🚩Товарищ
Московское
Правительство!
Как человек,
рождённый на Маяковке,
в день рождения поэта Маяковского
информирую тебя:
площадь Маяковского украдена
с карты любимой мной Москвы!
Пришло время
обнаружить пропажу и триумфально вернуть ее на место.
«Встретимся в Москве, на площади Маяковского!» - красиво звучит, верно же?
И ещё!
Когда приходит вечернее время, хороший памятник поэту работы Кибальникова исчезает из виду и сливается с темнотой, потому что на него не направлено ни одной лампочки!
Остаётся один «Пекин»… Проверял.
Недавно дошло до того,
что сам Пушкин приходил с соседней площади, качал бронзовой головой и
держал свечку.
Владимир Владимирович должен быть виден в любое время суток и при любой погоде!
Об этом он написал своё лучшее стихотворение «Послушайте!»
С уважением,
ВМ
P.S. Граждане!
Москвичи и гости столицы! Поддержите этот патриотический порыв!
Нажмите категорическое «НРАВИТСЯ»!
Московское
Правительство!
Как человек,
рождённый на Маяковке,
в день рождения поэта Маяковского
информирую тебя:
площадь Маяковского украдена
с карты любимой мной Москвы!
Пришло время
обнаружить пропажу и триумфально вернуть ее на место.
«Встретимся в Москве, на площади Маяковского!» - красиво звучит, верно же?
И ещё!
Когда приходит вечернее время, хороший памятник поэту работы Кибальникова исчезает из виду и сливается с темнотой, потому что на него не направлено ни одной лампочки!
Остаётся один «Пекин»… Проверял.
Недавно дошло до того,
что сам Пушкин приходил с соседней площади, качал бронзовой головой и
держал свечку.
Владимир Владимирович должен быть виден в любое время суток и при любой погоде!
Об этом он написал своё лучшее стихотворение «Послушайте!»
С уважением,
ВМ
P.S. Граждане!
Москвичи и гости столицы! Поддержите этот патриотический порыв!
Нажмите категорическое «НРАВИТСЯ»!
Пошли, Господь, пчелу
К печальному челу,
Чтобы укус (не знаю почему)
Обрадовал носившего печали.
Когда я пел, мне птицы отвечали,
Когда молчал,
Сосед включал пилу.
Жалея жалить,
да лежать в обнимку.
С перекрестивших клювы
брать пример.
И если ты вода,
я - водомер.
Мы превратимся в утреннюю дымку,
В продольную полоску
на Нерли,
В росу при синих травах Васнецова.
Когда стихами воздух облицован,
Клин клином вышивают журавли,
Где облака -
солдатские тулупы
Земле напоминают о зиме.
Иисус с ученикам на холме,
Вокруг Андрея съемочная группа.
Две этих «ю» выстраивать в «люблю»,
Как ключевой касаться вдруг ключами,
Цветов собрать у полустанка маме.
Без пристани тревожно кораблю,
Но пусть его одежду волны лижут,
Пусть сеет дождь
Есенина Ока,
Вся наша жизнь - любовь издалека,
Ты только сядь,
пожалуйста, поближе.
Фото: А. Огнивцев
К печальному челу,
Чтобы укус (не знаю почему)
Обрадовал носившего печали.
Когда я пел, мне птицы отвечали,
Когда молчал,
Сосед включал пилу.
Жалея жалить,
да лежать в обнимку.
С перекрестивших клювы
брать пример.
И если ты вода,
я - водомер.
Мы превратимся в утреннюю дымку,
В продольную полоску
на Нерли,
В росу при синих травах Васнецова.
Когда стихами воздух облицован,
Клин клином вышивают журавли,
Где облака -
солдатские тулупы
Земле напоминают о зиме.
Иисус с ученикам на холме,
Вокруг Андрея съемочная группа.
Две этих «ю» выстраивать в «люблю»,
Как ключевой касаться вдруг ключами,
Цветов собрать у полустанка маме.
Без пристани тревожно кораблю,
Но пусть его одежду волны лижут,
Пусть сеет дождь
Есенина Ока,
Вся наша жизнь - любовь издалека,
Ты только сядь,
пожалуйста, поближе.
Фото: А. Огнивцев
Неужто вновь
несчастье
помогло?
Ушла во мглу последняя колонна.
Наклеивай бумагу
на стекло,
Да бойся, будто Бога,
почтальона.
Как вымолишь
звезду у темноты,
Привычно
приготовишься
к ненастью.
Кто счастлив -
смертен,
Родина,
а ты
бессмертием
наказана по счастью.
И в каждом веке
на пути растёт,
Неприхотливо,
люто и красиво,
То штык-ножом четырнадцатый год,
То сорок первый
колом из осины.
И зверь в тебя
вцепившийся не рад.
Лишь на краю,
тоскуешь
ты по раю,
Царицын превращая
в Сталинград.
И снова
спишь, потом
беды не зная.
21.7.24
Живопись: Константин Васильев
несчастье
помогло?
Ушла во мглу последняя колонна.
Наклеивай бумагу
на стекло,
Да бойся, будто Бога,
почтальона.
Как вымолишь
звезду у темноты,
Привычно
приготовишься
к ненастью.
Кто счастлив -
смертен,
Родина,
а ты
бессмертием
наказана по счастью.
И в каждом веке
на пути растёт,
Неприхотливо,
люто и красиво,
То штык-ножом четырнадцатый год,
То сорок первый
колом из осины.
И зверь в тебя
вцепившийся не рад.
Лишь на краю,
тоскуешь
ты по раю,
Царицын превращая
в Сталинград.
И снова
спишь, потом
беды не зная.
21.7.24
Живопись: Константин Васильев
КИНОИСКУССТВО
По простыне, на которой сегодня мы спали
Бежит паровоз...
Люди в зале
Вскрикивают, поднимаются в страхе с мест.
Им кажется - паровоз их раздавит,
Дым им глаза раз'ест.
А мы с тобой в рубке.
Твои губы под стать красной юбке.
А в распахнутых настежь глазах
Сладкий ужас и страх.
Мари,
Когда-то были волшебные фонари,
А теперь, посмотри
Сквозь квадратную
прорезь в мир
И замри!
Гигантской цикадой стрекочет
Горячая пленка.
Как будто хочет
Порваться, где тонко...
Она извивается черным кольцом,
Чтобы стало начало концом,
Чтобы вновь паровоз приближался к перрону,
Когда я трону
Своей ладонью твои ресницы,
Чтобы к душе прикоснуться,
Ведь кино - это, если проснуться,
И понять, что тебе еще снится…
Кино - это когда с полотен Рембрандта
Женщины делают шаг обратно
К мужчинам, ждущим их в новом веке,
Когда реальность становиться неким
Продолжением киносеанса
И такие нюансы,
Как тень от вспорхнувшей птицы
На лице,
Или звук ресницы,
Упавшей в конце
Свиданья,
На подоконник железный
Приводит в движение все мироздание,
И наш паровоз над бездной,
Зависает.
А от падения вдруг спасает,
Вошедших в раж,
Внутри кадра монтаж...
Мне жаль.
Мне так жаль, Мари,
Что Москва и Париж
Проиграли войну Голливуду,
Что кино превратилось в приправу к блюду
Под названьем уикенд...
Что на экране все чаще не потолок, а паркет,
Отражающий то, что под юбкой,
Что из рук девочки хрупкой
Вместо бабочки
Выползла гусеница.
Что искусство кино,
Как красивая первокурсница
Которая не пошла на второй курс,
А узнала вкус
Ресторанов с шансоном-гарсоном,
И когда фальшивым мильоном
Прельстилась,
С собою прежней простилась.
Теперь покорно
Она верещагинские черепа попкорна
Засыпает в натренированный рот
И глядит на экран,
Где кино уходит, а не идет.
Но мы другие, Мари,
Ты ведь знаешь, что мы другие!
Тебе девятнадцать,
А я вернулся живым с войны
Над головами у нас паруса тугие,
В карманах билеты на первый сеанс весны!
Солнце свои лучи достает из ножен,
Метит ими экран через наше окно.
Это фильм о любви, о нас, и о том, что можно
Поселиться как в доме, внутри своего кино.
2010
По простыне, на которой сегодня мы спали
Бежит паровоз...
Люди в зале
Вскрикивают, поднимаются в страхе с мест.
Им кажется - паровоз их раздавит,
Дым им глаза раз'ест.
А мы с тобой в рубке.
Твои губы под стать красной юбке.
А в распахнутых настежь глазах
Сладкий ужас и страх.
Мари,
Когда-то были волшебные фонари,
А теперь, посмотри
Сквозь квадратную
прорезь в мир
И замри!
Гигантской цикадой стрекочет
Горячая пленка.
Как будто хочет
Порваться, где тонко...
Она извивается черным кольцом,
Чтобы стало начало концом,
Чтобы вновь паровоз приближался к перрону,
Когда я трону
Своей ладонью твои ресницы,
Чтобы к душе прикоснуться,
Ведь кино - это, если проснуться,
И понять, что тебе еще снится…
Кино - это когда с полотен Рембрандта
Женщины делают шаг обратно
К мужчинам, ждущим их в новом веке,
Когда реальность становиться неким
Продолжением киносеанса
И такие нюансы,
Как тень от вспорхнувшей птицы
На лице,
Или звук ресницы,
Упавшей в конце
Свиданья,
На подоконник железный
Приводит в движение все мироздание,
И наш паровоз над бездной,
Зависает.
А от падения вдруг спасает,
Вошедших в раж,
Внутри кадра монтаж...
Мне жаль.
Мне так жаль, Мари,
Что Москва и Париж
Проиграли войну Голливуду,
Что кино превратилось в приправу к блюду
Под названьем уикенд...
Что на экране все чаще не потолок, а паркет,
Отражающий то, что под юбкой,
Что из рук девочки хрупкой
Вместо бабочки
Выползла гусеница.
Что искусство кино,
Как красивая первокурсница
Которая не пошла на второй курс,
А узнала вкус
Ресторанов с шансоном-гарсоном,
И когда фальшивым мильоном
Прельстилась,
С собою прежней простилась.
Теперь покорно
Она верещагинские черепа попкорна
Засыпает в натренированный рот
И глядит на экран,
Где кино уходит, а не идет.
Но мы другие, Мари,
Ты ведь знаешь, что мы другие!
Тебе девятнадцать,
А я вернулся живым с войны
Над головами у нас паруса тугие,
В карманах билеты на первый сеанс весны!
Солнце свои лучи достает из ножен,
Метит ими экран через наше окно.
Это фильм о любви, о нас, и о том, что можно
Поселиться как в доме, внутри своего кино.
2010
МОЗАИКА
Русское поле - туринская плащаница,
А посредине - косые дожди стеной.
Голова моя машет ушами, как крыльями птица.*
Я хочу быть понят своей страной.*
Фонарики из айфоном сойдут за свечи нам…
Кто же так долго
прощается с рабством свободы?
Дорогая я вышел из дома сегодня вечером,*
Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода.*
Если закон любви не внесён в устав,
Все остальные правила так ничтожны!
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав,*
Чтоб невозможное было
возможно.*
Помни, перед грозою бывает душно,
Стой на своём!
Нет земли за твоей рекой!
Хвалу и клевету приемли равнодушно,*
Как будто в бурях есть покой.*
*Есенин, Маяковский, Бродский, Высоцкий, Мандельштам, Блок,
Пушкин, Лермонтов.
Русское поле - туринская плащаница,
А посредине - косые дожди стеной.
Голова моя машет ушами, как крыльями птица.*
Я хочу быть понят своей страной.*
Фонарики из айфоном сойдут за свечи нам…
Кто же так долго
прощается с рабством свободы?
Дорогая я вышел из дома сегодня вечером,*
Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода.*
Если закон любви не внесён в устав,
Все остальные правила так ничтожны!
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав,*
Чтоб невозможное было
возможно.*
Помни, перед грозою бывает душно,
Стой на своём!
Нет земли за твоей рекой!
Хвалу и клевету приемли равнодушно,*
Как будто в бурях есть покой.*
*Есенин, Маяковский, Бродский, Высоцкий, Мандельштам, Блок,
Пушкин, Лермонтов.
Я стихи твои детям прочту,
Долгожданный пророк!
Только русскую мне
раскорябай мечту,
Кровоточила чтоб между строк.
Нам оставили шёпот и крик,
Предъявляя финал.
Нам почти что отрезали
русский язык!
Ты пришей,
чтоб глагол обжигал.
Опиши мне по черному
белым своим,
кто мой враг,
кто мой истинный друг!
Я по буквам седым,
по твоим запятым
убегу от обманов и вьюг.
Опиши,
опиши этот тёмный предел
Среди ливней и гроз.
Чтоб не гипсовый
Пушкин с купюры глядел,
А кричал его словом
Христос!
Чтобы детских
и брошенных нас
Уберечь от ножей.
Чтоб Россия,
весь век
не смыкавшая глаз,
Дождалась
невечерних огней.
Долгожданный пророк!
Только русскую мне
раскорябай мечту,
Кровоточила чтоб между строк.
Нам оставили шёпот и крик,
Предъявляя финал.
Нам почти что отрезали
русский язык!
Ты пришей,
чтоб глагол обжигал.
Опиши мне по черному
белым своим,
кто мой враг,
кто мой истинный друг!
Я по буквам седым,
по твоим запятым
убегу от обманов и вьюг.
Опиши,
опиши этот тёмный предел
Среди ливней и гроз.
Чтоб не гипсовый
Пушкин с купюры глядел,
А кричал его словом
Христос!
Чтобы детских
и брошенных нас
Уберечь от ножей.
Чтоб Россия,
весь век
не смыкавшая глаз,
Дождалась
невечерних огней.
25 ИЮЛЯ
Июль - январь наоборот.
Смерть отменяется, однако?
И в том поможет перевод
Бориса Пастернака...
Клинок, верёвка, пистолет...
Пусть смерть уйдёт на повороте.
От-сочини слова, поэт!
Шекспир не против.
Он в лифте едет на восьмой
С врачом из скорой
И повторяет: «Боже мой!
Мы сдвинем горы!
У нас такое впереди!
Мы вколем Pfizer!
С кушетки встань и вон иди,
Мой Гамлет-Лазарь!”
Июль - январь наоборот.
Петух заплачет.
Поэт спелёнутый встаёт,
А как иначе?
Уж сорок лет прошли, как сон,
Но равных не было талантов.
Быть иль не быть - вопрос решён.
Без вариантов.
Июль - январь наоборот.
Смерть отменяется, однако?
И в том поможет перевод
Бориса Пастернака...
Клинок, верёвка, пистолет...
Пусть смерть уйдёт на повороте.
От-сочини слова, поэт!
Шекспир не против.
Он в лифте едет на восьмой
С врачом из скорой
И повторяет: «Боже мой!
Мы сдвинем горы!
У нас такое впереди!
Мы вколем Pfizer!
С кушетки встань и вон иди,
Мой Гамлет-Лазарь!”
Июль - январь наоборот.
Петух заплачет.
Поэт спелёнутый встаёт,
А как иначе?
Уж сорок лет прошли, как сон,
Но равных не было талантов.
Быть иль не быть - вопрос решён.
Без вариантов.
Дождь созревает в яблоках глазных,
И капает душа потом из них,
И доверяет наволочке тайну.
Убийца любит пушкинскую Таню...
На свете нет любимых запасных!
Такая жизнь.
Такими видит Бог
Тебя, меня и наших бед клубок.
Утята наших рук не денег просят,
А золота, которым завтра осень
Подует в бок.
Твой старый дом -
белесый пароход
Ты куришь век.
Любовь идёт в расход.
Сквозь виселицу птицы вдаль сочатся.
Вниз головою ходят домочадцы,
И на груди у всех решёткой йод.
Мы каждый день становимся не те,
Храня в пакетах
волосы детей
И голубые ангельские перья...
А мама просит нить продеть в иглу.
И смерть стоит наказанной в углу,
И к ней часы приходят в подмастерья.
Не стой, лети! У электрички свист,
Как будто в "Чайке" ранен вдруг артист.
А солнце льёт подсолнечное масло.
Мы целовались в детстве не напрасно.
Наш почерк чист.
И капает душа потом из них,
И доверяет наволочке тайну.
Убийца любит пушкинскую Таню...
На свете нет любимых запасных!
Такая жизнь.
Такими видит Бог
Тебя, меня и наших бед клубок.
Утята наших рук не денег просят,
А золота, которым завтра осень
Подует в бок.
Твой старый дом -
белесый пароход
Ты куришь век.
Любовь идёт в расход.
Сквозь виселицу птицы вдаль сочатся.
Вниз головою ходят домочадцы,
И на груди у всех решёткой йод.
Мы каждый день становимся не те,
Храня в пакетах
волосы детей
И голубые ангельские перья...
А мама просит нить продеть в иглу.
И смерть стоит наказанной в углу,
И к ней часы приходят в подмастерья.
Не стой, лети! У электрички свист,
Как будто в "Чайке" ранен вдруг артист.
А солнце льёт подсолнечное масло.
Мы целовались в детстве не напрасно.
Наш почерк чист.
Прогресс исполнен.
Вот вам чек.
Душа в ночи растает.
В кафе «Бродячий человек»
Собака в рифму лает.
Блажен, кто в прошлом
смог успеть
Прочесть стихи в тетради.
Вот шостакович-нейросеть
В блокадном Гений-граде.
Вот нейро-бродско-
пастер-штам.
Вот людвиг ван беткоин.
Цветёт пластмассовый каштан.
Он глаз слепых достоин.
Вот электронный цой поёт
Про пачку вейпов модных.
Он не промажет мимо нот
В движениях холодных.
Звенит искусственная медь.
Отдали небо в стирку.
И с нейросетью нейросеть
Идут венчаться в кирху.
Бездушным гениям плевать,
На то, что дальше будет.
Они идут своё забрать,
И устаревшие, как «ять»
Стоят в сторонке люди.
Они кричат: «Какая жесть!»
Хотя понять бы надо,
Что это страшный суд и есть
Без рая и без ада.
28.7.24
Вот вам чек.
Душа в ночи растает.
В кафе «Бродячий человек»
Собака в рифму лает.
Блажен, кто в прошлом
смог успеть
Прочесть стихи в тетради.
Вот шостакович-нейросеть
В блокадном Гений-граде.
Вот нейро-бродско-
пастер-штам.
Вот людвиг ван беткоин.
Цветёт пластмассовый каштан.
Он глаз слепых достоин.
Вот электронный цой поёт
Про пачку вейпов модных.
Он не промажет мимо нот
В движениях холодных.
Звенит искусственная медь.
Отдали небо в стирку.
И с нейросетью нейросеть
Идут венчаться в кирху.
Бездушным гениям плевать,
На то, что дальше будет.
Они идут своё забрать,
И устаревшие, как «ять»
Стоят в сторонке люди.
Они кричат: «Какая жесть!»
Хотя понять бы надо,
Что это страшный суд и есть
Без рая и без ада.
28.7.24
Среди скошенных трав,
среди бешеных пуль,
Лапать желтое солнце
привык
Долгожитель июль,
Тридцати
однодневный
старик.
Этой жизни земной
ты понравился,
жаркий, зело!
И в ответ
пригласил ее тут же, смущенный, большой,
Заниматься любовью в подсолнухах,
осам назло,
Будто «Тихого дона»
герой
с перебитой
ногой и душой.
Родниковая кровь
и куриного солнца помёт,
Это гром
или русские боги
со злом не в ладах?
Ведь никто не поймёт,
никогда и никто не поймёт,
Что обычно
творится с Россией
в двадцатых годах.
Я бы Родине
раненый бок,
как собака лизал.
Медсестра,
не целуйся с побритым,
а спирт приготовь.
…Ведь хотел про июль,
как закрыл ему
август глаза,
А чернила
опять протекли
про судьбу и любовь.
Мы пойдём к алтарю,
мы оденемся в клейкий самшит,
Будут птицы
над нами нести
златоогненный тюль.
В шрамах Дон,
он зашит, перешит и признаться спешит,
Что женат
на России,
как будто
на солнце июль.
среди бешеных пуль,
Лапать желтое солнце
привык
Долгожитель июль,
Тридцати
однодневный
старик.
Этой жизни земной
ты понравился,
жаркий, зело!
И в ответ
пригласил ее тут же, смущенный, большой,
Заниматься любовью в подсолнухах,
осам назло,
Будто «Тихого дона»
герой
с перебитой
ногой и душой.
Родниковая кровь
и куриного солнца помёт,
Это гром
или русские боги
со злом не в ладах?
Ведь никто не поймёт,
никогда и никто не поймёт,
Что обычно
творится с Россией
в двадцатых годах.
Я бы Родине
раненый бок,
как собака лизал.
Медсестра,
не целуйся с побритым,
а спирт приготовь.
…Ведь хотел про июль,
как закрыл ему
август глаза,
А чернила
опять протекли
про судьбу и любовь.
Мы пойдём к алтарю,
мы оденемся в клейкий самшит,
Будут птицы
над нами нести
златоогненный тюль.
В шрамах Дон,
он зашит, перешит и признаться спешит,
Что женат
на России,
как будто
на солнце июль.
Солнце острило косы,
Выкрутил месяц руль.
Августейшие осы
Отпевают июль.
Заревом звёзд огромных
Освещена трава.
В песнях собак бездомных
Человечьи слова.
И за тех, кто в айфоне
Свой отбывает срок,
Молится на Афоне
Мокрый Илья-пророк.
Пьянствует ночью вишня,
Клёна дрожит рука.
Замуж за ветер вышла
Наша с тобой река.
Помнишь, как у истока,
Медным гремя ведром,
Дождь поступил жестоко —
Дрался всю ночь с костром ?
Космос ведь не пустыня ?
Вдруг он звездой согрет ?
И абажур — святыня,
Как завещал поэт...
Выкрутил месяц руль.
Августейшие осы
Отпевают июль.
Заревом звёзд огромных
Освещена трава.
В песнях собак бездомных
Человечьи слова.
И за тех, кто в айфоне
Свой отбывает срок,
Молится на Афоне
Мокрый Илья-пророк.
Пьянствует ночью вишня,
Клёна дрожит рука.
Замуж за ветер вышла
Наша с тобой река.
Помнишь, как у истока,
Медным гремя ведром,
Дождь поступил жестоко —
Дрался всю ночь с костром ?
Космос ведь не пустыня ?
Вдруг он звездой согрет ?
И абажур — святыня,
Как завещал поэт...
Скрипка, и немножко больно
Два счастливых билета
В далеко-далеко,
Где в цилиндре поэта
Для кота молоко.
Где в раскрытых скрижалях
Нашей жизни весы,
И где Моцарта жалят
Три медовых осы.
Он взлетает от боли,
Он ныряет в закат;
И смычок канифолит,
Как простой музыкант.
И, не чувствуя пульса,
Он стучит каблучком,
Чтобы Пушкин коснулся
Вдруг бумаги смычком.
"Государыня, рыбка..."-
Пишет кровью поэт
Сделай так, чтобы скрипка
Надрывалась сто лет,
Чтоб Наташу в июле
Удивил небосвод!
Сделай так, чтобы пуля
Не попала в живот!
Я хочу этим летом, -
Пишет Пушкин в конце,-
Два счастливых билета
На скрипичный концерт."
Два счастливых билета
В далеко-далеко,
Где в цилиндре поэта
Для кота молоко.
Где в раскрытых скрижалях
Нашей жизни весы,
И где Моцарта жалят
Три медовых осы.
Он взлетает от боли,
Он ныряет в закат;
И смычок канифолит,
Как простой музыкант.
И, не чувствуя пульса,
Он стучит каблучком,
Чтобы Пушкин коснулся
Вдруг бумаги смычком.
"Государыня, рыбка..."-
Пишет кровью поэт
Сделай так, чтобы скрипка
Надрывалась сто лет,
Чтоб Наташу в июле
Удивил небосвод!
Сделай так, чтобы пуля
Не попала в живот!
Я хочу этим летом, -
Пишет Пушкин в конце,-
Два счастливых билета
На скрипичный концерт."
ГЕРОЯМ СЛОВА
Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох.
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.
В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.
И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали,
Но было Слово опять в начале.
Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох.
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.
В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.
И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали,
Но было Слово опять в начале.
Будь человеком,
Спаси-сохрани
Христа!
Не об этом ли,
новгородская
береста?
Не про это ли
в букваре мама
мыла раму?
Жизнь человека -
не пауза на
рекламу.
В августе яблоки преображаются
для стыда,
А к земле по ночам приближаются
звёзд стада.
Выплеснутого
младенца
прячет Сибирь
в полотенце,
Он не вернётся
на родину никогда.
«Будь человеком!
Спаси меня!» -
Молит Бог.
Ветер восточный
колет планету в бок.
И ударяют стальные качели,
Тех, кто глумился над тайной вечерей.
До свидания, МОК.
Беспилотник завис над Господом в Третьяковке.
И у Днепра славяне
скрестили винтовки.
2.8.24
Картина: Владимир Барков
Спаси-сохрани
Христа!
Не об этом ли,
новгородская
береста?
Не про это ли
в букваре мама
мыла раму?
Жизнь человека -
не пауза на
рекламу.
В августе яблоки преображаются
для стыда,
А к земле по ночам приближаются
звёзд стада.
Выплеснутого
младенца
прячет Сибирь
в полотенце,
Он не вернётся
на родину никогда.
«Будь человеком!
Спаси меня!» -
Молит Бог.
Ветер восточный
колет планету в бок.
И ударяют стальные качели,
Тех, кто глумился над тайной вечерей.
До свидания, МОК.
Беспилотник завис над Господом в Третьяковке.
И у Днепра славяне
скрестили винтовки.
2.8.24
Картина: Владимир Барков
🚩С онемевшею азбукой
Несогласные буквы,
Мы у неба за пазухой
Семенами набухли.
В желтом платье из донника,
Обливаясь вином,
Високосным садовником
Жизнь стоит под окном.
Фотографии в сепии.
В рыжем озере ялик.
И теперь мы нелепее
Опадающих яблок.
Все губами, как маками
Прислонялись к живым.
Нас карнизы оплакали
Молоком дождевым.
Ещё зелень дубрав густа,
И обнявшись в ночи,
Мы на празднике августа
Листопадом горчим.
Лодок вёсельных выдача
Прекратилась навек.
И БорисЛеонидыча
Развернулся ковчег.
Только двинулся к трапу я,
Как послышался звук:
Сосны днище царапали
Вечной зеленью рук.
Дом понёсся над кронами,
Мне желая добра,
Будто скрипку огромную
Бог в лесу подобрал...
А над утренним Велижем
Пряный запах костра.
Разогнали стрижей уже
Голубые ветра.
В нас поэзия врезалась,
Как в стекло белый зверь.
Отрицательным резусом
Кровоточит теперь.
И за дачными склепами,
Будто стайка опят
Все стоим мы нелепые,
Своё время лепя.
Высекаем пророчества,
Раздаем бересту,
Присягнув одиночеству
На Успенском посту.
И под песню володину
(Разгадай нас, поди!)
В удивлённую Родину
Мы, как в воду глядим.
Нам бы петь колыбельные
И любить напоказ,
Фонари корабельные
Голосуют за нас!
И луна здесь растущая,
И озера под ней...
Но есть что-то зовущее
Все сильней,
все сильней.
Несогласные буквы,
Мы у неба за пазухой
Семенами набухли.
В желтом платье из донника,
Обливаясь вином,
Високосным садовником
Жизнь стоит под окном.
Фотографии в сепии.
В рыжем озере ялик.
И теперь мы нелепее
Опадающих яблок.
Все губами, как маками
Прислонялись к живым.
Нас карнизы оплакали
Молоком дождевым.
Ещё зелень дубрав густа,
И обнявшись в ночи,
Мы на празднике августа
Листопадом горчим.
Лодок вёсельных выдача
Прекратилась навек.
И БорисЛеонидыча
Развернулся ковчег.
Только двинулся к трапу я,
Как послышался звук:
Сосны днище царапали
Вечной зеленью рук.
Дом понёсся над кронами,
Мне желая добра,
Будто скрипку огромную
Бог в лесу подобрал...
А над утренним Велижем
Пряный запах костра.
Разогнали стрижей уже
Голубые ветра.
В нас поэзия врезалась,
Как в стекло белый зверь.
Отрицательным резусом
Кровоточит теперь.
И за дачными склепами,
Будто стайка опят
Все стоим мы нелепые,
Своё время лепя.
Высекаем пророчества,
Раздаем бересту,
Присягнув одиночеству
На Успенском посту.
И под песню володину
(Разгадай нас, поди!)
В удивлённую Родину
Мы, как в воду глядим.
Нам бы петь колыбельные
И любить напоказ,
Фонари корабельные
Голосуют за нас!
И луна здесь растущая,
И озера под ней...
Но есть что-то зовущее
Все сильней,
все сильней.
ПОДАРКИ ДЛЯ ВРАГОВ
В магазине «Подарки для наших врагов»
Не найти мышеловок и скорбных венков,
Там лежат на прилавках товары «ахти»,
Что помогут врагам на нелегком пути!
Вот к примеру, отличный ковёр-самолет,
Чтобы враг прилетел и курил у ворот.
Враг ведь должен быть близко -
стоять под окном,
Чтоб, как друга его не сравняли с говном.
Вот продвинутый гаджет! Вошел в «Телеграм»
И заклятому другу даешь по рогам!
Он в ответ тебе «бац»! Началась кутерьма!
И, гладишь, налетела подписчиков тьма!
Вот из цельного дуба большая кровать,
Потому что врага мы должны уважать.
Это друг может спать на холодном полу,
А врага мы давно приучили к теплу.
Помнишь притчу?
Шестнадцать друзей золотых
Жили в мире пока не поссорили их.
Враг остался
надёжным носителем зла,
А поклявшихся в дружбе вода разлила.
Они жили когда-то под флагом одним,
Из шестнадцати
мест летом ездили
в Крым,
Там на склонах цедили портвейн не спеша,
И была у них… как ее…
эта… душа!
Теперь каждый из них присягает врагу,
Чтобы бывших друзей надкусить как рагу,
Посильнее бумажные деньги врага,
Чем в полях для любви золотые стога.
ПДВ - это очень успешная сеть,
О врагах в караоке положено петь,
Это друг предаёт и завидует друг
(Без врага бы давно приключился каюк).
Не заметят друзья, не похвалят стихи,
И отпустят любые
у друга грехи,
Передразнят с готовностью тех обезьян.
Ты, короче, как будто не нужен друзьям.
У врагов же
задачи гораздо трудней,
Чем у власти стоящих,
которым видней;
И мечты посерьезней у наших врагов,
Чем желанье быть
умными у дураков.
Ведь враги аккуратнее близких друзей
И готовы открыть ради нас хоть музей!
То, что мы понимаем под словом судьба –
Это их лишь заслуга, надежда, мольба.
Это им мы обязаны
доброй молвой,
Ради них мы рискуем шальной головой
И не вняв обещаниям лживых богов,
Мы живем не для славы,
живем для врагов!
Для врагов, у которых отыщем приют,
Где нас примут тепло и с любовью убьют;
Потому, что друзья равнодушней врагов,
А враги с нами рядом
живут без долгов
И не требуют времени, денег, тепла
И готовы принять нашу порцию зла.
Потому, что они нам враги навсегда
И друзьями не станут уже никогда.
Ради них мы сто раз приседаем с утра,
Репетируем громкие крики «Ура!»,
Без врагов мы бы жирными стали давно,
А друзьям нас
любыми любить суждено!
Правда есть исключенье:
Бывают враги
(Ибо все в этой жизни сплошные круги)
Ближе лучших друзей, но так думать нельзя
Потому, что они нам –
враги, не друзья.
Это друг перетерпит, погладит, простит,
Враг не будет так делать и он отомстит.
Это с другом ты можешь то плакать, то ржать,
А с врагом надо форму крутую держать!
Хочешь тайну открою?
Ну, слушай, раз так:
Будет подлинным друг,
если сам себе враг,
Потому что,
с сами собою война
Не даёт нам коснуться
последнего дна.
Мне поведал мой друг (тот, что нынче таков),
Сколь полезна молитва за наших врагов.
И для нас и для них это вроде нужды
Без чего не бывает здоровой вражды.
Разведи же огонь,
разожги побыстрей,
Представляя врага, что стоит у дверей
И тихонько шепни наклонившись к углю:
«Дорогой ты мой враг,
я тебя не люблю.
Не люблю тебя так,
Как люблю
Всех вокруг.
Друг - есть будущий враг,
Враг - есть будущий друг.»
И спасибо, что есть для врагов магазин
На прилавках обилье изысканных вин,
Чтобы каждый мог выпить без обиняков
За здоровье врагов!
В магазине «Подарки для наших врагов»
Не найти мышеловок и скорбных венков,
Там лежат на прилавках товары «ахти»,
Что помогут врагам на нелегком пути!
Вот к примеру, отличный ковёр-самолет,
Чтобы враг прилетел и курил у ворот.
Враг ведь должен быть близко -
стоять под окном,
Чтоб, как друга его не сравняли с говном.
Вот продвинутый гаджет! Вошел в «Телеграм»
И заклятому другу даешь по рогам!
Он в ответ тебе «бац»! Началась кутерьма!
И, гладишь, налетела подписчиков тьма!
Вот из цельного дуба большая кровать,
Потому что врага мы должны уважать.
Это друг может спать на холодном полу,
А врага мы давно приучили к теплу.
Помнишь притчу?
Шестнадцать друзей золотых
Жили в мире пока не поссорили их.
Враг остался
надёжным носителем зла,
А поклявшихся в дружбе вода разлила.
Они жили когда-то под флагом одним,
Из шестнадцати
мест летом ездили
в Крым,
Там на склонах цедили портвейн не спеша,
И была у них… как ее…
эта… душа!
Теперь каждый из них присягает врагу,
Чтобы бывших друзей надкусить как рагу,
Посильнее бумажные деньги врага,
Чем в полях для любви золотые стога.
ПДВ - это очень успешная сеть,
О врагах в караоке положено петь,
Это друг предаёт и завидует друг
(Без врага бы давно приключился каюк).
Не заметят друзья, не похвалят стихи,
И отпустят любые
у друга грехи,
Передразнят с готовностью тех обезьян.
Ты, короче, как будто не нужен друзьям.
У врагов же
задачи гораздо трудней,
Чем у власти стоящих,
которым видней;
И мечты посерьезней у наших врагов,
Чем желанье быть
умными у дураков.
Ведь враги аккуратнее близких друзей
И готовы открыть ради нас хоть музей!
То, что мы понимаем под словом судьба –
Это их лишь заслуга, надежда, мольба.
Это им мы обязаны
доброй молвой,
Ради них мы рискуем шальной головой
И не вняв обещаниям лживых богов,
Мы живем не для славы,
живем для врагов!
Для врагов, у которых отыщем приют,
Где нас примут тепло и с любовью убьют;
Потому, что друзья равнодушней врагов,
А враги с нами рядом
живут без долгов
И не требуют времени, денег, тепла
И готовы принять нашу порцию зла.
Потому, что они нам враги навсегда
И друзьями не станут уже никогда.
Ради них мы сто раз приседаем с утра,
Репетируем громкие крики «Ура!»,
Без врагов мы бы жирными стали давно,
А друзьям нас
любыми любить суждено!
Правда есть исключенье:
Бывают враги
(Ибо все в этой жизни сплошные круги)
Ближе лучших друзей, но так думать нельзя
Потому, что они нам –
враги, не друзья.
Это друг перетерпит, погладит, простит,
Враг не будет так делать и он отомстит.
Это с другом ты можешь то плакать, то ржать,
А с врагом надо форму крутую держать!
Хочешь тайну открою?
Ну, слушай, раз так:
Будет подлинным друг,
если сам себе враг,
Потому что,
с сами собою война
Не даёт нам коснуться
последнего дна.
Мне поведал мой друг (тот, что нынче таков),
Сколь полезна молитва за наших врагов.
И для нас и для них это вроде нужды
Без чего не бывает здоровой вражды.
Разведи же огонь,
разожги побыстрей,
Представляя врага, что стоит у дверей
И тихонько шепни наклонившись к углю:
«Дорогой ты мой враг,
я тебя не люблю.
Не люблю тебя так,
Как люблю
Всех вокруг.
Друг - есть будущий враг,
Враг - есть будущий друг.»
И спасибо, что есть для врагов магазин
На прилавках обилье изысканных вин,
Чтобы каждый мог выпить без обиняков
За здоровье врагов!