Оренбург ждет "Вольнодумцев".

Литература – это просто.
Всего лишь надо написать,
Какая тень, какого роста
Начнет с утра тебя кромсать.
И жечь глаза не тем глаголом,
Что рифму портит всякий раз,
А тем глаголом, что уколом
Одним вылечивает нас.
И прыгнуть с высоты безмерной, -
Рассчитывая вверх, не вниз, -
Чтоб с голубем высокомерным
Присаживаться на карниз.
И бушевать внутри, как Этна,
Горячей лавою до дна.
И помнить, что душа бессмертна,
И что осталась лишь она.

Великий Додин! Дай бог здоровья!

Давай с тобою посидим,
Давай с тобою поедим
Без общепита.
Все отправляется туда,
Где все былое ерунда
Без Гераклита.
Печально, что ни говори,
Что съели злые дикари
Беднягу Кука.
И входят в социальный лифт
Девицы, плечи оголив.
Какая скука!

Когда тиран почил, взахлеб рыдали,
Рыдал и тот, кто худ, и кто пузат.
А после БУДАПЕШТ И Прага пали,
Засыпав пылью нас по самый зад.
Давно слеза ребёнка стала мемом,
Да «Искандрер» летает , не Фазиль.
Захочет вумен, быстро станет меном,
Но человек, бесспорно, это стиль.

Ты ко мне потянешься
На беду.
Если ты останешься,
Я уйду.
Доставай-ка ключики,
Нет жилья.
Кто-то станет влюбчивым,
Но не я.
Взмахи крыльев резкие –
И полет.
Что-то где-то треснуло,
Но не лед.

24 мая. Мысли в аэропорту.
1.
Что остается? Простынь сминать,
Ненужный хранить секрет!
Наверное, ты писала с меня
Чей-то чужой портрет.
С какого такого дурного дня
Не зверем я стал, -ловцом?
Наверное, ты считала меня
Трусом или лжецом.
Какого такого ещё огня
Ты ищешь на стороне?
Наверное, ты простила меня,
Но это не нужно мне.
Наколот что губы – красный закат,
Фальшивый закат, муляж,
У грома остался один раскат,
Дальше он входит в раж.
Тогда открывается наш секрет:
Не целое мы, а часть.
Исус возвращается в Назарет,
Чтоб заново все начать.
2. Там тоскует по мне Андромеда
С искалеченной белой рукой.
И. Анненский.

Приходят новые люди,
Их сделали старые люди,
Сделали ночью, тайно,
Боялись, что будет брак.
И голову им на блюде,
На очень красивом блюде
Не надо давать, случайно
В другой заглянув барак.
Бараки переустроят,
Заново переустроят,
Поставят кругом панели,
Плазмы и циферблат.
Греки не взяли Трою
Ахейцы не взяли Трою,
Люди осатанели.
Время идет назад.
Древности перемешались
С древностями. Смешались
С будущим, где к придуркам
Снова придет покой.
Ну что ты блажишь, Россия,
Большая ещё Россия,
Не в платье, а с веной синей,
С отрубленною рукой.

3.
Я благодарен вам, аэропорты!
Лишь вы моим стихам даете волю,
И ненависть мою таким конфузом
Считаете, что, видимо, любовь
Подмигивает нам. В продажу шорты
Вернутся. Скоро лето. Злую долю
Пора избыть и стать большим арбузом…
Читали «Дым», теперь читаем «Новь».

украинский майдан - самое мерзкое, что произошло в мире за всю его историю.

Мелькают полустанки, всюду травы,
И облако заснуло на боку.
По венам неразгаданной державы
Я кровью неразбавленной теку.
Пушинка тополиная упала
И мечется, бедняжка, на земле.
А поезд мчится. Поезду все мало
Надежд, разлук и взглядов на стекле.

Максим Замшев в проекте "Царь-Пушкин"

Премьера в субботу — 1 июня

Глубоко лиричный голос Максима Замшева зазвучал в сложное для страны время девяностых и стал одним из самых заметных голосов своего поколения. 

Максим Замшев и его стихотворение "Дождь природу оглушает..."

Завтра снова в зону СВО. Большая напряженная поездка. Много гуманитарки.

Нового уже не начнёшь. -
Стаккато!
Я черен, но белокож -
Так-то.
Нигде уже не возьмешь
Такта
Последнего….

Раньше не спали
Оттого что печали
Смешные и любови
Смешные,
Как у Кундеры
Разгоняли тоску на двоих.
А теперь нам подали,
Как на блюде кровавые дали.
И отныне,
И присно,
И во веки веков.
Нам остались осколки от самой беспомощной крошечной веры
Не в себя, а в других.
Возвращаясь с Донбасса,
Помнишь Кальмиус летом серебряный.
Мы убьем Карабаса!
Только куклы лежат в стороне.
И туман будет снова сиреневым,
И прощаться, пожалуй, нам будет сложней, чем обычно.
Убивать молодых на войне – это просто обычай.
А кого же ещё убивать на войне?

Когда-нибудь мы вспомним эту войну
Такой, какой она не была.
Волки воют всегда на луну.
На солнце у них дела, дела.
У солдата работа. Смотреть в небо.
Появятся «птички», за ними смерть.
Не надо сейчас ни воды, ни хлеба,
Только смотреть, смотреть, смотреть.
В Чечне были горы. Здесь высоты.
В Афгане душманы, а здесь, а здесь?
Кто слышал хоть раз: « У нас двухсотый!»,
Тот чувствует жизни легчайшей взвесь.
Когда-нибудь мы вспомним эту войну,
Какой мы сами её написали.
Когда-нибудь мы вспомним нашу страну,
Какой её занесли в скрижали.
Сколько теперь дают за битых?
- Небитых? И много? Ну ты умен.
У волка плохая память. Убитых
Он помнит по отчествам. Без имен.

Елка Няголова. пер.( Максима Замшева)

ПОДСЛУШАННЫЙ МОНОЛОГ
одной славянской души
в День Вознесения Господня

Я просто эмигрантка. Я - в себе.
Ушла из мира. Просто, безыскусно,
Мой дом стоит. Беглянка по судьбе.
Сижу у дома. Не вхожу. Там пусто.
Кто я? Донбасса взрывы оглушили.
Мать из России. Вспомнить нету сил.
И были у отца усы большие,
И кепка, что он набок чуть носил.
Не спрашивал никто, откуда вы?
Из Горловки? А, может, из Чернигова?
Из Киева, Одессы иль Москвы?
И общность та была не игом нам.
Я вижу сны, но не опустишь веки,
И льется ночь чернилами красиво,
Невероятный воздух чист. И реки
Творят молитву голосом России.

И вы не ставьте крест на ней поэтому,
Цветет рябина здесь в июльский зной.
Она живет с великими поэтами,
Что не спешат покуда в мир иной.
Париж так пьян. Качается один.
Он был таким всегда. Один. Бессильный.
И в этой качке не найдешь рябин,
Но ищут те, кто разлучен с Россией.
Вокруг гиены бродят, ближе, чаще
Мы слышим вой гиений в полнолунье.
Они сужают круг, их стая тащит
Березы и каштаны в край безумья.
Рыдаю я от песни эмигранта,
Над ним сияет небо как сапфир.
С оси своей сошел безумный мир,
Там, где Россия – кровоточит рана.
Рыдать я буду с Анной и Мариной,
И с соловьем, что достает до си.
Но остановит колокол былинный,
Что соберет печали по Руси.
Мне кажется, что в праздник Вознесенья
Не вишню мы затаптываем в грязь,
А кровь детей. И почва ждет спасенья,
И словно мать с детьми лелеет связь.