“Теоэстетика”вернулась с новым проектом подкастов по богословию и философии!

Рекомендую к просмотру и предлагаю поддержать проект 👇👇👇

Друзья, рады представить вам первый выпуск нашего нового подкаста Теоэстетика 2.0! Спасибо всем тем, кто донатил и помог этому случиться.

Первый выпуск — о проблеме зла, страдания и теодицее (первый день Страстной всё-таки).

Почему мы страдаем и есть ли смысл в наших страданиях? Почему всеблагой Бог попускает зло? Аморально ли объяснять зло и как мы можем о нем говорить? Какие ответы давали на эти вопросы Христос, Иов, античные философы, Лейбниц, старец Зосима и К.С. Льюис?

Беседуют философ Алексей Гагинский и священник Стефан Домусчи.

Если вам интересно то, что мы делаем, просим поддерживать нас (сделать это можно по ссылке). Теоэстетика 2.0 существует только благодаря вам.

Смотрите и слушайте нас на YouTube, а скоро — на всех популярных площадках.

Меня тут спросили: “Мог ли Иисус избежать смерти на кресте?”. На это традиционно даётся ответ: “Нет, не мог, ведь это было частью божественного плана”. Смерть – это обязательное условие для воскресения, которое в свою очередь – обязательное условие для спасения верующих: “если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша“ (1 Кор 14:15). Звучит логично? Да, но...

На мой взгляд, у этой логики есть один большой изъян: она не учитывает контингентность мира. Контингентность – противоположность необходимости. Окружающий нас мир контингентен, и события, его наполняющие, носят для нас случайный характер: всегда существует ненулевая вероятность, что они могли пойти по другой траектории. Невозможность определить носят ли они необходимый или случайный характер тоже делает их контингентными.

В подкасте про китайского философа Юка Хуэя я услышал удачное объяснение контингентности и необходимости. Контингентность – это как видеоигра с открытым миром: да, там может быть какой-то сюжет, но проходить его можно самыми разными способами. В конце концов, можно даже плюнуть на сюжет и просто исследовать этот мир, получая от этого не меньшее удовольствие. Необходимость – это видеоигра с линейным сюжетом, где ты двигаешься по заданной траектории.

Но можно, например, объявить своё прохождение игры в открытом мире единственно возможным. Так конструируется понятие о божественном плане, промысле, судьбе или карме как стратегиях соединения случайных событий в линейный нарратив. Их основная задача – справиться с пугающей открытостью и контингентностью мира. Творцом этих стратегий становится рассказчик – человек, описывающий историю из своей частной перспективы. Пророк, апостол или евангелист подбирает события для рассказа случайным образом, отдавая предпочтение одним и игнорируя другие.

В классической механике движение тел детерминировано. Но уже задача трёх тел не имеет общего решения, и их движение становится для нас контингентным. Про квантовую механику вообще страшно подумать – торжество контингентности. Традиционное христианское богословие похоже на классическую механику (у них к тому же общие корни в античной философии) – оно решает задачу двух тел. Это может быть Бог и мир. А в нарративе спасения два тела – это Бог и… человеческая природа. Не люди – тут слишком много тел и степеней свободы, а именно человеческая природа как некая реальная сущность. Именно с ней взаимодействует Бог, осуществляя спасение человечества, по мысли древних отцов: она повреждается при грехопадении, а потом Бог принимает её и восстанавливает в своём воплощении. Но человеческая природа – это абстракция, которая существует только в нашем уме, но не в реальности. Это модель для решения задачи двух тел в мире с их бесчисленным множеством. В ней нет места человеческой свободе, которая неизбежно порождает контингентность.

Остаётся ещё объяснение, что всемогущий Бог, управляющий миром, всё устроил именно таким образом, что Иуда предал Иисуса, Пилат его не помиловал, а казнь произошла через распятие. Но это уже совсем какой-то дурной театр, где люди – марионетки.

Если бы Иисус умер не на кресте, а каким-то другим способом, стал бы крест символом спасения? Скорее всего, нет. Если бы он вообще не умер, могла ли произойти победа над смертью? Не исключено. Событие Преображения показало определённые возможности для альтернативы. Обретение людьми нетленных тел, таких как тело Иисуса после воскресения, могло произойти иначе. В конце концов, богословы Карл Ранер и Пауль Тиллих допускали существование свободных разумных существ и множественность воплощений Бога в разных обитаемых мирах, а вместе с ними и множественность историй спасения, и разные версии божественного откровения. Наша история потенциально – одна из многих.

Возвращаясь к вопросу “Мог ли Иисус избежать смерти на кресте?” я бы ответил: “Мог, но не избежал”. И эта череда случайных событий привела к тому, что христианская история спасения выглядит именно так. Это никак её не обесценивает, но немного сбивает спесь с богословов, уверенных, что есть только один способ её объяснения.

Христос воскрес!

Мой любимый пасхальный образ – маорийская икона Христа, разрушающего ад, из католической церкви святого Иосифа в Хирухараме в Новой Зеландии. Он хорошо передаёт ярость, с которой Иисус уничтожает смерть и ад. В этой ярости много жизни, в отличие от стоических образов бесстрастного сверхчеловека.

Наверняка, этот образ оскорбит чувства верующих в то, что Бог воплотился только для белых, и изображать его можно исключительно русоволосым арийцем. Но они лишь восстанавливают ад своим расизмом. Я же радуюсь, что Дух дышит, где хочет, и вдохновляет миллионы людей изображать Христа таким, каким они его видят. Это и есть подлинная свобода во Христе Иисусе.

Kua ara a te Karaiti!

Возможно ли божественное всеведение с точки зрения ООО?

Отвечает Грэм Харман:

В своем изначальном смысле объект не используется и не познаётся, но просто таков, каков есть. Никакая реконструкция такого объекта не может заместить его в космосе. В этом смысле не может быть истинным даже то, что Бог всеведущ, поскольку всеведущая сущность должна была бы не только знать все вещи, но и быть всеми вещами. И даже если бы Бог обладал способностью быть всеми вещами, то интроспекция не более исчерпывающа, чем полученное извне знание, и, следовательно, Бог даже себя не в силах полностью постигнуть. Это может иметь существенные последствия для любой попытки объектно-ориентированной теологии и уже имеет глубокие следствия для теории познания, поскольку это подразумевает, что ни одна научная модель не преуспеет в замене вещи перечнем различных ее свойств. Доступ к вещам самим по себе может быть только непрямым (Харман. Четвероякий объект; рус. пер. 2015).

Почему у Хармана знать значит быть? Дело в том, что реальные объекты изъяты из прямого доступа, они не вступают во взаимодействия друг с другом именно как реальные. И знать реальный объект может только сам этот реальный объект. Именно поэтому для всеведения всех вещей, нужно быть (гипер)объектом под названием “все вещи”. Да и то ещё не факт, пока существует реальность вовне.

А я подумал: ведь получается, что само по себе вéдение или познание накладывает ограничение на познающего. Но если отказаться от вéдения, может ли это расширить границы познания? Разве что в Сократовом смысле: “Я знаю, что ничего не знаю”.

Понемногу разбираюсь в теории четвероякого объекта Грэма Хармана.

По Харману, все объекты делятся на два типа: реальные (real) и чувственные (sensual). Им соответствуют два вида качеств – также реальных (РК) и чувственных (ЧК). Чувственные объекты (ЧО) существует исключительно в нашем опыте. Они даны нам непосредственно, в то время как реальные (РО) – изъяты из прямого доступа. То же самое с качествами: чувственные (акцидентальные) качества прямо существуют в опыте, реальные (эйдетические) постигаются косвенно с помощью рассудка.

Реальное всегда изъято, а чувственное – находится в прямом доступе.

Реальному объекту может соответствовать чувственный объект в сознании воспринимающего. В то же время не все чувственные объекты могут иметь за собой некий реальный прототип. Вопрос о том, можно ли считать вымышленные объекты (например, литературных персонажей) реальными, Харман пока оставляет без ответа. На недавней встрече в Москве, где он был онлайн, я прямо его спросил об этом, и Харман ответил, что пока не знает, надо думать. С одной стороны, такие персонажи как Шерлок Холмс или Гарри Поттер – никогда не существовали как реальные люди, а с другой – они давно живут своей насыщенной жизнью за пределами книжных страниц.

Реальные объекты скрываются, к ним нет доступа, они изолированы и не взаимодействуют между собой напрямую. В сфере чувственного опыта наблюдателя или воспринимающего (им не обязательно может быть человек, поэтому слово “сознание” сюда не всегда подходит) они переводятся в чувственные объекты (или как их называет сам Харман “в чувственные карикатуры на самих себя”). Получается, что реальные объекты могут взаимодействовать между собой только посредством чувственных, то есть – через репрезентацию в сфере опыта. Именно в сфере чувственного опыта появляется причинность. А поскольку реальные объекты взаимодействуют опосредовано, то и причинность тут непрямая, или замещающая (vicarious). Эту идею, кстати, Харман подглядел и переосмыслил у арабских средневековых теологов-окказионалистов.

Объекты – это некие единства, которые не сводятся к набору качеств: если качества удалить, объект останется объектом. Если мы посмотрим на башню в лучах утренней зари или днём или ночью, то она может предстать перед нами по-разному, но это будет та же самая башня. Поэтому Харман различает объекты и их качества. Чувственные или акцидентальные качества – это слой привходящих свойств, покрывающих объект. Но Харман обращает внимание, что, если убрать все чувственные качества, то мы достигаем всё же не бессвойственного единства объекта, а того, что Гуссерль называет эйдосом. Харман вводит понятие эйдетические или реальные качества как некие смутные представления о сущности или природе данного объекта. Они смутные, потому что, как и всё, что связано с реальным, к ним нет прямого доступа, а достигаются они через т. н. категориальное созерцание, путём аллюзий.

Дальше начинается самое веселье. Эти четыре полюса имеют между собой связи, которые Харман называет напряжениями.

Напряжение РО–РК даёт нам представление о категории сущности объекта – неуловимой и неопределимой, потому что и объект, и качества изъяты из прямого доступа. Это некое недоступное ядро, которое делает объект объектом.

Напряжение ЧО–РК – даёт нам представление об эйдосе объекта – некой идее, парадигме, модели объекта. В её основе которой лежит чувственный объект (конструкт), но с качествами реального.

Напряжение ЧО–ЧК – внимание! Это время! “Пребывая во времени, объекты чувств не кажутся неподвижными и фиксированными, но явлены как инкрустированные сменяющимися чертами. Тем не менее опыт ежесекундно не распадается в бессвязный калейдоскоп разрозненных ощущений; вместо них оказываются чувственные объекты большей или меньшей устойчивости”.

Напряжение РО–ЧК – пространство?! Тут, хоть убей, я пока не понимаю, как это складывается. Харман определяет пространство как игру отношения и не-отношения – напряжение между сокрытыми реальными объектами и их чувственными качествами, существующими только во взаимодействии с ними. Но для меня это пока непонятно.

Как четвероякий объект можно применить к теологии?

Первый набросок: Бог как объект

Деление на реальный и чувственный объект в отношении Бога, на мой взгляд, очень плодотворный заход. Бог как реальный объект от нас скрыт, у нас нет к нему прямого доступа, он непознаваем в своей сущности. Мы всегда (!) имеем дело с репрезентациями Бога как чувственного объекта. Он “обитает” в сфере нашего чувственного опыта (сознания, мышления, разума – как угодно). Причём, у каждого из нас – своя сфера чувственного опыта и, соответственно, свой образ Бога.

Чувственные качества – это свойства и детали, которые насыщают чувственный объект. Они могут эманировать из реального объекта, но попадая в сферу чувственного опыта, преломляются в знакомых формах. Например, сюда могут быть отнесены различные антропоморфизмы из Библии и других источников. Сюда же я бы добавил катафатические свойства – благость, справедливость, всеведение, святость и проч. В общем – всё, что мы можем себе представить о Боге в нашем воображении, относится сюда. Напряжение ЧО–ЧК – это то, как мы себе представляем Бога.

А вот апофатические свойства, причём в строгом смысле слова, – это, на мой взгляд, реальные качества. Суть апофатики в том, чтобы очистить образ Бога от наших измышлений о нём. Апофатические свойства невозможно представить или вообразить, к ним можно прийти только в результате рассуждения или категориального созерцания, причём особого рода – через отрицание любых представлений. Поэтому апофатика говорит о Боге, но на языке аллюзий, чётко понимая, что это аллюзии.

И в этом смысле напряжение между РО–РК действительно можно назвать сущностью Бога, которую невозможно познать. А напряжение ЧО–РК – идеей Бога как она обсуждается в философии и теологии.

А вот напряжение РО–ЧК я бы назвал божественными энергиями. Ведь, что такое энергия как не манифестация чувственных качеств реального объекта.

Я уже писал в посте про Фаворский свет, что божественные энергии – это чувственные качества. Но здесь я бы уточнил: чувственное качество в данном случае – это светоносность, которая становится светом, соединяясь с чувственным объектом – репрезентацией Бога в уме мистика. Дело в том, что мы не вступаем в прямой контакт с чувственными качествами, только в их соединении с ЧО. “Я никогда не сталкиваюсь с черным как с изолированным качеством, – пишет Харман, – а только с чернотой чернил”.

При этом светоносность – это не реальное качество, потому что Бог не светится, он находится за пределами диалектики света и тьмы, и даже за пределами “светозарной тьмы” (тоже есть пост об этом). Светоносность – это как мы воспринимаем его. Ведь и чернота чернил – это не реальное качество чернил, а чувственное, потому что при смещении диапазона видимого света, цвет поменяется.

Иными словами божественные энергии – это напряжение между РО (сокрытым Богом) и ЧК (светоносностью). Эти энергии можно назвать нетварными, потому что они имеют отношение к Богу, которого мы считаем нетварным. Но то, что видят исихасты — это чувственный объект, сотворенный в их уме. Григорий Палама в одном месте в “Триадах” проговаривает вскользь нечто похожее: “сейчас мы видим вечный свет чувством, через сущее и раздельные символы; тогда же [в эсхатоне], став выше этого, увидим непосредственно, без всякой промежуточной завесы”. Но, судя по остальному тексту, он не вполне понял, что ему удалось сформулировать.

Сегодня ДР у этого парня! Грэму Харману 56 лет

Обсуждали как раз в переписке с коллегой, что, с одной стороны, он, конечно, очень вольно трактует и Хайдеггера, и Гуссерля, и других, но, с другой – в этом и состоит обновляющая сила ООО как школы философской мысли – им интереснее философствовать, чем заниматься историей философии

Если у вас есть сомнения относительно того, зачем теологу изучать как “мыслят” не-человеческие существа, то посмотрите вот эту лекцию Симоны Котвы, где она излагает некоторые тезисы своей будущей книги. Видео разбито на две части: небольшое художественное вступление и сама лекция.

https://www.youtube.com/watch?v=F38PBMuSg5I

Если коротко, то Симона, опираясь на работы феноменолога Майкла Мардера, работающего с тематикой субъективности растений, сравнивает его концепцию plant-thinking с экстатическим опытом христианских мистиков. В каком-то смысле мистик при созерцании Бога переходит в своеобразный plant-mode, который она раскрывает через понятие внимания, но особого рода: больше пассивного, чем активного; внимающего, а не обращающего внимание; похожего скорее на сенсорное восприятие, чем на волевой акт. Как подсолнух поворачивает соцветие вслед за солнцем, так и мистик воспринимает божественную благодать.

Интересно, что мистика в её понимании противоположна аскетике: активные усилия могут помешать распознать мистический опыт. А постоянное стремление стяжать благодать может привести к выгоранию. Растение, постоянно находящееся под прямыми солнечными лучами, в конце концов засыхает, ему также нужны тень и ночь. По-моему, очень трезвый подход, созвучный моему собственному.

Про Мардера: в 2013 году он опубликовал книгу Plant-Thinking: A Philosophy of Vegetal Life, которая вошла в шорт-лист престижной премии John N. Findlay Book Prize in Metaphysics. Он предложил термин “растительное мышление” (plant-thinking), которое предсталяет собой некогнитивный, неидеациональный и неимагинативный способ мышления, присущий растениям, а также процесс возвращения человеческой мысли к её истокам и уподобления её растениям. Иными словами “мышление” без осознания, концептуализации и воображения.

Другие референсы у Котвы – это работы Элизабет Стенгерс и Джейн Беннетт. Последнюю Грэм Харман считает близкой по духу к ООО.

В общем с интересом буду ждать книгу

В новом выпуске подкаста Теоэстетика 2.0 очень приятный и интересный разговор, который слушается на одном дыхании. Алексей Гагинский распрашивает библеистку из ПСТГУ Анастасию Медведеву про иронию в Библии, комизм в богослужебных текстах и другие забавные мелочи. Прям захотелось послушать курс библейского литературоведения от Анастасии.

https://www.youtube.com/watch?v=_i4uk3GqjdA&t=639s

Тут мне прислали фотку с одного мероприятия, где предлагают отменить ООО в философии. Значит хорошая вещь – надо брать, пока не стала дефицитом.

Остаётся непонятным, куда попадает русский трофей Кант. В русскую религиозную философию?

В новом подкасте Теоэстетики 2.0 поговорили с Алексеем Гагинским про тёмную теологию спустя три года (OMG!) после нашего с ним диспута. Конечно, за два часа сложно раскрыть тему полностью, но некоторые важные вещи удалось проговорить. В частности, как менялся за эти годы мой подход, и к чему я пришёл сейчас: тёмная теология – это богословский реализм.

Надеюсь, вы получите такое же удовольствие от нашей беседы, какое получил я в процессе записи

Вот как нейросеть Midjorney видит тёмную теологию.

Созерцатель в чёрном и непроницаемой маске – это скорее ожидаемо, а вот куст зелени – это контринтуитивно, но очень точно. И живые руки. Мне нравится

Спасибо моему другу, нейро-диджитал-теологу Владимиру Шмалию за картинку