Привет! Меня зовут Ксения Грициенко, я пишу о литературе, и мой главный тематический интерес — это феномен «жуткого» в книгах, кино и мифах.

Концепция «жуткого» или «зловещего» наиболее оформленно впервые описывается у Фрейда: «Жуткое — это та разновидность пугающего, которое имеет начало в давно известном, в издавна привычном». Термин, по-разному трактуемый в будущем, функционирует не только в отношении психоанализа, но и общих культурных исследований.

Жуткое повсюду — оно считывается во всех жанрах искусства, и мне хочется искать его и рассказывать, как это работает. Если вы любите читать о криповых фильмах, готических сюжетах и аномальном восхвалении серийных убийц, нам с вами наверняка по пути.

VAGINA DENTATA

Один из моих любимых базовых мифов — это, конечно, vagina dentata, возникающая в фольклоре как северных, так и южных народностей. Из него вырастает не только целая ветка психоаналитических исканий, но сам архетип демонической женщины.

Женщина-дьявол в литературе вызывает у героев-мужчин плотскую страсть, которая оказывается судьбоносно-губительной. Такими были героини Гофмана, такую укоренившуюся форму приняли цыганки Потоцкого, Гюго и Мериме — они воплощают первобытный страх человека перед женщиной, в действиях и намерениях которой сопрягается сексуальность, стремление к смерти и голодная страсть к человеческой плоти.

Почитать:
1. Роже Кайуа. Эссе о богомоле.
2. Отличный текст на Арзамасе
3. Леви-Строс К. Мифологики: Сырое и приготовленное.

А весь пост ради этого – рисунка одного из главных поэтических демонизаторов образа женщины Шарля Бодлера. Набросок сопровожден недвусмысленной подписью: «Quaerens quem devoret» («Ищущая, кого пожрать»)

#жуткиемифы

Не устану напоминать, что четыре года назад Massive attack, Ринган Ледвидж и Розамунд Пайк сделали образцово-жанровый клип про зловещее. Концепция, кстати, выросла из сцены с Изабель Аджани в «Одержимой», а потусторонний летающий шар повторяет «Фантазм» (1978) Дона Коскарелли.

#жуткиевидео
https://www.youtube.com/watch?v=ElvLZMsYXlo

ЦЕЦЕ. КЛОД ЛУИ-КОМБЕ.

Один из наиболее сложных и заметных переводных текстов по теме вышел чуть больше года назад в издательстве Яромира Хладика (которое я всячески поддерживаю и вас призываю) — это «Цеце» Клода Луи-Комбе.

Луи-Комбе берет в оборот всю французскую традицию подхода к концепции зловещего (особенно Кристеву, с удовольствием ее перечитываю сейчас), и пишет равноценно красивый и отвратительный текст о матери. Мать в художественном мире «Цеце» — это полная противоположность классической мифологемы матери. Если древнегреческая Рея спасает своих детей от пожирания Кроносом, то мать в романе Луи-Комбе сама стремится поглотить своего сына, и эта идея трансформируется в безумную и поистине страшную одержимость. Героиня текста является воплощением животной телесности, и эта низменность наделяется парадоксальной сакральностью:

Я — Мать как таковая. Мой рот — не просто какой-то там рот, а Рот. Он живет сам по себе и бесконечно надо мною властвует — точно так же, как и мои груди, Груди, и моя вульва, Вульва. Они существовали сами по себе и меж собой. Они жили как вельможи — так жили, говорят, в царствах нашего детства людоеды и людоедки.

Концепция матери у Луи-Комбе представляет собой абсолютно деструктивную метафору, где дар способности рождения оборачивается энергией разрушения, процессом обратного сотворения — мать обнаруживает в себе потребность сначала исследовать ртом самые укромные части тела своего ребенка, и со временем эта потребность перерастает в желание «высосать» его полностью, заново воссоединив тело с собственным плодом. Функция матери здесь амбивалентна: она дает жизнь и дает смерть, становится источником «смертной жизни». Более того, мать является причиной подавления и дальнейшего расщепления «Я» — как своего, так и ребенка.

А вот полный текст моей рецензии: https://prochtenie.org/reviews/29768

#жуткиетексты

CHANNEL ZERO / НУЛЕВОЙ КАНАЛ
https://www.youtube.com/watch?v=bSaJEUB9oMw

Крипипасты — это однозначно лучшее из мира текстов, что родилось исключительно благодаря интернету. Истории о Слендермене, Убийце Джеффе, Смайлдоге — все они из городских легенд выросли в самостоятельный жанр современного фольклора, несмотря на письменный (а значит, в отличие от страшилок про гроб на колесиках, фиксированный) характер и жанровую юность.

И, казалось бы, всё самое привлекательное при них, но внимания к предмету до обидного мало. Например, в 2016-ом году запустили совершенно замечательный сериал по теме — Нулевой канал (Channel zero). Проект, к сожалению, закрыли, но создатели успели выпустить четыре сезона-антологии, посвященные разным сюжетам. Второй, третий и четвертый сезоны получились откровенно на любителя (например, меня — чего стоит только плантация по выращиванию человеческой плоти в Butcher's Block), но первый — безусловный хоррор-шедевр: тихое повествование с по-настоящему страшной внутренней мифологией.

В качестве материала создатели используют историю о «Бухте Кэндл» («Свечной бухте») — странном детском телешоу, о существовании которого на интернет-форуме вспомнил один из пользователей. Тред разросся, и уже десятки людей дополняли описание программы обрывками образов из детства: страшный пират, персонаж по имени Забиратель кожи и целая серия, где герои ничего не делали, а только истошно кричали. Концовку прочтете по ссылке, а пока об адаптации Ника Антоски. Психолог, чей брат-близнец еще в раннем возрасте стал жертвой серии детских убийств, возвращается в родной город и сталкивается со своими страхами в попытке расследовать события прошлого. В сериале есть всё: детективная интрига, молчаливый леденящий ужас, нагнетаемый с первой серии, потустороннее всесильное Зло, скрывающееся в демонических детях. Бонусом идет комплекс психоаналитических задачек: и детские травмы, и вырывание зубов, и двойничество, и дихотомия воли/безволия.

Причиной бессонных ночей может стать фигура Зубного Ребенка — безликое антропоморфное существо, с ног до головы покрытое молочными зубами, преследует главного героя из серии в серию. Мотив с зубами, базовый символ в самых разнообразных мифах, вообще занимает центральное положение в сериале: именно через наличие лишнего зуба происходит узнавание одного из близнецов.

Обязательно сделаю отдельный пост о любимых крипипастах, а на видео — то самое шоу про Бухту Кэндл в сериальной интерпретации.

#жуткиевидео

Герой «Крика» (1996) Рэнди Микс формулирует правила выживания в хоррор-фильме, и первое звучит так: «Ни в коем случае нельзя заниматься сексом. С той минуты, как ты это сделал, — считай себя покойником. Секс приравнивается к смерти».

В американском киноведении есть устоявшийся кинотроп — «Death by sex», эта формула табу на секс работает практически в каждом слэшере: если молодая пара уединилась в начале фильма, значит именно эти двое станут первыми жертвами (или как минимум девушка, которая всегда противопоставлена своей подруге в амплуа «Survival Girl»).

А вот, что об этом пишет Владислав Корнев: «Как запретный плод, как скрытые от взгляда мужчины ‘’драгоценные места’’ женского тела, так же точно и табу фильмов ужасов на сексуальные сцены лишь обостряют сексуальный голод. Так, на бытовом уровне известен феномен экстремального секса, который катализируется различными физическими и психологическими опасностями».

На фото – одна из любимых сцен «Хижины в лесу» (2011) #жуткиевидео

ГРЯЗЬ КЛАДБИЩЕНСКАЯ. МАРТИН О’КАЙНЬ

В одном нетфликсовском ситкоме ад рисуется вполне землеподобным местом, и самое ужасное в нем — это бытовые социальные взаимодействия. Невыносимый хипстерский район, нерешительный партнер, сногсшибательная соседка в роли вечного объекта зависти, необходимость врать и изворачиваться — все это складывается в те самые загробные муки, которые герои обречены проживать вечно.

Похожим образом работает хрестоматийный роман-полилог Мартина О’Кайня «Грязь кладбищенская», о котором я на днях рассказала на Прочтении. Написанный на гэльском в 1949-м году, текст был переведен на английский только в 2015-м — очень уж сложный, очень уж локальный. Если вы читали «Бобок» Достоевского, то вот его развернутая версия, выполненная в декорациях ирландской глубинки: то же кладбище, те же мертвецы, обреченные на бесконечную болтовню, сплетни и склоки. Самое страшное, как известно, не чужеродное и неведомое, а знакомое.

Полный разбор есть тут https://prochtenie.org/reviews/30161
#жуткиетексты

Пишут, что на хоррор «Другие» (2001) Алехандро Аменабара собираются сделать ремейк. Не очень понятно, зачем это вообще нужно: фильм сравнительно молодой, да и к тому же относится к моему личному топу тех редких мистических триллеров, где ни убавить, ни прибавить.

Кино идеально-мрачное, постоянно тревожное, умное и — что самое главное — с захватывающим сюжетом. Детективная интрига сохраняется до последнего, снабжая зрителя целой вереницей мифологем и страхов: религиозное отчаяние, занавешанные зеркала, альбомы с посмертными фотографиями, экстрасенсы и пугающая тьма.

На фото Аменабар помогает абсолютно гениальной в своей роли Николь Кидман справиться с керосиновой лампой.

#жуткиевидео

Немецкий фольклор — это вообще вереница трупов и перверсий на любой вкус и цвет. Вот, например, сказки братьев Гримм, подобранные и пересказанные в книге Евгения Жаринова «Роковой романтизм» (2020):

«ДЕВУШКА БЕЗ РУК» (1812)
Однажды мельник попросил у дьявола богатства, а тот взамен попросил то, что у мельника за домом. Там оказалась дочь мельника, которую дьявол попытался утащить, но девушка оказалась слишком чиста душой, поэтому забрать ее с собой в ад Сатана не смог. Тогда он приказал мельнику отрубить дочери руки. Мельник послушно отрубает девушке руки, после чего она уходит из дома, скитается, пока в нее не влюбляется король, который берет ее в жены. У них рождается сын, а король тем временем воюет в далекой стране. Дьявол подменяет письма, и король получает известие, что его жена родила щенка. Нечистый подменяет и ответ короля, и королеву изгоняют. Она живет с сыном в лесу, у нее отрастают руки, а спустя семь лет король находит ее, и они возвращаются в дворец. В некоторых вариантах этой сказки мельник отрубает дочерки руки и груди за то, что она отказывается выйти за него замуж. Вот такой инцест с садизмом получается.

«МОЖЖЕВЕЛОВОЕ ДЕРЕВО» (1812)
Злая мачеха-королева предлагает пасынку яблоко. Для того, чтобы взять его, мальчик должен залезть в гигантский сундук. Когда он открывает сундук, мачеха отрубает ему крышкой голову. Желая замаскировать преступление, она привязывает голову мальчика к телу платком. Но вскоре голову сбивает ее собственная дочь, которая теперь уверена, что виновата в смерти сводного брата. Королева с дочерью придумывают хитрый план, готовят из тела кровавый пудинг и подают на ужин королю. Однако душа мальчика превращается в птицу, и, движимая местью, бросает мачехе на голову большой камень, который убивает ее на месте. Яркий сценарий для фильма-ужаса.

«БЕДНЫЙ МАЛЬЧИК В МОГИЛЕ» (1843)
Мальчик-сирота попадает в дом к богатой супружеской паре. Те избивают его, морят голодом, и всячески издеваются над малышом. Тогда он решает наложить на себя руки. Но он необразованный мальчик-сирота, поэтому не знает, как выглядит яд и каков он на вкус. Поэтому вместо отравы он ест мед и пьет вино. Уверенный, что он смертельно отравлен, сытый и пьяный мальчик ложится в могилу, готовится к смерти и умирает.

#жуткиетексты #жуткиемифы
К слову, книга куплена в это непростое время во «Все Свободны», можно заказать!

PATHOLOGIC / МОР. УТОПИЯ

Ладно, у меня тоже есть своя чумная рекомендация, которая не вошла в миллионы подборок «ТОП-10 книг про эпидемию» и «как пережить самоизоляцию с классическими томами». Это, конечно же, «Мор. Утопия».

Мир российских видеоигр, к сожалению, не вселяет ощутимых надежд, и это подтверждается кейсом компании Ice-Pick Lodge. Создав фактически легендарную игру «Мор. Утопия» в 2005-м, команда ледорубов краудфандингом быстро набрала денег на ремейк, но не только задержалась на несколько лет с релизом, так еще и выдала треть игры, напичканной багами и кривым геймплеем. Бедные бекеры страдают, а мне было достаточно посмотреть пару видео на ютубе, чтобы отказаться от этой затеи.

Но если вы счастливый обладатель компьютера на винде, забудьте о высокой графике и вспомните великое — скачайте оригинальный «Мор» («Мор», кстати, отсылает именно к Томасу Мору и его «Утопии»). Начав игру, вы либо неизбежно погрузитесь в нее на три дня и будете переигрывать несколько сценариев, либо поморщитесь и закроете пиксельных персонажей, застрявших в текстурах, уже через час. Она тяжелая как интеллектуально, так и эмоционально, да и к тому же современный глаз с трудом воспринимает графику пятнадцатилетней давности, но «Мор» — это сокровищница для мифолога, поверьте.

Условное место (где-то в северо-восточной степи), условное время (антураж напоминает Российскую империю времен русско-японской войны), условный жанр — «Мор» выдернут из привычного мира RPG и работает скорее как разноплановый текст, реализованный в форме компьютерной игры. В рамках сюжета вы можете выбрать одного из трех персонажей, которым приписаны разные сценарии: Бакалавра (эдакого Булгакова, приезжающего из столицы в поисках встречи с прослывшим бессмертным Симоном Каиным), Гаруспика (сына местного знахаря, максимально погруженного во вселенную города) и Самозванку (самая таинственная героиня, крепче всего связанная с мистической стороной). Для первого прохождения рекомендуется взять Бакалавра — он смотрит на чуждый мир со стороны, он чужой, как и вы, поэтому именно его глазами вселенная воспринимается проще.

Город охвачен Песочной Язвой – страшной болезнью, имеющей материальное воплощение в виде губительного облака пыли. Чума в мире «Мора» — это не просто смертельная эпидемия, но воплощение Жуткого, объективированное Зло и Хаос, да и, по сути, главный герой игры. Поговаривают, что у болезни есть разум, а все попытки найти лекарство тщетны. Команда Николая Дыбовского создала не видеоигру, но вселенную ужаса с собственной мифологией: она ориентирована внутрь, в глубинные фольклорные сюжеты российских степей, где шаманы одурманивают жертвенных танцовщиц твирином, местные жители поклоняются быкоподобным божествам, в степи можно встретить карающее существо шабнак-адыр, а среди детей есть сообщество «двоедушников», разделяющих натуру человеческую и звериную. Весь степной миф собирается в одно фиктивное пространство, многогранное (к слову, именно Многогранник является локацией-центром притяжения потустороннего) и аутентичное.

По крайней мере, попробуйте.

CARCOSA / КАРКОЗА

Десять лет назад при слове «Каркоза» вспоминался Лавкрафт, сейчас — первый сезон «Настоящего детектива». Но мифический город, ставший колыбелью хоррор-сюжетов, на самом деле придумал гениальный Амброз Бирс, которого вы должны знать по классическому жанровому рассказу «Случай на мосту через Совиный ручей».

В «Жителе Каркозы» (1893) Бирс прорабатывает излюбленный мотив — потерянный в собственной иллюзии герой захвачен мистическим страхом. Мир автора всегда находится в пограничном пространстве между жизнью и смертью, и город Каркоза (названием обязанный французскому Каркассону), отражающий состояние персонажа рассказа, сам становится носителем экзистенциальной двойственности: то ли это оплот процветающей цивилизации, то ли — мрачные руины прошлого.

Такими древними казались эти развалины, эти следы людского тщеславия, знаки привязанности и благочестия, такими истертыми, разбитыми и запятнанными, и до того пустынной, заброшенной и всеми позабытой была эта местность, что я невольно вообразил себя первооткрывателем кладбища какого-то доисторического племени, от которого не сохранилось даже названия.

В 1895-м году выходит сборник рассказов «Король в желтом» Роберта У. Чемберса, где снова, наряду с другими заимствованиями из вселенной Бирса, декорацией и центром притяжения жуткого становится Каркоза. Проклятый город выраженно фигурирует в «Песни Кассильды», перевод которой, к сожалению, есть только в любительском варианте Владимира Ремезова:

Там, где о брег бьёт облако-волна,
За небо-озеро садятся солнца два,
Где тени в сумерках взрастают как колосья,
Зловещим градом высится Каркоза.

Странна та ночь, где чёрных звезд сполна,
И луны странные кружат на небесах,
Но всех странней, как странная угроза,
Затерянная в вечности Каркоза.

А где-то песни прозвучат Гиад,
Там, где трепещут на ветру лохмотья Короля,
И сгинет не услышанная проза
Во тьме Мрачнеющей Каркозы.

Песнь духа, знай, уж голос мой погиб.
Умри ж и ты, неспетой, как мой всхлип.
Умрут, иссохнув, мной не пролитые слёзы
В Затерянной средь вечности Каркозе.

Позже Говард Лавкрафт не только рассказывает широкому читателю о без вести пропавшем американском писателе в програмной статье «Сверхъестественный ужас в литературе» — он также упоминает инфернальную локацию. Кстати, даже в карточной игре (с большой версией которой я когда-нибудь обязательно совладаю) «Ужас Аркхэма» есть отдельная колода «Путь в Каркозу».

В общем, когда Лавкрафт ввел Каркозу в художественную вселенную ужаса, из фиктивной локации она стала мифическим местом: город упоминался у десятка авторов, в основном, конечно, фантастов.

А самое живое (или тут уместнее будет сказать «мертвое») визуальное воплощение Каркозы известно по форту Желтого короля в первом сезоне «Настоящего детектива». Сюжет в целом опирается на мифологию Бирса и Чемберса, и Каркоза здесь как раз близка в оригиналу: тусклые руины заброшенной крепости, испещренные околосатанистскими рисунками, повторяют бирсовскую атмосферу.

Еще Каркозу можно найти на карте Вестероса, например — если всей традиции американской литературы двадцатого века вам почему-то оказалось мало.

#жуткиемифы #жуткиетексты