Беседин
1.54K subscribers
214 photos
33 files
173 links
Это канал философа Артема Беседина — кандидата философских наук, доцента философского факультета МГУ.

Связаться со мной: @artempbesedin

Поддержать канал на Бусти: https://boosty.to/phil_besedin
Download Telegram
Антон уже написал о выступлении Николаса Хамфри. Что сказать об этом докладе? Старый конь борозды не испортит. Хамфри уже лет 40 показывает одно и то же видео со слепозрячей обезьяной Хелен, у которой была удалена зрительная кора, но она научилась использовать другой – более древний – зрительный путь. Посмотрите, как она ориентируется среди окружающих объектов. Это при том, что она «ничего не видит»! У нее нет сознательных зрительных ощущений. Конечно, нельзя упрекать Хамфри за то, что он всё время показывает одно и то же: воспроизвести такие эксперименты сейчас уже не получится. Никто не даст удалить примату часть мозга просто «ради науки». Кстати, по-моему, в данном конкретном случае не надо обвинять Хамфри в жестоком обращении с животными: оперировал Хелен Лоуренс Вайскранц.

Хамфри теперь продвигает теорию, изложенную в его книге «Чувственность», вышедшей в 2022 году. С его точки зрения у Хелен есть так называемое когнитивное сознание (это просто способность достаточно пластично реагировать на внешние стимулы), но нет чувственности (собственно феноменальных переживаний). С последним тезисом (который я сам всегда принимал на веру) давно спорят. Ещё в 2001 году появилось исследование, рассказывающее о сознательных переживаниях слепозрячего пациента, которые он просто не считал зрительными.
В докладе Хамфри мне показалось неожиданным, что он сделал чуть ли не первооткрывателем слепого зрения шотландского философа XVIII века Томаса Рида. Рид считал, что нужно разделять ощущение и восприятие. Ощущение – это субъективное переживание, а восприятие отсылает нас к внешнему объекту. Рид пишет, что представимо существо, имеющее восприятия без ощущений. Оно знает о внешних объектах, и это чувственное знание, однако не имеет субъективных переживаний этих объектов. Слепое зрение как есть.
Наконец, сегодня была работа в группах. Это идея К.В. Анохина: разделить всех участников на группы, чтобы они побрейнстормили на тему того, как мы можем исследовать сознание животных. Нужно было выделить те пункты, в которых все участники группы согласны, и те, в которых не согласны. Я был в группе, которую модерировал Джорджио Валлортигара (у него есть книжка о врожденной арифметике у цыплят). Так вот, в результате часового обсуждения мы пришли к согласию по трем пунктам:
1. Очень трудно найти точки соприкосновения.
2. Опыт существует.
3. Сознание связано с изменениями в нервной системе.
У других групп результаты были более содержательными, однако не потому что они пришли к консенсусу, а потому, что руководители этих групп решили озвучить тезисы, вызывавшие меньше споров. Вот вам яркая иллюстрация того, что такое наука о сознании: десять человек, занимающихся сознанием, безусловно согласны только с тем, что сознание как-то связано с работой нервной системы.
Небольшое интервью с Николасом Хамфри, который присутствует здесь, в Катманду, о недавно ушедшем Дэниеле Деннете. Хамфри был одним из ближайших друзей Деннета, поэтому я решил попросить его ответить на несколько вопросов о нём. Простите за сырой перевод.

Артём Беседин: Есть ли идеи Деннета, которые кажутся Вам очень важными, но которые, в то же время, остались незамеченными читателями и комментаторами?

Николас Хамфри: Я бы дал ответ на противоположный вопрос. Я думаю, читатели нашли в его работах то, чего там нет. Например, «Объяснённое сознание» часто интерпретировалось как «Устранённое сознание» (consciousness explained away). Как если бы Дэн, действительно, понимал природу сознания, которую все другие считают центральной проблемой, так же как иллюзионизм. Дэн принял этот ответ в последние годы. Это нечто новое: то, что он настаивал, что сознание – это иллюзия. Все говорят: «Это нонсенс, сведение к абсурду – говорить, что что-то является иллюзией. Потому что, если это иллюзия, то как мы можем об этом знать? Как мы можем воспринимать это серьезно?» Конечно, Дэн не имел в виду этого. Я имею в виду, что это была плохая политика – назвать сознание иллюзией. Люди обречены на непонимание этого. И они не будут понимать этого, если вы утверждаете, что это иллюзия, что, например, те, кто заявляет, что у них есть опыт сознательных квалиа, ошибаются. По-моему, то не ошибка. Это очень сложная доработка тех свидетельств, которые есть у нас, есть у нашего мозга. Но, я считаю, что неправильно называть это иллюзией. Это предполагает, что, если мы об этом думаем ясно, то это нереально. Возвращаясь к Вашему вопросу: из-за своего стиля письма Дэн всегда хотел прямо подходить к вопросу, делать драматические заявления и так далее. Иногда его слова воспринимают слишком буквально и не видят тонкостей его аргументов. Ваш вопрос касался того, какие из его идей не были замечены. Это зависит от того, кто вы. Он был очень успешен в распространении своих идей среди философов, ученых и широкой публики. Я полагаю, это не его проблема. Я думаю, были другие философы, которым не удалось донести свои идеи. Я думаю, что большую часть того, что Дэн хотел сказать в своей жизни, он сказал, и он был понят.

АБ: Это редкое свойство для философа.

НХ: Да, он был очень хорошим коммуникатором. Но вещи, которые он сообщал, были очень радикальными. И многим не нравилось то, что он говорил. Но Дэн считал, что они его не понимали.

АБ: Деннет – систематический философ. Он писал по многим темам. Есть ли у его теории этические следствия? Или, может быть, у него есть явная этическая теория? И, если есть, следовал ли он собственным философским убеждениям?

НХ: Я думаю, что у его теории есть сильный этический компонент. Это максима о том, что мы должны стремиться к истине. Даже если вы считаете это неудобным или вредным для вашей религии или мировоззрения. Я думаю, что Дэн был моралистом в этом отношении. Он очень злился на тех, кто прятался за ложными аргументами. И, как мы знаем из его недавней автобиографии, он никогда не уклонялся от настоящей критики. И довольно зло отвечал тем философам, которых считал плохими мыслителями: Джону Сёрлу, Стивену Джей Гулду, Джерри Фодору например. Дэн полагал, что они понимают его неправильно. Он полагал, что они не открывали истину для себя. Он смотрел на их как противников истины. И он говорил это в лицо, ему это не нравилось.

АБ: Философия Деннета всегда была научно ориентирована. Считаете ли Вы, что его идеи полезны для практикующего ученого? Или его философия – это анализ положения дел в научной области?
НХ: Я думаю, что он внёс прямой вклад в будущее научных исследований, оказав помощь людям в прояснении задаваемых ими вопросов, показав им возможности других подходов к проблеме. Он сам мог бы стать очень хорошим учёным, если бы у него была подходящая возможность. Он часто говорил, что хотел бы быть инженером. Ему нравилось пачкать руки, возиться с чем-то, работать с вещами, изменять среду, в которой он жил, строя модели, здания, что угодно. Дэну нравилось жить в мире. Это несвойственно большинству философов. Они отходят от реальности, о которой говорят. Кажется, в своей книге я привожу такую аналогию. Дэн любил подолгу обсуждать интересовавшие его предметы. И он хотел узнать у меня, что я знаю о психологии и нейронауки. Он, конечно, хотел получить от этого идеи для его собственного способа мышления, новые инструменты. Однажды я привёл ему одну китайскую максиму, что-то вроде дзен-буддистского изречения: «Я провёл весь день в медитации. Лучше бы я учился. Я привстал на носки, чтобы лучше видеть. Лучше бы я взобрался на холм». Аналогия в том, что философы встают на носки, чтобы лучше видеть, тогда как учёные проделывают тяжёлую работу, взбираясь на холм. Я думаю, что всё наоборот. И Дэн это знал. Он ревновал к науке. Он был отодвинут на второй план со всем тем, что он сделал для ответа на эти вопросы, тем, что делалось в лаборатории, чтобы ответить на них напрямую.

АБ: Какие персональные черты Деннета Вы отметите? Что-то малоизвестное?

НХ: Я не знаю, насколько что-то известно. Дэн был публичной фигурой. Он не скрывал того, что ему нравится, с какими людьми ему хочется быть и так далее. Он был человеком выдающихся талантов. Он великолепно играл в теннис, шахматы, великолепно играл на пианино, делал философию лучше, чем кто бы то ни было другой. Мне кажется, в публичной сфере иногда упускается факт, что Дэн был деликатным и любящим человеком, и, конечно, то, что он был большим гурманом. Я слышал, как люди говорил, что Дэн никогда не мог пробовать кислоту. Я имею в виду психоделические наркотики. Иначе он бы не написал того, что написал. Другие говорили, что он никогда не понимал природы квалиа. Но Деннет любил вкусную еду, музыку, плавать под парусом, приключения. Конечно, он жил в этом мире. В конце он вернулся к этому: занимался фермерством. В публичной сфере, я полагаю, люди никогда не верили в эту его сторону, потому что она не была на виду.
После не вполне удачного начала работы в группах задачи для групп были уточнены. Вчера от нас потребовалось подумать над поведенческим тестом на сознание животных. Наша группа восприняла это указание с комсомольским рвением и… действительно придумала новый тест. Основная роль в его разработке принадлежит Нику Хамфри и Джорджио Валлортигара. Только сочетание их компетенций могло дать такой результат. Напомню, Валлортигара занимается «врождённой арифметикой» у цыплят, у главная фишка Хамфри – это слепое зрение.

Идею, лежащую в основе теста, предложил Хамфри: феноменальное сознание дает представление о том, в какой сенсорной модальности была получена определенная информация. Существо, обладающее феноменальным сознанием, не только знает, что оно видит предмет, но то, что информация о предмете была получена при помощи зрения, а не, скажем, осязания. Хелен – слепозрячая обезьяна, которую исследовал Хамфри, – была неспособна понять, что она получала информацию при помощи зрения. Короче говоря, феноменальное сознание необходимо для интеграции информации, поступающей через разные сенсорные каналы. Эта гипотеза может быть подвергнута критике, но именно от неё отталкивалась наша группа.

Сам тест выглядит так. Животному предлагается разное количество стимулов, представленных в разных модальностях. Например, 2 видимых объекта и 4 звуковых сигнала. Во-первых, проверяется способность распознавать количество предметов, независимо от модальности. Например, только выбор 4 предметов вознаграждается, будь то видимые объекты или звуковые сигналы. (С нами Валлортигара, который в своих экспериментах пытается показать, что очень разные животные могут «считать».) Во-вторых, проверяется способность животного различать сенсорные модальности, независимо от количества предъявляемых предметов. Вознаграждается только, скажем, выбор визуального стимула, а не звука. Если животное проходит этот тест, то это … что-то говорит нам об интеграции сенсорных модальностей у него. И, наверное, это должно повышать вероятность того, что у него есть сознание. Но это не точно.
Кстати, мы сразу дали всему этому название: Тест Катманду на модальность источника (Kathmandu Source Modality Test (KSMT)).

Если вы уже подняли палец, чтобы покрутить им у виска, можете не переживать, критика от коллег не заставила себя ждать. Варианты такие: этот тест вообще никто не пройдёт; этот тест пройдёт почти кто угодно, если его достаточно долго тренировать; это тест вообще ничего не говорит о сознании; прохождение этого теста требует наличия довольно продвинутого сознания. В общем, я готов принимать критику. Только прошу учесть, что это творение, в первую очередь, Хамфри и Валлортигары, а сам я экспериментов над животными не ставлю и тонкостей их не знаю.
19 апреля была подписана Нью-Йоркская декларация о сознании животных. Перевод основной части декларации доступен здесь. По поводу этой декларации уже появились материалы в российской прессе: тут и тут. Я тоже решил задать несколько вопросов Константину Владимировичу Анохину и Джонатану Берчу по поводу этой декларации. Одну очень важную вещь, стоит, пожалуй, отметить заранее: неотъемлемой частью декларации являются материалы, размещённые на сайте в разделе «Бэкграунд». Именно там содержится обоснование трёх лаконичных пунктов, вынесенных в основной текст декларации, а также разъяснение того, как именно её авторы понимают сознание и в какой мере можно обосновать наличие сознание у какого-то вида. Создатели декларации также обещают опубликовать развёрнутое научное приложение к декларации, суммирующее свидетельства в пользу сознания животных. Очень ждём.

Сделаю ещё одну менее важную ремарку. Пункт 2 основного текста утверждает: «Эмпирические данные указывают, по крайней мере, на реальную возможность наличия сознательного опыта … у многих беспозвоночных (включая, как минимум, головоногих моллюсков, десятиногих ракообразных и насекомых)». Я понял этот пункт так, что здесь выделены классы беспозвоночных, всем представителям которых можно приписать сознание. Но имеется в виду, что представители многих видов, принадлежащих к этим классам, могут обладать сознанием.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Интервью с К.В. Анохиным

Артём Беседин: Спасибо, что согласились ответить на вопросы. Расскажите, как именно создавалась эта декларация? Были ли предварительные обсуждения?

Константин Анохин: Декларация готовилась заранее. Ее организаторами и инициаторами были трое ученых из Великобритании, США и Канады, занимающиеся вопросами поведения животных, защиты животных, экологии. Декларация была сформулирована в начале года. Я был одним из тех, кому авторы декларации прислали ее предварительно, прежде чем опубликовать. И, как я была группа учёных, которым ее отправили: те, кто подписали ее первоначально, сейчас там гораздо больше подписей. Авторы декларации очень внимательно продумывали формулировки. На мой взгляд, её пункты сформулированы крайне аккуратно. И целью готовящих декларацию было как раз сформулировать её так, чтобы она не вызвала возражений у большинства профессионалов.

АБ: Какова цель декларации?

КА: На мой взгляд, главная ценность и задача этой декларации – прилечь внимание к нарастающей по важности проблеме сознание в животном мире, потому что это может быть неким парадигмальным сдвигом и в понимании и места человека в природе как сознательного существа и многих этических вопросов. Это было включено в декларацию. Мне кажется, что эту декларацию не следует воспринимать как утверждение в жесткой форме, а скорее как некий призыв к повороту в рассмотрении этой проблемы.

АБ: Декларация очень короткая: три пункта по одному абзацу. Считаете ли вы, что таких коротких формулировок достаточно для донесения вашего сообщения, достаточно для достижения этой цели?

КА: Я ее не писал, а подписал, и это разные вещи. Я считаю, что, с оговоркой, что кроме самой декларации, где каждый пункт сформулирован сильно и организационно очень чётко, (это не беспечные высказывания, они очень весомы), кроме этих трёх пунктов, в декларации есть большой раздел, на который, может быть, не все обращают внимание. Он гораздо более объемнее: это те факты и свидетельства, которые стоят за декларацией. И более того, сейчас в отношении этих фактов и свидетельств, тех, кто согласился подписать декларацию, просили написать свои ведущие аргументы или примеры наиболее ярких экспериментов, подкрепляющих тезисы и свидетельствующие в их пользу. Это уже есть на сайте и сейчас это будет расширяться. Авторы декларации прислали недавно письмо с просьбой внести дополнительные аргументы, к началу июня их будет еще больше. Так что декларация по объему не маленькая, она просто хорошо организована. Декларирующие пункты, а дальше много пунктов, которые их поддерживают.

АБ: Какие практические результаты вы ожидаете от этой декларации?

КА: Я очень ожидаю, что в результате этой декларации расширится количество научных исследований этой проблемы, которая далеко не решена и очень сомнительна, и многие не согласятся с какими-то пунктами в декларации. Но смысл в том, чтобы привлечь общественное внимание. Через привлечение общественного внимания, как мы знаем, в мировой науке меняется отношение грантовых агентств к выдаче грантов. Это способно продвинуть наше понимание. Это первое. Второе – это третий пункт этой декларации: мысль, что это может постепенно изменить общественное понимание того, с какой осторожностью следует относиться к причинению вреда ряду видов животных, о которых мы не думали, и что следует принимать во внимание те факты, которые сейчас накапливаются наукой в этом отношении.
Интервью с Джонатаном Бёрчем

Артём Беседин: Вы были одним из инициаторов декларации. Можете ли вы рассказать что-нибудь об истории этой идеи?

Джонатан Бёрч: Да, я был одним из трех инициаторов этой инициативы вместе с Кристин Эндрюс из Йоркского университета и Джеффом Себо из Нью-Йоркского университета. Мы начали обсуждать это в октябре, так что на самом деле это был шестимесячный процесс. Мы просто подумали, что последние 10 лет были очень важны для науки о ментальном (mind) у животных, и что мы действительно впервые наблюдаем появление науки о сознании животных, и что у разных животных оно может быть разным. Поразительные результаты, полученные на многих различных животных, включая пчел, каракатиц и осьминогов, а также позвоночных, вызвали новые дебаты по вопросам сознания. И поэтому мы хотели установить точку отсчета, которая, с одной стороны, позволила бы зафиксировать достигнутый прогресс, но в то же время была бы достаточно скромной по отношению к нему и заявляла бы о том, с чем мы можем согласиться, которая стала бы платформой для будущей работы в этой области, и которая именно так воспринималась бы учёными. То есть, сообществом людей, работающих над этими вопросами и добивающихся прогресса. Я думаю, что политики также должны помнить, что, когда вы думаете о благосостоянии животных и принимаете решения о том, как с ними обращаться, вы можете основывать свои решения на фактических данных. Это не обязательно должны быть догадки. Итак, мы подготовили этот очень короткий текст, который, по нашему мнению, точно отражает текущее положение дел. Мы разработали его совместно с 40 участниками, подписавшими его в ходе нескольких онлайн-семинаров. А затем запустили его в апреле. И сейчас более 200 представителей науки и философии подписали декларацию.

АБ: Был ли какой-то особый стимул опубликовать и сформулировать декларацию сейчас? Или она была опубликована только потому, что пришло время?

ДБ: Я думаю, нам только сейчас стало ясно, что ничего подобного до сих пор не появилось, особенно учитывая необходимость попытаться создать точку отсчета для этого растущего и теперь уже довольно значительного сообщества. Вы знаете, еще не было такого заявления, под которым подписались бы сотни людей, что сделало бы это заявление таким убедительным. Но есть настоящее сообщество, работающих над этими темами. И как только мы это поняли, мы подумали, почему бы нам не стать теми, кто это изменит?

АБ: И изменился ли текст декларации за время вашей работы? Возможно, вы начали с чего-то более точного или более общего?
ДБ: Что ж, по сути, все первоначальные подписанты были в значительной степени согласны с тем, что мы пытались сделать, а именно донести информацию о неопределенности, поскольку это та область, где нельзя быть слишком самоуверенным, нельзя говорить о реальной достоверности или убедительных доказательствах, поэтому мы намеренно избегали таких формулировок. И поэтому нашей целью было попытаться найти ответы на эти вопросы. Мы выбрали выражения, передающие состояние неопределенности, и, конечно, у людей были разные взгляды на то, какими должны быть правильные формулировки. В итоге мы остановились на том, что эти формулировки имеют сильную научную поддержку в случае млекопитающих и птиц, основанную на многих данных, множестве свидетельств. И есть, по крайней мере, реальная возможность для других позвоночных, таких как рыбы, и беспозвоночных, как головоногие моллюски, осьминоги, десятиногие ракообразные, таких как крабы и омары, насекомые. Мы говорим, по крайней мере, о реальной возможности, хотя, конечно, некоторые люди в этой группе пошли бы дальше, и бы приписали этому гораздо большую вероятность. Я бы сказал, что очень вероятно, что эти животные обладают сознанием, но это не было точкой всеобщего согласия. Точка широкого согласия заключается в том, что существует, по крайней мере, реальная возможность, так что это не отдаленная перспектива, не случайность, которую вы можете просто отбросить как своего рода второстепенную идею. Есть реальные доказательства, подтверждающие реальную возможность существования сознания у этих животных.

АБ: В какой-то момент в декларации вы приходите к благосостоянию животных. Не кажется ли вам, что необходимо пояснить, что вы имеете в виду под этим? Вы уделяете некоторое внимание разъяснению того, что вы подразумеваете под сознанием, и разве понятие благосостояния не заслуживает того же?

ДБ: Мы работаем над научным приложением к декларации, которое еще не опубликовано. Когда мы её только опубликовали, мы организовали мероприятие в Нью-Йорке, на котором было представлено много доказательств и краткий справочный документ, предназначенный для СМИ. И сейчас мы работаем с людьми, которые выступают на этой конференции, и с нашими первоначальными подписантами над созданием более объемного приложения, в котором будут обобщены доказательства. В этом документе будет больше говориться о благосостоянии. Я думаю, вы правы в этом отношении. Дело в том, что само по себе благосостояние – это спорная концепция, и не всегда есть согласие в том, в чем заключается хорошее или плохое состояние Но в некотором смысле это нормально, потому что мы не говорим, что должно быть всеобщее согласие в отношении того, что именно делает состояние хорошим или плохим. Развивающаяся наука о сознании животных важна для благосостояния, и вы знаете, что она помогает нам выявлять риски для него, например, когда вы осознаете, что существует реальная возможность осознанного переживания боли и страданий осьминогами, вы сразу же видите, что попытки разводить осьминогов, помещая 30 или 40 особей в крошечное помещение, могут привести к проблемам с их благосостоянием.

АБ: Декларация была опубликована три недели назад. Вы довольны реакции на неё на сегодняшний день?

ДБ: Так что кое-какие данные есть. Я думаю, они соответствуют нашим ожиданиям в том смысле, что мы надеялись, что запустим декларацию с нашими первоначальными подписантами и получим энергичную реакцию со стороны более широкого сообщества людей, работающих над темами, связанными с сознанием, будь то в области сравнительных исследований поведения животных, эволюционной биологии, философии, нейронаук, и мы получили такой энергичный отклик, потому что у нас уже есть 200 подписантов, а наш почтовый ящик переполнен новыми просьбами подписать декларацию, которые мы сейчас рассматриваем. И освещение в средствах массовой информации, я думаю, также было довольно солидным, в том числе в научных журналах, таких как Nature. Итак, в той мере, в которой целью было направить разговор вокруг этих вопросов и создать точку отсчета, на которую обратят внимание, похоже, это удалось.
АБ: И каково ваше впечатление, кто больше заинтересован в подписании декларации? Философы или ученые?

ДБ: И я думаю, что мы имеем дело с отличным сочетанием естественных наук и философии. Конечно, мы хотели включить в этот список философию, потому что считаем ее очень важной дисциплиной. Но в основном это ученые из разных областей.

АБ: И последний вопрос: получили ли вы какие-либо ответы от официальных лиц?

ДБ: Что ж, в декларации нет единой политической цели. Поскольку на самом деле нет широкого согласия по этому вопросу, это сообщество объединяет целый ряд различных этических позиций и политических взглядов – от тех, кто считает, что законы о защите животных должны быть намного жестче, до тех, кто вообще так не считает. Таким образом, у нас нет конкретных политических целей, поэтому мы не ожидали конкретного политического ответа. Мы надеемся, что это будет полезно в будущем, и что организации по защите животных, когда они будут пытаться обосновать необходимость изменений в политике защиты животных, могут счесть полезным сослаться на декларацию и сказать: "Послушайте, мы не сумасшедшие". Например, утверждение, что осьминоги имеют значение и нуждаются в заботе об их благосостоянии, не является маргинальной позицией. И декларация поможет им показать людям, что это серьезная точка зрения, подкрепленная научными аргументами.
Пришло время собирать камни после непальской конференции о сознании животных. Что в сухом остатке-то? Не после каждой конференции, книги, полемики можно задать такой вопрос с надеждой получить содержательный ответ. Во многих случаях изначально понятно, что люди собираются просто поговорить, поделиться мнениями. Это очень полезно, и большинство конференций проходит именно так. Но конференция о сознании животных изначально задумывалась с целью получения «сухого остатка».

Нью-Йоркская декларация о сознании животных появилась до непальской конференции, но она отражает среднюю температуру по больнице и на конференции. Автор канала Будущее грядёт как раз адресовала мне несколько вопросов по поводу декларации, которые удачно подсвечивают, скажем так, тёмную сторону происходящего. Доставайте ваши дизлайки.
1. Технический вопрос о переводе. Слово welfare я переводил как благосостояние, это не ошибка машинного перевода. Так этот термин переводится, например, в русской версии «Теории справедливости» Ролза. И под благосостоянием имеется в виду не только «достаток, имущество, богатство». В том числе подразумеваются возможность реализовать себя, здоровье и тому подобное. Я бы не хотел начинать холивар из-за благополучия/благосостояния: я, всё-таки, не для энциклопедии статью писал. (Обращаюсь к тем, кто недавно возмущался переводом mind как разум: готов принять вашу критику. Особенно в виде мемов. Очень буду рад мемам. Спасибо.)

2. Теперь по содержанию. Не нужно ставить в один ряд Нью-Йоркскую декларацию и Всеобщую декларацию о благополучии/благосостоянии животных, потому что Нью-Йоркская декларация лишь косвенно касается их блага. Это очень важно для понимания намерений её создателей: они не хотели заявить о необходимости защиты животных, об их правах и тому подобном. Их цель — сделать общепризнанным фактом наличие сознания у животных. Какие из этого факта последуют этические выводы — совсем другой вопрос. Я обсуждал этот момент с одним из подписантов. По его мнению, вопрос может касаться гуманного отношения в плане того, как именно нужно убивать животных, употребляемых нами в пищу, и других подобных вещей. Подписанты декларации не согласны в отношении того, какие именно этические принципы нам нужно принять в отношении животных. Они лишь высказывают мнение, что наличие сознания у животных делает их подходящими субъектами для морально взвешенного обращения, нормы которого мы должны дальше определить.

С другой стороны, давайте будем реалистами. Сколько лет идёт борьба за права животных? Какие результаты были достигнуты? Нью-Йоркская декларация, несмотря на то что она не делает прямых и однозначных заявлений о моральном статусе животных и объединяет людей с разными мнениями по этому вопросу, даёт важное оружие защитникам животных. Ведь её авторы предполагают, что она выражает научный консенсус, на который теперь можно ссылаться. Теперь при обсуждении практических вопросов об обращении с животными можно будет сказать, что, вот-де, учёные считают, что сознание у животных есть, поэтому то-то и то-то.

За наводку на Кембриджскую декларацию о сознании животных спасибо. Про неё я ничего не знал. Отличие Кембриджской и Нью-Йоркской деклараций в том, что первая не выстрелила, не возымела никакого эффекта. На Нью-Йоркскую декларацию возлагаются большие надежды. В первую очередь ожидается, что свои подписи под ней поставят очень много учёных. Именно это главная цель её создателей.

3. Осьминоги упоминаются в декларации, потому что, как совершенно верно отмечает автор Будущего грядёт, «дело все-таки не в том, что важно "благосостояние" животных, а в том, что важно расширить список тех, о ком можно подумать». Да, декларация имеет научную цель: нам нужно разобраться с тем, у кого сознание есть, а у кого нет.

4. Все заявления, касающиеся конкретных практических шагов, сделанные в декларации, сформулированы в очень общих терминах. Авторы просто надеются на то, что декларация будет всерьёз учитываться при принятии решений. Они не дают никаких практических рекомендаций.

Возможность сознания у ИИ авторами декларации не принимается во внимание. На конференции звучали предложения вообще отказаться от рассмотрения сознания ИИ вместе с сознанием животных. О том, почему мне это кажется неправильным, я напишу отдельный пост.
Так что же в сухом остатке? Мы считаем, что у многих животных есть сознание. Мы должны ответить на вопрос, какие именно животные обладают сознанием, а какие нет. И мы должны дать ответ на этот вопрос научными средствами. Без захода в область морали. Ничего личного, только бизнес наука.