Зима 1927 года прошла для Маяковского под знаком очередной революционной поэмы. Партия была довольна, но эта реакция не показательна. На каждом выступлении противники Маяковского рьяно пытались его уколоть. Среди хулиганов были и литературные соперники, и те, кто приходил только для того, чтобы спровоцировать поэта. Маяковский был блестящим оратором, его выступления зачастую превращались в настоящее шоу, главным образом благодаря способности Владимира парировать нападки публики. Этому способствовал его мощный бас, заглушавший всех и вся.

Вопросы задавались устно или в записках, которые передавались на эстраду. «А вас никто не читает, никто не спрашивает!» – злорадствовала ленинградская библиотекарша. В Баку Маяковский получил клочок бумаги со следующим содержанием: «Когда у человека на душе пустота, то для него есть два пути: или молчать, или кричать. Почему вы выбрали второй путь?». Владимир ответил со свойственным ему остроумием: «Есть и третий путь – писать вот такие бездарные записки».

В большинстве случаев Маяковский своими молниеносными, убийственными ответами мог расположить к себе аудиторию, но порой комментарии были такими подлыми, что ему казалось, будто всё его существование ставится под вопрос. Неужели это и есть награда за преданность революции и рабочему классу? Выступления продолжались по несколько часов, и по их окончании поэт чувствовал себя совершенно опустошённым.

За годы выступлений Маяковский собрал около 20 000 записок с вопросами. Даже хотел написать универсальный ответ. Если бы решился, то получилось бы что-то подобное (цитата Маяковского из первого номера футуристической газеты «Новый Леф» за 1928 год: «Вас не понимают рабочие и крестьяне!»: Я ещё не видал, чтобы кто-то хвастался так: какой я умный – арифметику не понимаю, французский не понимаю, грамматику не понимаю. Но весёлый клич «я не понимаю футуристов!» несётся пятнадцать лет, затихает и снова гремит возбуждённо и радостно».
#маяковский

Маяковский снова в Париже, рядом, как всегда, Эльза. Ей нужно к доктору, Маяковский вызвался сопровождать. Пока они ждали, появилась молодая женщина. Из её воспоминаний: «Войдя к доктору в гостиную, я увидела хозяина, Эльзу Триоле и высокого, большого господина, одетого с исключительной элегантностью в добротный костюм, хорошие ботинки и с несколько скучающим видом сидящего в кресле. При моём появлении он сразу устремил на меня внимательные, серьёзные глаза. Его короткий бобрик и крупные черты лица я узнала сразу – это был Маяковский».

Услышав её имя – Татьяна – Владимир тоже догадался, что за красавица вошла в зал. Татьяна Яковлева – девушка, о которой ему рассказывали парижские друзья и кому он передавал приветы.

Девушка сильно кашляла (последствия ранее перенесённого туберкулёза), но вопреки своей мнительности, Маяковский предложил проводить её домой. В такси было холодно, и он снял с себя пальто и укрыл девушке ноги. «С этого момента я почувствовала к себе такую нежность и бережность, не ответить на которую было невозможно» – вспоминала Татьяна.

Русская эмигрантка. Высокая (около 180 см), с длинными ногами, Татьяна Яковлева отличалась необыкновенной привлекательностью. Работала статисткой в кино, манекенщицей у Шанель, рекламировала чулки на афишах, которые висели по всему Парижу.

Ни Маяковский, ни Татьяна не хотели афишировать свои отношения: она – потому что её семья, с таким трудом вызволившая девушку из Советского Союза, была настроена крайне антисоветски; он – потому что пролетарский поэт не должен строить никаких отношений с русской эмигранткой. В общем, та же история, что с Элли Джонс.

Из воспоминаний Яковлевой: «Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след. Это самый талантливый человек, которого я встречала». Несмотря на то, что Татьяна из осторожности не произносила слово «любовь», она испытывала к Маяковскому сильные чувства. Однако когда через две недели после первого знакомства, он предложил ей выйти за него замуж и уехать с ним в Москву, Татьяна ответила уклончиво. Её нерешительность пробудила в Маяковском дремавшие лирические силы, и за ночь он написал стихотворение («Письмо Татьяне Яковлевой»), которое прочитал ей на следующий же день:

Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.
#маяковский

Маяковский вернулся в Россию без Татьяны. По приезде обо всём рассказал Лили. Брик забила тревогу. Из её письма к Эльзе: «Элик! Напиши мне, пожалуйста, что это за женщина, по которой Володя сходит с ума, которую он собирается выписать в Москву, которой он пишет стихи (!!!). НЕ РАССКАЗЫВАЙ НИКОМУ, что я прошу тебя об этом, и напиши мне обо всём подробно».

В то же время нежное письмо Маяковского к Татьяне: «Твои строки – это добрая половина моей жизни и вся моя личная. Я не растекаюсь по бумаге (профессиональная ненависть к писанию), но если бы дать запись всех, моих со мной же, разговоров о тебе, ненаписанных писем, невыговоренных ласковостей, то мои собрания сочинений сразу бы вспухли и всё сплошной лирикой!

Милая! Мне без тебя совсем не нравится. Обдумай и пособирай мысли (а потом и вещи) и примерься сердцем своим, к моей надежде взять тебя на лапы и привезти к нам, к себе в Москву. Сделаем нашу разлуку проверкой. Если любим, то хорошо ли тратить сердце и время на изнурительное шагание по телеграфным столбам?

«Письмо Татьяне Яковлевой» при жизни Маяковского не печаталось по просьбе Татьяне. А вот второе парижское стихотворение «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» было опубликовано во втором номере журнала «Молодая гвардия»:

Любить -
это значит:
в глубь двора
вбежать
и до ночи грачьей,
блестя топором,
рубить дрова,
силой
своей
играючи.
Любить -
это с простынь,
бессонницей
рваных,
срываться,
ревнуя к Копернику,
его,
а не мужа Марьи Иванны,
считая
своим
соперником.

Публикуя этот гимн любви, Маяковский рисковал репутацией пролетарского поэта. Он всегда болезненно реагировал на намёки о том, что живёт не так, как, по мнению критиков, должен, а любовная связь с «белой» эмигранткой и вовсе превращала его в открытую мишень для нападок. Однако всё закончилось неожиданным образом: Маяковский больше не возвращался в Париж, Татьяну Яковлеву в жёны не взял. Причина? Лили Брик. Она получила страшный удар по самолюбию, когда её первенство в жизни и поэзии Маяковского пошатнулось. Лиля сделала ход конём и свела Владимира с другой, не менее эффектной девушкой, вытеснив из его сердца Татьяну Яковлеву, оказавшеюся простой влюблённостью.
#маяковский

Эффектная девушка – это про Веронику (Нору) Полонскую. Она исполняла главную роль в фильме Лили Брик и Владимира Жемчужного «Стеклянный глаз». Маяковский легко влюблялся, и Лили надеялась, что Нора заставит его забыть Татьяну Яковлеву. Оставалось только найти подходящий случай их познакомить. Таковой представился 13 мая, когда Лили и Осип устроили встречу на московском ипподроме. Знакомство состоялось.

Маяковский пообещал, что на следующий день заберёт Нору после спектакля на автомобиле, но его задержала бильярдная партия. Вечером Владимир позвонил девушке по телефону и на вопрос, почему он так и не заехал за ней, ответил: «Бывают в жизни человека такие обстоятельства, против которых не попрёшь, поэтому вы не должны меня ругать».

Как и всегда, влюблённому Маяковскому нужно было немедленно удостовериться в своей привлекательности, и он тут же назначил Норе новое свидание. Встретившись во второй половине дня, они пошли на прогулку. Из воспоминаний Норы: «На этот раз Владимир произвёл на меня совсем другое впечатление, чем накануне. Он был не похож на вчерашнего Маяковского – резкого, шумного, беспокойного в литературном обществе. Он был совершенно мягок и деликатен, говорил о самых простых, обыденных вещах».

После нескольких дней бесед и прогулок Маяковский пригласил Нору к себе, где «сильным, низким голосом, которым он великолепно управлял, читал стихи; необыкновенно выразительно, с самыми неожиданными интонациями». Далее Маяковский действовал в привычном ключе. Когда Нора на вопрос, нравятся ли ей его стихи, ответила утвердительно, он начал обнимать её, а встретив сопротивление, «страшно удивился, по-детски обиделся». Затем «надулся, помрачнел и сказал: «Ну ладно, дайте копыто, больше не буду. Вот недотрога!». Однако Нора уже поняла, что если Маяковский захочет, то легко войдёт в её жизнь. Так и случилось. Через несколько дней они впервые стали близки.
#маяковский

Провожая в один из вечеров Нору домой, Маяковский посреди улицы вдруг начал танцевать мазурку. Из воспоминаний Полонской: «Такой большой и неуклюжий, а танцевал очень легко и комично в то же время». Напомню, что Маяковский ненавидел танцы, а тут внезапно исполняет мазурку в центре Москвы. Это многое говорит о его душевном состоянии и к тому же об отсутствии стыдливости.

Будучи инфантильно эгоцентричным, поэт всегда вёл себя так, словно рядом с ним никого нет. Он никогда не смущался, мог посреди улицы снять ботинок, в который попал камешек, громко обсуждал по телефону самые интимные вопросы, не обращая внимание на посторонние уши. В этом проявлялась его главная черта: неспособность к лицемерию, хитрости, фальши, интригам. Владимир совершенно не умел притворяться.

Нору поражали перепады настроения Маяковского: «Я не помню Владимира ровным, спокойным. Он или искрящийся, шумный, весёлый, удивительно обаятельный, всё время повторяющий отдельные строки стихов – или мрачный, молчащий по нескольку часов подряд».

Полонская не сомневалась в чувствах Маяковского и вскоре была готова разделить с ним жизнь. То есть, выйти замуж. Однако Владимир, к её огорчению, не говорил об этом. Сдерживающим фактором, конечно, была Татьяна Яковлева, которой Маяковский не перестаёт писать нежные письма: «Милый мой, родной и любимый Таник! Не забывай меня, пожалуйста. Я тебя так же люблю и рвусь тебя видеть».

В общем, Маяковский окончательно запутался. Он вёл двойную игру (тройную, если учитывать Лили), что совсем несвойственно его характеру. А значит, пребывал в растерянности, почти в отчаянии. Поэт не имел ни малейшего понятия о том, какой будет его жизнь, его будущее, сможет ли он создать свою семью или останется в «супружеском картеле» Лили и Осипа. Ответы на эти вопросы с трудом бы нашёл даже человек, находящийся в более стабильном психическом состоянии, чем Маяковский.
#маяковский

Владимир Владимирович, дело в том, что у вас расхождения с партией по вопросам художественным, точнее говоря, философско-этическим, более глубокие, чем вы думаете.

Маяковский страдал от нелюбви. Татьяна Яковлева вышла замуж. Романтические чувства Лили угасли 5 лет назад. Нора? Лишь утешение, последняя соломинка. Трагедия Маяковского в том, что при всей любви к своей стране, желании быть гегемоном поэзии, пророком рабочего класса, он не получил должной поддержки. По крайней мере, при жизни.

Конец близок. Октябрь, 1929 год, литературная группа во главе с Маяковским задумывает выставку «20 лет работы». Быстро собрать и подготовить материал не получилось, поэтому мероприятие перенесли. Юбилей провели в кругу друзей и коллег в квартире Маяковского и Бриков. В предрассветный час многие уже пьяны, Владимир в одиночестве пьёт вино за столом, на котором лежат подарки. Из воспоминаний Галины Катанян, одной из приглашённых: «было ощущение, что он какой-то одинокий, отдельный от всех, что все мы ему чужие».

Его просят почитать стихи, Маяковский отказывается, но после уговоров соглашается. Символичен выбор – «Хорошее отношение к лошадям». Это стихи о лошади, умирающей в голодном послереволюционном Петрограде. Вокруг упавшего животного собираются смеющиеся зеваки, и только лирический герой (читайте – сам Маяковский) не потешается, узнав в лошади самого себя.

Выставка «20 лет работы» всё же состоялась весной 1930 года. Мотивы и рвение, с которыми Маяковский взялся за мероприятие, объясняет Осип Брик. «Он хотел, чтобы мы взяли на себя организацию его выставки и чтобы на выставку пришли представители партии и правительства и сказали, что он, Маяковский, хороший поэт. Володя устал от борьбы, от драк, от полемики. Ему захотелось немножко покоя и чуточку творческого комфорта».

Но никто из приглашённых на выставку не явился. Публике, состоящей сплошь из студентов и близких друзей, Маяковский прочёл свою последнюю поэму «Во весь голос». Здесь-то самый оглушительный голос Серебряного века и надорвался.

Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.

И сломал кадык. Многое было уже поздно. Вступать в партию, менять курс, создавать семью. Не понятно, что делать дальше. Но другим, конечно, виднее. «Маяковский, из истории известно, что все хорошие поэты скверно кончали: или их убивали, или они сами… Когда же вы застрелитесь?» – вопрос из зала на последнем выступлении поэта.

Апрельские дни – агония. Брики уезжают за границу. Маяковский делает предложение Полонской, но та колеблется. Критики разносят в пух и прах новую пьесу. Не спасают ни вино, ни карты. Всё опостылело.

14 апреля, 1930 год. Комната Маяковского. Разговор с Норой. Требование Владимира сейчас же бросить мужа, оставить театр и начать жить с ним. Здесь и сейчас. Уверения в любви. Уловки – лишь бы выиграть время. Маяковский в отчаянии, отчаяние великана – поистине страшное зрелище.

Нора, пообещав позвонить вечером, выходит из комнаты. Когда она оказывается за дверью, раздаётся выстрел. Вскрикнув, Полонская бросается назад. На полу, на спине, раскинув руки, головой к двери лежит Маяковский, рядом с ним маузер. Глаза поэта открыты, он смотрит прямо на девушку и пытается поднять голову. Из воспоминаний Норы: «Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые. Потом голова упала, и он стал постепенно бледнеть».

Пуля застряла в сердце. На светлой рубашке разлилось бордовое пятно. Бросившись прочь из комнаты, Нора зовёт на помощь: «Маяковский застрелился!».
#маяковский

Послесловие

Маяковский был самоубийцей по призванию, как и Есенин. Он мог уйти из жизни ещё в 1917. По горячей молодости, но тоже из-за нелюбви. Телефонный звонок: «Я стреляюсь. Прощай, Лилик». Брик мчится к нему. Маяковский открывает дверь. На столе револьвер. Говорит: «Стрелялся, осечка. Второй раз не решился, ждал тебя». Видать, знал, что в следующий раз пуля найдёт цель.

Мне не избежать оценки Маяковского в сравнении с Есениным. Они всегда идут бок-о-бок. И разделять их, значит, вырывать из контекста. У меня другие правила. Есенин роднее, Маяковский громче. Мне кажется, я ещё не раз буду возвращаться к ним, но пока – несколько слов о человеческом воплощении молота с наковальней.

Судьба Маяковского трагична, как трагична любая история неразделённой любви. Поэт достиг максимума, экстремума сразу в двух областях. Жаль, что эти показатели лежат в отрицательной плоскости. Маяковский потерял человеческую любовь всей своей жизни и не смог добиться государственной. Тем ироничнее, что они соединились после его смерти. Лили Брик написала письмо Иосифу Сталину с просьбой увековечить Маяковского. Вождю эта идея показалась стоящей.

А давайте! А давайте сделаем Маяковского главным поэтом Советского Союза. Гражданской лирики навалом, политических манифестов нужной направленности – куча. Признания лояльности, как признания в любви, по-видимому, становятся нужными для объекта лишь тогда, когда иссякает их источник. Но именем мёртвого источника назовут площади, улицы, музеи.

Маяковский умер, и я почувствовал, нет, не горечь – грусть, обиду. Знаете это чувство, когда колоссальные усилия не приводят к желаемому результату? Это чувство разочарования. Бешеной энергии поэта не хватило, чтобы разрушить стену непонимания, непринятия, неприязни. Маяковский, наступивший на горло собственной песне, задохнулся.

И всё-таки, если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Значит, это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда. Как-нибудь ночью выгляните в окно, найдите Полярную звезду, отсчитайте вправо и вверх звёзд эдак семнадцать. Взгляните на эту яркую точку. Вдруг это Маяковский читает Богу и его знакомым свои смелые стихи?

Ну, как вам, товарищи, история Владимира Маяковского?
#маяковский
#послесловие

Привет! Материал о следующем герое уже готов, кто он - узнаете сегодня вечером. А о ком бы вам ещё хотелось почитать? Сейчас прикреплю голосование, и так же можете писать мне в личные сообщения - @sivmarkus. Спасибо, что мы вместе!

Иосиф Александрович Бродский. Родился 24 мая 1940 года в Ленинграде. Русский поэт, американский гражданин. Лауреат Нобелевской премии. Любитель котов. Курильщик. Упрямый спорщик. Человек, чья любовь к поэзии не поддавалась измерению.

Я знаю о Бродском совсем немного, буду рад, если вы мне подскажете, какие-нибудь надёжные источники. В моём рассказе об Иосифе появятся фотографии, а текста будет меньше, чем обычно. И да, в этот раз я не претендую на цельность повествования. Только отрывки, записки, осколки фактов и мнений.

Он был всего лишь точкой. И точкой была
звезда.

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях ребенка издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
звезда смотрела в пещеру.
И это был взгляд Отца.

«Рождественская звезда» Бродского. С неё и начнём.
#бродский

Даже на пути в аэропорт Пулково в тот день, когда Бродскому предстояло приземлиться в чужой Европе, в такси разговор шёл о поэзии, а не о политике и об изгнании. Бродский не хотел уезжать, но ещё больше он не хотел, чтобы его высылка стала политическим актом.

До поры до времени Иосиф вообще не замечал, что происходит вокруг. Не старательно не замечал, а просто не замечал, живя как бы в другой, своей реальности. Реальности, где люди поклонялись другому богу – Поэзии.

Собственно, причину высылки Бродского отлично сформулировал Сергей Довлатов в книге «Ремесло»: Советская власть – обидчивая дама. Худо тому, кто её оскорбляет. Но гораздо хуже тому, кто её игнорирует...
#бродский

«С этого все мои неприятности и начались. Когда начальники поняли, что человек просто не обращает на них внимания», — объяснял Бродский в одном из интервью. Весной 1964 года Иосиф Бродский был осуждён на пять лет ссылки в Архангельскую область «за тунеядство».
#бродский

«Нормальный человек всегда чувствует вину по отношению к государству, к другим людям и т.д. Человек свободный отличается от человека порабощённого именно тем, что в случае катастрофы, неудачи, несчастья никогда не винит обстоятельства, другого человека — он винит самого себя».

Это чувство вины усиливалось тем, что Бродский считал себя до известной степени ответственным за то, что с ним произошло. Он прекрасно знал, с кем имеет дело и какие последствия может принести отказ шагать в ногу с общественным и литературным строем.

«Я не принимал систему, — объяснял Иосиф в интервью. — Следовательно, у них было право отправить меня за решётку. Это их система. От этого никуда не деться. Раз ты проявляешь своё неприятие, они вправе сделать с тобой что хотят, поскольку их цель — сохранить свою систему навечно… Надо быть трезвым. Я не считаю, что надо заниматься самообманом. Эти типы в силе. Я слабее их. Я не обладаю властью».
#бродский

«Какую биографию делают нашему рыжему!» – так Анна Ахматова охарактеризовала исход полностью сфабрикованного дела Бродского о тунеядстве. Великая поэтесса Серебряного века, вообще, прожила долгую жизнь – дворянкой разъезжала в каретах, а потом дождалась Гагарина из первого космического полёта. О ней тоже стоит рассказать, но позже, сейчас – Бродский.

Фраза Анны Андреевны пророческая. Многие недруги Бродского потом будут говорить, что именно политический контекст уголовного дела принёс успех поэту. Что мог с этим поделать Бродский? Ничего, он просто был поэтом. Большим поэтом, что прекрасно понимала и Ахматова.

Изгнанием Бродского из СССР в 1972 году власти надеялись окончательно решить проблему, с которой боролись с марта 1964 года, когда на издевательском судебном процессе Бродского сочли виновным в тунеядстве. В основе дела лежало отсутствие у Бродского постоянного места работы. С тем, что он писал и переводил стихи, суд не посчитался. Или, скорее, — эти занятия не воспринимались как настоящая работа. Дело было сфабриковано от начала до конца, и суд преследовал только одну цель — наказать так, чтобы другим было неповадно.

Ленинградская комсомольская организация уже давно вела кампанию борьбы с «декадентскими» элементами, и имя Бродского уже всплывало в печати. В газете «Вечерний Ленинград» он был назван одним из «непризнанных поэтов и отвергнутых гениев», которые «бродят и часто выступают перед молодежью с упадочническими и формалистическими произведениями разного рода».

Бродский активным антисоветчиком не был, хотя и в жизненной практике, и в литературном творчестве пренебрегал установленными советскими правилами. Но судить его за идеи, которые он не пропагандировал активно, было трудно. Поэтому прибегли к другой статье закона, а именно к «Указу о борьбе с тунеядством», принятому в мае 1961 года. 29 ноября 1963 года Бродский в «Вечернем Ленинграде» был назван «пигмеем, самоуверенно карабкающимся на Парнас», после чего Союз писателей, членом которого Бродский не был, просил прокуратуру, «имея в виду антисоветские высказывания Бродского и его единомышленников возбудить против Бродского и его "друзей" уголовное дело». Прокурор, однако, ограничился требованием для Бродского общественного суда. Ленинградское отделение Союза писателей с готовностью согласилось предоставить для этого свою площадку.
#бродский

Бродский не явился на «суд», который был назначен на 25 декабря 1963 года. По плану, разработанному для него в дружеском кругу Ахматовой, он уехал в Москву, где друзья устроили его в психиатрическую больницу им. Кащенко. Психиатрический диагноз должен был стать прикрытием от суда. Но нервы Бродского были и так напряжены, поэтому он стал опасаться, что в самом деле сойдёт с ума, и попросил о выписке. Он покинул больницу 2 января, имея в кармане справку с диагнозом «шизоидная шизофрения», и на следующий день вернулся в Ленинград.

Спустя месяц с лишним, 13 февраля, Бродского задержали на улице в Ленинграде, затолкали в машину, увезли в Дзержинское районное управление милиции и поместили в одиночную камеру. На следующий день у него случился сердечный приступ (у Иосифа было наследственное заболевание сердца). Бродскому сделали укол камфоры, но оставили в камере. Через четыре дня в Дзержинском районном суде началось слушание по делу поэта.
#бродский

Исход заседания, конечно же, был предрешён, защита могла только попытаться смягчить решение суда требованием для Бродского медицинского обследования. Просьбу удовлетворили, но «обследование» было проведено совсем не так, как надеялась защита.

Бродского держали в психиатрической клинике три недели, первые дни в палате для буйных. Обследования никакого не было, его сразу стали «лечить»: держали в ледяных ваннах, будили ночью, кололи транквилизаторы, заворачивали в мокрые простыни, уложив возле батареи. Высохнув, простыни врезались в кожу. Когда много лет спустя Иосифа спросили, какой момент своей жизни он считает самым тяжелым, Бродский ответил: «Время, проведённое в психиатрической больнице».

Если врачи в Москве пытались прикрыть Бродского своим диагнозом, задача ленинградских врачей была иной: установить, что он вменяем и отвечает за свои поступки. Согласно их диагнозу, Бродский «проявляет психопатические черты характера, но психическим заболеванием не страдает и по состоянию нервно-психического здоровья является трудоспособным».
#бродский

Второе заседание суда состоялось 13 марта, как только «обследование» было закончено. То, что суд был показательным, не скрывалось: над дверью зала заседания, проходившего ради такого случая в клубе 15-го Ремонтно-машиностроительного управления на Фонтанке, висел плакат: «Суд над тунеядцем Бродским». Были вызваны шесть свидетелей — представителей трудящегося народа. Ни один из них не был знаком с Бродским.

Поскольку преступление Бродского не значилось в Уголовном кодексе РСФСР, а подпадало под Указ от 4 мая 1961 года, прокурора на процессе не было. Его роль исполняла судья Савельева.

Запись допроса Бродского

Судья. Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, а потом полгода не работали. Летом были в геологической партии, а потом 4 месяца не работали… (перечисляет места работы и следовавшие затем перерывы). Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни?

Бродский. Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи.

Судья. Значит, вы писали свои так называемые стихи? А что полезного в том, что вы часто меняли место работы?

Бродский. Я начал работать с 15 лет. Мне все было интересно. Я менял работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях.

Судья. А что вы сделали полезного для родины?

Бродский. Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден… я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу и не только сейчас, но и будущим поколениям…

Судья. Значит, вы думаете, что ваши так называемые стихи приносят людям пользу?

Бродский. А почему вы говорите про стихи «так называемые»?

Судья. Мы называем ваши стихи «так называемые» потому, что иного понятия о них у нас нет.
#бродский

Допрос продолжался 5 часов. Судья утверждала, что Бродский не работает, Бродский отвечал, что работает, то есть, пишет стихи, судья отказывалась считать сочинение стихов работой и т. д. Свидетели обвинения, не знавшие ни стихов Бродского, ни его самого, заявляли, что Бродский «тунеядец, хам, прощелыга, идейно грязный человек». Свидетели защиты, видные литераторы, хвалили Бродского как поэта и переводчика. Однако их суд прерывал или оставлял их слова без внимания.

Заседание выглядело абсурдным фарсом. Единственное, что отличало его от показательных процессов 30-х годов, был приговор: тем не менее он был неожиданно суров, учитывая характер «преступления». Бродского выслали из Ленинграда «в специально отведенную местность на срок 5 (пять) лет с обязательным привлечением к труду по месту поселения». По Указу о тунеядстве это было максимально строгое наказание.
#бродский

Бродский был прав, утверждая, что процесс и ссылка ничего не значили для него — в том смысле, что они не оставили прямых следов в его поэзии. Но они играли важную роль в другом плане: благодаря им он и его поэзия стали известны на Западе.

В зале суда московская журналистка Фрида Вигдорова, несмотря на запреты судьи, записывала всё, говорившееся на процессе. Уже через несколько дней её записи стали распространяться в самиздате, и осенью 1964-го журнал «Encounter» опубликовал их полный перевод на английский, после – и на другие языки.

Западную интеллигенцию преследования Бродского заставляли вспомнить о травле Пастернака шестью годами раньше. Протесты не заставили себя долго ждать. Одним из протестующих был Жан-Поль Сартр, который в письме советскому руководству заявил, что дело Бродского может испортить репутацию Советского Союза, и поэтому призывал освободить его. В СССР требования его скорейшего освобождения приобрели невиданный размах. «За него хлопочут так, как не хлопотали ни за одного человека изо всех восемнадцати миллионов репрессированных!» — подвела итог Ахматова. В сентябре 1965 года, после ходатайств Дмитрия Шостаковича, Анны Ахматовой, Лидии Чуковской, Александра Твардовского, Константина Паустовского, Самуила Маршака и других, Бродскому было позволено вернуться в родной город. К этому времени он отбыл полтора года своей пятилетней ссылки.
#бродский