Что касается Индии, то она вовсе не является слепым оружием в руках сильных геополитических игроков, так как сама хочет стать сильным мировым игроком.

Сейчас в Индии можно наблюдать органический политико-экономический синтез.

Это когда политическая идеология сочетается с экономической политикой.

В политике Индия реализует националистический проект "Великой Бхараты" или Махабхараты с традиционными для таких концепций эсхатологическими мотивами в контексте "последней битвы" и "новой эры" - Махабхараты.

В экономике - это "экономический национализм".

То есть в Индии все органично.

Намного хуже, когда в политике - национализм, а в экономике - неолиберализм.

Тогда это неэффективный полит-экономический гибрид, который лишен шансов на успешное развитие. В такой модели кто-то должен уступить: или политика стать неолиберальной или экономика перейти в формат "экономического национализма".

Но в Индии такой проблемы нет.

Как ни странно это прозвучит, в XX в., сразу после обретения независимости, индийские элиты тормозили экономический рост Индии.

Причина этого заключается в том, что Индия долгое время решала свои, очень специфические, задачи развития.

Учитывая постколониальную лоскутность, высокая динамика развития отдельных регионов на базе концепции СЭЗ как в Китае, могла погубить ее как целостную страну и породить сепаратизм.

Нужен был плавный переход к новой институциональной зрелости.

Кроме того, индийское правительство делало ставку на инклюзивный рост, подтягивая уровень развития малого и среднего бизнеса под параметры роста больших корпораций, искусственно ограничивая динамику развития последних, в том числе с помощью ограничения иностранных инвестиций и поглощения их внешними игроками.

Все эти годы, Индия сумела избежать крайностей неолиберализма, если оценивать его в самых радикальных проявлениях.

Базовой идеологической установкой этой страны можно назвать этатизм, когда государство вмешивается в жизнь общества и выступает осью стабилизации экономической и социальной систем.

По сути, это антипод минархизма, или "государства в смартфоне".

Сам неолиберальный дискурс в Индии никогда не был в смысловом мейнстриме.

Здесь попеременно доминировала своеобразная идеологическая триада.

На начальном этапе это было течение свадеши ("своя страна") Ганди, которое подразумевало создание национальной экономической автаркии, максимально изолированной от торговых связей с Британской империей.

Символом этой философии была прялка как образ внутреннего производства.

В дальнейшем английский экономист Эрнст Шумахер назвал эту концепцию буддийской экономикой.

На смену свадеши в дальнейшем пришел фабианский социализм Неру, причем сама идея фабианства как теории скрытой трансформации капитализма в новую форму социализма, как известно, возникла в Британии, где она является аналитической частью лейбористского политического крыла и части неоконсерватизма (красный торизм).

Данная концепция отлично сочеталась с идеей медленных трансформаций индийской экономики.

Еще одним течением является хиндутва, что можно описать как экономический национализм и промышленную доместикацию: хочешь продавать товар на нашем рынке – локализируй производство в Индии и производи его здесь.

А идеологема хиндутвы – это признание геноцида индусов со стороны мусульман, соответственно, отсюда и происходят идеи о "вторичности" мусульманской общности страны, которая в радикальных ответвлениях этого учения не рассматривается как обладающая правами коренных жителей.

Как сказал один исследователь, "хиндутва секуляризирует индуизм как религию посредством сакрализации нации".

Описанный политический изоляционизм, тем не менее, является лайтовой формой того, что могло произойти в Индии, ведь, по словам Индиры Ганди, индийская демократия изначально была западной либеральной иллюзией, но не социально-экономической реальностью. А индийские представительские учреждения изначально были не более чем форумом для эксплуататорских элитных групп.

Сегодня же Индия – это самая большая страна в мире, которая функционирует на демократических принципах управления.

В этом плане Индия, учитывая свою "лоскутность" и демократический характер управления, очень осторожно прибегает к стимуляторам роста.

Тем не менее многие экономисты уже сейчас заявляют, что именно эта страна в ближайшие десять лет заменит Китай в качестве драйвера экономического развития мировой экономики.

Если не полностью, то частично.

Премьер страны Нарендра Моди сформулировал новую "тримурти" роста и развития экономики:

1) модель снижения налогов;

2) стимулирование экспорта с помощью рецепции китайского опыта;

3) реализация крупных инфраструктурных и мегарегиональных проектов.

В помощь Индии должна придти и триада доверия, когда бизнес доверяет государству, предприниматели – друг другу, а население – бизнесу.

Все это в значительной мере является аналогом китайской модели: монетарное стимулирование, снижение налогов, региональные инфраструктурные проекты.

Единственная проблема – это своеобразный когнитивный и смысловой шок.

Страна едва решила распрощаться с "ведическим социализмом", как вновь вернулась к экономическому "тримурти" в виде стимулов со стороны государства.

Джеффри Сакс выступил с критикой модели "трампономики", а если быть точным - подверг критическому анализу систему тарифов на импорт, которая была разработана командой Трампа.

Джеффри Сакс - это один из последних больших макроэкономистов, автор "теории шоковой терапии" на базе которой потом был доработан концепт так называемого "вашингтонского консенсуса".

Результаты применения теорий Сакса на практике имеют достаточно противоречивые результаты.

Например, в Польше, данная модель развития была успешно реализована Бальцеровичем.

В Боливии, где она была применена впервые - дала негативные результаты.

Неудачей завершилась адаптация идей Сакса и в РФ.

Но вернемся к саксовой критике "трампономики".

Сакс абсолютно точно выделяет ключевую зону инфицирования американской экономической системы.

Отрицательное торговое сальдо в США не является базовым негативным фактором.

Это, можно так сказать, производная на фоне более фундаментальной причины - избыточного потребления.

Которое, в свою очередь, является результатом глубокого бюджетного дефицита, который в последнее время достиг в США 6,6% ВВП или около 2 трлн дол.

Торговый дефицит - следствие бюджетного дефицита. Это макроэкономическая классика.

Для любителей самостоятельно поработать с цифрами, я предлагаю математическую модель "двух дефицитов".

Модель экономического роста с двумя дефицитами — экономическая система разновременных регрессивных моделей, в которых воедино связаны такие индикаторы, как темп экономического роста, дефицит внутренних сбережений, дефицит бюджета и платежного баланса, включая внешнеторговый дефицит.

Решается эта модель с помощью оптимума по замене внешних источников долгового финансирования на внутренние, а импортных товаров на отечественные.

Сама модель была сформулирована профессором Гарвардского университета Холлисом Чинери в 60—70-е гг. прошлого столетия.

Он использовал две формулы: совокупного выпуска (Q) и дохода (Y):

Q = C + I + X

Y = C + S + M

Где:

С — потребление; I — инвестиции; X — экспорт

S — сбережения; М — импорт.

Расшифруем формулы.

Совокупный выпуск товаров и услуг соответствует совокупному потреблению (потребительские товары), капитальным инвестициям (инвестиционные товары) и товарам, отправленным на экспорт в другие страны (потребительские и инвестиционные).

А совокупный доход равен стоимости потребленных внутренних товаров, сбережений и купленного импорта.

Трансформируя указанные выше равенства получаем:

I – S = M – X

То есть профицит инвестиций в американскую экономику (в сравнении со сбережениями), возможен лишь в случае превышения импорта над экспортом.

Для изменения данной ситуации на диаметрально противоположную (профицит сбережений по сравнению с инвестициями), экспорт должен превышать импорт.

Первая ситуация наблюдалась в США, а вторая, долгое время, например, в Японии и Германии.

Если возникает дисбаланс между внутренними накоплениями и инвестированием в пользу последнего, компенсировать подобный дисбаланс можно лишь с помощью внешнего, главным образом, кредитного финансирования, размер которого определяется по размеру самой большой "дыры": торговой либо бюджетной.

Если сложить две формулы получим, что сумма всех внутренних дефицитов в виде чистых сбережений (как разницы между сбережениями и инвестициями) и торгового сальдо (импорт минус экспорт) равна нулю:

(S – I) + (M – X) = 0.

Более того, метод секторальных балансов расширяется путем добавления в формулу дефицита бюджета (доходы, преимущественно налоговые, минус расходы).

(S – I) + (M – X) + (T – G) = 0.

T — налоги

G — госрасходы.

Здесь у макроэкономистов открываются широкие возможности для моделирования.

Сбережения домохозяйств — ключевой источник регулирования внутренних дефицитов.

Например, сбережения больше инвестиций. В первых скобках получаем положительное значение.

Оно может быть уменьшено за счет отрицательного значения во вторых скобках (когда экспорт превышает импорт). Или еще больше увеличено за счет торгового дефицита.

В любом случае положительное значение суммы двух скобок тогда окончательно "съедается" отрицательным значением в третьих скобках, когда госрасходы превышают налоги (бюджетным дефицитом).

Просто дефицит бюджета будет либо меньше (на фоне торгового профицита), либо намного больше (при условии торгового дефицита).

Если инвестиции превышают сбережения, тогда в первых скобках получаем отрицательное значение.

А если импорт больше экспорта, то во вторых скобках значение положительное.

Тогда, если дефицит сбережений более глубокий, чем торговый, для выхода уравнения в ноль, нам нужен бюджетный профицит и положительное значение в третьих скобках.

Таким образом, для преодоления дефицита сбережений, исходя из формулы, необходимо добиться двух условий: умеренного дефицита бюджета на фоне торгового профицита.

Только в таком случае сальдо финансовых балансов частных домохозяйств и субъектов предпринимательства станет положительным (профицитным).

Государство лишь опосредованно может влиять на потребление, производство и динамику инвестиций (тут ключевую роль играет наличие свободной ликвидности).

Зато увеличение сбережений населения — должно стать приоритетной задачей Министерства финансов, так как именно достижение этой цели сформирует устойчивое преодоление внутренних дисбалансов.

Рост сбережений населения можно стимулировать за счет профицита торгового баланса, но в этом случае страна зависит от международной торговой конъюнктуры в части экспорта своих товаров и критического импорта.

А также от динамики внешних инвестиций и иностранных кредитов.

Однако единственный механизм, который контролируется государством — это рост сбережений населения за счет бюджетного дефицита.

Причем дефицита, формируемого с помощью сокращения налогов (в первую очередь на фонд оплаты труда) или увеличения социальных расходов.

В таком варианте государство либо меньше забирает у экономики и минимизирует "сжигание" денег, либо, больше возвращает денег в экономику в виде дополнительных трансфертов домохозяйствам и госзакупок в пользу частного сектора, то есть максимизирует "создание" новых денег в экономике.

Обратная ситуация: рост торгового дефицита компенсируется не только увеличением бюджетного дефицита, но и замедлением сбережений населения.

Если подытожить сказанное выше, то для преодоления глубоких структурных дисбалансов (бюджетного и торгового), США нужно не просто снижать бюджетный дефицит, как советует Джефри Сакс (что действительно может быстро привести к сокращению торгового дефицита - такая себе шоковая терапия для США, снизить потребление импорта за счет снижения расходов бюджета).

Но также необходимо увеличить норму накопления американских домохозяйств и как это ни парадоксально звучит - снизить глобальный приток ликвидности в доллар, что опосредованно раскручивает и спираль импорта.

Для этого США и запускают политику "дешевого доллара" и снижения внутренних налогов.

Это должно привести к ситуации устойчивого профицита сбережений населения над глобальными инвестициями в доллар.

Отрицательное торговое сальдо с помощью пошлин должно максимально сократиться.

Только эти два фактора (наращивание сбережений населения и снижение торгового сальдо - последнее даже ценой механического повреждения с помощью пошлин на импорт) позволит снизить дефицит бюджета с 6,6% до 3% ВВП и замедлить негативную спираль с госдолгом, который достиг уже почти 125% ВВП.

МИТНІ ВІЙНИ. ТРИМАЧІ ОБЛІГАЦІЙ США ЗАВДАЮТЬ УДАРУ У ВІДПОВІДЬ

Динаміка американського ринку облігацій стала тим «червоним світлом», яка поставила на паузу більшу частину тарифного плану президента США Трампа (крім мит відносно Китаю).

Розберемося, чому ж індикатори американської фінансової системи запалали червоним?

Не встиг Дональд Трамп оголосити про свій план Глобальної торговельної війни, як міністр фінансів Скотт Бессент доповів президенту, що ключові казначейські індикатори Америки перейшли у ризиковану зону системного відпливу капіталу з доларових фінансових інструментів.

І однією з причин подібного ризику, з яким США не так часто стикались у своїй історії, став розпродаж американських державних облігацій, або трежеріс, …Японією.

Можна сказати, що самурай з катаною (закреслено) з пачкою трежеріс майже поодинці зупинив «велику американську армаду» торговельного «вторгнення».

За два дні у квітні 2025-го японські банки та пенсійні фонди продали таких боргових паперів на 21 млрд дол. (див. рис. 1).

Багато це чи мало і яку роль відіграє Японія на ринку боргів Америки, і спробуємо розібратися.

Японія наразі є найбільшим інвестором у борги Америки (облігації Мінфіну США) — її портфель трежеріс становить 1,15 трлн дол. (див. рис. 2).

Решта інвесторів розподіляються, як наведено на рис. 3.

Вестернізована Азія (куди входять Японія, Південна Корея, Тайвань) володіє трежеріс на суму в 1,55 трлн дол., або 18%. Це найбільший інвестор американських боргів серед ключових геополітичних кластерів світу.

Майже на таку суму (1,66 трлн дол., або 19%) американськими облігаціями володіють офшори та квазі-офшори (які такими були раніше або зберігають часткові функції офшорних зон).

Це Люксембург, Кайманові Острови, Швейцарія, Гонконг, Сінгапур.

Включення до цього переліку Гонконгу є досить умовним — це територія Китаю, але Гонконг ще зберігає функцію азійського квазі-офшору, чому сприяє потужне банківське сіті.

Офшори не є цілісним геополітичним кластером, — це конгломерат інвестиційних, венчурних і персональних пенсійних фондів, які заробляють пасивні доходи на володінні американськими облігаціями.

Європа володіє трежеріс на 1,35 трлн дол., або 15% (Німеччина, Франція, Бельгія, Ірландія, Норвегія).

Ядро Британської Співдружності (Британія, Канада) сформувало портфель облігацій США на 1,16 трлн дол. (13%).

Глобальний Південь (Індія, Бразилія, Саудівська Аравія та ОАЕ) вклалися в Америку на 681 млрд дол. (8%).

І, нарешті, ключовий суперник США на глобальній арені — Китай інвестував в американські трежеріс 784 млрд дол. (9%), хоча ще кілька років тому ця сума становила 1,4 трлн дол., і Китай перебував на першій сходинці інвесторів у борги США.

Із загальної суми трежеріс у 8,8 трлн дол. союзники США (Вестернізована Азія, ядро Британської Співдружності та Європа) вклали в них більш як 4 трлн дол., або 46%.

Глобальний Південь у цьому контексті можна віднести до нейтральних країн, офшори — до спекулятивних приватних інвесторів, а Китай — до інвестора-суперника.

Певний парадокс політики Трампа полягає у тому, що найбільший тарифний удар (якщо не рахувати Китаю, з яким США ведуть зараз Глобальну війну) припав якраз по союзниках Америки: Японії, Німеччині, Канаді, Франції, Бельгії.

Наприклад, портфель трежеріс Японії становить 1,13 трлн дол., а її ВВП — 4,2 трлн дол.

Тобто ця країна вклала в американські державні облігації 27% свого річного валового продукту!

На другому місці за силою тарифного удару — Глобальний Південь, який також суттєво поповнює американські казначейські рахунки.

Водночас Трамп майже не запровадив мит (або запровадив низькі тарифи) проти африканських і латиноамериканських країн, які, крім Бразилії, майже не інвестують у трежеріс.

А Бразилія ще й є лідером з їхнього розпродажу.

Тобто американський президент завдав тарифного удару передусім по тих, хто суттєво поповнював рахунки казначейства США через купівлю американських облігацій.

Ідея Трампа полягала у такому: ви купуєте наші облігації з терміном обігу у 10, 20, 30 років (хоча є і короткочасні вкладення), то чому б вам просто не заплатити цих коштів нашому Мінфіну у вигляді мит.

Однак від цієї пропозиції союзники США були явно не у захваті (див. рис. 4), бо заплатити мита — це просто втратити гроші, без відновлення вартості та сплати відсотків.

Як бачимо, найбільше з лютого 2024-го по лютий 2025 року трежеріс продавали Японія (-22 млрд дол.) і Бразилія (-19 млрд дол.).

Тепер стає зрозумілим, чому скидання американських держоблігацій японськими банками у квітні цього року виявилося таким критичним, — за день їх було продано на 21 млрд дол., а це стільки ж, скільки Японія скинула за весь попередній рік.

Найбільше трежеріс торік купували Франція (+83 млрд дол.), Бельгія (+75 млрд) і Кайманові Острови (+108 млрд дол.).

Зараз ціни на облігації впали, а дохідність, відповідно, зросла — до 4,31% (за десятирічними).

Це суттєво збільшує витрати США на обслуговування державного боргу, — ця сума вже дорівнює 1 трлн дол. на рік і перевищила витрати на оборону.

До речі, максимум дохідності боргових паперів спостерігався на етапі рецесії Волкера (найбільшої після Великої депресії) 1981 року — 15%, а мінімум дохідності — під час пандемії 2020-го (0,87%).

Для порівняння взято 10-річні трежеріс.

Криза на ринку казначейських облігацій відбувалася (що цілком закономірно) на тлі процесу знецінення долара до ключових валют світу — індекс американської грошової одиниці вже впав на 8%.

Однак девальвація долара, за задумом команди Трампа, має принести й певну користь.

Давайте розглянемо, до чого призводила політика «дорогого» долара та формування глобальної бульбашки у вигляді фінансового ринку США, який уже займає 60% світової фінансової системи та є головним центром тяжіння для транснаціональних потоків капіталу.

З одного боку, це робить твою національну валюту унікальним інструментом нееквівалентного глобального обміну, причому «нееквівалентного» на користь США.

Також формує американський фондовий ринок як ключову сферу припливу світових потоків капіталу. Зазначене робить тебе фінансово багатшим за решту країн.

Але є й низка недоліків.

Передусім мова про постійну потребу такої системи у нових і нових потоках ліквідності, зокрема у державні цінні папери — боргові облігації.

Це як спортсмен, що біжить швидше і стрибає вище, — він постійно потребує нового допінгу і відчуває голод.

Рівень «голоду» фінансової системи можна прорахувати за таким показником, як чиста міжнародна інвестиційна позиція країни.

Цей індикатор розраховується як різниця між закордонними фінансовими активами країни та зобов'язаннями її резидентів перед зовнішніми донорами (інвесторами та кредиторами).

Інвестиції можуть бути портфельні та прямі.

У четвертому кварталі 2024 року чиста міжнародна інвестиційна позиція США становила мінус 26,23 трлн дол.

Тобто Америка заборгувала світу на 26 трлн дол. більше, ніж сама інвестувала в інші країни.

При цьому ВВП країни становив 2024 року 29,72 трлн дол.

Тобто умовна «залежність» США від зовнішніх потоків капіталу досягла 88-відсоткового рівня її ВВП.

Закордонні активи США становили 35,89 трлн дол., а зобов'язання перед зовнішніми донорами — 62,12 трлн дол.

При цьому у четвертому кварталі 2023-го міжнародна інвестиційна позиція США дорівнювала 19,85 трлн дол. при ВВП у 26,94 трлн. 

Тобто тоді йшлося про 74% ВВП.

Лише за рік зростання на 14 в.п.
За рахунок чого відбулося таке зростання чистої інвестиційної позиції лише за один рік?

Через зміну цін на активи та обмінний курс.

Якщо долар зміцнюється відносно іноземних валют, то активи США за кордоном, номіновані, наприклад, у єнах, євро, юанях, скорочуватимуться у доларовому еквіваленті, а активи іноземців у США в їхніх валютах, навпаки, збільшуватимуться.

Що і відбувалося роками.

Ще один фактор — це вища динаміка цін на американські активи, насамперед на акції, порівняно з іншими світовими ринками.

Якщо американський ринок акцій зростає швидше, ніж, наприклад, японський, то капіталізація вкладень американців у Японії підвищуватиметься повільніше, ніж капіталізація вкладень японців в Америці.

Таким чином, відбувається глобальна дефляція інвестицій США в інші країни світу, номінованих у доларі, та інфляція інвестицій цих країн в Америці, номінованих у національних валютах країн-інвесторів.

На цій глобальній різниці і відбувається від’ємний розрив чистої інвестиційної позиції США на десятки трильйонів доларів.

Слід зазначити, що 2014 року показник чистої інвестиційної позиції США становив лише 7 трлн дол., або 40% від ВВП, а 2007-го, тобто напередодні глобальної фінансової кризи, — 1,3 трлн, що було навіть менше 9% валового продукту.

Тобто за 17 років цей показник зріс на 25 трлн дол., з 9% ВВП до 88%.

Це і є індикатором голоду доларової фінансової системи та її залежності від зовнішніх потоків капіталу.

Тут варто зазначити, що залучення інвестицій у більшому розмірі, ніж відплив, — це добре і свідчить про високу інвестиційну привабливість країни.

Але всі показники мають бути збалансовані.

Якщо чиста інвестиційна позиція становить уже майже 90% ВВП, то це свідчить про колосальну переоцінку внутрішніх активів.

У рамках цієї глобальної моделі США немовби приречені на постійну деіндустріалізацію (внаслідок міцного долара), на яку впливають роль долара як резервної валюти та відповідне зменшення частки ВВП США у глобальному валовому продукті: падіння з 60 до 27% за пів століття або навіть до 17% за паритетом купівельної спроможності.

При цьому паралельно відбувається зростання частки американського фондового ринку в загальному обсязі світової фінансової системи та колосальне збільшення заборгованості США як у рамках державного боргу, так і в контексті міжнародної інвестиційної позиції.

Зменшення питомої ваги ВВП США у глобальному обсязі й одночасно збільшення питомої ваги американської фінансової бульбашки в масштабах загальної світової системи — це два протилежні процеси, які, втім, відбуваються в Америці паралельними курсами.

Впливати менше на світову економіку і бути більше їй винною — це і є парадокс американської глобальної моделі розвитку, яку, мов гордіїв вузол, вирішив розрубати Трамп.

Та своєю чергою налетів на інший прогнозований парадокс.

Зменшення відсоткових ставок у США (на чому наполягає Трамп, намагаючись «поламати» Федеральну резервну систему), ризики втрати інституційної незалежності Федрезерву та девальвація індексу долара — все це призводить до глобального відпливу ліквідності з американського ринку капіталу, як державного (трежеріс), так і приватного.

Наприклад, сукупний випуск облігацій США (приватних і державних) становить уже 60 трлн дол. (вдвічі більше за річний ВВП), і для їхнього рефінансування в найближчі п’ять років знадобиться приблизно 30 трлн дол. нових інвестицій.

Американське казначейство не може обійтися без глобальних потоків капіталу в емітовані державні облігації.

Приплив надходжень за новими митами може лише на короткому часовому інтервалі компенсувати дефіцит коштів за борговими інструментами.

Гроші йдуть у долар, якщо це вигідно (дохідність) або надійно (коли навколо США нестабільність і лише Америка як Сяючий град на пагорбі).

Однак якщо дохідність і відсоткові ставки планують знизити, запровадивши ще й мита на імпорт, а стабільності немає (навпаки, йде процес наростаючої невизначеності), то і немає чим тамувати фінансовий голод, а його сила бездонна.

Майже як в однойменному романі Кнута Гамсуна.


https://zn.ua/ukr/macroeconomics/mitni-vijni-trimachi-oblihatsij-ssha-zavdajut-udaru-u-vidpovid.html

Почему ВВП США в первом квартале 2025 года сократился на 0,3%?

Отметим, что это крупнейшее квартальное сжатие с 2022 года.

В последнее время, в первый квартал года американский ВВП рос с темпами 2,5-3%.

Основная причина нынешнего падения - так называемый импортный вычет из ВВП.

Как известно, формула ВВП по расходам выглядит так:

ВВП = потребление населения + инвестиции бизнеса + государственные расходы + чистый экспорт (экспорт − импорт: может быть как положительным, так и отрицательным - в США импорт превышает экспорт, поэтому речь об отрицательном импортном вычете).

Смотрим на данные по основным составляющим ВВП в квартальной отчетности США:

- потребление домохозяйств: + 1.21%;

- инвестиции бизнеса: +3.6%;

•  чистый экспорт: -4.83%;

•  госрасходы: -0.25%.

Как видим, инвестиции бизнеса в США, можно сказать, на максимальном разогреве.

Личное потребление домохозяйств ниже тренда, но пока в неплохом плюсе.

А вот расходы государства сокращаются - это результат правой повестки республиканцев, хотя инвестиции бизнеса с лихвой компенсируют этот минус и замедление личного потребления американцев.

А вот в части импортного вычета - катастрофа. Почти минус пять процентов.

Динамика отрицательного торгового баланса подтверждает это: в марте минус 162 млрд по торговле товарами и это в полтора раза больше предыдущих пиковых значений.

Почему "взорвался" импорт?

Это покупки "впрок или про запас" бизнесом, который в марте сметал практически все с китайского рынка от тапочек до телевизоров в ожидании продолжения торговой войны.

То есть это временный фактор и именно показатель импортного вычета "убил" рост ВВП США в первом квартале.

Дальше ВВП начнет "убивать" сокращение госрасходов.

Подобную модель мы уже наблюдали в Аргентине, хотя параметры тут не совместимы.

А в дальнейшем замедлится потребительский спрос на фоне роста цен на импорт по причине введенных пошлин.

Команде Трампа остается лишь надеяться, что инвестиции бизнеса и сокращение импортного вычета (по причине тех же пошлин) компенсируют замедление в потреблении домохозяйств и сокращение госрасходов.

В Аргентине этот финт пока не получился.

Но у США есть такой аргумент как статус Сияющего Града на Холме.

При наростании глобальной неопределенности и управляемого хаоса, инвестиции бизнеса в США могут расти по экспоненте, при том, что сокращение госрасходов будет происходить линейно.

И тогда это обеспечит рост ВВП в США.

Хлтя на фоне сокращения госрасходов и потребительской активности населения в 21 веке трудно расти, даже невозможно.

Активность бизнеса в такой модели должна быть взрывной.

Команда Трампа полагается именно на этот фактор. То есть полагается лишь на активность бизнеса.

Что полностью соответствует правой либертарианской повестке и отличается от левой демократической, которая делала ставку на госрасходы и рост личного потребления населения.

Вчера ситуация в Сирии начала развиваться в рамках моего прогноза по созданию в этой стране израильского "коридора Давида".

Салафитский Хайят Тахрир аш-Шам после резни алавитов и христиан в Латакии, предпринял аналогичную попытку в отношении друзов в пригороде Дамаска и приграничной провинции Кунейтра.

Впервые армия Израиля атаковала с помощью БПЛ и авиации военную технику ХТШ.

Таким образом, свою диспозицию Израиль обозначил - поддержка автономии друзов в составе Сирии.

Дальнейшее движение Израиля вдоль границы Иордании через пустыню в курдские провинции Сирии, богатые нефтью, зависит от проходящих сейчас переговоров Турции и Израиля при посредничестве Азербайджана.

В любом случае, силовые оси двух пооектов Большого Израиля и Османской империи 2.0. в регионе сформированы.

Для Израиля - это марониты в Ливане, друзы и курды в Сирии.

Для Турции - суннитская часть арабского населения в Сирии и Ираке.

Пока у двух этих проектов, общий конкурент - Иран.

После нейтрализации иранского фактора, столкновение двух "больших проектов" в регионе вполне вероятно.

Хотя США и Британия модерируют взаимоотношения этих проектов.

Но каждый участник уже пытается расширять региональное доминирование.

Израиль - за счет Саудовской Аравии и Иордании, Турция с помощью влияния в Секторе Газа, Сомали и союза с Катаром.

В перспективе, Израиль может расширить свой альянс за счет Индии.

Тогда Турция может сделать шаг в сторону Центральной Азии, Пакистана и Китая.

Кстати, в контексте возможного конфликта между Индией и Пакистаном.

Первая ждет звонок из Вашингтона, второй - из Пекина.

"Тарифная ошибка" Трампа.

На примере ряда тарифных решений Трампа можно увидеть как нынешняя администрация США втягивается в нерешаемый тупик "апории трех тел". Которая, как известно, решается лишь путем упрощения апории до "задачи двух тел".

Теперь рассмотрим это на простом примере.

Сейчас Трамп пытается разыграть карту вторичных санкций против РФ в виде пошлин на товары стран, покупающих российскую нефть.

Соответствующий законопроект разработан в Сенате и передан в Палату представителей. Речь о 500% пошлинах на товары стран, которые будут покупать российскую нефть, природный газ и уран.

Ключевыми покупателями российской нефти является Индия и Китай. Поднебесная покупает еще и российский природный газ.

Если данный акт будет принят и подписан Трампом, то Индия, скорее всего откажется от российской нефти.

Но крупнейший покупатель российской нефти и природного газа, Китай, от этих приобретений не откажется.

Почему?

Потому что США уже ввели против Китая пошлины в размере 145%, что является порогом в виде запретительных и блокирующих пошлин и означает Глобальную войну между Китаем и США.

Если против Китая введены пошлины в размере 145%, то ему до "династии Хань" пошлины в размере 500% и даже 1000%.

Более того, с учетом ответных китайских пошлин, Китай откажется и от американской нефти, и от американского СПГ, то есть увеличит закупки нефти и газа в РФ.

Так в чем же ошибся Трамп?

Он начал Глобальную войну с Китаем, не добившись завершения войны РФ против Украины.

То есть с учетом ситуации с Ираном и хуситами с разгону влетел в западню "апории трех тел", которую, кстати, всячески хотел обойти.

Как нужно было действовать Трампу?

Конечно, не уместно давать такие советы президенту огромной страны, но в рамках парасоциального обсуждения, с учетом того, что "Трамп нас не слышит", подобный анализ вполне допустим.

Итак попробуем смоделировать условно "правильную ситуацию".

До тех пор пока переговоры по "заморозке" войны РФ против Украины не были завершены с четким результатом, Трамп должен был сделать паузу с "мировой тарифной революцией".

Или ввести ее первый этап в формате "всем по 10%".

И уже по результатам переговоров с РФ, принимать дальнейшее решение по Глобальной войне с Китаем.

Например, Москва сорвала переговоры - тогда Трамп вводит вторичные санкции в виде 500% в отношении товаров тех стран, которые покупают российские энергоносители. Но при этом не вводит повышенные пошлины против Китая.

Тогда это частично бы сработало и Китай начал отказываться от российских нефти и газа.

Или переговоры завершились удачно, война остановлена. Тогда Глобальная война с Китаем и "драконовские пошлины для китайского дракона".

Как видим, данная последовательность действий была грубо нарушена.

Основная причина этого - самонадеянность Трампа, который видимо решил с наскока "завалить" и Китай, и РФ одновременно.

Можно предположить, что пошлины в 145% будут использованы для неких скрытых геополитических торгов с Китаем.

Но это грубая ошибка - Китай воспринял подобные действия как объявление ему Глобальной войны и просто так уже не выйдет из этого клинча.

Точнее, вариант такого выхода Китая из данного противостояния существует, но он подразумевает "утрату лица" Америкой, на что она тоже никогда не пойдет.

В Китае уже достали старые конспекты Мао - курс лекций «О затяжной войне», которые были прочитаны товарищем Мао Цзэдуном в г. Яньань 26 мая - 3 июня 1938 года, на собраниях «Общества по изучению проблем войны против японских захватчиков».

Одна из цитат данной работы:

"Вынося на своих плечах все тяготы войны, самоотверженно борясь за существование своей нации, каждый китаец с нетерпением ждёт дня победы".

Данная работа обосновывает ряд постулатов победы в Затяжной войне:

- во-первых, затяжной характер войны, что видно уже из названия работы;

- во-вторых, консолидация общества вокруг целей затяжной войны и поддержки своего руководства.

Работа Мао критикует такие форматы как пораженческая доктрина “о порабощении страны” и противопоположная ей шапкозакидательская доктрина “о быстром достижении победы”.

Мао говорит о главной цели "затяжной войны" - китайский народ обязан одержать в ней итоговую победу.

"Чтобы достичь победы, можно действовать лишь путем ведения Народной Войны".

В современной геополитике это означает нанесение Китаем асимметричных ударов по интересам США в разных регионах мира ("маневренные бои") и провоцирование экономического кризиса в США в результате торговой войны ("партизанские бои").

Затяжная война будет иметь три этапа:

Первый этап – стратегическое наступление США и стратегическая оборона со стороны Китая (торговая война и дальнейшее обострение).

Второй этап – стратегическое равновесие Китая с США и подготовка к контрнаступлению со стороны Китая.

Третий этап – стратегическое контрнаступление со стороны Китая и стратегическое отступление США.

Сейчас Китай находится на первом этапе и его мнимая пассивность воспринимается как слабость.

На самом деле, Китай дает США возможность сделать все ошибки и предпринять все возможные действия, параллельно изматывая геополитический потенциал Америки.

Затем, когда и в Китае, и в США наступит кризисная фаза войны, Китай зафиксирует достигнутый геополитический баланс.

И лишь на третьем этапе перейдет к активным действиям, в том числе с помощью прокси войн.

А теперь обратим внимание на такой фактор как развитие промышленного производства с 2019-го года с нарастающим итогом в двух странах: в Китае и США.

Данный индикатор в Китае за период увеличился на 37%, то есть более чем на треть.

А в США сократился на 2%, пребывая в глухом "боковом тренде".

Нынешняя реиндустриализация, затеянная Трампом - это дело не одного года. Даже его первой каденции для этого не хватило.

Как правило индустриализацию экономики страны проводят до начала Большой войны, а не во время оной.

США в данном случае, будут, наоборот, индустриализироваться на фоне Первой Глобальной войны с Китаем со всеми вытекающими издержками данного процесса.

О формате сакральной войны. Поговорим о ней на примере Израиля и Палестины.

Сакральная война - это Война-Ритуал, Война - Жертвоприношение.

Это выстраивание доминантной идеологии каждой стороной противостояния на базе коллективного бессознательного той или иной общности.

Сакральная война вечна по своей природе и не имеет конкретных материальных целей.

В этом ее отличие от конвенциональной войны, цель которой - либо захват неких активов противника, либо нанесения стратегического поражения геополитическому сопернику.

В ходе конвенциональной войны стороны захватывают месторождения нефти, золота, угля, железной руды, плодородные почвы, водные ресурсы, выход к морю, транзитные коридоры.

Или просто сокрушают потенциал конкурента.

Поэтому конвенциональные войны всегда конечны и конкретны в своих целях: в самом начале понятно, какие цели ставят перед собой соперники.

Конвенциональная война может быть позиционной (на истощение) как во время Первой мировой, либо условно маневренной. Но она всегда предметна по целям: захват того иного укрепленного центра или района, богатого ресурсами.

Сакральная война идет в рамках мифологизации истории, когда каждая из сторон создает свой базовый нарратив: в исторической науке, антропологии, семиотике, археологии и даже географии.

Цель Сакральной войны - контроль за сакрализированными центрами - например, за Иерусалим. Где у евреев размещены фундаменты Второго Храма, а у мусульман прямо на этих фундаментах мечеть Аль-Акса.

Тактика Израиля в этой Сакральной войне заключается не в быстром захвате тех или иных территорий, а в способности государства поддерживать формат "вечной войны", сохраняя для общества некий набор базовых свобод и возможностей для жизни и саморазвития.

В отношении Палестины применяется сложная многоуровневая тактика.

Во-первых, часть палестинского общества интегрируется в израильский социум, даже путем предоставления ему представительства в органах власти.

Сам конструкт Палестины рассекается на несколько сегментов.

Проект "Большой Палестины" от реки Иордан до Средиземного моря, сегментируется на три "цветных зоны":

- "зеленая" - безопасность обеспечивается структурами Палестинской автономии;

- "желтая" - безопасность обеспечивается совместно органами Палестинской автономии и Израиля;

- "красная" - безопасность обеспечивается исключительно военными подразделениями Израиля.

При этом, Израиль сохраняет возможность завести свои войска в любой из трех секторов.

Это создание условно коллаборационистской структуры сотрудничества (во всяком случае, именно так руководство Палестинской автономии воспринимается частью радикальных палестинских группировок).

Но есть и радикальная зона - Сектор Газа, куда "выдавливаются" все радикальные элементы и структуры сопротивления.

Израиль мог бы полностью взять под свой контроль территорию Сектора, но не делает этого. Потому что в таком случае, он "проглотит" радикальную "наживку", которая подорвет его изнутри.

Ему более выгодно постепенно сегментировать Палестинскую автономию, разбавляя ее еврейскими поселениями и трансформируя проект "Большой Палестины" "от реки до моря" в проект "Малой Палестины", по сути, подмандатной территории, внутреннего доминиона-эксклава.

При этом, вся радикальная надстройка и базис палестинского общества смещается в Сектор Газа, который становится "мишенью" для ударов вместе с остающимся мирным населением.

Эта модель, если можно так сказать, "выгодна" всем (как ни цинично это звучит):

- Израилю - потому что радикализм концентрируется в Секторе за периметром стен и укреплений, а не расползается по стране;

- Палестинской автономии - потому что дает пожить мирной жизнью вдали от "великих идей";

- ЕС - потому что есть объект гуманитарной опеки в рамках "защиты слабого", не смотря на отсутствие выборов и радикализм;

- Арабским странам Залива - потому что сохраняется некий символ "арабской идеи";

- ХАМАС - потому что эта организация становится "непримиримой", собирает как магнит региональный радикализм и распределяет получаемую финансовую помощь, а это миллиарды долларов.

Жертвой данной модели становится население Сектора Газа, которое массово гибнет при каждой новой вспышке военного противостояния.

Таким образом, цели Сакральной войны заключаются не в оккупации территорий и не в контроле за некими активами. Они даже на заключаются в "окончательной победе".

Цель Сакральной войны - это формирование идеологии как совместного коллективного переживания экзистенциальных угроз того или иного общества.

Потому что есть индивидуальное сознание как первый уровень, есть второй уровень - индивидуальное бессознательное как результат индивидуальных переживаний; и есть третий уровень - коллективное бессознательное как результат коллективных переживаний некоей людской общности.

Сакральная война - это топливо для коллективного бессознательного и контроля за сакральными символами, которые формируют уже индивидуальное сознание каждого отдельного члена общества.

Как Плач на Девятое ава (в память о разрушении Храма) или слова слова царя Давида из Тегилим:

«Если я забуду тебя, Иерусалим, да забудет меня правая рука моя. Да прилипнет язык мой к гортани, если я не буду помнить тебя, если я не вознесу Иерусалим во главе радости моей».

Таким образом, Сакральная война - это на первом этапе война за границы и параметры между условно коллаборационистской автономией и радикальным Сектором, а потом - "вечная война" с радикальным Сектором, в котором концентрируется весь радикализм и потенциал дальнейшего сопротивления противника.

Это война за контроль над сакральными символами и превращение "большого проекта" соперника в "малый" с параллельной концентрацией радикализма в четко ограниченном Секторе с параллельным "перевариванием" подмандатной автономии.