Наш автор Станислав Минаков не дает пройти мимо важного события. Героический Белгород прислал в Город-герой Ленинград гравюры «Петербурга Достоевского». Общая неделимая наша история. В Музее Достоевского в Петербурге со 2 июля по 4 августа открыта выставка «Станислав Косенков. Из тьмы рождается надежда. Графика разных лет» — совместный проект с Белгородским художественным музеем.

Однажды в Евпатории, в моём детстве, отец забыл в парке на скамейке фотоаппарат «Зенит». Когда прибежали обратно — «Зенита» след простыл. Уж как мама орала, как орала, словами не передать: и дурачина ты простофиля, и безголовый, и беспутный, да как я, провинция безмозглая, с тобой живу-то — ой-ой-ой! — как же раньше, до свадьбы не поняла. — Ну, в общем, мрак.

Прошло время…

Сейчас я, конечно, старше тогдашнего своего отца (умней-то вряд ли). Но теряю, увы, — не по-детски, это точно. И главное — поругать некому. Жена бы ругнула. Да у самой недавно в Москве джип из-под окна свистнули-скоммуниздили. Когда уезжала на переэкзаменовку в универ по юриспруденции. Так что впору приложить по мягку месту ей. [Хотя, слава богу, жива осталась, и ладно: у нас и за меньшую наживу. бывает, «мешок на голову», и...] Ведь что такое пропажа советского «Зенита» в сравнении, к примеру, с потерей айфона? Айфон — элементарно тупая железяка. Которая пойдёт у жулика только на запчасти. Да и «яблочный» владелец — покряхтит-покряхтит, — да и купит-таки в скором времени другой гаджет, ещё и круче к тому же. А исчезновение «Зенита» — реально горе. Реальные годы жизни, проведённые в крохотном туалете с выключенным светом, бережно расставленными по кругу ванночками с закрепителями-проявителями, различными фантастическими для нас: — восхищённых техно-волшебством пацанов, — приспособами (резаки-глянцеватели), фотоувеличителями, приглушёнными красными лампами. Притом что это отнюдь не архаика — сей классический способ печатания и ныне является желанно-приоритетным на мировых экспозициях.
Купить же «Зенит» ценой в одну инженерскую зарплату — дело довольно муторное. Во-первых, надо откладывать тайком от супруги несколько месяцев: «Да кому нужны эти твои бесконечные затраты!» (А их, с учётом сопутствующих принадлежностей, действительно много.) Типа вон Борька-сосед зараз всех сфоткает, — безо всяких твоих юродивых мучений-столпотворений. И карточки подарит! Во-вторых, когда долгожданный аппарат уже очутился в доме: «А почему у меня карточек кот наплакал?!» Типа вон — у Борьки-соседа — весь настенный шкаф в альбомах. Их не понять, этих женщин, наших дорогих-любимых вечно молодых и распрекрасных мамочек. В лёгких пьеркарденовских «а-ля 60-е» платьицах в жёлтый горошек: «Ну, где твои хвалёные портреты “лучше Софии Лорен”?» — кричит она отцу, запершемуся в Макрокосме четырёхметрового угла с унитазом — в плену великого шаманско-магического таинства, в кромешной темноте.

Такой привычный атрибут на кухне как газовая плита появился у нас вместо примусов и керосинок в 1946 году. Война только закончилась, послевоенных проблем выше крыши, включая неурожай 46-47 годов, полстраны в руинах, разгул бандитизма, сироты, оставшиеся без родителей, армия инвалидов, а страна строит первый в своей истории газопровод Саратов — Москва. Чтобы понять, какой ущерб стране как в людских потерях, так и материальный был нанесён немецко-фашистскими захватчиками и её европейскими прислужниками, обратимся к сухим цифрам.

Было разрушено полностью и частично 1 710 городов, более 70 тысяч сёл. 31 тысяча 850 промышленных предприятий. Почти вся инфраструктура, железные дороги, железнодорожные станции, мосты, путепроводы… И самое страшное, 27 миллионов — людские потери. В разрушенные освобождённые города и сёла, которые нужно было восстанавливать, возвращались в лучшем случае инвалиды, единицы от тех, кто колонами и эшелонами ушёл на фронт. Нужно было строить заново дома, восстанавливать взорванные и разрушенные бомбёжками предприятия, больницы, школы, детские дома. Трудно представить себе, в каких условиях правительством, советской властью, было принято решение о строительстве первого в СССР газопровода. И как тут не вспомнить теперь уже не только литературное, но и историческое михалковское «А у нас в квартире газ!», рождённое и написанное тогда же в послевоенном голодном 1947 году.

Неудивительно, что пройдёт всего 14 лет, и весь мир услышит другую фразу, ставшую сразу знаменитой во всех уголках нашей планеты: «Поехали!» Юрия Гагарина. Но вернёмся к более скромным, но не менее важным для нас кухонным делам. Можно не сомневаться, что к этому времени на кухне в московской квартире детского поэта и писателя Михалкова уже стояла газовая плита.