет низкооплачиваемым работникам, чьи пенсионные взносы были невелики. Казалось бы, особых причин для недовольства у ныне работающих граждан быть не должно. Однако французы известны тем, что крайне неохотно расстаются с прежде достигнутыми социальными завоеваниями, которые становятся привычной чертой жизни. К тому же сейчас общество во Франции, как и в других европейских странах, находится в неспокойном, тревожном состоянии в связи с энергетическим кризисом и необычным ростом стоимости жизни. Различные опросы показывают, что от 60 до 80% французов настроены против повышения пенсионного возраста.

Многие эксперты ожидают, что эти настроения рискуют перерасти в серьезные уличные выступления – протест против пенсионной реформы может кристаллизовать растущее общее недовольство своим положением. Традиционно боевитые французские профсоюзы уже преодолели депрессивное воздействие пандемии и готовы возглавить протест. Прошедшие переговоры правительства с профсоюзами по параметрам пенсионной реформы ни к чему не привели. Во вторник восемь крупнейших профсоюзных федераций решительно высказались против реформы и призвали к проведению дня стачек и демонстраций 19 января, что должно стать началом массового сопротивления. Тяжелые бои ждут правительство и в парламенте, где реформа начнет обсуждаться с февраля. Левый блок Жан-Люка Мелашона NUPES, включая социалистов, и правопопулистское «Национальное объединение» Марин Ле Пен однозначно выступают против реформы. Решающей будет позиция консервативной партии «Республиканцы», руководство которой позитивно оценило смягчение условий реформы. Однако фракция «Республиканцев» не едина, и многое будет зависеть от масштаба протестов в стране. Так или иначе, в предстоящие месяцы события вокруг пенсионной реформы станут главным нервом внутриполитической жизни Франции.

Александр Ивахник

Вопрос о том, кто больше симпатизирует России в современной Европе – крайне левые или крайне правые – выглядит неоднозначным. Немалая часть бывших симпатизантов сейчас дистанцировалась от России (одни громко, другие – их большинство – тихо), но часть осталась – и среди них есть представители диаметрально противоположных взглядов.

Можно предложить другой критерий – отношение к событиям 1989-1991 годов – от победы Солидарности на польских выборах и падения Берлинской стены до распада СССР. Для многих левых эти события стали драмой – причем не только для номенклатурных деятелей, попавших под формальные или неформальные люстрации. И в странах Западной Европы были симпатизанты советского лагеря, видевшие в нем образец справедливого общественного устройства, управляемый антифашистами времен Второй мировой войны (такими как Эрих Хонеккер или Янош Кадар). К числу таких симпатизантов относится и испанский журналист и историк Хосе Мигель Вильярройя, которого сейчас активно цитируют в Рунете. Он работал в ГДР в конце ее существования и сохранил о ней самые лучшие воспоминания. Строительство Берлинской стены он считает мудрой мерой, а вот доверие руководителей ГДР Михаилу Горбачеву – большой ошибкой. Демонтаж ГДР он воспринял с чувствами печали, гнева и бессилия.

А вот в Польше после падения коммунистического режима парадоксальным образом проиграли не только коммунисты из ПОРП, но и часть правых. А именно националисты и русофилы, продолжатели традиции «эндеции» (национальных демократов Романа Дмовского). В коммунистической Польше у них была официальная депутатская квота в сейме по списку тесно сотрудничавшего с властями движения ПАКС. «Эндеция» видела главных исторических врагов Польши в немцах, непримиримо относилась к украинскому национализму, была весьма недружелюбна по отношению к евреям. Представители движения поддерживали Войцеха Ярузельского и агитировали против Солидарности. В России они видели исторического союзника, а СССР считали в определенной степени ее продолжателем, благодаря которому Польша получила свои западные земли и избавилась от нелояльного востока. В современной Польше сторонники «эндеции» в сейме не представлены, их органом является издание Myśl Polska.

Можно сказать, что если крайне левые видят в современной России наследницу СССР, то для крайне правых важна историческая Россия. И те, и другие враждебны мейнстриму в своих странах – и не обладают реальным политическим влиянием.

Алексей Макаркин

Турция получила новый серьезный повод для того, чтобы и дальше тормозить одобрение вступления Швеции в НАТО. Как известно, Турция добивается от Швеции и Финляндии запрета на деятельность в этих странах «террористических организаций», к которым Анкара относит не только боевиков Рабочей партии Курдистана (РПК), но и членов курдских группировок в Сирии. В конце июня три страны подписали меморандум о взаимопонимании, в соответствии с которым Хельсинки и Стокгольм обязуются поддерживать Турцию в противодействии угрозам ее национальной безопасности, будут пресекать деятельность РПК и не будут оказывать поддержку сирийским курдским формированиям. И вот в среду шведский комитет солидарности с Рожавой (курдской Автономной администрацией северной и восточной Сирии) разместил в твиттере видео, которое вызвало неподдельный гнев в Анкаре. На видео был показан манекен Эрдогана, свисающий вниз головой с фонарного столба, расположенного напротив мэрии Стокгольма. Эта картинка сопровождалась фотографией Бенито Муссолини, после расстрела так же подвешенного на площади в Милане, и текстом, в котором говорилось: «История показала, как заканчивают диктаторы. Эрдогану пора уйти. Используй свой шанс и уйди, чтобы не закончить, свисая вниз головой на площади Таксим [в Стамбуле]».

Конечно, шведские власти осудили это видео. Глава МИД Тобиас Биллстрём написал в четверг в твиттере: «Стокгольм дистанцирует себя от угроз и ненависти в адрес политических представителей. Изображение избранного народом президента казненным у здания мэрии вызывает отвращение». Но Анкару не удовлетворила такая сдержанная реакция. Пресс-секретарь правительства Фахреттин Алтун расценил инцидент как «террористическую пропаганду» со стороны РПК и других групп курдских боевиков. Он подчеркнул, что этот инцидент противоречит подписанному трехстороннему меморандуму. «Мы настаиваем, чтобы шведские власти безотлагательно предприняли необходимые шаги против террористических групп», – заявил Алтун. Посол Швеции был вызван в МИД Турции, где ему было высказано решительное осуждение «отвратительного акта». Анкара подчеркнула, что авторы видео должны быть найдены и в отношении них должны быть приняты соответствующие меры. Спикер парламента Турции отозвал приглашение своему шведскому коллеге посетить Анкару на следующей неделе.

В пятницу в дело вмешался министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу. Он отметил, что Швеция не сможет уйти от ответственности путем простого осуждения случившегося. По его словам, РПК и связанные с ней группы в Сирии «подкладывают мины на пути Швеции к членству в НАТО». Чавушоглу заявил: «Швеция должна решить, хочет ли она расчистить эти мины или сознательно наступать на них». Стало известно, что главный прокурор Анкары начинает уголовное расследование в отношении виновников инцидента.

Разгорание скандала вынудило Стокгольм реагировать активнее. В пятницу премьер-министр Ульф Кристерссон назвал инцидент «крайне серьезным» и расценил его как «акт саботажа» против натовской заявки Швеции. По его признанию, есть риск того, что случившееся может повлиять на процесс вступления страны в альянс. После прихода к власти в октябре правое правительство Швеции пошло на некоторые уступки Анкаре. Оно ужесточило законодательство против терроризма, а в декабре депортировало в Турцию члена РПК. Вместе с тем, для новых уступок существуют очевидные пределы, связанные с противодействием демократических институтов Швеции. В частности, решения об экстрадиции по турецким запросам принимает не правительство, а судебные органы. 19 декабря Верховный суд Швеции заблокировал экстрадицию известного журналиста Бюлента Кенеша, на которой настаивал лично Эрдоган. На днях стало известно, что по той же причине не будут выданы Турции еще четыре человека, якобы связанные со структурами Фетхуллаха Гюлена. Впрочем, это не значит, что жесткие требования Турции станут для Швеции непреодолимой преградой на пути в НАТО. Думается, после предстоящих в июне президентских выборов, причем при любом их исходе, позиция Анкары смягчится.

Александр Ивахник

Смерть Вахтанга Кикабидзе стала очередным поводом для того, чтобы обратиться к коллективному бессознательному. Конкретно к двум взаимосвязанным формулировкам: «Родина ему всё дала, а он…» и «На Родину не обижаются». Если их расшифровать, то получается, что человек обязан своим успехом и популярностью не своему таланту, а стране, которая обратила на него внимание (а могла бы за многими заботами и не обращать). И все хорошее атрибутируется именно стране, а плохое – конкретным чиновникам, с которыми страна (раньше еще добавляли – и партия) разберется в свой срок. Какой – это уже не человеческого ума дела.

Причем такая логика действовала в СССР вполне успешно именно в российских регионах, где люди нередко сознательно вытесняли из памяти плохое и опасное. Дети раскулаченных старались не говорить о коллективизации, особенно при своих детях, которые могли рассказать об этом в школе на уроке истории, где надо было отвечать политкорректно. Родственники расстрелянных редко вспоминали об их судьбах, тем более, что такие воспоминания в брежневские годы могли повредить увековечиванию памяти, несмотря на юридическую реабилитацию. Да и на карьере самих родственников подобные воспоминания могли сказаться не лучшим образом – можно было нарваться на твердокаменного сталиниста. Да и вообще нервы портить не хотелось. И так далее.

А вот в «национальных республиках» всё было существенно иначе. Там тоже было своего рода вытеснение, но иное – большая Родина с далекой столицей в Москве в той или иной степени не столько дополнялась, сколько вытеснялась малой, воспринимавшейся с детства как своя страна. И трагедии советского времени накладывались еще на обиды царских времен. И общение строилось на иных основаниях, чем в России с ее огромными миграционными потоками ХХ века, которые способствовали отчуждению людей друг от друга.

Кикабидзе как-то вспоминал, что у его товарища, композитора Владимира Михайлова, в Москве скончалась супруга, и он прилетел на похороны: «Жил Володя на втором этаже в доме без лифта, а у православных, когда панихида идет, крышка гроба должна снаружи стоять. Слышу, на лестнице кто-то ругается, да так... Вышел из комнаты и увидел, что это сосед сверху спустился и устроил большой скандал. «Уберите эту крышку, - потребовал, - ко мне гости должны прийти», а у нас в Грузии, когда горе, даже поссорившиеся соседи выключают телевизоры и открывают квартиры».

В Грузии люди знали, как закончили свою жизнь Тициан Табидзе и Паоло Яшвили. И если для российской аудитории «Чито-гврито» - это просто забавная песня, то для грузинской – песня на стихи Петра Грузинского, представителя династии Багратиони, который при Сталине был арестован и помещен в психиатрическую больницу. Мать Кикабидзе тоже была из семьи Багратиони, дальних родственников царей. Тетю Кикабидзе сослали в Сибирь, а ее мужа, поэта Нико Мицишвили (из той же группы «Голубые роги», что и расстрелянный Табидзе, и застрелившийся в ожидании ареста Яшвили), расстреляли. Сам Вахтанг вспоминал, что его детство прошло в бывшей кухне, на цементном полу, из-за этого всю жизнь у него болели ноги. И это не забывается и не компенсируется званиями и наградами.

Алексей Макаркин

Почти две трети россиян (63%), по данным Фонда «Общественное мнение», испытывают чувство сожаления из-за распада Советского Союза. Результаты исследования показывают, что чем старше возраст, тем больше сожаления о распаде СССР: среди сограждан старше 60 лет такие чувства у подавляющего большинства респондентов (85%), среди сограждан 46-60 лет таких три четверти (76%). Среди россиян в возрасте от 31 года до 45 лет жалеют о распаде Советского Союза немногим более половины (53%), среди молодежи 18-30 лет — менее трети (30%). Лишь каждый пятый россиянин (22%) не испытывает никакой грусти в связи с тем, что СССР не существует уже более 30 лет.

Интересно, что люди старшего возраста считают, что они всё реже рассказывают младшим поколениям про СССР. В 2014 году 25% утверждали, что рассказывают часто, сейчас — 16%. А вот молодые, наоборот, утверждают, что слышат такие рассказы чаще — динамика прямо противоположная (с 18% в 2014-м до 27% сейчас). 38% респондентов до 50 лет сообщают, что получают информацию об СССР прежде всего из рассказов старших (на втором месте — 25% — советские книги и фильмы). Похоже, что рассказов действительно становится больше, но старшие всё чаще считают, что их недостаточно — и стремятся максимально передать младшим свой опыт и ценности, которые считают нормативными.

Когда респондентов спрашивают, что первым приходит на ум, когда речь идет об СССР, то обычно возникают личностные переживания: «Я жил(-а) в СССР, это время моего детства, молодости» (16%), «Хорошие воспоминания, хорошие чувства» (14%), «Спокойная, стабильная жизнь, уверенность в завтрашнем дне» (11%). Но интересна и корреляция ностальгии по СССР со степенью поддержки СВО. За первыми идиллическими спонтанными ассоциациями, как представляется, следуют и другие, связанные уже с военной мощью и геополитикой.

В результате СССР предстает не только как государство с более высоким, чем сейчас, уровнем социальной справедливости и предсказуемости жизни, но и как единая могущественная держава, и как государство с сильной промышленностью, сохраняющей при этом и уходящий деревенский уклад (по которому многие тоскуют, при этом не желая отказываться от городских удобств).

С точки зрения ностальгирующих россиян возвращение величия будет стимулировать и развитие привычных отраслей индустриально-аграрной экономики. А не сервисной сферы, как в последние десятилетия — к ней они относятся в основном скептически (парадоксальным образом пользуясь ее благами вроде МФЦ или цифровыми сервисами, но при этом считая, что государству нужны прежде всего заводы и колхозы, как было в их молодости). А там быть может дело дойдет и до справедливости, хотя и в модифицированном по сравнению с СССР виде — национализации магазинчиков и парикмахерских люди не хотят.

Молодежь же по понятным причинам и ностальгирует куда меньше, и считает сервисную экономику нормальной и закономерной (так как сама в ней работает), но ее и численно немного. В 2020 году доля россиян от 15 до 29 лет составляла 14,3% населения страны. К тому же молодежи немало среди новейших релокантов, что также вполне объяснимо.

Алексей Макаркин

В правительстве Германии произошла первая серьезная перестановка. 16 января министр обороны страны Кристине Ламбрехт подала прошение об отставке, канцлер Олаф Шольц его немедленно принял. Это событие не стало неожиданностью. Немецкие СМИ, да и политики прочили ей отставку еще с конца прошлого года. Ламбрехт объяснила свое решение необычно: она сослалась на пристрастное внимание СМИ к ее персоне. Однако едва ли критику германских СМИ в ее адрес можно назвать произвольной.

Отношения Ламбрехт с бундесвером не заладились с самого начала. Она сама откровенно признавала, что не разбирается в армейских делах и даже в воинских званиях. Когда год назад вокруг Украины стал быстро нарастать невиданный геополитический кризис, Ламбрехт назвала одной из главных проблем бундесвера малое число женщин-генералов. Затем давала невнятные ответы на критику в отношении недостаточных поставок военной техники Киеву. В мае министр взяла своего взрослого сына на борт вертолета бундесвера, чтобы посетить войска в северной Германии по дороге в отпуск на курортный остров Зюльт. Но главные претензии к Ламбрехт заключались в том, что, увязнув в бюрократических проволочках, она не сумела заметно продвинуться в реализации поставленной Шольцем 27 февраля цели – в новых условиях начать коренную модернизацию бундесвера, многие годы находившегося в состоянии недофинансирования и устаревания имеющихся вооружений. Созданный для этих нужд специальный фонд в 100 млрд евро почти не был задействован, госзакупки постоянно запаздывали. Всё это привело к глубокому падению авторитета министра среди военных. Долгое время Шольц поддерживал Ламбрехт, которая являлась одним из ближайших к нему политиков внутри СДПГ. Но ее крайне неудачное новогоднее обращение, распространенное в инстаграме, переполнило чашу терпения. На видео, записанном в центре Берлина на фоне фейерверков, Ламбрехт говорит, что с происходящим в Европе военным конфликтом у нее «связаны особенные впечатления, было много встреч с интересными и замечательными людьми».

Было ясно, что назначение нового министра обороны состоится уже во вторник, поскольку 19 января в Берлин должен приехать глава Пентагона Ллойд Остин, а 20 января состоится конференция министров обороны стран Запада на базе ВВС США в Рамштайне для обсуждения вопросов усиления военной помощи Украине. Но любопытно, что предположения относительно фигуры сменщика Ламбрехт не оправдались. Назначение оказалось неожиданным. Шольц остановил свой выбор на 62-летнем Борисе Писториусе, который почти 10 лет занимает пост главы МВД земли Нижняя Саксония. За рубежом он мало известен, но в Германии его хорошо знают. Он является одним из ведущих деятелей СДПГ, в 2019 г. выдвигался на пост лидера партии, активно участвовал в переговорах о формировании нынешней правящей коалиции. Писториус служил в армии по призыву в начале 80-х годов, затем изучал право, работал юристом, в 2006-2013 гг. был мэром Оснабрюка. Писториус считается опытным, эффективным и настойчивым политиком, который умеет добиваться поставленных целей. В Нижней Саксонии он провел успешную реформу полиции, обновив ее руководящий состав. Канцлер Шольц назвал Писториуса своим другом и незаурядным политиком, выразив уверенность в том, что он «найдет общий язык с войсками».

На плечи Писториуса ляжет сложная задача модернизации бундесвера, замены старой военной техники, ускорения процедуры закупок вооружений. Но с весьма чувствительными вопросами ему придется столкнуться уже на этой неделе. Германия находится под сильным давлением со стороны европейских союзников в плане поставок Украине тяжелых немецких танков Leopard 2. Речь идет не только о танках бундесвера, но и о тех, что находятся на вооружении Польши, Финляндии и Дании. Эти страны заявили о своей готовности передать Киеву часть «леопардов», но для этого нужно согласие ФРГ как страны-производителя. Шольц затягивал с выдачей разрешения. На конференции в Рамштайне в пятницу Писториусу придется занять по этому вопросу определенную позицию. После этого можно будет судить о степени его самостоятельности.

Александр Ивахник

Губернатор Ивановской области Станислав Воскресенский призывает привлечь внимание к малым городам и начать обсуждение образа будущего малых городов России

Отношение многих «советских россиян» (то есть людей, успевших поучиться в советской школе и, как минимум, быть принятыми в пионеры) к эмиграции является двухуровневым. Как, впрочем, и ко многому другому.

Первый уровень политкорректен в духе российской Конституции. Каждый имеет право жить там, где хочет. У нас свободы и государство не может указывать человеку, как поступать. Это вопрос личной жизни, в которую вмешиваться нельзя. И так далее — все же с момента ликвидации железного занавеса прошло больше тридцати лет. А из истории можно вспомнить Шаляпина с Рахманиновым, к которым даже в советское время относились позитивно.

Второй уровень можно назвать двойным дном — и здесь обитает масса советских стереотипов. «Где родился, там и пригодился». «Блудные дети». «К буржуям уехали» (притом, что в самой России уже больше тридцати лет рыночная экономика). А еще «Полынь в чужих полях». Такая позднесоветская книга была про эмиграцию — кстати для своего времени не столь плохая (тогда в СССР стали активнее бороться за симпатии потомков эмигрантов — и появились книги и фильмы про эмиграцию, но с обязательной тоской по Родине всех положительных — а иногда и не очень — персонажей).

И эмигрант, в этой логике, должен быть бедным и несчастным, никому не нужным на чужбине. Как герой молодого Тихонова в старом фильме «Две жизни», который вынужден прислуживать за столом доблестному советскому генералу, оказавшемся по делам за границей. Успешный эмигрант создает когнитивный диссонанс и вызывает ощущение несправедливости — «нам тут трудно, а ему хорошо». Если богат и успешен, то живет не правде — как Парамон Корзухин в «Беге».

С чем это связано? Наверное, корни такого отношения уходят еще в огромную крестьянскую страну, где абсолютное большинство населения и помыслить не могло, чтобы оказаться на «чужой сторонушке», в неправославном мире. Выезжали дворяне («Безмятежней аркадской идиллии / Закатятся преклонные дни: / Под пленительным небом Сицилии, / В благовонной древесной тени») и образованные разночинцы — небольшой процент населения (многие из них как раз и стали эмигрантами после прихода к власти большевиков). Бежали некоторые старообрядцы, для которых было важнее, что австрийский кесарь соблюдает их религиозные свободы — но абсолютное большинство старообрядцев оставались в России. Так что эмиграция была аномалией, что, кстати, облегчило строительство «железного занавеса». А менталитет меняется куда медленнее, чем экономика.

И, конечно, Великая Отечественная война — главное событие не только российской, но и мировой истории для абсолютного большинства россиян. А эмигранты были «там», а не «с народом». Когда в конце 80-х цензурные запреты были сняты и произошло «открытие эмиграции» (вкупе с ощущением, что коммунисты обманывали народ и надо искать альтернативы), то эта тема на какое-то время отошла на второй план. А потом вернулась — вместе с ностальгией по стране детства и молодости.

Алексей Макаркин

Отставка президента Вьетнама

Обычно политически стабильный однопартийный Вьетнам на днях преподнес большой сюрприз. Начатая генсеком Компартии Вьетнама Нгуен Фу Чонгом в 2016 г. кампания против коррупции, получившая наименование «пылающая печь», привела к тому, что 17 января был вынужден уйти в отставку президент почти стомиллионной страны Нгуен Суан Фук. ЦК КПВ в своем заявлении отметил, что Нгуен Суан Фук «взял на себя политическую ответственность руководителя, когда многие должностные лица, в том числе два вице-премьера и три министра, допустили нарушения и проступки, вызвавшие серьезные последствия» в работе по борьбе с эпидемией COVID-19. Одновременно Фук покинул посты члена Политбюро, члена ЦК и председателя Совета национальной обороны и безопасности. 18 января Национальное собрание формально утвердило отставку Фука. Ожидается, что новый президент будет назначен на следующем заседании парламента в мае.

Фук занимал в основном представительский пост президента с апреля 2021 г., а до этого он в течение пяти лет возглавлял правительство, в котором и курировал работу двух уволенных в начале января вице-премьеров. Один из них — Фам Бинь Минь — был вице-премьером с 2013 г., а в 2011-2021 гг. занимал еще и должность министра иностранных дел. Второй — Ву Дык Дам — отвечал за борьбу с пандемией. В принципе Вьетнам прошел пандемию сравнительно успешно, вовремя введя национальный локдаун, но при этом не допустив спада экономики. Но случались и злоупотребления. Предполагается, что увольнения вице-премьеров вызваны двумя коррупционными скандалами. Первый связан с возвращением в страну оказавшихся за рубежом вьетнамцев 800 чартерными рейсами по запредельным тарифам, второй — с продажей больницам тестов на COVID-19 по явно завышенным ценам. По этим делам ранее более 100 чиновников, включая бывшего главу Минздрава и бывшего министра науки и технологий, были подвергнуты судебным преследованиям. В целом же за прошлый год 539 членов КПВ, включая высших чиновников и дипломатов, подверглись уголовным или дисциплинарным наказаниям за коррупцию или «преднамеренные правонарушения». Полиция расследовала 453 коррупционных дела — на 50% больше, чем в 2021 г. Был арестован ряд крупных бизнесменов.

В связи с отставкой Нгуен Суан Фука до конца не ясно, является ли он просто самой высокопоставленной жертвой бескомпромиссной борьбы с коррупцией или здесь имеет место борьба за влияние в высшем эшелоне власти. В последние десять лет Фук был весьма значительной фигурой в правящей группе Вьетнама. Еще в 2011 г. он попал в состав самого могущественного политического органа страны — Политбюро ЦК, в котором 16 членов. Возглавляя в течение пяти лет правительство, Фук активно проводил в социалистическом Вьетнаме рыночные реформы, способствовал модернизации инфраструктуры и правовой системы, энергично привлекал в страну зарубежные инвестиции. Были заключены масштабные торговые соглашения с ЕС и странами АТР, улучшены отношения с США. Темпы роста ВВП в те годы составляли 6-7% — самый высокий показатель в АСЕАН. Перейдя на пост президента, Фук оставался лицом Вьетнама для внешнего мира.

По своим взглядам и установкам Фук заметно отличается от лидера страны — 78-летнего генсека КПВ Нгуен Фу Чонга, который является сторонником более жесткого внутреннего и менее прозападного внешнего курса. На съезде КПВ в 2021 г. Чонг вопреки традиции сумел добиться переизбрания на третий пятилетний срок. Но ожидается, что в 2026 г. Чонг должен уйти, и есть версия, что Фук претендовал на роль его преемника. Согласно данной версии, Чонг этого не хотел и, используя свое нынешнее могущество, поспешил сместить слишком либерального деятеля. Некоторые эксперты прогнозируют, что новым президентом страны станет министр общественной безопасности То Лам, который завоевал доверие Чонга в ходе борьбы с коррупцией. Это чревато ужесточением внутренних порядков и недопущением дальнейшей либерализации. Но серьезных изменений внешней политики Вьетнама ожидать не стоит. Для страны, глубоко зависимой от объемов экспорта, слишком важно сохранять хорошие связи с партнерами.

Александр Ивахник