За стеной
6.08K subscribers
23 photos
5 videos
104 links
Жизнь в Китае глазами петербуржца в экспатриации.
Пишу, как пишется.

Связь: @petersburginchina
Download Telegram
Если ты – иностранец в Китае, это гарантирует безмерное внимание со стороны прохожих и зевак. Особенно, если речь идет о старшем поколении и детях. В обоих случаях я зачастую стараюсь дать понять, что я – не скульптура и не обезьяна, сбежавшая из зоопарка, и активно приветствую их взмахом руки или бодбадривающим жестом “Peace” (хотя может быть они еще больше убеждаются в том, что обо мне необходимо сообщить сотрудникам заповедника).

С детьми у меня и подавно выработалась игра: как только маленький китаец обращает на меня внимание и со всей силой своих голосовых связок кричит “外国人!“ (wai-guo-ren - иностранец), я с не меньшим энтузиазмом кричу в ответку “中国人!“ (zhong-guo-ren) – “Китаец”! Чаще всего “китайчат” это приводит в восторг.

Я вырос в культуре, где “таращиться” на других, – крайне неприлично. Прямой зрительный контакт между незнакомыми мужчинами в России запросто может привести к перебранке, а то и к драке. В Китае это не совсем так: зрительный контакт может быть как знаком житейского любопытства, так и желанием попрактиковать английский.

Зарисовка: сижу на платформе метро, читаю книгу Дика Свааба “Мы – это наш мозг” (в которой как раз объясняется, почему зрительный контакт между мужчинами может привести к агрессии). Ощущаю на себе взгляд взрослого мужчины с соседней скамейки. Нет-нет, он не смотрит на меня искоса или украдкой, он смотрит прямо на меня.

Когда я без тени улыбки поворачиваюсь, буквально пронзаю его ответным взглядом и с угрозой в голосе артикулирую китайское “什么事?“ (shen-me-shi) - “В чем дело?”, сученыш расплывается в улыбке, вызывая и у меня непроизвольную ухмылку. Он-то добился своего – заставил попугая поговорить на родном мандарине, а я остался в дураках со своим синдромом мачо-агрессора.
О том, как Китай начинает свой день, я читал в книжках еще будучи студентом. Там рассказывалось о том, как на площадях ранним утром собираются группки людей для зарядки и утреннего тайчи.

Прямо скажем, поверить в то, что в XXI веке кто-либо собирается на улице по собственному желанию делать зарядку вместе с другими незнакомыми людьми было сложно. Мне казалось, что это наверняка пережитки коммунистического прошлого, который Дэн Сяопин вместе с плановой экономикой выбросил на свалку истории.

Пока я выходил на работу в рассинхроне с рабочим графиком большинства населения (т.е. не с 9 до 6), я пребывал в том же заблуждении. В один прекрасный день на работу мне нужно было отправиться как раз к 9.

Проезжая на моем скутере по улице имидж-студий, моя челюсть чуть не прокатилась по асфальту от удивления. Встав в несколько рядов сотрудники парикмахерских в своих одинаковых формах и при блестящих укладках оттанцовывали утренний танец-зарядку будто бы они только что закончили линейку в детском лагере “Зубренок”.

Справедливости ради, стоит заметить, что линейку-построение в это же время проводили в заведении напротив. Там по росту были выстроены сотрудники полиции моды парикмахерской “Клубничка” (название надумано, это правда). Уж не знаю, какой “месседж” им заливал начальник, расхаживающий перед своим “войском”, как генерал на смотре, но мины у реципиентов были весьма кислые.

Вообще, в какое бы место я не пошел, особенно, если это касается индустрии красоты, фитнес-центров или ресторанов, отношения между вышестоящим и подчиненным строятся именно по подобной модели. Возможно, экономика в Китае еще не плановая, но мозги пока что все такие же коммунистические, ну или как минимум коллективистские.
У меня на работе есть правило “трех Т” – три темы, которые нам вежливо порекомендовали не обсуждать со студентами: Тибет, Тайвань, Тяньаньмэнь (имеются в виду печально известные события, которые развернулись на центральной площади Пекина в 1989 году). К сожалению, если бы мне даже приперло почесать со студентами языками про протесты 1989 года, я бы не уверен, что мне хватило бы знаний, чтобы поддержать беседу.

Тибет, Тайвань, а с ними и Гонконг – темы менее болезненные, тем более что во всех из них мои подопечные с удовольствием ездят, а потом подробно рассказывают, как там здорово. На презентации одной из моих студенток, рассказывавшей о своем визите в Тайпей, столицу Тайваня, я уже однажды сморозил глупость. Вежливо дослушал ее впечатления, а потом поднялся и спросил:

– А в какой из ДРУГИХ стран Вы хотели бы побывать?

Аудитория сконфуженно на меня обратила взгляды. Для всех них вопрос “Тайвань – это вообще часть Китая?” – такая же глупость, как если бы я остановил москвича на Гоголевском бульваре и спросил “Простите, а Рязанская область – это часть России?”.

Предыдущая фотокарточка, кстати, – из Гонконга. С российским паспортом по сравнению с Тибетом и Тайванем заехать в гости в этот “специальный административный город” – не проблема.
В английском языке есть чудесный фразовый глагол – "speak up". Это значит “публично говорить о том, что тебя не устраивает”.

Например, едешь ты усталый в автобусе с работы, прислонил свою раздутую мигренью голову к стеклу, расслабился, а рядом садится мадемуазель, у которой на каждое нажатие по экрану смартфона раздается мерзотный звук наподобие волшебной палочки. В Китае в этом случае не принято speak up.

У меня же, наоборот, во многом мотивацией изучения языка стало желание обрести умение вежливо, но однозначно выражать свой дискомфорт. Фразы “Здесь не принято курить”, “Звук вашего телефона мешает мне работать” и “Не могли вы потише отбивать говядину” у меня отскакивают от зубов лучше, чем “Привет” и “Пока”.

На днях провел спонтанный эксперимент. Иду по фудкорту (т.е. в помещении и самом что ни на есть “общественном месте”) одного из самых популярных и престижных торговых центров в городе. Напротив KFC стоит и дымит себе сигаретой китаец. В подобном случае, если я не тороплюсь, я сразу пускаю в ход свой лингвистический козырь.

В этом случае я поступил иначе. Наглость, по моим представлениям, была настолько очевидная, что, если бы он даже сел в песочницу в детском саду и дымил сигаретой в лица пятилеток, было бы не так страшно. Поэтому разумно было ожидать, что кто-нибудь остановится и скажет ему:

“Мужик, ну это не место совсем..."

Вот я и прождал минуты три, пока последняя горстка пепла не стетела на пол с сигареты моего подопытного кролика. И пока он уходил в даль, так я и не услышал в его сторону ни одного упрека.

В моем мозгу, взросшем на дрожжах западных ценностей “Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого”. По моим ощущениям, в китайском мозгу “Свобода человека безгранична, пока ему не обозначат рамки”.
То, как мы, иностранцы, видим и воспринимаем на слух китайский язык, – тема избитая. Даже человеку, которому азиатская культура неблизка, известно, что представляет из себя мандарин. А вот, как сами китайцы воспринимают свой язык, для меня лично загадка.

Вот, например, слова клубника “cao-mei” состоит из слова “cao” – трава, “mei” – ягода. Но вот “cao” также имеет и вульгарное значение “е***ь”. Этого я не знал до первой моей китайской весны, пока не настал сезон клубники. К сожалению, тонам я не уделяю столько внимания, сколько должен, поэтому не удивительно, что продавщицы прыскали со смеху каждый раз, когда я просил насыпать мне 500 грамм ебуники.

Покруче история приключилась с “тофу”, который я люблю всем сердцем, точнее – желудком. В первый месяц в Китае, пока я не разбирался в блюдах, моей дежурной фразой в семейных забегаловках было “我要吃豆腐“ (wo-yao-chi-dou-fu): “Я хотел бы отведать тофу”. По крайней мере, так это звучало в моей голове.

Удивительно, что гости и работники едальни не вязали меня лицом в пол и не вызывали поддержку стражей правопорядка, потому что на самом деле, как я узнал позднее, фраза была известным эвфемизмом “я хочу помацать груди”.

Благо, моему бородатому белому лицу для моего разговорного китайского делается скидка. Многие вежливо выслушивают мой лингвистический вздор и понимают, что я имею в виду. Особенно я благодарен тем, кто не пытается в этот момент начать отвечать языком жестов, как будто я умственно отсталый, а медленно и внятно артикулируют каждый тон.
В России мне всегда казалось странным отсутствие стандартного ритуала обмена контактами. Кто-то обменивается номерами телефонов, кто-то – именами в фейсбуке или вконтакте, пишут имейлы на стикерах, а иногда бывает даже визитные карточки дают, что мне в наш век технологий кажется зловещей растратой бумаги.

Законтачиться в Китае – дело плевое и давно урегламентированное. Открываешь народный мессенджер WeChat и обращаешься к собеседнику: “Могу я добавить твой WeChat?”. Сканируешь с его экрана QR-код и жмешь “добавить”. Все дела. Теперь вы друзья-не разлей вода.

Год назад эта простая технология значительно обогатила мой запас партнёров по теннису, в коем у меня всегда есть острая необходимость. Я решил скрестить два подхода: “традиционно-бумажный” и “высоко-технологичный”: накропал по-китайски текст:

“Я ищу партнеров по теннису, мой уровень, бла-бла-бла",

вставил мой wechat QR-код, ну и не забыл, конечно, добавить свою фотокарточку, на которой я, скажем честно, – мечта Ли На и Пенг Шуай (известные китайские теннисистки). Распечатал объявление, заламинировал (поиск партнера по теннису довел меня до отчаяния, граничившим с безумием) и развесил в 2-3 теннисных центрах в городе.

Надежды на успех у меня было немного, но на следующий день меня захлестнула такая волна теннис-энтузиаств в WeChat, что весь день только и делал, что разгребал контакты и назначал игры. Упоение для моего бэкхенда.
Выпить горячей воды – это повсеместная панацея, лекарство от всех проблем и совет в любой затруднительной ситуации. Болит голова – выпей горячей воды! Болит живот – выпей горячей воды! Подустал от работы – выпей горячей воды! Тебя бросила жена или твоя заветная любовь оказалось сволочью – выпей горячей воды!

Краник с питьевой водой температурой 60-80 градусов в Поднебесной найти легче, чем общественный туалет, что меня всегда приводило в легкое замешательство. Термос, в свою очередь, наверное, – главный атрибут любого китайца от мала до велика. За исключением, смартфона, естественно.

И это не мое личное впечатление. Это то, что мне рассказывают местные друзья и ученики. В моем репертуаре интерактивных “разговорных клубов” в школе есть занятие, на котором я и мои студенты обсуждаем гипотетический вопрос “Что бы мы с собой взяли на необитаемый остров, если бы наш корабль потерпел кораблекрушение?”. Термос или на худой конец многоразовая пластиковая бутылка для воды почти всегда занимает позицию в TOP-5. Меня этим уже не удивишь.
Пол века назад великий вождь Мао обозначил велосипед как главное средство передвижения для коммунистического Китая. К 90-м с приходом новой политики и ростом прослойки среднего класса население стало постепенно пересаживаться за руль автомобиля. Однако год назад время повернуло вспять – на этот раз не силой китайского авторитаризма, а смекалкой молодых предпринимателей.

Группа ребят из Пекинского университета сложили в уме два фактора: распространенность велотранспорта в городской среде и повсеместный доступ к интернету. То, что они предложили, можно условно назвать “велосипед напрокат”. Новинкой это сложно назвать. Но в корне все изменило то, что велосипеды эти были “dockless” – значит их не нужно оставлять на станции, а можно бросать везде.

Китаец услышал – китаец сделал. Одна небольшая модификация в обычной модели “велосипеда в аренду” привела к тому, что желтые велики компании OFO заполонили город, как зомби в фильме-апокалипсисе. После этого к ним добавились оранжево-серебряные Mobike, синие BlueBlueGo, красные, коричневые в горошек и белые в полосочку. В течение первого года существования эти компании вбросили на рынок миллионы двухколесных бойцов.

На подобных велосипедах ездят самые разные слои населения – студенты и галстучные клерки, домохозяйки и напомаженные красавицы, старшеклассники и пенсионеры, сдавшие свои маоцзедуновские велосипеды на металолом.

Это и не удивительно. Даже 6-летний ребенок (китайский ребенок, конечно) разобрался бы в использовании мобильного приложения для OFO или того же Mobike. Всего-то нужно сканировать QR-код, закинуть 100 юаней как депозит и разблокировать транспортное средство. Катайся – не хочу. Каждые 30 минут поездки в среднем – 1 юань (8 рублей). Так что Китай теперь снова крутит педали.
Концепция вегетарианства еще не пустила свои корни в Китае. Нет, заново – скажу по-другому: концепция вегетарианства еще не посеяло свое зерно в китайской почве.

Отправились со знакомой перекусить в местной забегаловке. Когда сели за стол, оказалось, что моя спутница – вегетарианка. Меня этим не смутить, да и благо китайцы умеют готовить овощи так, что ноги отвалятся (в хорошем смысле!). Привлек к нам внимание бодрым криком “Официант!” (фуууюань!) и сразу же ясно объяснил подошедшей даме:

“Мы не едим мяса, ни курицу, ни баранину, ни свинину – вот такие мы сумасшедшие”.

Начал смело заказывать тофу, капусту в маринаде, кукурузу с кедровым орехом, классика жанра. Дохожу до страницы с жаренным рисом и тыкаю в картинку, где в блюде разложены симпатичные кусочки чего-то непонятного. Спрашиваю:

– Это что? Мясо?
– Нет, что Вы, сударь, это не мясо!
– Так что же это?
– Это хуотхуэй, – говорит она на своем сочном мандаринском диалекте китайского.

К сожалению, этого слова я не знал, поэтому задал следующий, весьма резонный вопрос:
– Хуотхуэй – это мясо?
– Да что Вы, никакое это не мясо! – на ясном глазу отвечает официантка.

Что-то мне подсказало усомнится в достоверности информации. Я полез за словарем, ввел “Хуотхуэй” и поблагодарил себя за любознательность.

火腿 - huo-tui - ветчина, бекон

Интересно, откуда и как берется ветчина в мире этой чудесной официантки. То ли на дереве растет, то ли ее в рудниках добывают.
Еду в автобусе, 10 часов утра. По телевизору позади кабины водителя крутят самый захватывающий сюжет дня. Самый душераздирающий хит месяца. Самое главное событие года. XIX съезд Коммунистической Партии Китая! Любимой и единственной!

О том, какие решения принимаются на съезде и, особенно, как они согласуются, мне неведомо. Но не спешите судить строго. Механизм выбора политбюро — это такая же загадка и для среднестатического Ли Мо или, скажем, Чжан И Коу, уровень политической вовлеченности которых можно приравнять к нулю. Догадки западной прессы о том, что происходит в кулуарах «Дома народных собраний», можно почитать в Time по-английски , но, честно говоря, вывод один: ничего непонятно.

Поэтому расскажу лучше о двух изменениях, которые я прочувствовал на своей шкуре. Хорошее и плохое.

Плохое: на время конгресса прорываться с помощью VPN к запретным плодам интернета (Гугл, Фейсбук, Телеграм) стало еще сложнее. Поэтому это сообщение буквально проскальзывает сквозь щели великого китайского файервола. Фасад полного контроля над интернетом должен блестеть в подобные моменты. Вот такие виртуальные потемкинские деревни XXI века.

Хорошее: на время съезда все заводы в округе Пекина были прикрыты. Поэтому традиционный для этого времени года смог незаметен. Голубое небо, золотая осень, легкий бриз. В общем, будь здесь и сейчас Александр Сергеевич, ему было бы о чем написать в стихах.

В связи со всем этим — лингвистическая заметка дня.
Слово “同志“(tóng-zhì) в современном Китае имеет 2 значения:
1) Товарищ. В наши дни, однако, так величают друг друга только партийные. Товарищ Си Цзиньпин, товарищ Ли Кэцян, товарищ Вэнь Цзябао и т.д.
2) Гей. Так в Китае называют людей с гомосексуальной ориентацией.

Как КПК уживается с такой языковой причудой, я не очень понимаю. Помню, на одном из занятий хотел поумничать и перевел название моей любимой книги Ремарка («Три товарища») на китайский. Аудитория сначала понедоумевала, а потом прыснула со смеху.
​​На 428-ом дне моего пребывания в Китае я наконец узнал, что оставлять чаевые в ресторане здесь не принято. Причем, сообщили мне об этом непосредственно сотрудники индустрии общепита.

Недавно в одной из незаметных улочек Тяньцзиня открылось уютное кафе, куда я завел привычку заходить на карбонару и послеобеденный кофе, а заодно поработать за компьютером. Благо, в “Scugnizzio” все к этому и располагает — атмосфера, приятное освещение, легкая музыка, не забивающая гвозди в уши. В общем, единственное, по чему можно было отгадать, что ты все еще в Азии, — это целая гурьба официантов и официанток на нескольких посетителей. Ну и ладно, индивидуальный подход зато.

Сегодня я завершил свой ритуал в последовательности «паста-американо-работа» и попросил счет. Обычно в этом случае я расплачиваюсь WeChat Pay – мгновенной системы оплаты через мессенджер (сканируешь QR-код и жмешь «готово»). На этот раз кнопка «готово» заглючила и мне пришлось искать наличные в бумажнике. Юани, благо, обнаружились. Оставил на столе купюру в 50 RMB на счет в 43 RMB и с приятным ощущением мещанской сытости вышел на улицу.

Нахлобучил шапку и уже было приготовился стартовать, как из ресторана вылетела официантка. Протянула мне несчастные 7 юаней и сообщила:

— Вы забыли!
— Да нет, я специально оставил. Это же…tips! (так и сказал, на великом и могучем английском. До сегодняшнего дня даже не знал, как сказать «чаевые» по-китайски).

Девушка округлила глаза, будто я посягнул на священный устав и скрепы всего профсоюза сотрудников общепита:

— Нет-нет! В Китае так не принято. Нет необходимости оставлять чаевые! — засунула мне в ладонь 7 купюр с Мао Цзэдуном на каждой и была такова, лисица.

Ну что-ж поделаешь, когда ты в Риме, поступай так, как поступают римляне.
​​На досуге перечитал «Мастера и Маргариту» Булгакова. Нашел там сцену, которая удачно описывает ситуацию, когда я пытаюсь поговорить с местными пожилыми людьми на их родном мандарине.

Помните, в последней части романа чекисты вламываются в «нехорошую квартиру» по адресу Большая Садовая 302-бис, чтобы арестовать «фокусников»? Единственный, кого они там обнаруживают, — это чудоковатый кот Бегемот, встречающий НКВД-шников словами «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус».

Я обнаружил, что выпавшие в осадок выражения лиц сотрудников служб безопасности в сюжете произведения — точь-в-точь гримасы китайских бабушек и дедушек, когда по какой-либо причине мне приходиться вступить с ними в общение. Такие дела.

P.S. Написал небольшое хокку к фотокарточке:

Съезд КПК закончился,
А небо все такое же голубое.
Золотой Будда лучезарно улыбается.
Мои друзья-экспаты все время жалуются на китайских таксистов. Мол, какие-то грубые они все — водители бирюзовых авто. Я моих товарищей вежливо выслушиваю, киваю головой, развожу руками, но, признаюсь: у меня таких сложностей нет. Китайские водители такси — это отдельная категория людей в стране, с которыми отношения у меня практически полюбовные.

Когда я говорю такси, я имею в виду одну из двух:

1) Общественные такси; в Поднебесной они именно общественные, т.е. являются частью коммунального транспорта. Поэтому проезд на бирюзовой молнии в Тяньцзине — всего 70 рублей за 3 километра, а дальше — по российскому червонцу за километр. Недаром плачу налоги.

2) “Didi”; китайское приложение для вызова такси — такое мощное, что умудрилось вышвырнуть с рынка “Uber” (читай: купить за большие деньги).

Так вот, ни с водителями публичного автопарка, ни с частниками у меня почти никогда не было неурядиц. Наоборот, как только шарманка таксометра начинает свой отсчет, шоферы обычно дружелюбно рвутся в бой с вопросами. Своеобразное интервью. За редким исключением я вежливо отвечаю на все их проявления любознательности. Для меня общение в этом случае есть практика неподдельного и сочного китайского.

Буквально сегодня поймал такси, загрузился в машину, объяснил молодому парнише-шоферу, куда вести путь, а он за словом в карман не полез:

— А ты как долго в Китае уже живешь?
— Чуть больше года.
— Для такого небольшого срока у тебя неплохой китайский!
— Спасибо, я стараюсь!

За 10 минут поездки наш разговор проделал больше поворотов и переключений передач, чем сам водитель такси. После классических «сколько тебе лет?», «откуда приехал?» и «чем занимаешься?» мы успели затронуть вопрос традиций женитьбы в Китае и России, большого спорта, климатических изменений и даже политики. Чуть забуксовали, когда мой визави охарактеризовал словом бьяохан, которое я не знал, россиян. Я начал чесать репу, соображать, что бы он мог иметь в виду. Так вот чудо-водитель начал мне разъяснять в примерах, что же это такое бьяохан. Итак, слово дня!

彪悍 — biāo-hàn — бесстрашный

Принял, как комплимент, расплатился, попрощался, хлопнул дверью, а он опустил стекло, помахал рукой и бросил вдогонку свое zài-jiàn — увидимся снова.

В городе с населением в 12 миллионов, где количество такси переваливает отметку в 100 тысяч боевых единиц, случайно встретить одного и того же человека все равно что обнаружить слово «приз» под пробкой бутылки кока-колы. Тем не менее я уверен, что однажды сяду в автомобиль, а шофер панибратски поинтересуется: «Ну как там твоя мама в Питере?».
​​У меня есть заготовленный ответ на вопрос «С чем в Китае хорошо?». Не то, чтобы мне было бы сложно дать сразу несколько вариантов ответа, но среди них точно будет один однозначный и выделенный жирным шрифтом: «с безопасностью». Я был в разное время в разных районах больших городов Китая и ни разу не испытал ощущения беспокойства за собственную шкуру.

Лишь один раз за год с небольшим со мной приключилась история, попахивающая мордобоем. Но всего одна, что удивительно, поскольку молодые бритоголовые люди из Купчина в свое время отметили, что «рожа у меня провокаторская».

Сидим как-то в баре с моими иностранными приятелями, в ус не дуем. И бар — приличный (крафтовая пивная по всем законам питерских хипстеров), и публика — интеллигентная. Заваливается группа китайцев — две девушки, два парня. Точнее трое из них заваливаются, а четвертый закатывается. Видно, в его бак уже было залито несколько пинт игристого. Я нутром почуял гнильцу.

Хмельного джентльмена усадили на табуретке в одном столике от нас. Он поводил вокруг взглядом и прям как лампочка засиял, когда заметил наши большеносые лица. Под воздействием алкоголя его ослабший мозг подсказал начать беседу окликом:

— Эй! Забугорные! (не 外国人 — wàiguórén, удобоваримая форма слова «иностранец», а пренебрежительное 老外 — lăowài, которое можно перевести на русский разве как «забугорные»).

Запас моего терпения, который к концу того сложного дня плескался на донышке, испарился. Я встал, обогнул столик, подошел к любопытному китайцу и попросил его не беспокоить нас. Пожал его скисшую от разочарования руку, а своей правой предостановил его попытку подняться с табуретки. Вернулся к приятелям.

На этом история не закончилась. Несмотря на протесты своих спутников, на этот раз подвыпивший товарищ обогнул свой столик (не без труда), подошел ко мне и малоразборчиво сообщил, что хотел бы поговорить со мной снаружи. Я все понял. Что тут не понимать — язык пьяных разборок во всех странах универсален. Мне угроза депортации или судебное разбирательство в Китае не милы (и то, и другое в случае мордобоя, кстати, вполне возможно — есть пример моего британского знакомого), поэтому к предложению я отнесся без энтузиазма.

Слава богу, взвешивать за и против мне долго не пришлось. К моему визави подоспели его друзья и утащили из бара восвояси. Буйный китаец в лучших традициях жанра жадно метал в меня взгляды, видимо, приглашая «на смертельную схватку». Компания на скорую руку поймала такси, загрузилась в автомобиль и умчалась, закончив на этом свой короткий визит.

Мораль простая: Китай — страна безопасная, а если уметь не обращать внимание на пьяных и сильно любопытных мудаков, — очень безопасная.

P.S. Тем временем, в Тяньцзине все спокойно и по-осеннему:
​​Перечитал предыдущую заметку и понял, что чуть загнул про безопасность. Ну или как минимум обобщил. Конечно, просто так в Китае в лицо тебе не прилетит, а в темном переулке никто не будет угрожать «заточкой в почку». Особенно, если ты — иностранец. Однако это не значит, что каждый раз, выходя из дома, можно погрузиться в режим автопилота и положиться на старый-добрый авось в плане безопасности. Там на улице — улей автомобилей, автобусов, электробайков, мотоциклов и миллионов разноцветных велосипедов. И водителю каждого из них необходимо быть быстрее, выше, сильнее.

Приехав в Поднебесную, я долгое время пребывал на низшей ступени дорожной иерархии, где обитают «униженные и оскорбленные» пешеходы. Период ажиотажа относительно “shared bikes” я, как и миллионы других китайцев провел за баранкой велосипеда. Когда настало лето и крутить педали стало невыносимо жарко, я сел, а точнее встал за руль электросамоката Xiaomi (также обретшего неожиданную популярность дома в СПб).

Пройдя три ступени иерархии, я уже зарубил на носу, кого на горизонте китайских автомагистралей нужно опасаться больше всего. Забудьте сказочки про «сначала посмотри налево, потом — направо». Пешеход ты или водитель — неважно, в Китае головой крутить надо на все 360 градусов как советские летчики в фильме «В бой идут одни старики». Опасность может прилететь с любой стороны. А если вы встретите представителя одной из трех категорий ниже, лучше вернуться на обочину и крепко ухватиться за дерево.

1. Автобусы в Китае останавливаются только на очень красный сигнал светофора и на автобусных остановках. В случае с пешеходным переходом водитель общественного транспорта следует принципу «Семеро одного не ждут» — отлеплять бездыханное тело от бампера будут уже ночью на станции.

2. Больше автобусов необходимо бояться доставщиков еды на вынос. Их мопеды можно легко опознать по большим контейнерам-холодильникам. Не к столу будет сказано, но этим «курьерам» абсолютно насрано, что там написано в ПДД — их не колышат сигналы светофора, встречки или разделительные полосы. У них есть место назначения. У них есть дедлайн. Цель оправдывает средства.

3. Самая малопредсказуемая категория транспортного безумия здесь — это водители “golden box”, своеобразного гибрида автомобиля и мотоцикла, чаще всего окрашенного в золотистый цвет (на картинке ниже). Водят эти кирпичи на колесах, как правило, пожилые и помешанные на скорости пенсионеры. Как и доставщиков пицц и лапши, их не заботит различие между красным и зеленым цветом светофора.

Положа руку на сердце, я понимаю, что заставляет нарушать на мопедах курьеров. Их жизнь — это кабала чаевых, зависящих от времени доставки. Водители автобусов, в свою очередь, должны следовать жесткому расписанию. А вот, куда торопятся пенсионеры в золотистых коробках, я не представляю. То ли у них партия в маджонг горит, то ли в поликлинику за номерком нужно успеть.

Но, если немного по-серьезному и оптимистично, по сравнению с 2012 годом, когда я в первый раз оказался в Китае, ситуация изменилась к лучшему: водители стали более осмотрительными в отношении велосипедистов и пешеходов, полицейские завернули гайки в плане штрафов за игнорирование ПДД, а в некоторых городах вообще запретили мотоциклы на бензине. Так что, гляди, лет через пять со спокойным сердцем можно будет зебру переходить.
​​Сегодня председатель Си выгуливает президента Трампа по залам и садам Запретного города в Пекине. Подписываются соглашения на миллиарды долларов, обсуждается вопрос непослушного соседа КНР и даются заветные клятвы в любви и счастье. Своих оценок этому событию не даю, а просто рекомендую, что почитать на эту тему. В связи с последними новостями вспомнился разговор с одним из моих юных студентов, не по годам одаренным политической оснасткой.

Проходили мы с молодым дарованием Conditional Sentences Type 1, и нога за ногу разговор ушел в политическую сторону. Дело было еще до переизбрания Си в октябре, и практики ради я решил задать вопрос:

— What will Xi Jinping do if he is elected again?

В воздухе повисла пауза, парниша взял тайм-аут на подумать, но долго ждать не заставил.

— If Xi Jinping is elected, he will make China great again!

Недурственно сказано, но знакомо до боли. Видимо, популистские лозунги на то и популисткие, чтобы нравиться всем без исключения, даже юным китайцам в Тяньцзине.

Кстати сказать, среди моих студентов забойных патриотов немало. Но это все скорее относительно здоровое чувство оптимизма насчет будущего своей страны — никто на моих занятиях не бьет себя в грудь со словами «Тайвань наш!».