Тебе не хватает малого,
Понять, что нас только двое,
Что время одно наебалово,
Пространство - другое.

я совсем ебанулась, Лена,
и теперь ничего не страшно:
кола с сахаром, хлеб с глютеном
или падать с Шанхайской башни,
ведь от дна оттолкнуться просто,
на губах липкий вкус металла,

дно есть новая точка роста, -
ну я где-то о том читала.
что чем ниже упасть, тем лучше,
если силы есть подниматься.
ведь однажды счастливый случай
ткнет в тебя узловатым пальцем:

и все лишнее канет в Лету,
станет глупым, пустым, никчемным.
только дна никакого нету,
если ты понимаешь, о чем я.

01/2024

ночь пришла и взятки гладки,
время сказок для ребят,
разноцветные совятки
на обоях мирно спят.
воет ветер в подземельях,
посохом стучит мороз,
разрисовывает белым
ручейки из детских слез.

ночью спи, целее будешь,
время сказок для ребят.
сотни многоликих чудищ
в платяном шкафу шипят.
выползают в центр комнат
и кусают за бедро.
кто проснулся - тот не вспомнит
никогда и ничего.

не проснулся - будет лучше,
время сказок для ребят.
щупальца сплетая в кучу,
из подвалов лезет ад:
нависает над кроватью,
метит в уши, ноздри, рты.
и никто не скажет хватит,
потому что все мертвы.

на погостах воют волки,
силясь сказки напевать:
спи спокойно, смерть в иголке
твоя тоже будет спать.
шкаф возьмет обратно чудищ,
а подвал прикроет ад.

если жив, конечно, будешь,
когда кончится зима.

01/2024

И в подъезде с разбитым лицом,
В капюшоне на веки опущенном,

Ощущаю себя творцом
Всего сущего.

01/2024

я не буду писать тебе про Вифлеем и Эдем,
вышибает клин клином, грехи вышибает грехами.
как ночами из шкафа глядит на меня бугимэн,
и как тени сползаются черным ковром под ногами.

как сгорает во тьме коридора последняя нить
в старой лампочке, что стерегла от безумства.
и как часто мне хочется петь, но еще чаще - выть.
как ложатся на курс корабли при отсутствии курса.

я не буду писать тебе сказок, элегий и пьес,
идиотских рассказов с тупым неестественным смехом.
я еще не свихнулся: а если и жил во мне бес -
он давно от отчаянья съехал,

побросав чемоданы, забыв свой монокль и стек,
я не буду писать тебе, как имитировать счастье
и как жить, ведь по сути любой человек
собирает себя из глаголов и деепричастий.

я не буду писать тебе, сколько пройдено верст.
как из зеркала смотрит какой-то чудак с липким взглядом.
как я каждую ночь сосчитать не могу, сколько звезд.
как понять не могу, сколько этих звезд надо.

я не буду писать тебе, как притвориться живым,
как за шторою кто-то стоит каждый вечер и дышит.
я не буду писать тебе, как тонкой струйкою дым
поднимается в небо, цепляясь за серые крыши.

как вода обратилась в вино, а признания - в яд.
как целуют в висок, еле слышно присев у постели,
и как руки дрожат, набирая слова наугад.
как мы все потеряли, хотя ничего не имели.

➖➖➖
и как просит больной посильней подоткнуть одеяльце,
почитать ему книгу о боге и поиграть в шарады.

я не буду писать тебе, ибо сломал себе пальцы.

потому что так надо.

01/2024

оркестр играл, Титаник тонул,
шипела в углу радиола.
сначала был стол, впоследствии - стул.
потом были буквы и слово.

-чем хороши герои кино и все их бессонные ночи?
-ведь можно заставить вообще хоть кого делать то, что ты хочешь.

ты можешь придумать для них миллиард причин и способов смерти.
и каждый из них будет искренне рад на жизненный вызов ответить.

пусть бьют в потолок крепеж под петлю, пусть падают в реку с разбега,
в пожарах горят, задыхаясь в дыму, и пьяными мерзнут под снегом.
летят с небоскреба, толкнувшись о край, застрянут на трассе в морозы.
да даже банально - познают весь рай и сдохнут от передоза.
ты можешь заставить их лечь у плиты, раскручивать вентили газа.
не выдержав в жизни простейшей беды, упасть под колеса камаза.
ты можешь под кожей взрывать у них тромб, обрушить им мост под ногами.
смертельно поранить осколками бомб, подброшенных ночью врагами.
лететь в самолете, упасть в океан, водой захлебнуться из крана.
подраться у клуба бухим вдрабадан, и чтоб не успела охрана.

у стенки поставить трясущихся в ряд
без всякого умысла злого.


сначала был ад, впоследствии - ад.
потом были буквы и слово.

02/2024

С днем вонючей пепельницы на этаже в подъезде,
С днем неоткрытых лекарств от худшей твоей болезни,
Может быть, с днем имён, что любил повторять твой бывший,
С днём недосмотренных фильмов и непрочтенных книжек.

С днем всех постылых морозов и выхлопного газа,
С праздником 'день в постели', красного в сетке глаза,
От монитора уставшего в поисках лучшего праздника,
С днем всех неважных фраз с умным лицом рассказанных.

С праздником лучших дней или норвежской сардины,
С днем всех тупых пингвинов, что унесло на льдинах,
С праздником кварты, квинты, с праздником малой терции.
С праздником разрывных, запрещённых Гаагской конвенцией.

С днем задубевших рук, кашля и температуры,
С днем всех искусств на свете, оркЕстровой партитуры,
С праздником каждого слова, что нас разъединило.
С днем всех влюблённых,



милый.

02/2022

я закрыл глаза, и весь город вдруг опустел.
долго ждал трамвай, не заметив, что нет путей.
в голове громыхал набат, задавая неровный ритм.
рай не умер во мне, он просто устал и спит.

распускаю себя, не считая рядков, петель,
я закрыл глаза, и весь город в момент истлел,
поистерся, как трется о бритву нить.
рай не умер во мне, он просто ушел курить.

я открыл в себе тайну, разрушив земную твердь:
как ни силься, не станет красива смерть.
не попасть в зазеркалье без веры и без зеркал.
рай не умер во мне. я просто не там искал.

02/2024

в моих венах только Логос,
в твоих венах только Хаос,
состоит из тактов небо,
небо состоит из пауз -
вертикальных линий стана,
замененных проводами,
обнимающих за шею,
не слабеющих годами.
воет ветер в темных арках,
как тромбон или валторна,
повторяет беспрестанно:
будет непременно больно
от порезанного пальца,
холода, воды кипящей,
а порою будет больно
так, что даже не заплачешь,
потому что в легких пусто,
потому что плакать нечем,
потому что все не вечно,
и ты сам совсем не вечен.

но у каждого должна быть
сказка, пусть с плохим финалом,
как надежда альпиниста
выбраться из-под завала,
откреститься от ненужных,
потому что не чета им.

сказки исчезают в полдень,
и когда их не читают.

02/2024

бой последний - самый сложный, хорошо - не рукопашный,
в Судный день свои грешки я зачитаю по бумажке:
потому что так - не помню. вы плохое не копите.
где раскаянье? да вот же. я раскаялся, простите.

зал просторный, чистый, новый, чем-то светлым облицован,
на меня взирают судьи, как с картины Васнецова,
теребят в руках смартфоны, под столом листают мемы,
до моих грехов никчемных нет им никакого дела:
просто нужно отработать, пятидневка, мать её бы,
прилипает к полу небо, а язык прилипнет к нёбу -
и не то, что очень страшно, просто как-то неприятно,
ведь в раю, мне рассказали, кола, сахарная вата,
карусели и батуты, где пускают без билета!
а в аду совсем уныло, как без баб и интернета,
но зато тепло и сухо, потеплее, чем в Сибири.
потерплю, раз очень надо /впрочем как и в этом мире/.
ощущаю себя глупо, говорящим попугаем -
повторяю по бумажке, пока все вокруг зевают.


на стене обои в клетку, под ногами - скользкий кафель,
так куда идти в итоге?
в коридор, а лучше нахер,
ведь рабочий день окончен, льется музыка рингтона,
отбивает восемнадцать на Часах Армагеддона.

дверь снаружи вся в рекламе, объявлениях, агитках.
я насквозь прошит цинизмом огрубевшей красной ниткой,
репутацией поэта, популярностью паяца,
неизбежностью сюжета. тем, что надо возвращаться.

и не то, что вечно против.
и не за, скорее, из-за.
смех апостолов с плаката, - пропаганда оптимизма.

02/2024

Потом без конца поправляла бретельки на платье, а мир покачнулся и кружится, кружится, кружится. Ты всегда говорила мне, как я хорош и ладен, а теперь глядишь на меня с нескрываемым ужасом. Холодные ночи молчат, хоть их не должно быть в августе, я вынес уже даже то, что непросто бывает вынести: понимание полной своей безучастности, осознание собственных чувств стерильности. Объяснить, что пришел, куда тяжелей, чем отсутствие, но боль от потерь разводными ключами не лечится. Я если надеюсь на что-то, то на революцию, которая свергнет во мне все наши невстречества. Которая вымоет, вычистит, но не толкнет в извращение, где я улыбаюсь тебе со всех экранных заставок. Я если чего и хочу, то только прощения - простить сам себя, что другим никогда не стану.
Пускай будет пусто и холодно, как в предыдущие ночи все, и звездами потолок будет залит и раскроен. Но если б я мог выбирать, как все это закончится,
я б сдох под тобою.

03/2024

что ты знаешь об этом городе, кроме того, что он сер, в нем до мая не тает снег?
кроме того, что в нем дует холодный ветер месяцы напролет?
и река, поднимая торосы, гудит: приходи ко мне на ночлег,
я укрою тебя под собой, и никто никогда не найдет.

что ты знаешь об этом городе, кроме того, что он сплошь состоит из льдин,
что любые посевы сгниют в нем мгновенно, а скот ожидает падёж?
что ты знаешь о городе с тысячей грязных витрин,
кроме того, что именно в нем ты умрёшь?

03/2024

Весна опять наебала;
Вместо тепла - холод.
Моя авторучка застыла
меня окружает город.
Трава, которая имела глупость вылезти,
выглядит лицемерным вызовом
уже подыхающей зиме.
Машины едут в сторону центра,
может, там хоть немного теплее.
Птицы, что вчера надрывались, ополоумев,
все как одна заткнулись,
как будто их просто не стало.
Весна опять наебала
этот проклятый город.
Моя авторучка застыла.
Вместо тепла - холод.

14.00.19.04.05.

Незнающему - шпагралку, чтобы теперь он знал.
Летящему под откос - не отпускать свой руль.

Маэстро выходит на сцену, дырою зияет зал,
маэстро кладет листы на дирижерский пульт.

Прими меня, боже, вместе с моей тоской,
с диезами и бемолями, отяжелевшими веками.

Пока мой оркестр играл, я действительно был живой,
и сейчас он играет, просто не слышно, Реквием.

Вернись все назад - я прошел бы свой путь опять,
стал совсем седой теперь, но не боюсь дурачиться.

Страх молчанья однажды заставил меня играть,
как боязнь темноты заставляла придумать лампочку.

Как боязнь высоты заставляла создать небоскреб,
чтобы, глядя вниз, понимать что-то важное.

Я боялся не крыш, а падения мимо нот,
что скрипичный ключ вдруг застрянет в замочной скважине.

Мои жилы пружинят как струны, а сердце как гром литавр,
за другое не знаю и не в ответе я.

Но когда раз за разом я сам в себе умирал,
то спасали лишь музыка и бессмертие,

Обретенное в плавном тягучем движении рук,
заключенное в выдохе меж ауфтактами,

Ведь я знаю, что жизнь - это кварто-квинтовый круг,
что без циркуля бог начертил де-факто, и

Благодарен за всё, за каждый неровный ритм,
за закрытые двери как символ ухода от прежнего.

За возможность на поле кровавых смертельных битв
постигать не искусство войны, а сольфеджио.

Облечен был в искусство отчаянный всхлип и рев,
частота помутнений всегда выражалась герцами.

Интервал на земле - не отрезок меж жив и мертв,
интервал - это просто секунды и терции.

Я дошел от Prestissimo до Ad libitum - не один.
Я не думал о завтрашнем, тратя сегодня до цента.

Столько прожил на свете, что истина и Викодин
отпускаются в каждой аптеке мне без рецепта.


А душа не нуждается в облике рифм и натур,
человеческих лиц, не способных дарить ей спасение.

И когда я умру, то воскреснет из партитур,
обретя в себе дар вознесения.

23/03/2024

я писал свою книгу так долго,
перепачкался грифельной сажей.
пусть сюжет был сомнительно-спорным,
но я очень любил персонажей:
одевал их в красивые фраки,
разливал им вино по фужерам,
их берёг от скандалов и драки,
я давал им надежду и веру
на красивое вечное завтра,
неизбежное мудрое после.
вверх рубашкою падала карта,
сквозь дыру в потолке падал космос.

и в их теплых сердцах и постелях
не болело, не ныло, как вывих.

а потом они мне надоели,
и в последней главе я убил их.

04/2024

снег укутывает в пух
крыши
был талантливый да весь
вышел
был счастливый под своим
солнцем
а теперь один лишь снег
вьется
дребезжит пустой трамвай
серый
он по рельсам раскатал
веру
новый день опять отнял
силу
победить внутри себя
зиму

04/2024