Лично мне точно нужно больше фэнтези, похожего на «Нейроманта». Почему такого не издают? Сплошь драконы с небожижей.

Господи, теперь я нашла на Букмиксе в разделе фэнтези «Лезвие бритвы».
Всё, мы официально разжаловали Ефремова из научных фантастов? Может быть, про коммунистическое будущее он и страшные сказки писал, но зачем всё-таки так-то?

Моя версия всегда была в том, что Маша — демон из последней из ста преисподней, а всё это — кусок ада, где она мучает попавших туда животных, в первую голову — Медведя.

Вполне жизнеспособная теория

Я заказала значок, мне прислали два, ещё четыре наклейки и маленькую открыточку. И так мой миллиард наклеек, которые я никогда никуда не наклею (из жадности), пополнился.

==========

В д/з по Цеху нужно найти книги-аналоги для своей (будущей) книги и сравнить их с ней. Три бестселлера и две со средними показателями.
С бестселлерами всё просто, а со средними я зависла. В конце концов, я тупо листала топы по жанру на лайвлибе и ныла, что всё не то. Особенно тяжко с тем, что две из пяти должны быть от русскоязычных авторов, и одна нашлась в бестселлерах, но что делать со второй. Лайвлиб (издевательски) предложил мне ночной дозор, Пехова и Панова как образцы русскоязычного городского фэнтези. Ну-ну.

#цех #СБК

В какой-то момент я даже подумала: а не пора ли нам взяться за святое — https://www.ozon.ru/product/klub-romantiki-tsvetok-iz-ognya-tiamat-rysina-ursa-1218599742. Правда, это не городское фэнтези, но в (некотором отдалённом роде) ретеллинг шумерских мифов.
Но потом решила, что с Гейманом я ещё могу набраться наглости себя сравнить, но вот до новеллизации Клуба Романтики мне никогда не подняться. (И ещё я залезла в комменты и выяснила, что сюжет в книге в плане выбора ЛИ соответствует моему прохождению. 🤣 И сюжетно это самый верный выбор! Так и надо.)

Да, всё это значит, что я приняла решение попробовать издать «Страну болот и камней» приличным образом. Когда её допишу.
Пока (если не считать написанных за годы пяти глав-рассказов) я написала «Плетение», не имеющее к ней прямого отношения. Но родившееся как эхо частички того мифологического, что я впихнула в голову, готовя базу для описания Туманов.

#цех #СБК

А на фото видно, что «миллиард» состоит в основном из кошек. Которых я купила в Хельсинки, в махровом году, почти двадцать лет назад. Вот как я их куда-то наклею?

Я бы в самом деле не отказалась узнать, чем руководствовалась студия, когда назначала цену на «Смуту» (две тыщи рублёв, а! «Атомик Харт» стоит две с половиной). Интерес практически профессиональный, ценообразование — моя специализация, я по этой теме диссертацию написала.
Затраты на изготовление этого чурбачка? Сравнение с ценами конкурентов (каких?)?
Уж точно не качество пользовательского опыта / полезность для потребителя.

🌌Наверное, надо написать что-то про космос.
Сейчас про космос так, чтобы это было полностью в моём вкусе, пишет только Аластар Рейнольдс, и грустно, что только он. Зато мне так нравится, что я могу до четырёх читать, а потом ходить вялой весь день. (По правде, где-то до двух я ещё что-то смотрела... но потом читала до четырёх!)
(Недовольный своим, не совсем вменяемым состоянием мозг выдал мне сегодня море новой инфы по сюжету, миростроительству и аркам в «Стране болот и камней», чтобы я записывала и остановиться не могла. Но да, в таком режиме нет ничего полезного. Но удержать-то меня всё равно сейчас некому.)

Кошка кивает мне в подтверждение.

Люди рассматриваются как неклассифицированные коты.

Я сегодня такая странная и задумчивая, что пошла сейчас вареники варить, потому что забыла, что у меня есть ещё онигири в запасе, о чём я помнила весь день — до того, как пошла варить вареники.
===========
Утром мне снились горелые корабли. Не деревянные, а современные, огромные грузовые суда. Я видела столбы чёрно-красного дыма. Чёрный металл и дыры повсюду. Я проснулась и почувствовала себя очень-очень странно. Что-то совсем не так. Ещё больше не так, чем вчера.
===========
И после переделка структуры и хронологии «Страны болот и камней» выпила из меня последние мысли.
===========
Я видела в ролике, как кто-то кладёт в онигири варёную колбасу. Чудовищно.
Я, правда, собиралась в них кимчи положить, просто тоже забыла в последний момент.

#СБК

*вытирает слёзки ностальгии* То видео было прекрасным.

Любопытно сравнивать свой опыт с чужим в написании историй.

Например, я давненько заметила, что со мной в творческом смысле что-то не так. Не так, как люди об этом говорят. Есть тема, на которую мильон лекций, воркшопов, статей: существует ли вдохновение (мой ответ: нет, но есть поток, инсайт и несмолкаемое ворчание подсознания), что делать, если не пишется, что делать, если нет идей, что делать, если тупо смотришь на белый лист, что делать…
А я, глядя на такие заголовки, думаю не «что делать», а «блин, что это?». Я понятия не имею, что такое вдохновение. Я не пытаюсь рисоваться, а действительно не понимаю.
Вычтем иногда накатывающую лень, усталость и необходимость сделать сперва какие-то другие дела, и тогда останется вот что.
Если я не хочу писать что-то по конкретной текущей задаче, то по двум причинам (вместе или по отдельности): а) я в тяжёлом физическом состоянии, б) я о чём-то думаю. То есть что-то в этой самой задаче, в плане, что именно написать, придумано не так, и внутри меня идёт работа по устранению этого «не так». Я не приступлю к написанию, пока не продумаю, что, о чём и как хочу рассказать. Когда-то очень давно, по наивности, я пыталась в такие моменты писать, это было бесполезно — плохо, никакого удовольствия и потом написанное всё равно приходилось переделывать в соответствии с вновь придуманным. Ну и смысл?
Возможно, дело в том, что многие годы я загружаю мозг такого плана работой, и нейронный связи давно перестроились. Часть меня всё время держит истории в голове и обдумывает текущие, следующие и те, планы на которые заключаются пока только в словосочетаниях вроде «чернильное жало».

Или вот другое. Ведущая на семинаре: «Я отдаю себе отчет в том, что невозможно написать книгу так хорошо на бумаге, как она выглядит в твоей голове. Это невозможно. Я открыла для себя этот гениальный секрет только к пятой книге. До этого ты написал книгу и думаешь: «Сильно не дотягивает до того, что было в голове».»
Это очень интересно. Я ни разу так про текст не подумала. Сперва я не умела писать и не понимала, что текст не дотягивает вообще ни до чего. Потом научилась. Кажется, где-то в середине был переходный период.
(Тоска о том, что в голове выглядело лучше, у меня есть в отношении рисунков, хе-хе.)
А ещё мне никак не сравнить текст с тем, что «было в голове», потому что у меня в голове просто нет готового текста. Есть ощущение, которое должно быть от текста при прочтении, и я обычно хорошо в него попадаю.
«Как работать с перфекционизмом? Я не встречала ни одного человека, который был бы доволен тем, что он написал, на 100%.» — читаю я. И думаю: божечки, со мной реально что-то не так.
Конечно, я не всем довольна на сто процентов. Есть рассказы, которые я считаю похуже, и те, что я считаю получше. Но если говорить о длинных вещах, то я реально ими довольна. Совершенны ли они? Ну нет. Но они такие, какими я хотела их видеть.
Единственное исключение — «Другая химия», потому что я просто не помню, какая она, но у меня от неё не очень приятное ощущение. И это может быть не проблема текста, а того, что связано с обстоятельствами публикации и проч.

#цех #истории

И ещё «Д. Х» — тот самый переходный период. Когда я писала её, ни в первый раз, ни во второй у меня не было ощущения, которое я хочу получить. В каком-то смысле это была учебная книга, на которой я пробовала писать длинный связный текст. И вот она закончена, в ней связный сюжет — ну и прекрасно.
Я думаю, это чувство — что текст существует в моей голове будто облако, взвесь, в которой есть всё, чем он является, — сюжет, композиция, персонажи, арки, тема, структура, стиль, сеттинг и т. д., и т. п. — и то, с чем он связан, — реальные обстоятельства, в которых я это придумывала, темы и вещи, которыми я интересовалась, даже моментные ассоциации, всё это, — вот это чувство есть облако, что плывёт, и клубится, и течёт, и кипит, и живёт, и я знаю, какое оно, я могу присвоить ему эпитеты, могу описать его форму и текстуру, и ощущения от него, и тексты становятся проекцией этого облака.
Так вот, с «Д. Х» не было ещё такого. И в самом начале первой истории про Время Сновидений такого ощущения тоже ещё не было, поэтому начало потом пришлось переписывать достаточно сильно. Когда ощущение появилось и окрепло.
И и-за облака же я помню все написанные романы и повести. И те, что ещё ждут очереди, но облака для них уже существуют. И некоторые рассказы, для которых тоже есть это облако. Но не помню «Другую химию». В моей памяти нет её ощущения.
Когда я поняла про облако и описала его (не сейчас, когда пишу пост, пораньше), я подумала, что облако — не слова (хотя они есть внутри него), а именно ощущения, как от органов чувств. И я достаю оттуда слова, переводя облако ощущений в них. А поскольку я пишу много лет, мне уже не так сложно перевести объёмную и многомерную взвесь в одномерное и плоское словесное полотно.

#цех #истории

А потом я прочла вот это (https://t.me/screenspiration/515): «Надо сказать, что гениальные озарения все-таки лучше работают, если тот, кого озаряет, и тот, кто это записывает, – один и тот же человек, а не трое разных. Но даже в этом случае удивительно, насколько разные это навыки: чувствовать – и говорить. Внутренне ощущать свой будущий фильм – и словами описывать то, что производит в тебе это ощущение.
Вообще говоря, это и есть перевод с одного языка на другой. И именно для этого Тарковскому нужны были сценаристы – в качестве переводчиков с подсознательного на человеческий.»
И дальше: «Это очень точное наблюдение. У черновика нет задачи быть внятным читаемым текстом. Он нужен всего лишь как точка опоры для авторского воображения – и автор прекрасно ее получает из пары бессвязных фраз и трех словосочетаний, одно из которых – капслоком, а два других ничего не значат.
Для автора из всего этого выстраивается захватывающая история. Но дальше ее надо кому-нибудь показать – и вот тут начинаются мучения.»
Да, перевод с подсознательного на человеческий.
И да, есть ещё третья причина, почему иногда я не пишу: план готов, он прекрасен (и обязательно часть его изменится, особенно середина), опорные вешки выстроены, теперь нужно приступать к трансфигурации всего этого в развёрнутый текст. И тогда что-то внутри меня немеет от ужаса, потому что мы — я целиком и все моим составляющие по отдельности, прекрасно знаем, что будет дальше. Мучительно-прекрасное утопание. Я нырну в эту работу, мой мозг заведёт моторы и вдавит газ, и я перестану слышать внешний мир, вытаскивая из шестимерного облака что-то и переиначивая его в одномерные слова, и это очень непросто и затратно чисто физически.
Но никакого «страха белого листа» (блин, что это?). Когда я вижу белый лист, я вижу жертву, которую пожру и превращу в носитель рождённой мною информации. Пусть белый лист меня боится.
Но из-за предчувствия неизбежной траты ресурса, я, таки, откладываю начало работы день, второй, третий, пока не появляется чувство сродни обиде от потерянного времени, и тогда белому листу уже не спастись.

#истории

(Из старого)

На север

Машина заглохла посреди неубранных полей, мокнущих под ноябрьским дождём. Некому было жать хлеб, и Сашка знала это, но всё равно смотреть на посеревшие колосья без слёз не получалось.
Пока она плакала над пшеницей, Гена с Лесей, с головой нырнув в утробу капота, пытались найти причину поломки. До Сашки долетал их злой шёпот. Они обвиняли друг друга: Гена выбрал машину на заброшенной стоянке три дня назад, а Леся — шоссе вчера вечером, по утру обратившееся в разбитую просёлочную дорогу. Последний указатель, что им попался, лежал вдоль обочины, подставляя облезлый лик серому, сочащемуся влагой небу. Как будто людей здесь не было и до того, как всё случилось.
Навигаторы уснули давным-давно, карты, которыми удавалось разжиться, говорили одно, а мир вокруг твердил другое. География будто менялась на глазах, плыл ландшафт, горы вставали посреди бывшей равнины.

Теперь они были просто где-то. Топонимы потеряли значение. Разве что они трое могли как-то называть меж собой холмы и реки, мелькающие за окнами машины, что неслась из города без названия в посёлок, которого нет. Всё время на север. Кто-то в самом начале пути, в толпе беженцев, трясущихся в забитом плацкартном вагоне, сказал, что на «севере что-то есть». Что-то, что неподвластно надвигающейся тёмной волне.
Тогда она запомнила: на севере что-то есть. Гена и Леся ей в этом поверили, север стал их надеждой. Но сама она в последние дни всё чаще думала: а что, если это не мы?..
Впереди поле отступало от дороги, и тянулся вдоль обочины клин пожарного пруда. Сашка подошла ближе: вода была матово-чёрной, густой и спокойной. Медленно скользили у самой поверхности тощие длинные рыбы, от их плавников расходились вибрирующие нити, поднимаясь над водой, прощупывая воздух и опускаясь назад.
Сашка взглянула на своё отражение: в чёрном водяном зеркале она казалась таинственной и далёкой. Кем-то совсем другим. И усталость, и тоска в глазах были смыты колыханием тяжёлой волны.
«Вдруг эта история не про нас, вдруг мы те — кто гибнут посреди рассказа?..»
Несколько стеблей рогоза, толщиной с руку, налитых алым цветом, торчали посреди пруда. Почуяв её, они наклонились, потянулись, и, будто слёзы, с их соцветий сорвались прозрачные капли, но не упали в воду, а поплыли, мерцая и дрожа, к Сашке.
Она было отступила, но потом замерла. Страха в ней не нашлось, только одно облегчение: больше не нужно бежать, всё сейчас кончится. Капли коснулись её лица, будто ощупью поползли к глазам.
«Что если… — думала она, пока капли просачивались сквозь ресницы, чтобы тонкой плёнкой прирасти к роговицам, — не мы — те, кто доберётся до конца?»
Сашка открыла глаза: мир играл оттенками, которых раньше она не знала. Не было ни усталости, ни тоски. В прозрачной воде пруда над жёлтым глинистым дном скользили мальки.
И на июльском высоком небе не было ни облачка.