– Но природа ума действительно пуста, – сказал я.
– Что вы сейчас сделали? – засмеялся монах.
– Вы на ровном месте создали две концепции… нет, четыре – «природа», «ум», «действительность» и «пустота». А потом перекинули между ними абордажные мостики. Теперь вам необходим пират, который станет по ним бегать. Вы будете кормить его всю жизнь. Пират проживет ее вместо вас, а перед вашей смертью виновато разведет руками и скажет, что ничего не вышло. Вот, если коротко, обычный путь последователя Махаяны.

Мне представилось, что все мы – всего лишь звуки, летящие из под пальцев неведомого пианиста, просто короткие терции, плавные сексты и диссонирующие септимы в грандиозной симфонии, которую никому из нас не дано услышать целиком. Эта мысль вызвала во мне глубокую печаль, и с этой печалью в сердце я и вынырнул из свинцовых туч сна.

Мне вообще не особо понятно, что это сегодня значит — «большинство», «меньшинство». Как писал покойный Бернар-Анри в «Мертвых листьях», если в оркском амбаре десять овец и два волка, где здесь большинство и где меньшинство?

А как быть с сорока зеками и тремя пулеметчиками?

— Почему начинались войны?
— Они начинались, когда маги какого-нибудь клана объявляли чужую реальность злодейской. Они показывали сами себе кино про других, потом делали вид, что это было новости, доводили себя до возбуждения и начинали этих других бомбить.

Свобода воли? – хмыкнул Ариэль. – Да бросьте. Это такая же тупая церковная догма, как то, что Солнце – центр вселенной. Свободы воли нет ни у кого, наука это тихо и незаметно доказала.

– Каким образом?

– Да вот таким. Вы что думаете, у настоящего человека – у меня, или там у Митеньки – есть личность, которая принимает решения? Это в прошлом веке так считали. В действительности человеческие решения вырабатываются в таких темных углах мозга, куда никакая наука не может заглянуть, и принимаются они механически и бессознательно, как в промышленном роботе, который мерит расстояния и сверлит дырки. А то, что называется «человеческой личностью», просто ставит на этих решениях свою печать со словом «утверждаю». Причем ставит на всех без исключения.

– Не вполне понимаю, – сказал Т.

– Ну смотрите, – ответил Ариэль. – Вот, допустим, ожиревшая женщина решает никогда больше не есть сладкого, а через час проглатывает коробку шоколада – и все это она сама решила! Просто передумала. Осуществила свободу воли. На самом деле какие-то реле перещелкнулись, зашел в голову другой посетитель, и все. А эта ваша «личность», как японский император, все утвердила, потому что не утверди она происходящее хоть один раз, и выяснится, что она вообще ничего не решает. Поэтому у нас полстраны с утра бросает пить, а в обед уже стоит за пивом – и никто не мучится раздвоением личности, просто у всех такая богатая внутренняя жизнь. Вот и вся свобода воли. Вы что, хотите быть лучше своих создателей?

"t"

Пока вы глядите на мир с кочки, которую научились считать "собой", вы платите слишком высокую арендную плату. Не принимайте за себя ничего из того, что становится видно, когда разматывается нить жизни.

История человечества — это история массовых дезинформаций. И не потому, что люди глупые и их легко обмануть. Люди умны и проницательны. Но они с удовольствием поверят в самую гнусную ложь, если в результате им устроят хорошую жизнь. Это называется «общественный договор». Промывать мозги никому не надо — они у цивилизованного человека всегда чистые, как театральный унитаз.

Издеваться над избытком веса способен только худой во всех смыслах человек. Где ему понять, что раздобреть Маниту позволяет лишь избранным. Не зря ведь богача с незапамятных времен изображают хохочущим толстяком.
Ваша масса — это ваше присутствие во вселенной. Если вас сто пятьдесят кило, заключенной в вас жизни хватит на двух среднестатистических граждан. Неудивительно, если вы умнее обычного человека или значительно превосходите остальных в какой-нибудь области. Толстяки, конечно, не всегда гении, но, как правило, это интересные, добродушные и чрезвычайно полезные обществу люди.

Зачем диверсия. Тут и диверсии никакой не надо.. Во-первых, у нас считают, что инженер - это низшая каста. А герой нашего времени - это вертухай с хатой в Лондоне. Или на худой конец какой-нибудь филологический говнометарий, которого в университете семь лет учили фигурно сосать у кагана. Особенно если он в Желтую зону пролез и не только у кагана сосет, но и у верхних. А я при них типа слуга-механик. А теперь подумай, зачем я, инженер, стану наживать себе грыжу? Поднимать к звездам этих орлов? Да пусть они в говне утонут со своим "Словом о Слове"...

Сила всегда в силе. И ни в чем другом. В Древних Фильмах говорили: «сила там, где правда». Так и есть, они всегда рядом. Но не потому, что сила приходит туда, где правда. Это правда приползает туда, где сила. Когда люди пытаются понять, где правда, они в действительности тихонько прикидывают, где теперь сила. А когда уходит сила, все дружно замечают — ушла правда. Человек чует это не умом, а сердцем. А сердце хочет главным образом выжить.

О чем будет новая книга?

«Убийца при Луне»

Я встречаю своего рыжего котика на пороге. Я гляжу в его желтые глазки, на его доверчиво подрагивающий хвостик – и мне кажется, что никого добрее и ласковее не может быть… Он ластится ко мне, трется шейкой о мою ногу, жалобно мяучит, будто жалуясь на жестокость жизни…

И тут я вспоминаю, как он играл вчера с умирающей мышью. Как бил когтистыми лапами, как покусывал за шею, регулируя ее смерть… И тогда я понимаю, что мой ласковый рыжий котик – это безжалостный ночной убийца. Он убивает в темноте, убивает под луной, убивает каждую ночь, и вовсе не для того, чтобы жить.

Он убивает чтобы убивать… Не потому, что он зол. Просто такова его природа. И одной своей гранью он повернут ко мне, а другой – к темной безжалостной ночи. Могу ли я изменить этот мир?

Я вздыхаю, склоняюсь над его миской и насыпаю ему еды.

Не будем спорить, что было сначала – курица или яйцо. Пусть об этом дискутируют ученые и философы, а я на /Х-слово/ видел всю вашу птицефабрику.
По моим сведениям, сначала был я.

Максимальное сучество делает ее весьма злопамятной...

Священные книги учат людей быть хорошими.
Но, чтобы кто-то мог быть хорошим, другой обязательно должен быть плохим. Поэтому пришлось объявить часть людей плохими. После этого добру уже нельзя было оставаться без кулаков. А чтобы добро могло своими кулаками решить все возникающие проблемы, пришлось сделать зло не только слабым, но и глупым.

Красавица терзает сердце, пока недоступна. Глядишь на неё и думаешь — слиться с ней в любви есть высшее счастье. Идёшь ради этого на сделку с судьбой и совестью, и вот она твоя. Ликуй, орк…

Однако наслаждение по природе скоротечно. В первый день можно испытать его четыре раза. На второй — три. На третий — единожды или дважды. А на четвёртый не захочешь вообще, и после того надоест на неделю.

И где её красота? Выходит, она теперь красавица лишь для соседей. А говорить с ней не о чем, ибо глупа безмерно. И не надейся, что через несколько дней захочешь её, как прежде. Не успеешь — преград теперь нет, и соблазну нет времени расцвести.

Для тебя отныне это просто молодое животное, которое кормится и спит, как все скоты.
Но живёт-то с тобой! Каждый день ест и гадит, и всюду наводит беспорядок, чтобы и на минуту про неё нельзя было забыть, куда ни посмотри.

А потерять — заплачешь.

А насчет того, кто лучше — я или ты, — продолжал я, — это просто неверная постановка вопроса. Ты не лучше и не хуже. Ты другая. Другого надо научиться принимать таким, каков он есть в его самости...

Есть простое правило: когда вы проявляете великодушие, следует это делать безыскусно и просто — ибо, если вы произнесете слишком много слов, облагодетельствованный может случайно заглянуть вам в душу, и смажется весь эффект.

Любовь – отвратительное, эгоистичное и бесчеловечное чувство, ибо вместе с одержимостью ее предметом приходит безжалостное равнодушие к остальным.