Настало уже время, когда Богу поклоняются в духе и истине. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/665c769b2200be6d5d6f7646
https://youtu.be/fLZeBxrGj_w
dzen.ru/video/watch/665c769b2200be6d5d6f7646
https://youtu.be/fLZeBxrGj_w
Молитва даст свободу. Дерзну сказать, что кто не молится, тот никогда свободным не бывал.
Свобода перемещений — разве подлинная свобода, если, перемещаясь, человек грешит теми же грехами и мучится теми же угрызениями совести?
Свобода потребления — разве подлинная свобода, если желания разгораются и глаза разбегаются, а радость приобретения проходит быстро, как у ребёнка?
Человек свободен от тысячи условностей только в день прощания с условностями. Я по‑настоящему свободен в общении с начальником, когда прошение об увольнении уже подписано.
Вот теперь я могу (если, конечно, захочу) сказать всё, что думал и о чём молчал.
Какой-то герой Набокова решил застрелиться. И пока он шёл по улице, обдумывая свой дерзкий план, странная мысль посетила его. Он понял, что свободен.
Он может делать сейчас всё что угодно. Никто и ничто ему не указ, поскольку он уже решился на радикальный разрыв с эти миром.
Кто любит только этот мир, тот будет его рабом, будет заискивать и заглядывать миру в глазки, рабски выгнув шею.
Нужно любить иной мир, чтобы свободно вести себя в этом.
Иначе все разговоры о свободе, простите, — глупость, чушь и рабские самооправдания. «Видели, как собака бьющую руку лижет?»...
Свобода перемещений — разве подлинная свобода, если, перемещаясь, человек грешит теми же грехами и мучится теми же угрызениями совести?
Свобода потребления — разве подлинная свобода, если желания разгораются и глаза разбегаются, а радость приобретения проходит быстро, как у ребёнка?
Человек свободен от тысячи условностей только в день прощания с условностями. Я по‑настоящему свободен в общении с начальником, когда прошение об увольнении уже подписано.
Вот теперь я могу (если, конечно, захочу) сказать всё, что думал и о чём молчал.
Какой-то герой Набокова решил застрелиться. И пока он шёл по улице, обдумывая свой дерзкий план, странная мысль посетила его. Он понял, что свободен.
Он может делать сейчас всё что угодно. Никто и ничто ему не указ, поскольку он уже решился на радикальный разрыв с эти миром.
Кто любит только этот мир, тот будет его рабом, будет заискивать и заглядывать миру в глазки, рабски выгнув шею.
Нужно любить иной мир, чтобы свободно вести себя в этом.
Иначе все разговоры о свободе, простите, — глупость, чушь и рабские самооправдания. «Видели, как собака бьющую руку лижет?»...
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Отношение к собственному кресту показывает наше отношение к Богу.
Яндекс Дзен | YouTube | Rutube | VK
Яндекс Дзен | YouTube | Rutube | VK
Ответы на вопросы. 3.06.24. Отец Андрей Ткачев
https://youtu.be/jxj4NH6kHOc
https://youtu.be/jxj4NH6kHOc
Чему самому важному человек должен научиться к старости?
Эта тема тревожила философов, учёных и писателей.
Медики и косметологи придумывали средства, чтобы продлить молодость.
Особенно по поводу старости переживали женщины.
Им тяжело было смотреть, как увядает их красота.
На лице появляются морщины, а руки постепенно теряют гладкость.
Писатели в литературных произведениях не раз раскрывали данную тему.
Известный роман Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» рассказывает о том, что случилось бы, если б человек не старел. Главный герой с годами не менялся.
При этом вёл ужасный образ жизни. Он пил, прелюбодействовал, убивал людей.
Все его грехи отражались на портрете.
И чем ниже опускался Дориан Грей, тем страшнее становилась картина. В один момент он уже не мог без отвращения смотреть на своё изображение на полотне.
Персонажи преклонного возраста в разных произведениях отличаются и чертами характера, и мировоззрением, и особенностями поведения. Есть злые, жадные, жестокие, вредные и глупые персонажи.
Одни зависимы от денег и положения, другие не могут попрощаться со своим имуществом, третьи придерживаются старых порядков и социальных устоев.
Есть другие герои, которые абсолютно отличаются и образом жизни, и мыслями, и поведением.
Они мудрые и спокойные. Их не интересуют чужие грехи.
Но они всегда готовы помочь людям в их бедах.
Такими были: старец Зосима в романе Достоевского «Братья Карамазовы», странник Лука в пьесе Горького «На дне».
Так происходит и в реальной жизни. Все люди разные.
Некоторые с возрастом становятся лишь злее и мстительнее.
Они завидуют соседям, распускают сплетни, издеваются над родственниками, копят дома ненужный хлам.
Их развлечения связаны с обсуждением других людей.
Бабушки с удовольствием слушают о бедах и несчастьях знакомых, выражают мнимое сочувствие, но внутри злорадствуют.
Им кажется, что они всё знают.
Дети и внуки должны их беспрекословно слушаться и помогать по дому.
В итоге пожилая женщина становится настоящей барыней, которая всем указывает и всеми помыкает.
При этом она посещает церковные богослужения, называет себя христианкой.
На исповеди же обвиняет знакомых и родственников. А свои грехи не видит.
Часто бабушки настолько увлекаются сериалами и различными передачами, что уже не различают, где реальность, а где подставные сцены.
Им начинает казаться, что кругом наркоманы, девушки лёгкого поведения и изменники.
Но есть и другие старички.
Они связывают свою жизнь с верой. Хорошо, если с религией человек познакомился ещё в молодости.
Тогда в зрелом возрасте его опыт будет только крепнуть.
Появится свободное время для молитв и чтения православных книг.
Бабушки и дедушки могут посещать все праздничные службы.
Многие страсти и пороки пропадают.
Нет таких сильных соблазнов, как в юности. Именно в старости можно позаботиться о своей душе и подготовить.
Эта тема тревожила философов, учёных и писателей.
Медики и косметологи придумывали средства, чтобы продлить молодость.
Особенно по поводу старости переживали женщины.
Им тяжело было смотреть, как увядает их красота.
На лице появляются морщины, а руки постепенно теряют гладкость.
Писатели в литературных произведениях не раз раскрывали данную тему.
Известный роман Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» рассказывает о том, что случилось бы, если б человек не старел. Главный герой с годами не менялся.
При этом вёл ужасный образ жизни. Он пил, прелюбодействовал, убивал людей.
Все его грехи отражались на портрете.
И чем ниже опускался Дориан Грей, тем страшнее становилась картина. В один момент он уже не мог без отвращения смотреть на своё изображение на полотне.
Персонажи преклонного возраста в разных произведениях отличаются и чертами характера, и мировоззрением, и особенностями поведения. Есть злые, жадные, жестокие, вредные и глупые персонажи.
Одни зависимы от денег и положения, другие не могут попрощаться со своим имуществом, третьи придерживаются старых порядков и социальных устоев.
Есть другие герои, которые абсолютно отличаются и образом жизни, и мыслями, и поведением.
Они мудрые и спокойные. Их не интересуют чужие грехи.
Но они всегда готовы помочь людям в их бедах.
Такими были: старец Зосима в романе Достоевского «Братья Карамазовы», странник Лука в пьесе Горького «На дне».
Так происходит и в реальной жизни. Все люди разные.
Некоторые с возрастом становятся лишь злее и мстительнее.
Они завидуют соседям, распускают сплетни, издеваются над родственниками, копят дома ненужный хлам.
Их развлечения связаны с обсуждением других людей.
Бабушки с удовольствием слушают о бедах и несчастьях знакомых, выражают мнимое сочувствие, но внутри злорадствуют.
Им кажется, что они всё знают.
Дети и внуки должны их беспрекословно слушаться и помогать по дому.
В итоге пожилая женщина становится настоящей барыней, которая всем указывает и всеми помыкает.
При этом она посещает церковные богослужения, называет себя христианкой.
На исповеди же обвиняет знакомых и родственников. А свои грехи не видит.
Часто бабушки настолько увлекаются сериалами и различными передачами, что уже не различают, где реальность, а где подставные сцены.
Им начинает казаться, что кругом наркоманы, девушки лёгкого поведения и изменники.
Но есть и другие старички.
Они связывают свою жизнь с верой. Хорошо, если с религией человек познакомился ещё в молодости.
Тогда в зрелом возрасте его опыт будет только крепнуть.
Появится свободное время для молитв и чтения православных книг.
Бабушки и дедушки могут посещать все праздничные службы.
Многие страсти и пороки пропадают.
Нет таких сильных соблазнов, как в юности. Именно в старости можно позаботиться о своей душе и подготовить.
В новостной повестке есть вещи, ускользающие от главредов федеральных каналов. Например, Великорецкий Кресный ход.
В начале лета десятки тысяч людей собираются на Вятку и идут несколько дней (в этом году с 3 по 8 июня) Крестным ходом с иконой Николая Чудотворца. Идут старые бабушки и дедушки, мамы с колясками и грудничками, идут простые простые мужики, монахи, духовенство. Ежедневно служат Литургии в местах стоянок, и движутся с молитвой, как те евреи, погруженные в чудеса, которых вел из Египта Моисей.
Движение в пространстве, соединенное с молитвой, движение к осмысленной цели, это и есть любимый нашим народом Крестный ход.
Образ Николая на Вятке был явлен в конце 14-го века. При Иване Грозном до Москвы весть дошла, что "на Вятке Николай чудеса творит". Один из престолов в соборе Покрова на Рву (Василий Блаженный) был освящен в честь Николая Великорецкого.
А Вятичи дали слово ежегондно совершать многодневный Крестный ход в славу святого заступника. Традиция, порванная большевиками, возродилась.
Христос там, где два или три искренно собрались во Имя Его. На Вятке сегодня 20 или 30 тысяч! И не на два часа, как в воскресенье на Литургии, а на пять дней.
Люди дают обеты, люди отмаливают грехи, просят за детей, за больных и раненых. Люди "веселыми ногами", не взирая на мозоли, протаптывают свою дорожку до Рая Божьего. Это сильный инфоповод, чтобы всем про это знать. Просто не все шторы сняты и информационные службы "не вывозят". Но это дело времени.
Паломничество отличается от туризма минимумом комфорта и ориентацией не на селфи и собирание "духовных" удовольствий, а на духовный труд. Лукавый все вообще хочет подменить, да и подменяет. Духовная жизнь может, не начавшись, соскользнуть в сторону театра, в сторону подражаний и создания картинки. На бумаге хорошо, на фото вообще класс, а внутри пусто. И тут - многодневный пеший переход, без горячей ванны и телевизора. Молебны, службы, покаяние, неожиданные знакомства на привалах, беседы о главном... О! Это действительно достойно внимания в расслабленный и лукавый век.
Наберите в поисковике "Великорецкий Крестный ход" и вы узнаете больше. Можно еще и от себя прочесть акафист Николаю, так сказать в намерении духовно подключиться к молитвенному ходу на Вятке. И у крестоходцев сил прибавится, и вам самим "счастье будет".
Русь жива не одной столицей, а всем огромным телом своим. И жизнь жительствует не на медийной периферии, а в молчаливых глубинах, там где терпение, вера, слезы и все святое.
На Западе "глубинное государство", это малолюдная сатанистическая секта воров и развратников, анонимно управляющих видимыми процессами в своих лже-демократиях. На Руси "глубинное государство", это калики перехожие, блаженные страннички, богомолдьцы не от мира сего. Это наш ответ Чемберлену. Это наш молитвенный козырь, который может бить крапленую колоду Вавилонской блудницы.
Пойте/читайте акафист Николаю. Радуйся, растерзающий ложь, как паутину. Радуйся, возносящий славно истину.
Радуйся, яко тобою лесть обнажается. Радуйся, яко тобою истина сбыватеся. Радуйся Великорецкий Николае, великий чудотворче.
В начале лета десятки тысяч людей собираются на Вятку и идут несколько дней (в этом году с 3 по 8 июня) Крестным ходом с иконой Николая Чудотворца. Идут старые бабушки и дедушки, мамы с колясками и грудничками, идут простые простые мужики, монахи, духовенство. Ежедневно служат Литургии в местах стоянок, и движутся с молитвой, как те евреи, погруженные в чудеса, которых вел из Египта Моисей.
Движение в пространстве, соединенное с молитвой, движение к осмысленной цели, это и есть любимый нашим народом Крестный ход.
Образ Николая на Вятке был явлен в конце 14-го века. При Иване Грозном до Москвы весть дошла, что "на Вятке Николай чудеса творит". Один из престолов в соборе Покрова на Рву (Василий Блаженный) был освящен в честь Николая Великорецкого.
А Вятичи дали слово ежегондно совершать многодневный Крестный ход в славу святого заступника. Традиция, порванная большевиками, возродилась.
Христос там, где два или три искренно собрались во Имя Его. На Вятке сегодня 20 или 30 тысяч! И не на два часа, как в воскресенье на Литургии, а на пять дней.
Люди дают обеты, люди отмаливают грехи, просят за детей, за больных и раненых. Люди "веселыми ногами", не взирая на мозоли, протаптывают свою дорожку до Рая Божьего. Это сильный инфоповод, чтобы всем про это знать. Просто не все шторы сняты и информационные службы "не вывозят". Но это дело времени.
Паломничество отличается от туризма минимумом комфорта и ориентацией не на селфи и собирание "духовных" удовольствий, а на духовный труд. Лукавый все вообще хочет подменить, да и подменяет. Духовная жизнь может, не начавшись, соскользнуть в сторону театра, в сторону подражаний и создания картинки. На бумаге хорошо, на фото вообще класс, а внутри пусто. И тут - многодневный пеший переход, без горячей ванны и телевизора. Молебны, службы, покаяние, неожиданные знакомства на привалах, беседы о главном... О! Это действительно достойно внимания в расслабленный и лукавый век.
Наберите в поисковике "Великорецкий Крестный ход" и вы узнаете больше. Можно еще и от себя прочесть акафист Николаю, так сказать в намерении духовно подключиться к молитвенному ходу на Вятке. И у крестоходцев сил прибавится, и вам самим "счастье будет".
Русь жива не одной столицей, а всем огромным телом своим. И жизнь жительствует не на медийной периферии, а в молчаливых глубинах, там где терпение, вера, слезы и все святое.
На Западе "глубинное государство", это малолюдная сатанистическая секта воров и развратников, анонимно управляющих видимыми процессами в своих лже-демократиях. На Руси "глубинное государство", это калики перехожие, блаженные страннички, богомолдьцы не от мира сего. Это наш ответ Чемберлену. Это наш молитвенный козырь, который может бить крапленую колоду Вавилонской блудницы.
Пойте/читайте акафист Николаю. Радуйся, растерзающий ложь, как паутину. Радуйся, возносящий славно истину.
Радуйся, яко тобою лесть обнажается. Радуйся, яко тобою истина сбыватеся. Радуйся Великорецкий Николае, великий чудотворче.
Нумерология. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/665acffb8ee487099ad0e070
dzen.ru/video/watch/665acffb8ee487099ad0e070
⚡️ ПИСАТЕЛИ ИВАН БУНИН, ИВАН ШМЕЛЕВ, БОРИС ЗАЙЦЕВ. РУССКОЕ КЛАДБИЩЕ ПОД ПАРИЖЕМ. 2 СЕРИЯ.
https://youtu.be/UU6wbCTNjNg
https://youtu.be/UU6wbCTNjNg
Радостная привычка громко разговаривать на все темы, вплоть до тех, в которых ничего не понимаешь, вот лик нашей отечественной демократии. Никакой оригинальной новой черты мы, ни в минувшие времена, ни в нынешние, к этому портрету не дорисовали.
Связь между болтовней, переименованной в "свободу слова", и достойной жизнью работящего человека до сих пор не выяснена. Поэтому болтовня продолжается в надежде на магическое появление земных благ, якобы сопутствующее всякой демократии.
А Церкви в этой ситуации что делать? Присутствовать ли ей на тех аренах, что оглашены треском ломающихся словесных копий?
Может ей стоит совсем устраниться от мирского шума и сосредоточиться на внутренней молитвенной жизни?
Конечно, стоит. Но это – та оборотная сторона Луна, которая не видна праздному взгляду. Должна быть и другая сторона.
Напомнить нам о том, что мы должны молиться и только молиться, кстати, не прочь даже те, кто сам никогда не молится.
Стоит нам сказать слово на важную, но не стопроцентно церковную тему, как раздается глас: "Молитесь, мол, а за нами оставьте сферу мирскую и гражданскую".
Хорошо ли с такими голосами согласиться?
Думаю, совсем не хорошо.
Нельзя разрезать живой глаз на две части без потери при этом зрения. Нельзя и жизнь народную искусственно разделять на область "чистого духа и сладких воздыханий", и на сферу житейскую, сколь запутанную, столь же и важную.
Христианину подобает исповедовать веру не только перед Чашей словами "верую, Господи, и исповедую", но и в гуще повседневных событий.
И свет молящегося ума нужно, если удастся, вносить в гущу бесплодных перепалок, которыми полны эфиры. Говорю "если удастся" потому, что непросто это - сохранять мир и выносить из внутренней сокровищницы слово на пользу там, где спорят не для обретения истины, а чтобы выкричаться.
И формат может быть против проповедника. Потому как все спешат, все друг друга торопят, ссылаясь на эфирные ограничения.
И взгляды у большинства людей установившиеся, принуждающие видеть перед собой не столько живого человека, сколько представителя той или иной касты или корпорации.
Кратко сказать – все против вдумчивого слова по существу.
А оно таки должно звучать.
Нам трудно даже представить, сколько нечаянной и подлинной радости приносит множеству наших соотечественников точное слово пастыря, сказанное, например, с экрана. "Мы живы", — думает в это время простой человек, — "и Церковь жива, и правда есть. А миром правит Бог и только Бог"
Есть и еще препятствия, не считая общей суматохи, брожения умов и отсутствия культуры публичных диспутов. Дело в том, что православные христиане не всегда сходятся друг с другом по части желаемого идеала.
Одни влюблены в допетровскую Русь, другие – в монаршую и синодальную, третьим подавай быстрее Царя, четвертые ищут сплочения на фоне антиглобалистских тревог.
Каждый полк – под своим знаменем, и немало их, этих полков.
Жаркое отстаивание своей правоты мешает любить, и в брате не дает увидеть брата.
Это тяжкий недуг.
А ведь все споры сводятся, как всегда, к двум вариантам Церковного бытия: бегство от мира, ставшего окончательно антихристовым или присутствие в мире, ради приведения людей к Богу. То есть "уже бежать" или "еще оставаться"? Но эти два сопутствующих историческому христианству вопроса обычно так осложнены повседневностью, что распознает их далеко не каждый.
Любая историческая эпоха есть перепутье, с которого надо двигаться в одну из предлагаемых историческим моментом сторон.
Стороны эти предварительно еще предстоит распознать, разглядеть.
В этом труде и заключается умная задача любого поколения.
Эта задача не решается корпоративно, то есть одними интеллектуалами, или одними политиками.
От ее решения зависят судьбы великого множества людей.
Следовательно великие множества и должны быть вовлечены не в говорильню, убивающую время, а в толковый смыслообразующий разговор.
Связь между болтовней, переименованной в "свободу слова", и достойной жизнью работящего человека до сих пор не выяснена. Поэтому болтовня продолжается в надежде на магическое появление земных благ, якобы сопутствующее всякой демократии.
А Церкви в этой ситуации что делать? Присутствовать ли ей на тех аренах, что оглашены треском ломающихся словесных копий?
Может ей стоит совсем устраниться от мирского шума и сосредоточиться на внутренней молитвенной жизни?
Конечно, стоит. Но это – та оборотная сторона Луна, которая не видна праздному взгляду. Должна быть и другая сторона.
Напомнить нам о том, что мы должны молиться и только молиться, кстати, не прочь даже те, кто сам никогда не молится.
Стоит нам сказать слово на важную, но не стопроцентно церковную тему, как раздается глас: "Молитесь, мол, а за нами оставьте сферу мирскую и гражданскую".
Хорошо ли с такими голосами согласиться?
Думаю, совсем не хорошо.
Нельзя разрезать живой глаз на две части без потери при этом зрения. Нельзя и жизнь народную искусственно разделять на область "чистого духа и сладких воздыханий", и на сферу житейскую, сколь запутанную, столь же и важную.
Христианину подобает исповедовать веру не только перед Чашей словами "верую, Господи, и исповедую", но и в гуще повседневных событий.
И свет молящегося ума нужно, если удастся, вносить в гущу бесплодных перепалок, которыми полны эфиры. Говорю "если удастся" потому, что непросто это - сохранять мир и выносить из внутренней сокровищницы слово на пользу там, где спорят не для обретения истины, а чтобы выкричаться.
И формат может быть против проповедника. Потому как все спешат, все друг друга торопят, ссылаясь на эфирные ограничения.
И взгляды у большинства людей установившиеся, принуждающие видеть перед собой не столько живого человека, сколько представителя той или иной касты или корпорации.
Кратко сказать – все против вдумчивого слова по существу.
А оно таки должно звучать.
Нам трудно даже представить, сколько нечаянной и подлинной радости приносит множеству наших соотечественников точное слово пастыря, сказанное, например, с экрана. "Мы живы", — думает в это время простой человек, — "и Церковь жива, и правда есть. А миром правит Бог и только Бог"
Есть и еще препятствия, не считая общей суматохи, брожения умов и отсутствия культуры публичных диспутов. Дело в том, что православные христиане не всегда сходятся друг с другом по части желаемого идеала.
Одни влюблены в допетровскую Русь, другие – в монаршую и синодальную, третьим подавай быстрее Царя, четвертые ищут сплочения на фоне антиглобалистских тревог.
Каждый полк – под своим знаменем, и немало их, этих полков.
Жаркое отстаивание своей правоты мешает любить, и в брате не дает увидеть брата.
Это тяжкий недуг.
А ведь все споры сводятся, как всегда, к двум вариантам Церковного бытия: бегство от мира, ставшего окончательно антихристовым или присутствие в мире, ради приведения людей к Богу. То есть "уже бежать" или "еще оставаться"? Но эти два сопутствующих историческому христианству вопроса обычно так осложнены повседневностью, что распознает их далеко не каждый.
Любая историческая эпоха есть перепутье, с которого надо двигаться в одну из предлагаемых историческим моментом сторон.
Стороны эти предварительно еще предстоит распознать, разглядеть.
В этом труде и заключается умная задача любого поколения.
Эта задача не решается корпоративно, то есть одними интеллектуалами, или одними политиками.
От ее решения зависят судьбы великого множества людей.
Следовательно великие множества и должны быть вовлечены не в говорильню, убивающую время, а в толковый смыслообразующий разговор.
Рассказали мне на днях вот какую историю:
Время - настоящее.
Ехали в одном купе поезда два незнакомых мужика. Решили время скоротать за картишками. Среди игры один другому предложил сыграть на (!) душу. Мол, кто проиграл, тот душу проиграл. Сказано - сделано. Сыграли, и один проиграл.
Они легли спать. Утром доехали до места назначения и разошлись кто куда.
И тут проигравший человек теряет сон, покой, аппетит и все, что осталось. Он чувствует великое беспокойство. Поэтическая фраза "душу продал" становится для него вполне конкретной. Он ее действительно продал, вернее - проиграл. И не знает, кому. Он начинает искать попутчика: чрез кассы РЖД, через милицию... Найти не может, а беспокойство только усиливается. А вдруг попутчиком был Сатана? И что теперь делать?
Финал открытый. Чем закончилось, не знаю. Но интересно следующее:
Большинство из нас несерьезно относятся к тому, что у них есть главное сокровище - бессмертная душа. Слишком велик груз школьного дарвинизма и бытового материализма. Все, что касается души, кажется эфемерным и надуманным. Между тем в Евангелии сказано, что всеми богатствами мира даже одну (!) душу выкупить нельзя. Цена души - кровь Христа на Голгофе. И человек этого в быту не чувствует. А Сатана, между тем, именно так к душе относится - серьезно. Её цена ему известна. Вот он и скупает души за бесценок, предлагая власть, деньги, славу и прочее. Как во дни искушения в пустыне.
И герой нашей печальной и гротескной истории, как и многие тысячи на его месте, впервые ощутил и понял, что у него есть главное сокровище. Непродаваемое, однако же отданное, в шутку кому-то, как карточный долг. Только после этого он понял, что душа у него одна и это не химера, а истина. Понял, какой он глупец. Понял, как страшно и как реально потерять или отдать за бесценок неизвестному попутчику свою сокровенную сущность.
Притом еще становится понятным сила обычных слов. Не нужно подписывать собственной кровью дарственную. Нужно просто брякнуть глупое слово согласия, и - ВСЁ! Сделка состоялась. Отданное тебе уже не принадлежит (и ты сам это чувствуешь). Сделка обратного хода не имеет.
*
Здоровье ценишь, когда начинаешь его терять. Время ценишь, когда ушло и не вернешь. Людей оцениваешь только через потерю или страх потери.
Оказывается есть и такие, кто способен обнаружить в себе наличие бессмертной души, только после факта ее продажи или проигрыша. Жуткое прозрение с неизвестным финалом.
Время - настоящее.
Ехали в одном купе поезда два незнакомых мужика. Решили время скоротать за картишками. Среди игры один другому предложил сыграть на (!) душу. Мол, кто проиграл, тот душу проиграл. Сказано - сделано. Сыграли, и один проиграл.
Они легли спать. Утром доехали до места назначения и разошлись кто куда.
И тут проигравший человек теряет сон, покой, аппетит и все, что осталось. Он чувствует великое беспокойство. Поэтическая фраза "душу продал" становится для него вполне конкретной. Он ее действительно продал, вернее - проиграл. И не знает, кому. Он начинает искать попутчика: чрез кассы РЖД, через милицию... Найти не может, а беспокойство только усиливается. А вдруг попутчиком был Сатана? И что теперь делать?
Финал открытый. Чем закончилось, не знаю. Но интересно следующее:
Большинство из нас несерьезно относятся к тому, что у них есть главное сокровище - бессмертная душа. Слишком велик груз школьного дарвинизма и бытового материализма. Все, что касается души, кажется эфемерным и надуманным. Между тем в Евангелии сказано, что всеми богатствами мира даже одну (!) душу выкупить нельзя. Цена души - кровь Христа на Голгофе. И человек этого в быту не чувствует. А Сатана, между тем, именно так к душе относится - серьезно. Её цена ему известна. Вот он и скупает души за бесценок, предлагая власть, деньги, славу и прочее. Как во дни искушения в пустыне.
И герой нашей печальной и гротескной истории, как и многие тысячи на его месте, впервые ощутил и понял, что у него есть главное сокровище. Непродаваемое, однако же отданное, в шутку кому-то, как карточный долг. Только после этого он понял, что душа у него одна и это не химера, а истина. Понял, какой он глупец. Понял, как страшно и как реально потерять или отдать за бесценок неизвестному попутчику свою сокровенную сущность.
Притом еще становится понятным сила обычных слов. Не нужно подписывать собственной кровью дарственную. Нужно просто брякнуть глупое слово согласия, и - ВСЁ! Сделка состоялась. Отданное тебе уже не принадлежит (и ты сам это чувствуешь). Сделка обратного хода не имеет.
*
Здоровье ценишь, когда начинаешь его терять. Время ценишь, когда ушло и не вернешь. Людей оцениваешь только через потерю или страх потери.
Оказывается есть и такие, кто способен обнаружить в себе наличие бессмертной души, только после факта ее продажи или проигрыша. Жуткое прозрение с неизвестным финалом.
Удивительная история Великорецкого крестного хода — отец Андрей Ткачёв
https://youtu.be/eGHoDygo19g
https://youtu.be/eGHoDygo19g
Из всех городов России Петербург — самый нерусский город. На политической карте мира только в Африке множество стран имеют границы, нарезанные под линейку. Это — наследие колониализма.
Так же под линейку построен Петербург. Москва обрастала пригородами так, как купчиха обрастает юбками, как луковица обрастает плотью. Столетиями органически растут города. Но не Петербург.
Распланированный под линейку, он возник в считанные годы, тогда как другие города наживали мясо на костях, обрастали слободами и пригородами на протяжении целых столетий. Построенный под прямым углом, утопивший под мрамором тысячи душ, давший фору Риму, Амстердаму и Венеции вместе взятым, вырос он на гнилых болотах ни с того ни с сего — и тут же ощетинился пушками против врагов и крестами против демонов.
Молодой город уже через полстолетия подтвердил свою русскость своей святостью. Одной из первых и неофициальных его святых была женщина, ничем снаружи не прославленная. Город был имперский, служивый, чиновничий. Сотни Акакиев Акакиевичей сновали туда и сюда с казенными бумагами. Нищета зябла на морозе и протягивала руки за милостыней. Было много церквей, но мало подвига Христа ради и мало милосердия.
Вдруг появляется женщина, раздавшая всем все и молящаяся обо всех так, как будто это ее родные дети. Бездетные женщины, как правило, жестоки. Зэки, провожающие на свободу друзей, поздравляют их, но хоронят в душе горечь обиды. Ведь те уже уходят, а они еще остаются. Бескорыстно вымаливать другим то, чего сам лишен, — это высшая степень любви.
Ксения Григорьевна очень любила своего мужа. Прожили в браке они недолго и детей не нажили. Внезапная смерть перевернула с ног на голову всю жизнь молодой вдовы. В браке ведь муж и жена сочетаются в одну плоть. И если одна половина раньше другой переступает грань жизни и смерти, то и вторая половина влечется за грань, хотя время ей еще не пришло. Тогда человек прежде смерти умирает.
Одни умирают для общественной жизни и спиваются. Другие умирают для греховной жизни и начинают подвиг ради Бога.
Ксения хотела, чтобы муж ее был спасен для вечности. Лишившись временного семейного счастья, она хотела, чтобы в вечности она и он были вместе. Ради этого стоило потрудиться. И вот молодая вдова начинает безумствовать, по-славянски — юродствовать. Она отзывается только на имя своего мужа, одевается только в его одежды и во всем ведет себя как сошедшая с ума. Отныне и на полстолетия за личиной безумия она сохранит непрестанную молитву о своем муже.
Молящийся человек всегда от молитвы о ком-то одном переходит к молитве о многих. Сердце разгорается, расширяется в любви и охватывает собою путешествующих, недугующих, страждущих, плененных, умирающих и много других состояний, в которых пребывают мятущиеся людские души. Большое начинается с малого. Стоит полюбить кого-то одного и невидимо пролить кровь в молитве об этом одном — как тут же откроются бездны, и перед мысленным взором окажутся тысячи скорбящих, трепещущих, унывающих, нуждающихся в молитве.
Ксения нашла это, хотя этого не искала. Она хотела вымолить для блаженной вечности душу любимого мужа — Андрея Федоровича. Но эта горячая молитва об одном человеке сделала ее молитвенницей обо всем мире. Так из маленького вырастает большое. Так люди находят то, чего не ждали.
Ксения Григорьевна не родила детей от Андрея Федоровича, которого любила. Не на сладилась семейным счастьем, не увидела внуков. Однако она вымаливает людям решение многообразных житейских проблем: примирения с тещами и свекрухами, обретения места работы, размены жилплощади, избавления от бесплодия…
Обычно кто чего не имел — тот того не вымолит. Невоевавший не понимает пошедшего на войну. Нерожавшая не поймет многодетную. И так далее… А вот Ксения, хотевшая, но не имевшая мирского счастья, без всякой зависти вымаливает это самое счастье всем тем, кто обращается к ней.
Петербург — самый нерусский город. Однако заселили его русские люди, и уже через полстолетия родились в нем русские святые.
Так же под линейку построен Петербург. Москва обрастала пригородами так, как купчиха обрастает юбками, как луковица обрастает плотью. Столетиями органически растут города. Но не Петербург.
Распланированный под линейку, он возник в считанные годы, тогда как другие города наживали мясо на костях, обрастали слободами и пригородами на протяжении целых столетий. Построенный под прямым углом, утопивший под мрамором тысячи душ, давший фору Риму, Амстердаму и Венеции вместе взятым, вырос он на гнилых болотах ни с того ни с сего — и тут же ощетинился пушками против врагов и крестами против демонов.
Молодой город уже через полстолетия подтвердил свою русскость своей святостью. Одной из первых и неофициальных его святых была женщина, ничем снаружи не прославленная. Город был имперский, служивый, чиновничий. Сотни Акакиев Акакиевичей сновали туда и сюда с казенными бумагами. Нищета зябла на морозе и протягивала руки за милостыней. Было много церквей, но мало подвига Христа ради и мало милосердия.
Вдруг появляется женщина, раздавшая всем все и молящаяся обо всех так, как будто это ее родные дети. Бездетные женщины, как правило, жестоки. Зэки, провожающие на свободу друзей, поздравляют их, но хоронят в душе горечь обиды. Ведь те уже уходят, а они еще остаются. Бескорыстно вымаливать другим то, чего сам лишен, — это высшая степень любви.
Ксения Григорьевна очень любила своего мужа. Прожили в браке они недолго и детей не нажили. Внезапная смерть перевернула с ног на голову всю жизнь молодой вдовы. В браке ведь муж и жена сочетаются в одну плоть. И если одна половина раньше другой переступает грань жизни и смерти, то и вторая половина влечется за грань, хотя время ей еще не пришло. Тогда человек прежде смерти умирает.
Одни умирают для общественной жизни и спиваются. Другие умирают для греховной жизни и начинают подвиг ради Бога.
Ксения хотела, чтобы муж ее был спасен для вечности. Лишившись временного семейного счастья, она хотела, чтобы в вечности она и он были вместе. Ради этого стоило потрудиться. И вот молодая вдова начинает безумствовать, по-славянски — юродствовать. Она отзывается только на имя своего мужа, одевается только в его одежды и во всем ведет себя как сошедшая с ума. Отныне и на полстолетия за личиной безумия она сохранит непрестанную молитву о своем муже.
Молящийся человек всегда от молитвы о ком-то одном переходит к молитве о многих. Сердце разгорается, расширяется в любви и охватывает собою путешествующих, недугующих, страждущих, плененных, умирающих и много других состояний, в которых пребывают мятущиеся людские души. Большое начинается с малого. Стоит полюбить кого-то одного и невидимо пролить кровь в молитве об этом одном — как тут же откроются бездны, и перед мысленным взором окажутся тысячи скорбящих, трепещущих, унывающих, нуждающихся в молитве.
Ксения нашла это, хотя этого не искала. Она хотела вымолить для блаженной вечности душу любимого мужа — Андрея Федоровича. Но эта горячая молитва об одном человеке сделала ее молитвенницей обо всем мире. Так из маленького вырастает большое. Так люди находят то, чего не ждали.
Ксения Григорьевна не родила детей от Андрея Федоровича, которого любила. Не на сладилась семейным счастьем, не увидела внуков. Однако она вымаливает людям решение многообразных житейских проблем: примирения с тещами и свекрухами, обретения места работы, размены жилплощади, избавления от бесплодия…
Обычно кто чего не имел — тот того не вымолит. Невоевавший не понимает пошедшего на войну. Нерожавшая не поймет многодетную. И так далее… А вот Ксения, хотевшая, но не имевшая мирского счастья, без всякой зависти вымаливает это самое счастье всем тем, кто обращается к ней.
Петербург — самый нерусский город. Однако заселили его русские люди, и уже через полстолетия родились в нем русские святые.
Искусственный интеллект и вера. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/66602d84bf00ec6cb7823318
https://youtu.be/isY_8TJC3T0
dzen.ru/video/watch/66602d84bf00ec6cb7823318
https://youtu.be/isY_8TJC3T0
Если бы мне были открыты изгибы и повороты судеб всех людей, с которыми я пересекался в жизни, разве мог бы я жить спокойно?
Разве мы подавали бы друг другу руки, если бы всё друг о друге знали?
Вопрос риторический. Не подавали бы.
Мы бы возненавидели друг друга, возгнушались бы своим соседством.
Заповедь о любви предполагает некое божественное незнание о тайне человека и нежелание в эту тайну проникать.
Вот почему любовь к грешнику, не гаснущая при виде его грехов, выше и чудеснее, чем воскрешение мёртвых.
Наше незнание — такой же подарок от Бога, как и наши относительные знания и умения.
Из этой светотени, из сложных сочетаний «знаю — не знаю» и составляется красота человеческого мира.
Пусть нам твердят о том, что мир не чёрно-бел, что в нём есть много оттенков.
Всё-таки чёрно-белые фотографии рельефней и сочнее.
Они лучше ловят момент и передают жизнь.
Пёстрые цвета — это лубок и почтовая открытка, отправленная к Рождеству без всякой веры в воплотившегося Бога.
Чёрный и белый цвет с богатством оттенков — это правдивая и вовсе не однообразная жизнь.
И одна из сторон сложной чёрно-белой правды — сложное сочетание «знаю — не знаю».
Знаю, к примеру, что умру, но не знаю — когда.
Даже знать не хочу, чтобы этим поистине убийственным знанием не отравить радость новизны и свободу творческого поведения.
Знаю, что грешен, но не знаю насколько, потому что не я себе судья и не за мною слово оправдания или осуждения.
Я много знаю, и ещё больше не знаю.
Моё незнание радует меня ничуть не меньше, чем интеллектуальный экстаз, рождённый решённой задачей или новой понятой мыслью.
Отказываюсь от желания знать всё.
Хочу быть рыбой, счастливо плавающей в ничтожном, но достаточном пространстве аквариума.
Хочу только быть молящейся рыбой.
Хочу быть Гамлетом, познающим Вселенную из маленькой скорлупы, но не боящимся ночных кошмаров.
Не нужно гордости. Не нужно лишнего пафоса.
Даже улетая в космос и возвращаясь, человек не должен говорить: «Я покорил космос».
Ты, человек, просто засунул любопытный нос в новый мир, и тебя, дурака, там потерпели.
Всегда пожимал я плечами, слыша из уст моряков или альпинистов речи о том, что они «покорили» море или горные вершины.
Ты залез высоко и счастливо слез. Ты всё ещё жив, а вершина как стояла, так и стоит.
Нет никаких гарантий, что ты залезешь на ту же высоту ещё раз. Откуда пафос покорения?
Может быть, ты покорил себя, свой страх, свою лень? Но тогда это другой разговор.
Это и есть путь. На этом пути победы славнее и необходимее. Мир внешний познаётся изнутри.
Огромность внешнего мира блекнет перед глубиной внутреннего. И загадок там больше.
Саранча сожрала посевы пшеницы, но так и не познала пшеницу.
Жадный ум захватчика опьянел от внешних успехов. Это не навсегда, я вас уверяю.
Если ум не смирится и в звательном падеже не обратится к Богу — Господи! — всё сильно изменится, не к радости гордого естествоиспытателя.
Может случиться, что человек захочет пить, но воды не будет.
Вместо настоящей воды, журчащей, искрящейся, прохладной, останется только формула воды.
Она никого не напоит, эта формула. Она только раздражит того, кто её знает.
Так раздражает химический состав хлеба, поданный на листе бумаги голодному вместо настоящей краюхи.
Это бессилие и раздражение от ложных успехов — перспектива всякого гордого знания.
Вода в тот день, день жажды и голода, будет только у рыбы.
Или у того, кто чуть-чуть похож на рыбу — то есть доволен маленьким пространством и счастлив внутри него, не желая проглатывать жадным умом всю Вселенную.
Разве мы подавали бы друг другу руки, если бы всё друг о друге знали?
Вопрос риторический. Не подавали бы.
Мы бы возненавидели друг друга, возгнушались бы своим соседством.
Заповедь о любви предполагает некое божественное незнание о тайне человека и нежелание в эту тайну проникать.
Вот почему любовь к грешнику, не гаснущая при виде его грехов, выше и чудеснее, чем воскрешение мёртвых.
Наше незнание — такой же подарок от Бога, как и наши относительные знания и умения.
Из этой светотени, из сложных сочетаний «знаю — не знаю» и составляется красота человеческого мира.
Пусть нам твердят о том, что мир не чёрно-бел, что в нём есть много оттенков.
Всё-таки чёрно-белые фотографии рельефней и сочнее.
Они лучше ловят момент и передают жизнь.
Пёстрые цвета — это лубок и почтовая открытка, отправленная к Рождеству без всякой веры в воплотившегося Бога.
Чёрный и белый цвет с богатством оттенков — это правдивая и вовсе не однообразная жизнь.
И одна из сторон сложной чёрно-белой правды — сложное сочетание «знаю — не знаю».
Знаю, к примеру, что умру, но не знаю — когда.
Даже знать не хочу, чтобы этим поистине убийственным знанием не отравить радость новизны и свободу творческого поведения.
Знаю, что грешен, но не знаю насколько, потому что не я себе судья и не за мною слово оправдания или осуждения.
Я много знаю, и ещё больше не знаю.
Моё незнание радует меня ничуть не меньше, чем интеллектуальный экстаз, рождённый решённой задачей или новой понятой мыслью.
Отказываюсь от желания знать всё.
Хочу быть рыбой, счастливо плавающей в ничтожном, но достаточном пространстве аквариума.
Хочу только быть молящейся рыбой.
Хочу быть Гамлетом, познающим Вселенную из маленькой скорлупы, но не боящимся ночных кошмаров.
Не нужно гордости. Не нужно лишнего пафоса.
Даже улетая в космос и возвращаясь, человек не должен говорить: «Я покорил космос».
Ты, человек, просто засунул любопытный нос в новый мир, и тебя, дурака, там потерпели.
Всегда пожимал я плечами, слыша из уст моряков или альпинистов речи о том, что они «покорили» море или горные вершины.
Ты залез высоко и счастливо слез. Ты всё ещё жив, а вершина как стояла, так и стоит.
Нет никаких гарантий, что ты залезешь на ту же высоту ещё раз. Откуда пафос покорения?
Может быть, ты покорил себя, свой страх, свою лень? Но тогда это другой разговор.
Это и есть путь. На этом пути победы славнее и необходимее. Мир внешний познаётся изнутри.
Огромность внешнего мира блекнет перед глубиной внутреннего. И загадок там больше.
Саранча сожрала посевы пшеницы, но так и не познала пшеницу.
Жадный ум захватчика опьянел от внешних успехов. Это не навсегда, я вас уверяю.
Если ум не смирится и в звательном падеже не обратится к Богу — Господи! — всё сильно изменится, не к радости гордого естествоиспытателя.
Может случиться, что человек захочет пить, но воды не будет.
Вместо настоящей воды, журчащей, искрящейся, прохладной, останется только формула воды.
Она никого не напоит, эта формула. Она только раздражит того, кто её знает.
Так раздражает химический состав хлеба, поданный на листе бумаги голодному вместо настоящей краюхи.
Это бессилие и раздражение от ложных успехов — перспектива всякого гордого знания.
Вода в тот день, день жажды и голода, будет только у рыбы.
Или у того, кто чуть-чуть похож на рыбу — то есть доволен маленьким пространством и счастлив внутри него, не желая проглатывать жадным умом всю Вселенную.
Предтеча покаяния. Отец Андрей Ткачёв
dzen.ru/video/watch/6663239074e3fd4b43857489
https://youtu.be/UffkHZ5R9ZU
dzen.ru/video/watch/6663239074e3fd4b43857489
https://youtu.be/UffkHZ5R9ZU
Современный человек — как белка в колесе. Но нужно в каждодневной суете вырывать время для Бога. Смысл субботней заповеди, которую Христос дал евреям, заключается в том, что надо учиться отрывать себя для Господа, в том числе, и время жизни. Иначе слишком податлив на суету бывает человек и он позволяет засосать себя в эту суету с головою.
Есть такое древнее благословение: «Благословен тот, кто отличает праздники от будней, святое от повседневного». Человек, который не видит разницы между повседневностью и праздниками, он, как навьюченный осёл, таскает на себе этот груз, что в будни, что в праздники. Это несчастный человек. Всё в его жизни монотонно, безвылазно, бесконечно. Кабала какая-то. Это уже и не жизнь, а какое-то проклятье…
Поэтому Господь, желая человеку добра, дал заповедь привыкать к отторжению. Из зубов суеты надо вырывать дни и часы, чтобы отдавать их Господу.
Кстати, против этого выступает лукавый, который пытается затянуть нас в непрестанную деятельность. Бесполезную, пустопорожнюю, имеющую вид важных вещей. Но насколько всё это бесполезно, мы поймём только тогда, когда сильно заболеем и умирать начнём. Сразу станет понятно, что на девяносто девять процентов то, чем мы занимались — такая чушь, на которую не стоило тратить ни времени, ни нервов. А важные вещи упущены.
Есть такое древнее благословение: «Благословен тот, кто отличает праздники от будней, святое от повседневного». Человек, который не видит разницы между повседневностью и праздниками, он, как навьюченный осёл, таскает на себе этот груз, что в будни, что в праздники. Это несчастный человек. Всё в его жизни монотонно, безвылазно, бесконечно. Кабала какая-то. Это уже и не жизнь, а какое-то проклятье…
Поэтому Господь, желая человеку добра, дал заповедь привыкать к отторжению. Из зубов суеты надо вырывать дни и часы, чтобы отдавать их Господу.
Кстати, против этого выступает лукавый, который пытается затянуть нас в непрестанную деятельность. Бесполезную, пустопорожнюю, имеющую вид важных вещей. Но насколько всё это бесполезно, мы поймём только тогда, когда сильно заболеем и умирать начнём. Сразу станет понятно, что на девяносто девять процентов то, чем мы занимались — такая чушь, на которую не стоило тратить ни времени, ни нервов. А важные вещи упущены.