я был - стакан: ни полон, и ни пуст.
я начат был, и не имел конца!
но чувство к ней (новейшее из чувств)
преувеличило черты лица.
глаза казались пропастью, а рот
был цветом схож с рассветом за волной,
и голосом прекраснее всех нот
он бережно боролся с тишиной.
я был лишен гордыни и стыда!
мой мир привычный стал ничтожно мал.
я убегал в другие города —
но, черт возьми, и там ее встречал!
я не хотел.
я убивал как мог
ее в себе, с жестокостью войны:
(мне было чуждо с головы до ног
любое проявление весны)!
я победил.
все кончилось во мне,
и там где не ощущал границ,
росла стена, стремительно из вне,
ее лицо мешая среди лиц.
я начат был, и не имел конца!
но чувство к ней (новейшее из чувств)
преувеличило черты лица.
глаза казались пропастью, а рот
был цветом схож с рассветом за волной,
и голосом прекраснее всех нот
он бережно боролся с тишиной.
я был лишен гордыни и стыда!
мой мир привычный стал ничтожно мал.
я убегал в другие города —
но, черт возьми, и там ее встречал!
я не хотел.
я убивал как мог
ее в себе, с жестокостью войны:
(мне было чуждо с головы до ног
любое проявление весны)!
я победил.
все кончилось во мне,
и там где не ощущал границ,
росла стена, стремительно из вне,
ее лицо мешая среди лиц.
Перестаньте позволять людям, которые так мало делают для вас, контролировать большую часть вашего разума, чувств и эмоций.
Разве душу, которая нас действительно любит, может кто-нибудь запросто увести за собой?
«Дело не в ней. Я люблю её. Она - единственное, что меня радует.
В этом и проблема. Твоё счастье не должно ни от кого зависеть, это не честно.»
В этом и проблема. Твоё счастье не должно ни от кого зависеть, это не честно.»
Пустое вы сердечным ты
Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!
Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!
Даже если ты предельно искренен, люди всегда будут воспринимать тебя сквозь призму собственных ярлыков, предрассудков и предубеждений.
Взяв микрофон и сдерживая смех,
Я вскрикнул, уподобившись мерзавцу:
«А эту женщину любил я меньше всех!» -
И указал на брошенную пальцем.
Она стояла посреди толпы -
Толпа смеялась, потирая руки!
Я видел, как меняются черты
Ее лица от поглотившей скуки.
Я наблюдал спокойный, добрый взгляд:
В ее глазах блуждало безразличье
К безумцам, что кусают и шипят, -
Я меньшился от этого величья.
Ушла она,
под угасавший смех
больной толпы.
А я стоял и мялся:
Ведь эту женщину любил я больше всех,
Но по сей день ей в этом не признался.
Я вскрикнул, уподобившись мерзавцу:
«А эту женщину любил я меньше всех!» -
И указал на брошенную пальцем.
Она стояла посреди толпы -
Толпа смеялась, потирая руки!
Я видел, как меняются черты
Ее лица от поглотившей скуки.
Я наблюдал спокойный, добрый взгляд:
В ее глазах блуждало безразличье
К безумцам, что кусают и шипят, -
Я меньшился от этого величья.
Ушла она,
под угасавший смех
больной толпы.
А я стоял и мялся:
Ведь эту женщину любил я больше всех,
Но по сей день ей в этом не признался.
Я был готов любить весь мир,
- меня никто не понял:
и я выучился ненавидеть.
Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом;
лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли.
- меня никто не понял:
и я выучился ненавидеть.
Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом;
лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли.
Расскажи мне,
о какой айсберг разбился твой собственный плот?
Сколько раз он тонул,
но оказавшись на дне всплывал?
Расскажи мне,
сколько их, утащивших тебя ко дну?
С кем и где обрело твое сердце
свой долгожданный причал?
о какой айсберг разбился твой собственный плот?
Сколько раз он тонул,
но оказавшись на дне всплывал?
Расскажи мне,
сколько их, утащивших тебя ко дну?
С кем и где обрело твое сердце
свой долгожданный причал?
Ты задаешь вопрос свой не впервые.
я отвечаю: не моя вина,
что есть на свете женщины другие,
их тысячи, других, а ты — одна.
Вот ты стоишь, тихонько поправляя
пять пуговиц на кофте голубой.
и точка, что чернеет над губой,
как сломанная пуговка шестая.
и ты опять, не слышав слов моих,
вопрос извечный задаешь мне строго.
Кто виноват, стран и народов много
и много женщин на земле других.
но изменяю я с тобой одной
всем женщинам, рожденным под луной.
я отвечаю: не моя вина,
что есть на свете женщины другие,
их тысячи, других, а ты — одна.
Вот ты стоишь, тихонько поправляя
пять пуговиц на кофте голубой.
и точка, что чернеет над губой,
как сломанная пуговка шестая.
и ты опять, не слышав слов моих,
вопрос извечный задаешь мне строго.
Кто виноват, стран и народов много
и много женщин на земле других.
но изменяю я с тобой одной
всем женщинам, рожденным под луной.
Я спокоен вполне,
но как-будто бы сдал,
и в упадке эти полгода.
Возвращайся ко мне,
я тебя разыграл.
Я люблю тебя больше свободы.
но как-будто бы сдал,
и в упадке эти полгода.
Возвращайся ко мне,
я тебя разыграл.
Я люблю тебя больше свободы.
А когда вдруг бессонный взгляд
Устремишь ты во тьму ночную,
Ты прости, это я виноват!
Это я о тебе тоскую...
Устремишь ты во тьму ночную,
Ты прости, это я виноват!
Это я о тебе тоскую...
Среди кривых зеркал, меняя города,
где все привыкли тлеть, подобно сигаретам, –
я обнимаю ту, которую предам
и улыбаюсь той, которой буду предан.
где все привыкли тлеть, подобно сигаретам, –
я обнимаю ту, которую предам
и улыбаюсь той, которой буду предан.
Среди самых трагических черт человеческой натуры – то, что все мы склонны откладывать жизнь на потом. Все мы мечтаем о волшебном розовом садике за горизонтом – и забываем, что можно любоваться цветами, которые уже сегодня цветут у нас под окном.
Иногда мне кажется, что некоторые каналы в телеграмме, это итоги всех недосказанностей в самых важных диалогах.