— А как ты полагаешь, правда, что всем православным амнистия будет?

— Когда?

— На страшном суде, — сказал Колян тихо и быстро.

— Ты чего, во всё это фуфло веришь? — недоверчиво спросил Шурик.

— Не знаю даже, верю или нет, — сказал Колян. — Я раз с мокрухи шёл, на душе тоска, сомнения всякие — короче, душевная слабость. А там ларёк с иконками, книжечки всякие. Ну я одну и купил, «загробная жизнь» называется. Почитал, что после смерти бывает. В натуре, всё знакомое. Сразу узнал. КПЗ, суд, амнистия, срок, статья. Помереть — это как из тюрьмы на зону. Отправляют душу на такую небесную пересылку, мытарства называется. Всё как положено, два конвойных, все дела, снизу карцер, сверху ништяк. А на этой пересылке тебе дела шьют — и твои, и чужие, а ты отмазываться должен по каждой статье. Главное — кодекс знать. Но если кум захочет, он тебя всё равно в карцер засадит. Потому что у него кодекс такой, по которому ты прямо с рождения по половине статей проходишь. Там, например, такая статья есть — за базар ответишь. И не когда базарил где не надо, а вообще, за любое слово, которое в жизни сказал. Понял? Как на цырлах ни ходи, а посадить тебя всегда есть за что. Была б душа, а мытарства найдутся. Но кум тебе срок скостить может, особенно если последним говном себя назовёшь. Он это любит. А ещё любит, чтоб боялись его. Боялись и говном себя чувствовали. А у него — сияние габаритное, крылья веером, охрана — все дела. Сверху так посмотрит — ну что, говно? Всё понял? Я почитал и вспоминаю: давно, ещё когда я на штангиста учился и перестройка была, что-то похожее в «Огоньке» печатали. И вспомнил, а как вспомнил, так вспотел даже. Человек, значит, при Сталине жил, как теперь после смерти!

— Не въехал, — сказал Шурик.

— Смотри, при Сталине после смерти атеизм был, а теперь опять религия. А по ней после смерти всё как при Сталине. Ты прикинь, как тогда было. Все знают, что по ночам в Кремле окошко горит, а за ним — Он. И он тебя любит как родного, а ты его и боишься до усёру, и тоже как бы любить должен всем сердцем. Как в религии. Я про Сталина почему вспомнил — стал думать, как так можно — бояться до усёру и одновременно любить всем сердцем.

— А если ты не боишься? — спросил Шурик.

— Значит, страха Божия не имеешь. А за это — карцер.

— Какой карцер?

— Там про это немного написано. Главное, тьма там и скрежет зубовный. Я как прочёл, полчаса потом думал, какие у души зубы. Чуть крыша не съехала. Потом дальше стал читать. Так понял, что если говном вовремя назовёшься, даже не назовёшься, а в натуре поймёшь, что всегда говном был полным, тебе амнистия выйдет — в рай пустят, к нему. Главный кайф у них, как я понял, на кума всё время смотреть, как он на трибуне парад принимает. И ничего им больше не надо, потому что там или это, или зубами у параши скрипеть, и всё. И главное, сука, главное в этом деле то, что другого и быть ничего не может — или на верхние нары, или в карцер.

Чапаев и Пустота

Самую красивую и самую страшную легенду о московском метро придумали дети; это одна из страшилок, которые рассказывали в пионерлагерях. Когда в палате становилось темно, начинались рассказы о том, что происходит с людьми, которые засыпают в поездах и пропускают конечную станцию. Когда поезд въезжает в метро, людей будят, вытаскивают из вагонов и сажают на цепь. После этого они проводят долгие годы под землёй, работая и ремонтируя те загадочные механизмы, которые приводят огромный организм метро в движение.

Всё это время они находятся как бы в трансе, потому что им что-то подсыпают в еду. Когда они стареют и уже не могут работать, они в один прекрасный день просыпаются в переполненном вагоне, посреди людей, едущих на работу. Они ничего не помнят о своей жизни под землёй, просто им становится ясно, что ещё вчера они были молоды и полны надежд, а сегодня старики. Их жизнь окончена, и они совершенно не понимают, что же произошло между вчера и сегодня.

Подземное Небо

Всегда помни, что твоя энергия ограничена. Если ты растратишь её на пустяки, не останется сил на важные вещи. Будь разборчива…

– Грым, – спросила она, – ты веришь в любовь с первого взгляда?

<…>

– Не знаю, – сказал Грым. – Я верю в смерть с первого взгляда. Точно знаю, что она бывает. А про любовь с первого взгляда я только читал.

– А что такое, по-твоему, любовь? – спросила Кая.

– Наверно, когда тебе хорошо с кем-то.

– А кому должно быть хорошо? Тебе или тому, кого ты любишь?

Грым пожал плечами. Это был слишком отвлечённый вопрос. Внизу плохо было всем – и тем, кто любил, и тем, кого любили. Не говоря уже о том, что никто никого на самом деле не любил – орков просто притирало друг к другу бытом.

– А как ты сама считаешь? – спросил он.

– Наверно, – сказала Кая, – любовь – это когда ты хочешь спасти того, кого любишь. Особенно когда это очень сложно сделать. И чем сложнее, тем сильнее любовь.

SNUFF

«Любая дурочка-товаровед из сраного онлайн-путеводителя по недорогим ресторанам может сегодня невообразимо поднять статус своего высказывания, хуесося враждебную пельменную с позиций т. н. «прогрессивной повестки» – и потребители будут доверчиво принимать эту анфакабл @#$%&*, кое-как транслирующую не до конца понятные ей запахи с чужой кухни, за юную совесть мира, на которую не грех и подрочить. Моральное негодование, как и было сказано – кратчайший путь в кэш…

«Однако если отбросить раздражение и говорить серьёзно, за всеми этими девичьими попытками инкорпорировать в локальный дискурс фрагменты американского культурного кода стоит на самом деле тот же заблудившийся, но не менее от этого трогательный репродуктивный импульс рептильного мозга, который заставляет тёлочку попроще вынимать перед самцами последний айфон… Мы же не требуем от киски глубокого понимания того, как эта штука работает, почему оказалась у неё в сумочке и зачем она на самом деле вытаскивает её сейчас из своего влагалища. С разносчицами приблудных нарративов и прочей микроинфлюэнцы следует вести себя так же снисходительно. Только сострадание, только любовь, только личная гигиена…»

Особо очаровательно выглядит это «по недорогим ресторанам». Онан-Варвар у нас ходит по дорогим. Не то что некоторые дурочки. И пусть читательницу не вводят в заблуждение слова про сострадание и любовь – вот цитата из другой колонки:

«Железной метлой следует очистить родную культуру от охуевших – то есть, простите великодушно, опизденевших – активисток Демократической партии США, выдающих себя за российскую фемтеллигенцию».


Искусство Легких Касаний

Утром мы поели каши с мёдом и отправились в путь. Мы шли молча, стараясь пройти до жары как можно дальше, и около полудня оказались у дорожной развилки.
– Какой дорогой пойдём дальше, господин?
– Можем выбрать любую, 
– ответил Порфирий. – Они потом сойдутся.
– Да, – сказал я, – но мы не знаем, что встретим на каждой.
– Ты прав, – кивнул Порфирий. – Именно от таких ничтожных выборов судьба и зависит.

— Если ты когда-нибудь сможешь разогнать свой вялый ум настолько, чтобы увидеть себя как есть, — продолжала она, — ты поймёшь главное. Твои мысли, желания и импульсы, заставляющие тебя действовать — на самом деле вовсе не твои. Они приходят к тебе из совершенно неясного пространства, как бы ниоткуда. Ты никогда не знаешь, чего тебе захочется в следующую секунду. Ты в этом процессе просто свидетель. Но твой внутренний свидетель настолько глуп, что немедленно становится участником преступления — и огребает по полной программе…

Эпоха сформировала мою личность – иначе в современном мире не бывает. Но мне эта личность со своим ментальным барахлом особо и не нужна. Ежедневно выскребаю, а к вечеру все равно нарастает.

Когда не думаешь, многое становится ясно.

Оркские революции готовят точно так же, как гамбургеры, за исключением того, что частицы говна в оркских черепах приводятся в движение не электромагнитным полем, а информационным.

Свобода - это не свобода выбирать, а свобода от выбора.

Домой – это куда? Раньше я не знал ответа. А теперь понял: к омраченностям сансары, к лживым и пахучим человекам, к бурлящим ежедневным нечистотам, к хитрости и неправде, к смрадной помойке интернета, к лукавым новостным заголовкам, разводящим лоха на клик, к мучительно отвоеванному у Вселенной праву на стабильную мозговую галлюцинацию бытия…

Отношение среднестатистического мужчины к женщине характеризуется крайней низостью и запредельным цинизмом… Опросы показывают, что, с точки зрения мужской половой морали, существует две категории женщин. «Сукой» называется женщина, которая отказывает мужчине в половом акте. «Блядью» называется женщина, которая соглашается на него. Мужское отношение к женщине не только цинично, но и крайне иррационально. По господствующему среди мужчин мнению — так считает семьдесят четыре процента опрошенных — большинство молодых женщин попадает в обе категории одновременно, хоть это и невозможно по принципам элементарной логики…

Ну и жизнь у нее, – подумал Степа. – С одной стороны доска, где таких, как ты, разделывают. С другой стороны стойка, где таких, как ты, едят. Куда ни погляди, или то, или это. У рыб память – три минуты. Но даже это, наверно, не спасает, потому что с одной стороны все время режут, а с другой все время едят. Все как у людей. Плавает посередине, мечет свою икорку и надеется, что дети будут жить лучше…

Наше общество напоминает мне организм, в котором функции мозга взяла на себя раковая опухоль.

А злое сердце... обязательно создаст вокруг себя ад. Где бы оно ни оказалось.

— Так тебе интересно узнать, что тобой управляет? Или это слишком сложная для тебя тема?
<..>
— Мной ничто не управляет, — сказал я, — Я сам управляю всем.

— Чем?

— Тобой, например, — засмеялся я.

— А что управляет тобой, когда ты управляешь мной?

Я задумался.
Лучше всего было говорить всерьез.

— Я выбираю то, что мне нравится, и отвергаю то, что мне не нравится. Так действует любой человек. Хотя, наверно, в известном смысле мной управляют мои склонности. Разумеется, под моим же контролем. Мои привязанности, да. Я же с самого начала сказал.

— Это почти правильно, — ответила Кая. — Но только почти. Люди склонны понимать слово «привязанность» как какую-то дурную черту характера, которую можно изжить. Но речь идет о мгновенных, постоянно происходящих реакциях, управляющих электрохимией твоего мозга. <..> Твое восприятие имеет определенную структуру). Сначала твои органы чувств доносят до твоего мозга сигнал о каком-то событии. Затем мозг начинает классифицировать это событие при помощи своих лекал и схем, пытаясь соотнести его с уже имеющимся опытом. В результате событие признается либо приятным, либо неприятным, либо нейтральным. И мозг в дальнейшем имеет дело уже не с событием, а только с бирками «приятный», «неприятный» и «никакой». Все нейтральное, упрощенно говоря, отфильтровывается, поэтому остаются только два вида бирок.

SNUFF

Мир, который мы по инерции создаем день за днем, полон зла. Но мы не можем разорвать порочный круг, потому что не умеем создавать ничего другого. Любовь имеет совсем иную природу, и именно поэтому ее так мало в нашей жизни. Вернее, наша жизнь такая именно потому, что в ней нет любви. А то, что принимают за любовь люди – в большинстве случаев телесное влечение и родительский инстинкт, помноженные на социальное тщеславие. Оборотень, не становись похожим на бесхвостую обезьяну.
Помни, кто ты!

Жизнь человека не должна быть слишком легкой, потому что он научится находить в любом комфорте положенную кармой муку, и чем мягче будет перина, тем сильнее станет впиваться в бок закатившаяся под неё горошина.

В самой счастливой судьбе должны быть боль и мрак – точно так же как внутри у прекраснейшей женщины должен быть кишечник.

И всё равно существование – это счастье, бесконечный дар, поцелуй вечной весны.

Чем выше учение, тем меньше слов, на которые оно опирается. Слова подобны якорям – кажется, что они позволяют надёжно укрепиться в истине, но на деле они лишь держат ум в плену. Поэтому самые совершенные учения обходятся без слов и знаков.