У Эразма Роттердамского есть целая книга, раскрывающая тему глупости. Называется "Похвала глупости", собственно. Вот цитатка:

"Рассудителен тот, кто, будучи смертным, не стремится быть мудрее, чем это подобает смертному, кто снисходительно смотрит на толпу, и вежливо заблуждается вместе с ней".

Фанаты Кастанеды вошли в чат.

Уже выражал эту мысль, но выражу ещё раз другими словами.
Фраза «не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости», которую кратко именуют "Бритвой Оккама", часто используется для того, чтобы объявить ненужной сущностью Бога.

Мол, если мы можем всё объяснить, не привлекая Бога, то Бог является лишним. На деле же без привлечения Бога любое объяснение рано или поздно упирается в тупик. В неизвестность за "большим взрывом", в "трудную проблему сознания", и ещё ряд моментов, которые не познаваемы при помощи эмпирических методов. Говорят, это временно, и однажды наука даст ответ на все вопросы. Мне так не кажется, так как некоторые сферы бытия в принципе не попадают в поле зрения науки. Наука не может претендовать на абсолютность.

А Бог может. Если взять Его за основу, то "сущностями, привлекать которые нет крайней необходимости", окажется всё остальное без исключения. Потому что у нас нет настоящей необходимости утверждать бытие чего-то или кого-то, существующего отдельно от кого-то другого. Мы множим сущности не тогда, когда говорим о Боге, так как Он есть единое начало и общий знаменатель для всех явлений и существ; а тогда, когда говорим о самостоятельно существующем множестве существ и явлений. Множим сущности бесконечно, и без всякой на то необходимости - просто в силу привычки, от которой не то что не получается отказаться, но даже осознать её - целая проблема.

Так то Оккам был монахом-францисканцем, если что.

Описание херувимов пророком Иезекиилем таково:

"…из средины его видно было подобие четырёх животных, — и таков был вид их: облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла; а ноги их — ноги прямые, и ступни ног их — как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь. И руки человеческие были под крыльями их, на четырёх сторонах их; и лица у них и крылья у них — у всех четырёх; крылья их соприкасались одно к другому; во время шествия своего они не оборачивались, а шли каждое по направлению лица своего. Подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырёх; а с левой стороны лице тельца у всех четырёх и лице орла у всех четырёх. И лица их и крылья их сверху были разделены, но у каждого два крыла соприкасались одно к другому, а два покрывали тела их. И шли они, каждое в ту сторону, которая пред лицем его; куда дух хотел идти, туда и шли; во время шествия своего не оборачивались. И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; [огонь] ходил между животными, и сияние от огня и молния исходила из огня. И животные быстро двигались туда и сюда, как сверкает молния. <...> на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их. Вид колёс и устроение их — как вид топаза, и подобие у всех четырёх одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе. Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались. А ободья их — высоки и страшны были они; ободья их у всех четырёх вокруг полны были глаз. И когда шли животные, шли и колёса подле [них]; а когда животные поднимались от земли, тогда поднимались и колёса. <...> и у каждого были два крыла, которые покрывали их, у каждого два крыла покрывали тела их. И когда они шли, я слышал шум крыльев их, как бы шум многих вод, как бы глас Всемогущего, сильный шум, как бы шум в воинском стане; [а] когда они останавливались, опускали крылья свои."

Попробуйте представить себе, как это может быть, каково было воспринимать нечто, описанное после таким образом. Очевидно, что слова не передают хоть сколько-нибудь значимой части переживания. Но всё же они являются указателями на нечто. Практика записи снов даёт представление о том, насколько бытие тонкого мира отличается от того, что способен выразить язык. Тот же опыт может помочь и с тем, чтобы распаковать бедность языка, прикоснувшись к пережитому хотя бы кончиком пальца.

#год_провала_коммуникации

Люди, привыкшие просто отписываться от надоевших пабликов, начинают вести себя так же в работе. Один из неочевидных примеров того, в как соц-сети меняют мир.

У меня сын завёл канал, и начал писать о сложных вещах. В наличии посты про космос, бесконечность, сознание, лингвистические и математические изыскания. Если интересно, как преломляются эти темы в уме семилетнего ребёнка - можете чекнуть по ссылке.

Канал называется "Информация")

Поиск окончен. Государство наладило поставки в регионы.

Наткнулся на описание "Повести о Варлааме пустыннике и Иоасафе царевиче". Отечественный перевод восходит к труду Иоана Дамаскина. Гляньте, какой замечательный сюжет:

Языческий царь Авенир имеет единственного сына Иоасафа. При рождении Иоасафа возникает предсказание о том, что принц станет христианином, тогда как его отец является гонителем христиан. Чтобы уберечь Иоасафа от принятия христианства, Авенир строит для него отдельный дворец, в котором принц живёт не зная никакой нужды. В какой-то момент Иоасаф таки покидает дворец, и сталкивается с болезнями, страданиями и смертью. Юноша ловит экзистенциальный кризис, бросает дворец, отца, царство и живёт 25 лет в пещере отшельника Варлаама, у которого учится уму-разуму. В какой-то момент Иоасаф преисполняется достаточно, возвращается домой, обращает в христианство своего отца, и всё царство.

Ну вы поняли.

Повесть является христианизированной версией истории Будды, а имя Иоасаф - производное от Бодхисаттвы. История пришла на запад через персов, была переведена на грузинский, греческий, латынь, славянские языки. В греческих списках она называется так: «Душеполезное повествование, принесенное из внутренней Эфиопской страны, называемой Индия, в святой град Иерусалим Иоанном монахом, мужем честным и добродетельным из монастыря Святого Саввы». Евреи тоже освоили повесть. У них она в ходу под именем «Бен ха-Мелек ве ха-Назир» («Принц и монах»). Все трое главных героев - царь, принц и отшельник, канонизированы в лике святых.

По ходу повести Варлаам травит Иоасафу всякие назидательные байки, которые здорово зашли в Европе, и начали путешествовать по классическим произведениям. Ряд историй попал в Gesta Romanorum (деяния римлян), а оттуда перекочевал в Декамерон Бокаччо. Сам Шекспир использовал сюжет одной из притч в "Венецианском купце".

Подытожу замечанием о взаимном культурном влиянии, часто не очевидном; а также о том, что не суть важно, какая традиция помогает тебе пережить экзистенциональный кризис - Абсолют у буддистов и христиан один и тот же.

Мне не нравится слово "конкурент". На объекте, на котором я сейчас работаю, работает также вторая бригада. Жильцы могут обратиться к нам, или к ним. Я выбираю называть ребят коллегами. Я ни с кем не конкурирую.

Вопрос в том, чем я занимаюсь на работе. Если главное моë дело - заработать денег, если в этом вся цель, и весь смысл, то ребята, которые отъедают из моей кормушки - конкуренты, и никак иначе. Если же моя задача - помочь людям, сделать их жизнь лучше, то вторая бригада, занимающаяся тем же, чем и я - мои коллеги. Мы делаем общее дело, предоставляем важную и нужную услугу.

Естественно, я не стал бы работать бесплатно. Деньги тоже важный пойнт. Но и только ради денег делать что попало я не буду. В итоге я занимаюсь трудом на благо других, знаю что и зачем я делаю, этот труд оплачивается, и у меня нет никаких противников, соперников, а есть только соратники и товарищи.

Считаю такой подход к трудовой деятельности наиболее оптимальным с точки зрения энергозатрат и итогового выхлопа.

Тут разница между любителем мудрости (философом), коим был Аристотель, и мудрецом (софос), коим он, судя по всему, не был. Философ пишет, что удивился бы, найдя в себе какое-то врождённое знание о природе вещей, а мудрец живёт в состоянии перманентного удивления.

На скрине "Метафизика" Аристотеля, собственно.

Наставления по пранаяме в 2к24 би лайк

Аристотель - зануда.

Энантиодромия - фишка ума, которая заставляет порой в результате какого-то кризиса менять твёрдые убеждения на прямо противоположные.

Чем сильнее мы защищаем какую-то позицию, тем больше подсознательный теневой материал, ей противоположный. В какой-то момент, когда возникает опыт, никак не согласующиеся с принимаемой позицией, накопившаяся тень может выйти на поверхность, что приводит к полярной смене убеждений. Причём новая позиция будет защищаться с такой же силой, как и старая.

Если процесс энантиодромии осознаётся и рефлексируется, возможен вариант, при котором инициируется поиск синтеза между двумя противоположными точками зрения. Такой вариант является наилучшим, так как приводит к наиболее адекватной и всевключающей интегральной позиции.

Если у вас сейчас есть убеждения, которые прямо противоположны каким-то вашим предыдущим убеждениям, советую попытаться сделать следующий шаг, и поискать модель, в которой обе позиции отражают разные грани целого.

Вот примеры пар, между которыми возможен энантиодромический переход (в обоих направлениях) :

Революционизм/консерватизм
Атеизм/религиозный фундаметализм
Стремление к свободе/порядку
Поддержка/порицание ЛГБТ
Полный запрет/полная свобода абортов
Материализм/идеализм

Яндекс-переводчик не вполне вывозит полноценное интервью, и вместо "Спасибо что нашли время, мистер Дугин" выдаёт "Спасибо что нашли время на Дугана". Довольно мемно ящитаю.

Тут вещь или две про свободу в качестве главной ценности. На мой взгляд интервью резонирует с предыдущим постом. Людям нужна какая-то опора, ориентир в социальной жизни, в политике, идея, на которую можно равняться, на базе которой можно строить свою жизнь, цель к которой можно идти. Если такой целью становится свобода, если мы решаем, что свобода - самая главная ценность, и мы должны идти к ней и искать её в любых ситуациях, последовательно освобождаясь от всех возможных уз и пут, в конце концов мы получим противоречивую картину.

Либерализм - идеология освобождения от любых идентичностей. Ещё 100 лет назад Бердяев писал об освобождении от национальной идентичности. Либералы вековой давности отвергали понятие нации. Мы не русские, не американцы, не китайцы - все мы граждане мира. Национальность - социальный конструкт, который связывает нас, вводит ограничения, является причиной вражды и споров. Мы можем отменить национальность, закрыть глаза на кровь, происхождение, менталитет, сделать вид, что всё это не имеет никакого значения. Останутся ли ещё путы после того, как мы скинем с себя национальность? Конечно. Следующее, от чего нужно избавиться - идентичность половая. Это то, что происходит сейчас. Нам не обязательно быть обусловленными своими первичными половыми признаками. Мы свободны, а значит можем выбирать, быть нам мужчиной или женщиной, с кем и каким образом вступать в половую связь. Если главная ценность - свобода, то здесь не может быть никаких ограничений - главное чтобы всё было добровольно, и всех всё устраивало. Но и это ещё не всё. Последнее, от чего нужно будет освободиться - это человек и человечность. Абсолютная свобода трансгуманистична. Свободная личность может выбирать для себя любую жизнь, любую модель поведения, не обязательно человеческую. Ты можешь быть собакой, андроидом, тостером, птицей или любым другим существом. Пока что это затруднительно выполнить технически, но технологии не стоят на месте, и освобождение от человечности - дело ближайшего будущего. Почему бы и нет, в самом деле? Всё это звучит не так уж и плохо. Действительно, что плохого в том, чтобы каждый создавал свою жизнь полностью так, как он хочет, во всех возможных аспектах? Я считаю, что ничего. Но.

У свободы есть свой антагонист. Если мы, как сторонники свободы, хотим представить его в чёрном свете, мы можем назвать его "рабство". Это слово несёт на себе сугубо негативный окрас. Оно означает некоторую необходимость, существующую помимо нашей воли. "Мы не хотим, но должны" - это рабство. Но что если "мы должны, и хотим"? Если мы сами выбрали некоторое ограничение свободы для себя? Выработали некоторое правило, кажущееся нам разумным и полезным, но ограничивающее при этом нашу свободу? Правило и добровольно взятый на себя долг вступают в противоречие со свободой, как идеальной сущностью. Свобода не терпит правил, не признаёт долга. Свобода - это когда ты не должен никому и ничего. И если мы хотим полной победы свободы, то мы должны позаботиться о том, чтобы правил и долга не было. Однако, в таком случае свобода сама по себе становится вынужденной необходимостью, и мы не можем сделать выбор в пользу её ограничения. Идеальная свобода оборачивается своей противоположностью, сама становится долгом. Системы, вводящие правила и ограничения, признаются враждебными, подлежащими уничтожению. Преследуя идеологию свободы, ты не можешь пользоваться своей свободой, чтобы участвовать в таких системах. Многие сферы жизни оказываются для тебя скрытыми. Свобода не подразумевает создание семьи, служение стране, народу, социуму - всё это структуры, налагающие ограничения, и они должны исчезнуть в подлинно свободном мире, так как они его враги. Окончание тут.

Начало тут. Можно было бы сделать вывод формата "свобода это рабство", но это тоже не было бы верным. Всё дело в том на мой взгляд, что люди ищут свободу не там, где она действительно доступна. Они ищут её в миру, подразумевают под свободной делать всё что угодно в любой момент времени, и быть кем угодно. Но только не тем, кто сделал свой свободный выбор в пользу тех или иных ограничений, и свободно выбирает каждый день следовать этому выбору. В жизни семьянина, поддерживающего государство со строгой вертикалью власти свободы ничуть не меньше, чем в жизни хиппи, скитающегося по свету подобно листу, несомому морским ветром. Жизнь каждого человека - это именно то, как он использует свою свободу. Мы можем делать выбор - это и есть ключевой пункт. Мы можем подчиниться или нет, подчинить или нет. Нет выбора - нет свободы. Если выбор "я подчинюсь" для нас не доступен, то и свободы быть не может.

И это я не говорю о ещё более глубокой свободе, обретение которой доступно при помощи практики. Человечность - не последний пойнт. Люди, при помощи довольно жёстких правил и весьма ограничивающих традиций в течение тысячелетий достигали свободы не просто от себя, как от человека, но от всего явленного мира в целом. Где уж там либерализм, я не знаю. На мой взгляд современному либерализму такой уровень свободы в принципе недоступен, так как Запад уже пару веков как успешно освободил себя от способов её достижения.