На асфальте уже не лёд, а лужи: дворники разбрасывают содержимое лопат и благодаря им и марту тает кристаллическая грязь. У меня в голове тоже началась какая-то окрыляющая оттепель, и это чувство, ну вы знаете, когда тоска, обида и раздражение ненадолго отступают, и вдалеке показывается что-то томящее и неизвестное.

Впитавший немного ощущения нечаянной радости, мой взгляд упал на усатого мужичка в сером пуховике. Мужичок торговал какими-то штуковинами: лоток-чемодан на единственном островке посреди огромной лужи. Торговал он блокнотами, которые сам же и сделал. За десять рублей можно было приобрести крошечную книжку с собакой (ротвейлер), кошкой, ироничным советским агитплакатом или персонажем из аниме, были также и блокноты без рисунка, размером со спичечный коробок — красные и синие. Несмотря на разнообразие, ассортимент никого не интересовал, поэтому я испытал к этим блокнотам нестерпимую жалость, ещё и многократно усиленную тем самым чувством и осознанием жалости.

Я рассматривал блокноты, глядел на все их убожество — склеены они были кое-как — и выбрал наконец самый неприглядный, с собакой породы ротвейлер.

— Сколько? (Мне хотелось скорее приютить эту идиотскую, некрасивую и бесполезную вещь)

— Десять, как и все остальные.

— Со ста сдачу найдёте?

— Откуда, покупателей-то нет. Вы можете вон до киоска Союзпечать дойти, там разменяют. Вон он, на той стороне.

Я пообещал мужичку вернуться, как только разменяю, но не вернулся — благодетельный порыв уже угас, хотя жалость осталась.

Есть такой особенный жанр фэйсбучной словесности, в рамках которого человек необычный и творческий описывает свой опыт контакта с «обычным человеком» в магазине «Пятёрочка», куда имел неосторожность заглянуть. Так на основе увиденных покупок, совершенных «обычными людьми», человек необычный делает предположения с обобщениями об интеллектуальном развитии и финансовом положении обычных людей из хрущевок.

По распространенности этот жанр конкурирует с запротоколированными разговорами с Таксистом (кажется, что это вообще один человек, имеющий извращённую потребность возить непростых людей и высказывать им своё мировоззрение) и Мамочкой из родительского чата.

Так вот, доказывать что-либо любителям обобщений не хочется, но вам я расскажу один занятный факт.

Мой отец, который вполне подходит под описание простого человека, регулярно покупает в супермаркете ряженку или кефир. Может сложиться впечатление, что он, человек весьма крупный, старается сбросить вес и ведет поэтому здоровый образ жизни.

Но на самом деле ряженка важна ему не своей пользой и даже, может, не вкусом. Он покупает ее, чтобы использовать удобную упаковку с закручивающейся крышкой как тару для сигаретных бычков.

Как и во всяком уважающем себя московском районе, у нас есть свой собственный юродивый. С ним я познакомился лет пять назад, у кассы, в универсаме. Грязноватая ветровка; пухлая нижняя губа, как будто от удивления обладателя отвисшая; белесые рыбьи глаза, чистые, без какого-либо выражения. Тогда он выгреб из карманов всю мелочь и пытался расплатиться за семечки

– Я вам девятнадцать рублей монетами, а двадцать рублей с карточки, ладно?
– Нет, я так не могу пробить
– Ну что вам стоит, какая разница?

И так далее.

К слову, даже имеющимися тридцатью девятью рублями он не смог бы расплатиться, стоили они сорок пять.

Позже я видел его ругающимся с водителем автобуса, споткнувшимся и рухнувшим в весеннюю грязь, стреляющим сигареты, удивлённо наблюдающим за проплывающими в небе облаками. А не так давно он устроился на работу: раздавать газету «Москва Вечерняя» у входа в метро. Юродивый этот стоял, мешал своими газетами как входящим, так и выходящим, мычал что-то, и в мычании должен был угадываться призыв разбирать свежую прессу. Но проработал он недолго, на следующее утро я, заходя в метро, увидел его лежащим на полу – то ли припадок, то ли побили его, приставучего. А над ним двое полицейских.

Я все думаю о том, что такое и как получается русское чувство. Не из научного интереса, а из практических соображений — сейчас мне это чувство нужно для существования.

Даша говорит, что русское чувство — сознательное введение себя в состояние некой мистической глупости, и помогает этому аскеза и перманентное алкогольное опьянение.

И отчасти она права, только как обычно подобрала неправильное слово.

Если поменять слово глупость на незнание, все встаёт на место. Это добровольное незнание абсолютно прекрасно, и оно в самом деле является одной из основных составляющих русского чувства:

Ты отказываешься от рационального познания мира, соглашаешься с наличием божественной воли, не пытаешься самостоятельно трактовать Писание, но обращаешься к наставнику. И это абсолютно женское мировосприятие, то есть отличный от рационального способ познания (см. Симону де Бовуар), то есть обращение к Богородице.

Человек же, который объясняет тебе мир, точнее объясняет, что не нужно его познавать головой, и при этом сообщает тебе о законах и заповедях, это духовный но земной отец, отражение небесного.

Чувство незнания не может быть воспитано во взрослом состоянии, с ним нужно родиться и вырасти.

Но пытаются, конечно. Те же самые Сорок Сороков и прочие хоругвеносцы, но в этом своём желании незнания они неискренни, потому что объясняют его рационально. А остальные желающие испытать русскость стирают имеющиеся знания алкоголем и усиливают это мистическое состояние голодом и прочими лишениями.

Получается, не смогу я почувствовать себя по-русски, и от этого страдаю.

Во время остановки в Александрове случился скандал, и непонятно было даже, где искать его начало: он происходил одновременно во всех концах вагона и даже снаружи его.

Где-то возле туалета

— Вы охренели, я спала вообще-то
— Ну и что, мне же надо зайти, вещи положить там.
— Чо, потише нельзя?
— Хотите потише, наушники вставьте

Одновременно с этим у каюты проводника дама громко, многозначительно и чуть мечтательно разговаривала по телефону с ухажером:


— Зачем вообще тратить время на человека, к которому у тебя нет чувств?.. Хотя я общаюсь со всеми, с кем хочу... Мне часто говорят, что я говорю много лишнего, понимаешь? Я устала от этого. Но для кого-то это очень важно! Нет такого чтобы я зацикливалась на этом.

Бабка в роскошных восточных туфлях кричит вникуда:

— Совсем ума нет, второй час ночи

Другая ей вторит, уже обращаясь к даме

— Никому не интересны ваши проблемы, тут люди спят

Любительница сболтнуть лишнего парировала:

— У меня нет проблем! Тут все громко ходят, а я вообще-то не кричу

Не имея сил слушать ругань внутри вагона, я попытался спастись от скандала на улице.

Но тут к поезду подошла местная юродивая, стала клянчить у курящих деньги, разговаривала вслух с собой, рассказывала как заработала на все, что на ней надето, говорила, что отсидела за что-то. А когда проводники попытались прогнать ее, начала курлыкать, причитать и бить ногами по тому, до чего смогла дотянуться.

А потом поезд тронулся, в вагоне погасили свет, и все затихли.

Сегодня я окончательно стал персонажем из плохого русского романа: приехал эдаким разночинцем в глушь деревенскую, против своей воли стал участником мировоззренческого скандала, в сразу после ужина был вынужден пешком покинуть чужое поместье, так как гордость не позволяла злоупотреблять гостеприимством непонятных мне людей.

Обязательно расскажу обо всем подробнее, вот только отдохну, ведь ради этого сомнительного удовольствия я за сутки проехал по маршруту Москва-Иваново-Кинешма-поместье-Кинешма-Иваново-Москва, причем часть пути прошёл пешком, часть преодолел автостопом и маршрутками, да так успешно, что догнал в Иваново поезд, уехавший из-под самого носа в Кинешме.

Надеюсь, по возвращении в Москву я не слягу с какой-нибудь лихорадкой, чтобы в русском стиле же и умереть — ноги-то мокрые совсем, и весь день не высыхали.

Совершать моральное падение в одиночку страшно и не очень интересно. Едва же появляются соучастники по злодеянию, возникает даже что-то вроде соревнования: кто гаже себя поведёт.

Вот к примеру:

Несколько лет назад, когда я снимал комнату в квартире на севере Москвы, все время что-то в этой квартире ремонтировал — то унитаз подтекающий, то кран, то у шкафа дверцу. И никаких инструментов, естественно, в этой квартире не водилось, нужно было каждый раз идти на строительный рынок. Самого обычного молотка даже не было.

И вот иду я, погруженный в мысли о ремонте и всяких крае-буксах, по проспекту. Разминулся с пожилой женщиной, державшей за руку внука, разминулся с молодым человеком, державшим огромную бутылку с газировкой.

Газировку последний купил, видимо, только что, и деньги, скомканные, он положил в задний карман джинс.
Почему я так хорошо это знаю — потому что оглянувшись на него я заметил, что деньги из заднего кармана выпали и лежали уже несколькими комками на тротуаре.

Старуха с внуком тоже как-то это заметила и остановилась молча. Остановился и я. И когда молодой человек с покупкой скрылся в переулке, мы со старухой одновременно, каждый со своей стороны, побежали к оброненным деньгам, старуха от возбуждения даже внука держать за руку перестала и бросила его стоять одного, ничего не понимающего.

Бабка собрала те комки, что были ближе к ней, и даже попыталась покуситься на мои (да, уже мои, ни о каком возврате денег владельцу речь не шла), но я оказался проворнее. Она вернулась к внуку, а я пошёл к рынку, и никакой морали.

Вспоминаю сейчас людей, которых видел за последнюю неделю. Всякие были и разные, но выстраиваются в какую-то логическую шеренгу, как будто их что-то связывает.

Видел двух полицейских в полном военном облачении и даже в касках, с автоматами. Один стерёг подъезд, направив дуло в чёрный проём, другой сидел на скамейке и смотрел видео с телефона.

Видел разноцветных детей, игравших во что-то в десяти шагах от полицейских.

Видел бородатого деда в книжной лавке, который пытался вернуть купленную за пятьдесят рублей книгу — какой-то страницы в ней не хватало.

Видел новых жильцов в окне дома напротив (к девушке, занимающейся йогой подселился молодой человек с искривлённым позвоночником) и в окне моего дома (там-то каждый месяц новые жильцы, разные рабочие).

Видел женщин, которые держали своих детей на весу, пока те (дети) справляли нужду.

Видел мужчину, счищавшего ржавчину со своей моторной лодки.

Видел подростка с очень маленьким лицом, но огромными ресницами и глазами. В натянутой на эти свои глаза шапке и нелепой замызганной куртке он стоял возле дверей вагона метро — держал в одной руке бутылку лимонада Буратино и рюкзак с оторванной лямкой — в другой.

Надеюсь, меня тоже кто-нибудь увидел, и что-то такое про меня у себя в голове отметил. А нет, так ничего.

«Ну вот и пришло время получать по лицу», —подумалось мне.

Представьте себе: Псков, вокзал, я с крашеными волосами и в узкачах, курю и разбрасываю вокруг себя хлебные крошки, а голуби, не меньше дюжины, соответственно, эти крошки пожирают.

Также представьте: Псков, отслужившие псковские десантники в тренкостюмах, признаки алкогольного опьянения на лицах, слишком резкие движения тел всего в трёх шагах от меня.

— Рыжий, бля, настроение кого-нибудь отмудохать. Хочешь, я ему въебу?

Это один десантник другому.

И въебал, только не мне, а пасущемуся в ногах голубю, о котором и шла речь.

В общем, я целый и невредимый возвращаюсь домой, где по горячим следам напишу обо всем увиденном, услышанном и подсмотренном.

А вот помните, я в Иваново ездил и обещал все рассказать, если с лихорадкой не слягу? Держу слово.

Вот рассказ о моем путешествии в Ивановскую область и знакомстве с игуменом-расстригой Евмением, что от православной веры отошёл и теперь искаженный буддизм ученикам проповедует.


https://batenka.ru/unity/sect/evmeny/

Лет пять назад довелось мне работать администратором хостела — сутки через сутки, но некоторые мои коллеги (а хостел был не один, целая сеть) не сменялись целыми месяцами, чтобы заработать побольше. В общем-то, из хостела в самом деле можно было не выходить, сиди себе и сиди: интернет/душ/кухня с чаем-кофе/кушетка, все было. Звучит безоблачно, но дешевизна комнат и близость хостелов к центру привлекали разного рода оригинальных и эмоционально нестабильных личностей.

Часть их отсеивалась сразу. Алкогольное опьянение, рваная одежда, левые документы — если у гостя обнаруживалось что-то из этого списка, его сразу отказывались заселять. Но многие прятали свою оригинальность и раскрывали её только после двух или трёх проведённых в хостеле дней. Таких господ и дам я и мои коллеги вносили в специальный список, чёрный список, и после уже отказывались заселять. Об этом чёрном списке я вспомнил совсем недавно — и вот тебе на, у меня остался к нему доступ.



На этом я умолкаю и предлагаю вам самим познакомиться с представителями этого бестиария, со спутниками моих хостельных дней и ночей и с их провинностями. Орфографию и пунктуацию я не менял, все взято из секретного чёрного списка как есть.

http://telegra.ph/moj-bestiarij-04-25

Обычно как — открываешь почтовый ящик, а там куча макулатуры: счета, счета, брошюры о похоронах, реклама пластиковых окон и эконом-парикмахерских, счета. В общем, сминаешь и выкидываешь все скопом в стоящую у ящиков специальную картонную коробку для бесполезного.

Но в этот раз на глаза мне попалась газета «Вестник здоровья», и я донёс ее до дома, где внимательно прочитал каждую страницу.

Вся она целиком состоит из рекламы, но реклама эта, как сейчас говорится, сплошь наивно нативная: каждая страница посвящена отдельному препарату, и к каждому препарату прилагаются истории людей, решивших этот препарат употребить. (Незаслуженно) забытый жанр, надо сказать.

Вот эти-то истории я вам и покажу. Тут все: пережившие концлагеря и победившие артрит бабушки, отслужившие в Афгане мужики с простатитом, жертвы Чернобыля (кстати, сегодня годовщина) с язвой, сталинские дети с недержанием и много ещё персонажей, придуманных таким же как и я писакой.


http://telegra.ph/svodki-s-frontov-zdorovya-04-26

Сегодня Walpurgisnacht — готовьтесь ночью ко всякой жути. А я вам пока расскажу свою — о том как ехал из Москвы в Псков к могиле одного известного старца, ехал через кладбища и людей, самого старца не получил, но получил кое-что другое.


http://dystopia.me/put-k-startsu/

Есть такая штука в христианстве — девять даров Святого Духа (первое послание к Коринфянам). Среди них дар пророчества, дар исцеления, дар различения духов и дар всяких языков. И кажется, что дар языков есть и у меня.

Естественно, я говорю не о своём средненьком английском, корявом словенском или зачаточном немецком языках. Если бы дело было в них, я бы и писать всего этого не стал. Я же говорю о других — о языках социальных групп.

Вот, например, уже около пяти лет я владею языком стариков. Началось все, кажется, в Любляне, где проходил один семинар — из сотни участников мне удалось найти общий язык только с теми, кому больше сорока. Так моими спутниками (и, признаюсь, собутыльниками) стали сорокапятилетняя дама из Румынии, пятидесятилетняя дама из Болгарии и восьмидесятилетний джентльмен из Великобритании. Я не просто мог разговаривать с ними, но овладел их образом мысли. С тех пор радуюсь каждой возможности перемолвиться хоть словечком с любым встречным стариком.

Или кассирши. С кассиршами в супермаркетах было совсем по-другому. Их язык мне пришлось выучить, когда труд из подростковой блажи стал необходимостью, и денег все время не хватало. Так — через громкое подшучивание над своими жалкими покупками и через самоиронию вообще я стал для них своим. Непосвящённый же не услышит в нашем общении ничего кроме сладкого флирта.

Ну и последний, самый важный язык, которым я овладел совсем недавно — язык наглых хабалок.
И язык этот важен городскому жителю так же как острый клинок — воину.

Хабалки всюду — в универсаме, в банке, в автобусе, и только зная этот язык, можно нейтрализовать их, и тем помогать своим «немым» ближним.

Вот, к примеру, такая история.
Даше должен был денег отец одного из учеников. Должен был уже несколько дней: читал сообщения, но деньги все не переводил. Видимо, понимал он только язык скандала, так что мне пришлось использовать это опасное оружие и побыть в роли рыцаря-коллектора.

О подробностях я умолчу, главное, что деньги он вернул через пять минут после нашего с ним разговора. Да и ещё бы не вернул, ведь в противном случае он навеки бы остался «ненастоящим мужчиной».

У Тамары голубые глаза, которые достались ей от отца. Отец умер, когда ей было лет двадцать, и ей, девушке, пришлось вернуться из Пскова на остров Залита — помогать матери.

У Тамары выкрашенный синей краской дом, который достался ей от свекрови. Через год после возвращения на остров она вышла замуж, похоронила мать, продала старый родительский дом и поселилась с новой семьёй.

У Тамары двое детей. Один устроился на хорошую работу в городе, другой — алкоголик и инвалид детства — живет с ней на острове. Когда он пьяный, в дом она его не пускает.

У Тамары на участке гостевой домик с наглыми пауками размером со среднюю клубнику. Дом она сдаёт таким как я пришельцам, ищущим ночлега на острове.

У Тамары сильное ожирение, астма, больные ноги и выбитые передние зубы. Восемь тысяч пенсионных рублей она тратит на лекарства.

У Тамары цветастый халат, отросшие из-под бордовой краски на длину ладони корни волос, но чистый и красивый голос.

Я ночевал у неё, но ушёл не попрощавшись.

Когда на улице становится достаточно темно, соседи из квартир напротив зажигают свет, и я могу наблюдать за их жизнями со своего балкона. Для этого даже не нужен бинокль или подзорная труба — в съемной квартире на этаж ниже вот уже год или полтора как нет штор, и каждый раз, как я иду курить, я словно снимаю с паузы бесконечно длящийся сериал.

Сначала в той квартире жили девушки, все свободное время проводившие в постели с телефоном, под включённый телевизор. Жили, а через три месяца съехали, освободив всю квартиру для одного молодого человека. Его я видел не иначе как за письменным столом — что-то читал, кажется, готовился к поступлению в институт. Не поступил и съехал.

А на его место приехали молодые, кажется, выходцы из Таджикистана — двое нежных молодых людей и девушка. Нежность молодых людей проявлялась в их сверхъестественной заботе друг о друге: несколько вечеров подряд я наблюдал, как юноши по очереди массировали друг другу уставшие спины.

А вчера произошло странное и пугающе: одного из таджикских мальчиков то ли ужалила пчела, то ли клещ укусил, то ли ещё какая напасть случилась — вокруг него носились все обитатели квартиры, что-то тянули пинцетом, прикладывали компрессы и даже делали уколы.

Скоро стемнеет, и я узнаю, чем все кончилось. Волнуюсь.

Меня не так-то легко обмануть: я стараюсь внимательно читать подписываемые бумаги, не покупаю себе мелодию вместо гудка, понимаю разницу между оливковым маслом и оливкосодержащим подсолнечным. Но если мой собеседник рассказывает выдуманную историю, врет без выгоды себе и с упоением, я, естественно, верю.

Так, например, я горячо поверил своему другу, которому пришло в голову торжественно рассказать мне «всю правду о своём незаконнорождённом сыне».

Так же я поверил и господину, с которым мне довелось разговаривать не так давно. Господин этот придумал короля русского шансона, и сделал это на самом деле, по-настоящему, но его всамделишная придумка целиком состоит из лжи или мифов, если угодно.

Слепленный моим мужчиной из Аркадия Звездина Аркадий Северный никогда не существовал, никогда не сидел в тюрьме, вовсе даже не северный, и даже не еврей.

Казалось бы, в это месиво мифов вставить ещё больше неправды невозможно. Но!

Пока господин Фукс (а он и был моим собеседником) рассказывал о придуманных им мифах, то как бы невзначай упомянул о своей встрече с другим королем, королем рок-н-ролла. По словам Фукса выходило, что в советской юности он отправил Элвису письмо, в котором сообщил о безумной своей любви к нему.

В ответ король прислал медаль, которую Фукс и поспешил продемонстрировать. На этом история не кончилась: Элвис позвал Фукса в Штаты, да-да, сам, прислал денег в долларах, о чем Фукс и сообщил в ОВИР.

Фукса выпустили в штаты! Элвис принял его в своём особняке вместе с другими поклонниками! И подарил Фуксу часы! А через месяц умер!

Я не знаю, зачем Фукс врал мне (не только мне, эту историю он рассказывает всем журналистам). Единственная выгода от такой лжи — лишняя порция внимания. Но что удивительно, я верил ему, верил, пока он рассказывал мне всю эту чушь и поил дешевым кофе из грязной кружки в похожей на помойку квартире.

И сейчас хотел бы верить, но уже никак.

Поднял с земли фотографию друзей. Друзья хорошо проводят время, ждут пиццу и пьют безалкогольные напитки. Сейчас, может быть, уже друзьями не являются. Но какой смысл гадать, просто оставил фото себе.

Где-то там доиграли в футбол последние молодые люди, кто-то даже выиграл, но большинство все-таки проиграли.

Одного из проигравших зовут Алекс, и мы познакомились с ним во дворе книжного магазина.

Алекс был одет в задрипанный пиджак, а на носу его, Алекса, были крошечные подзатемненные очки. Каждые три минуты он звонил кому-то, уточнял «счёт», но спешил бросить трубку, дескать «телефон садится». Но кажется, его разговоры так быстро заканчивались, потому что на телефоне Алекса не было денег.

События развивались стремительно: Алекс выпил моего вина, представился Алексом, оказался Алексом Керви, рассказал о футбольных ставках, поругался на русскую действительность, выпил ещё моего вина, и скрылся, взяв с меня обещание опубликовать его книгу.

Я прочитал ее.

Она о том, как Алекс Керви пьёт, делает ставки, проигрывает, ругается на действительность, еще раз пьёт, и ищет еврейского мальчика, который опубликовал бы его книгу, чтобы Алекс Керви мог и дальше пить и делать ставки и проигрывать.

И если бы в книге было что-то ещё кроме описанного, наверное я потратил бы последние деньги, чтобы опубликовать ее.

«Там восхитительная концовка, дочитайте до конца, и все поймёте!», раз за разом повторял Керви, мучая меня краткими телефонными звонками.

В конце книги Керви выиграл, его ставки сыграли. Но это книга, а в жизни он проиграл, и книгу его я публиковать не стану, хоть я и являюсь еврейским мальчиком.

Мама тогда была библиотекарем в коррекционной школе-интернате, и иногда, как самая молодая на фоне шестидесятилетних учительш, помогала организовывать детские праздники: делала презентации, монтировала видеоролики, придумывала сценарии.

В тот раз ее попросили помочь с выпускным, и мы с ней пошли в темный и прокуренный подвальный компьютерный клуб — скачивать на болванку подходящие песни и видеоклипы.

Шум стоял ужасный — десятки жёлтых пальцев одновременно били по клавиатуре, управляя вооруженными персонажами компьютерной игры, а сами владельцы пальцев издавали то победные, то разочарованные крики.

— Молодой человек, поможете нам? Я хочу найти клип, помните, там Шевчук и ещё кто-то ходили по парку и ногами жёлтые листья переворачивал? «Последняя осень», кажется, или просто «осень». Вот, да, он, как нам его загрузить?

Волосатый парень из-за соседнего компьютера показал, поставил на закачку, а заодно посоветовал маме песню, под которую на выпускной дискотеке сиротам с задержкой развития будет танцеваться особенно хорошо.

Чтобы понять, насколько зайдёт песня «ее детям», мама включила ее и спросила моего детского мнения.

Но я застеснялся его высказывать: все-таки вокруг такие крутые ребята сидят, неловко перед ними быть восторженным. Я пожал плечами, самой маме песня не понравилась, поэтому на дискотеке выпускников коррекционного интерната так и не зазвучала «Ели мясо мужики» известного всем коллектива.