KGallery анонсировала выставку «Я знаю места» о карте ленинградской второй культуры, «среде обитания героев городского андеграунда». Куратор — Игорь Кузьмичев, «Здесь был Майк».
Точкой отсчета, судя по всему, заслуженно выбран «Сайгон». Хорошо, что кафе на углу Невского и Владимирского, работавшее в разные эпохи (25 лет), продолжает увлекать исследователей. Еще в 2009 году вышло первое издание «Сумерки “Сайгона”» с воспоминаниями очевидцев и завсегдатаев, есть и несколько телефильмов для начального погружения.
А наш канал рекомендует удивительную киноработу «Чхая о “Сайгоне”» 1992 года режиссера Владимира Витухновского («Ленфильм», художественный руководитель Семен Аранович!). Кривулин в разобранном помещении «Сайгона» начала 90-х, Эрль в шляпе, ленинградские крыши, дворы-колодцы. Ничего не слышно, ничего не видно, очень красиво — примерно так и воспринимается вся эта сайгоновская история из 2024 года.
https://www.youtube.com/watch?v=tlc8EpEw_yY
Точкой отсчета, судя по всему, заслуженно выбран «Сайгон». Хорошо, что кафе на углу Невского и Владимирского, работавшее в разные эпохи (25 лет), продолжает увлекать исследователей. Еще в 2009 году вышло первое издание «Сумерки “Сайгона”» с воспоминаниями очевидцев и завсегдатаев, есть и несколько телефильмов для начального погружения.
А наш канал рекомендует удивительную киноработу «Чхая о “Сайгоне”» 1992 года режиссера Владимира Витухновского («Ленфильм», художественный руководитель Семен Аранович!). Кривулин в разобранном помещении «Сайгона» начала 90-х, Эрль в шляпе, ленинградские крыши, дворы-колодцы. Ничего не слышно, ничего не видно, очень красиво — примерно так и воспринимается вся эта сайгоновская история из 2024 года.
https://www.youtube.com/watch?v=tlc8EpEw_yY
YouTube
Чхая о Сайгоне (ТО Кинодокумент,1992г.)
Документально-игровой фильм о легендарном питерском кафе "Сайгон" ныне,увы, не существующем. В фильме приняли участие известные представители "второй культуры" Владимир Эрль, Андрей Гнездилов,Виктор Кривулин и др.
Приложение Wirecutter газеты The New York Times некоторое время назад выбрало 5 лучших водок 2023 года. Критерии в основном коктейльные, но все равно интересно, что уважают за железным занавесом.
Кроме «базы» — «Столичная» (латвийская — и собственно единственная из списка водка, произведенная за пределами США) и Smirnoff — в рейтинге еще три местных бренда.
Кукурузную Kirkland издание очень хвалит, несмотря на ее подмоченную репутацию. На водку, принадлежащую торговой сети Costco, летом массово жаловались американцы: «по запаху напоминает жидкость для зажигалок». Французская Grey Goose, на связь с которой производители Kirkland намекали в рамках вирусной кампании, была вынуждена объяснять, что никакого отношения к этому американскому продукту не имеет.
Еще один продукт маркетинга и нездоровой франкофилии — водка Pinnacle, известная в основном своими ароматизированными вариантами — зачем-то перегоняется во Франции из французской пшеницы и затем уже разливается в США.
Наконец, кукурузный самогон Tito's придумал веселый завязавший пьяница-нефтяник из Техаса: он утверждает, что до сих пор делает свою водку в медных кубах старого образца с шестью перегонками и называет ее крафтовой, хотя и производит уже больше 20 миллионов бутылок в год. В рекламе Tito’s рекомендуют среди прочего использовать для смягчения мяса и поливки цветов.
В общем, кажется, за будущее «Столичной» переживать не стоит.
Кроме «базы» — «Столичная» (латвийская — и собственно единственная из списка водка, произведенная за пределами США) и Smirnoff — в рейтинге еще три местных бренда.
Кукурузную Kirkland издание очень хвалит, несмотря на ее подмоченную репутацию. На водку, принадлежащую торговой сети Costco, летом массово жаловались американцы: «по запаху напоминает жидкость для зажигалок». Французская Grey Goose, на связь с которой производители Kirkland намекали в рамках вирусной кампании, была вынуждена объяснять, что никакого отношения к этому американскому продукту не имеет.
Еще один продукт маркетинга и нездоровой франкофилии — водка Pinnacle, известная в основном своими ароматизированными вариантами — зачем-то перегоняется во Франции из французской пшеницы и затем уже разливается в США.
Наконец, кукурузный самогон Tito's придумал веселый завязавший пьяница-нефтяник из Техаса: он утверждает, что до сих пор делает свою водку в медных кубах старого образца с шестью перегонками и называет ее крафтовой, хотя и производит уже больше 20 миллионов бутылок в год. В рекламе Tito’s рекомендуют среди прочего использовать для смягчения мяса и поливки цветов.
В общем, кажется, за будущее «Столичной» переживать не стоит.
Wirecutter: Reviews for the Real World
The Best Vodkas
After tasting 15 different vodkas, our testers developed a newfound respect for the spirit, and found five favorites.
Рыночный прогноз: поднадоевшую уже моду на советскую эстетику в барных проектах скоро дополнит массовый тренд на бары а-ля рус — с хохломой, кокошниками, чарками и гигантскими самоварами вместо фонтанов негрони. Тем более уже почти все придумано. Вот такой костюм бармена предложила ивановскому ресторану «Сосны» в 1971 году художник-модельер Лидия Архипова. Бармена Сашу с картинки уже сейчас можно отправлять за стойку в любую московскую рюмочную.
Еще один экспонат барной галереи, на этот раз фотографический. Напомним его историю.
Эту фотографию (висит на стене во втором зале) подарил нам Дмитрий Карлович Савельев, наш сосед, кинокритик, актерский агент и один из основателей петербургского бара «Сухой закон».
Сюжет кажется вполне документальным, зарисовкой из ленинградского быта 70-х. На самом деле фотография – рабочий материал к фильму «Жена ушла» («Ленфильм», 1979 г.) Динары Асановой. Этот эпизод в рюмочной в фильм не вошел. А история, по рассказу Дмитрия Карловича, предполагалась примерно такая.
Герой Валерия Приемыхова поссорился с женой и, естественно, напивается. Заходит в рюмочную на Мойке. По выражению лица видно, что настрой правильный, боевой, кураж есть. А ведь это начало сцены, стакан еще пуст. Проходит минут сорок, стакан уже был полон и снова опустел, за ним другой, жена – черт знает где, тревога, легкая паранойя. Приемыхову, кажется, что мужик, завсегдатай рюмочной, все время ему подмигивает, в конце концов он хватает его за грудки, происходит небольшая стычка. В бешенстве выбегает на Мойку. И: видит Пушкина! Здравствуйте, говорит, Александр Сергеевич. И счастливый бежит дальше, какая уж тут жена. А это просто кино очередное про Пушкина снимали — Мойка же.
#ГалереяХроники
Эту фотографию (висит на стене во втором зале) подарил нам Дмитрий Карлович Савельев, наш сосед, кинокритик, актерский агент и один из основателей петербургского бара «Сухой закон».
Сюжет кажется вполне документальным, зарисовкой из ленинградского быта 70-х. На самом деле фотография – рабочий материал к фильму «Жена ушла» («Ленфильм», 1979 г.) Динары Асановой. Этот эпизод в рюмочной в фильм не вошел. А история, по рассказу Дмитрия Карловича, предполагалась примерно такая.
Герой Валерия Приемыхова поссорился с женой и, естественно, напивается. Заходит в рюмочную на Мойке. По выражению лица видно, что настрой правильный, боевой, кураж есть. А ведь это начало сцены, стакан еще пуст. Проходит минут сорок, стакан уже был полон и снова опустел, за ним другой, жена – черт знает где, тревога, легкая паранойя. Приемыхову, кажется, что мужик, завсегдатай рюмочной, все время ему подмигивает, в конце концов он хватает его за грудки, происходит небольшая стычка. В бешенстве выбегает на Мойку. И: видит Пушкина! Здравствуйте, говорит, Александр Сергеевич. И счастливый бежит дальше, какая уж тут жена. А это просто кино очередное про Пушкина снимали — Мойка же.
#ГалереяХроники
Наши друзья из группы «Лензвук» выпустили мини-альбом «Самая светлая ночь» (рекомендуем) и по этому поводу немного рассказали о себе изданию МТС Live. Все четко, кратко и по делу.
Перед новым годом в Ad Marginem вышло второе издание «Подшофе» (On booze) — сборника дневниковых заметок, эссе и маленьких рассказов Фрэнсиса Скотта Фицджеральда 20-30-х годов, объединенных, как указывают в аннотации, «темой алкоголя».
Богатая тема раскрыта известным дебоширом Фицджеральдом в заметках хаотично и однобоко, но упрекнуть его, зная масштаб дебоша, сложно. Это не ожидаемые воспоминания о подпольном Нью-Йорке времен «сухого закона» или о загулах в парижском «Ритце» (хотя в On booze есть своеобразный путеводитель по европейским и американским отелям: «Deux Mondes в Париже торцом выходила в унылый бездонный внутренний двор у нас за окном. По ошибке мы искупали дочку в биде, потом она выпила джин с шипучкой, приняв напиток за лимонад, а на другой день сломала столик для завтрака» и т.д.).
Это скорее типичное и очень понятное постзагульное самокопание — поток сознания тяжело похмельного или уже опохмелившегося с утра человека. Сам писатель честен, лирический герой признает, что адреса у него в кармане – большей частью бутлегеры и психиатры, а ежедневное похмелье стало делом таким же естественным, как сиеста в Испании.
Среди же поклонников автора сборник On booze известен прежде всего рецептом индейки по-фицджеральдовски. Писатель неожиданно выступил как перспективный гастро-блогер.
Богатая тема раскрыта известным дебоширом Фицджеральдом в заметках хаотично и однобоко, но упрекнуть его, зная масштаб дебоша, сложно. Это не ожидаемые воспоминания о подпольном Нью-Йорке времен «сухого закона» или о загулах в парижском «Ритце» (хотя в On booze есть своеобразный путеводитель по европейским и американским отелям: «Deux Mondes в Париже торцом выходила в унылый бездонный внутренний двор у нас за окном. По ошибке мы искупали дочку в биде, потом она выпила джин с шипучкой, приняв напиток за лимонад, а на другой день сломала столик для завтрака» и т.д.).
Это скорее типичное и очень понятное постзагульное самокопание — поток сознания тяжело похмельного или уже опохмелившегося с утра человека. Сам писатель честен, лирический герой признает, что адреса у него в кармане – большей частью бутлегеры и психиатры, а ежедневное похмелье стало делом таким же естественным, как сиеста в Испании.
Среди же поклонников автора сборник On booze известен прежде всего рецептом индейки по-фицджеральдовски. Писатель неожиданно выступил как перспективный гастро-блогер.
«Нынче, по прошествии праздников, все холодильники нашей страны битком набиты большими кусками индейки, при виде которых у взрослого человека неизбежно начинается приступ головокружения. Значит, видимо, пора мне, старому гурману, поделиться с хозяевами своим опытом использования сего избыточного материала.
Коктейль "Индейка". К большой индейке добавить галлон вермута и бутыль горькой ангостуры. Взболтать.
…
12. Индейка с виски-соусом. Это рецепт для компании из четырех человек. Раздобудьте галлон виски и дайте ему вызреть в течение нескольких часов. Затем подавайте на стол – каждому гостю по кварте. На другой день следует добавлять индейку – понемногу, непрерывно помешивая и поливая соусом.»
Ad Marginem
Подшофе (второе издание) - Ad Marginem
Эссе Фицджеральда, погружающие в ностальгическую атмосферу Нью-Йорка 1920-1930-х годов, с новым предисловием Алексея Поляринова.
Замечательный художник-график Феликс Данкевич, в свое время поучаствовавший в оформлении бара «Хроники», ищет заказы.
Смело рекомендуем. Петербургская Атлантида в исполнении Феликса всегда с нами на Некрасова, 26.
Смело рекомендуем. Петербургская Атлантида в исполнении Феликса всегда с нами на Некрасова, 26.
В Bashmakov Gallery на Петроградской стороне до 18 февраля работает выставка графики Марка Шагала. В центре экспозиции серия гравюр к «Мертвым душам» Гоголя. Вот, например, работа «Праздник у полицмейстера» — отлично передана атмосфера пятничной вечеринки.
«Опавшие листья» Каурисмяки, судя по всему, не стоит ждать в российском прокате. Но посмотреть уже можно. Рекомендуем и спешим поделиться красотой.
Двухэтажное кафе-стекляшка «Экспресс», работавшее в 60-70-е на углу Невского и Суворовского, на фотографиях Тарасевича выглядит шестидесятническим ленинградским раем. Молодые романтики-литераторы таким его и запомнили:
«Завидев приятеля или целую толпу друзей, их можно было приветствовать сверху, и вообще наблюдать жизнь огромного перекрёстка, переплетения людей, машин и сухожилий проводов с брызгами огней от разбегающихся и разлетающихся во все стороны холодных искр, высекаемых дугами ползущих туда-сюда неторопливых синих троллейбусов. Разве не здорово! На втором этаже "Экспресса" никогда не было случайного люда: всё вокзальное, мешочное и распивочное происходило, как правило, внизу.»
А тем временем внизу:
«Кафе “Экспресс” (еще оно носило неофициальное имя “Стекляшка”), на углу Старо-Невского и Суворовского проспектов, стало знаменито тем, что там была первая сколько-нибудь известная точка наркоторговли, которая возникла в 60-е годы. Позднее наркорынок, угасая в “Стекляшке”, перебрался на участок на Невском — от метро на площади Восстания до улицы Маяковского.»
«Завидев приятеля или целую толпу друзей, их можно было приветствовать сверху, и вообще наблюдать жизнь огромного перекрёстка, переплетения людей, машин и сухожилий проводов с брызгами огней от разбегающихся и разлетающихся во все стороны холодных искр, высекаемых дугами ползущих туда-сюда неторопливых синих троллейбусов. Разве не здорово! На втором этаже "Экспресса" никогда не было случайного люда: всё вокзальное, мешочное и распивочное происходило, как правило, внизу.»
А тем временем внизу:
«Кафе “Экспресс” (еще оно носило неофициальное имя “Стекляшка”), на углу Старо-Невского и Суворовского проспектов, стало знаменито тем, что там была первая сколько-нибудь известная точка наркоторговли, которая возникла в 60-е годы. Позднее наркорынок, угасая в “Стекляшке”, перебрался на участок на Невском — от метро на площади Восстания до улицы Маяковского.»