Скажите, Мандельштам – ваш друг?
Может быть, смягчая участь поэта, Сталин стремился отвлечь внимание других литераторов от дела Мандельштама. Или же, напротив, это небольшой спектакль, попытка разыграть просвещённого властителя, снизошедшего до милости к зарвавшемуся подданному. Возможно, Сталина просто поразила неожиданная смелость Осипа. А может, стихи даже польстили вождю? Ведь в них он предстаёт могучей, хотя и страшной фигурой, особенно на фоне жалких «тонкошеих вождей»?
Первый и второй вариант как-то более логичны, правда? Они как будто даже подтверждаются легендарным полумифическим звонком вождя Борису Пастернаку: уличая своего собеседника в нерешительности, Сталин косвенно «ставил ему в пример» отважного Мандельштама.
Хроника этого телефонного разговора такова. 13 июня 1934 года в коммунальной квартире Пастернаков раздался звонок. Сталин начал с того, что заверил поэта: дело Мандельштама пересматривается и с ним всё будет хорошо. Затем он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал о Мандельштаме, почему не обратился в писательские организации или лично к нему, Сталину.
– Я бы на стену лез, если бы узнал, что мой друг поэт арестован.
– Писательские организации не занимаются такими делами с 27-го года, а если бы я не хлопотал, Вы бы ничего не узнали.
– Но ведь он Ваш друг?
– Поэты, как женщины, ревнуют друг друга.
– Но ведь он же мастер, мастер!
– Да не в этом дело. Да что мы всё о Мандельштаме да о Мандельштаме, я давно хотел с Вами встретиться и поговорить серьёзно.
– О чём?
– О жизни и смерти.
Иосиф Сталин положил трубку.
#мандельштам
Может быть, смягчая участь поэта, Сталин стремился отвлечь внимание других литераторов от дела Мандельштама. Или же, напротив, это небольшой спектакль, попытка разыграть просвещённого властителя, снизошедшего до милости к зарвавшемуся подданному. Возможно, Сталина просто поразила неожиданная смелость Осипа. А может, стихи даже польстили вождю? Ведь в них он предстаёт могучей, хотя и страшной фигурой, особенно на фоне жалких «тонкошеих вождей»?
Первый и второй вариант как-то более логичны, правда? Они как будто даже подтверждаются легендарным полумифическим звонком вождя Борису Пастернаку: уличая своего собеседника в нерешительности, Сталин косвенно «ставил ему в пример» отважного Мандельштама.
Хроника этого телефонного разговора такова. 13 июня 1934 года в коммунальной квартире Пастернаков раздался звонок. Сталин начал с того, что заверил поэта: дело Мандельштама пересматривается и с ним всё будет хорошо. Затем он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал о Мандельштаме, почему не обратился в писательские организации или лично к нему, Сталину.
– Я бы на стену лез, если бы узнал, что мой друг поэт арестован.
– Писательские организации не занимаются такими делами с 27-го года, а если бы я не хлопотал, Вы бы ничего не узнали.
– Но ведь он Ваш друг?
– Поэты, как женщины, ревнуют друг друга.
– Но ведь он же мастер, мастер!
– Да не в этом дело. Да что мы всё о Мандельштаме да о Мандельштаме, я давно хотел с Вами встретиться и поговорить серьёзно.
– О чём?
– О жизни и смерти.
Иосиф Сталин положил трубку.
#мандельштам
👍1👎1
Хочу работать, учиться…
На новое место ссылки Мандельштамы прибыли 25 июня 1934 года. Осмотревший Осипа Эмильевича психиатр следов травматического психоза у него уже не обнаружил, а вот жена Мандельштама, измотанная злоключениями мужа, заболела тифом и была доставлена в воронежскую инфекционную больницу, где пролежала несколько недель. В конце августа вдобавок она переболела дизентерией.
31 октября 1934 года в приступе отчаяния Надежда Яковлевна напишет Мариэтте Шагинян: «По-моему, пора кончать. Я верю, что уже конец. Быть может, это последствие тифа и дизентерии, но у меня больше нет сил, и я не верю, что мы вытянем».
Вытянули. Безумие первых месяцев прошло. И в сентябре 1934 года Мандельштам обратился к председателю правления Воронежского областного отделения ССП с просьбой дать ему возможность участвовать в работе местной писательской организации. Аналогичное прошение в Культпроп ЦК ВКП(б) направил Борис Пастернак. Бюрократическая машина заработала: «Мандельштама следует постепенно вовлекать в писательскую работу, и использовать его по мере возможности как культурную силу, и дать возможность заработать».
Осип получил место. «Никаких лишений нет и в помине, – в конце июля 1935 года сообщал Мандельштам отцу из Воронежа. – Впервые за много лет я не чувствую себя отщепенцем, живу социально, и мне по-настоящему хорошо. Хочу массу вещей видеть и теоретически работать, учиться… Совсем как и ты… Мы с тобой молодые. Нам бы в вуз поступить…».
#мандельштам
На новое место ссылки Мандельштамы прибыли 25 июня 1934 года. Осмотревший Осипа Эмильевича психиатр следов травматического психоза у него уже не обнаружил, а вот жена Мандельштама, измотанная злоключениями мужа, заболела тифом и была доставлена в воронежскую инфекционную больницу, где пролежала несколько недель. В конце августа вдобавок она переболела дизентерией.
31 октября 1934 года в приступе отчаяния Надежда Яковлевна напишет Мариэтте Шагинян: «По-моему, пора кончать. Я верю, что уже конец. Быть может, это последствие тифа и дизентерии, но у меня больше нет сил, и я не верю, что мы вытянем».
Вытянули. Безумие первых месяцев прошло. И в сентябре 1934 года Мандельштам обратился к председателю правления Воронежского областного отделения ССП с просьбой дать ему возможность участвовать в работе местной писательской организации. Аналогичное прошение в Культпроп ЦК ВКП(б) направил Борис Пастернак. Бюрократическая машина заработала: «Мандельштама следует постепенно вовлекать в писательскую работу, и использовать его по мере возможности как культурную силу, и дать возможность заработать».
Осип получил место. «Никаких лишений нет и в помине, – в конце июля 1935 года сообщал Мандельштам отцу из Воронежа. – Впервые за много лет я не чувствую себя отщепенцем, живу социально, и мне по-настоящему хорошо. Хочу массу вещей видеть и теоретически работать, учиться… Совсем как и ты… Мы с тобой молодые. Нам бы в вуз поступить…».
#мандельштам
👍2
Скоро допотрошу психа
В конце марта 1935 года Надежда Яковлевна почти на месяц уехала в Москву. 30 марта в Воронеж прибыл филолог-формалист Сергей Рудаков, молодой человек хотел написать книгу о Мандельштаме. Объект исследования Рудаков разыскал уже на третий день после прибытия в Воронеж.
При Мандельштамах Рудаков почти мгновенно занял место темпераментного собеседника, оценщика старых и новых творений, заботливо опекал болезненного Осипа. Когда филолог сам внезапно заболел скарлатиной, роли переменились. «Полтора дня я пролежал у Мандельштамов,– писал Рудаков жене. – Они были изумительно заботливы».
Рудакову для написания книги Надежда Яковлевна передала на хранение часть архива поэта. Вроде бы всё тихо, мирно и положительно со всех сторон. Вот только четверть века спустя исследователям стали доступны многочисленные воронежские письма Сергея Рудакова к жене, из которых выяснилось, что молодой честолюбивый филолог, любя Осипа Эмильевича и терпя Надежду Яковлевну, испытывал при общении с поэтом страшные муки уязвлённого самолюбия.
Во-первых, Мандельштам не признал рудаковских стихов. Во-вторых, Мандельштам принижал роль Рудакова в создании собственных произведений. Так, Сергей Борисович досадливо писал жене о совместной работе с Мандельштамом над стихотворением «Ариост»: «Лика, честное слово, план (количество строф и строк в них, тематика строф, созданная по полустрочным обрывкам) – мой. Вся композиция – лицо вещи – и она прекрасна, стройна. Оська смущён и… старается делать вид, что я “только помогал”. Это стало так обидно, что я чуть не плюнул и собрался всё бросить и уйти. Какая-то ослиная тупость, страх за свою славу. Дикая потребность – выслушать меня, руководиться мною».
Но это ещё можно понять, это человеческое. А как понимать следующее? Рудаков в своих письмах рассуждал о Мандельштаме как «о подопытном кролике или собаке Павлова», а о себе – как об «академике» или даже чучельнике – «сейчас занимался “шуточными” стихами Мандельштама – скоро допотрошу психа».
Правда, в этих письмах есть и другие строки: «Близость Мандельштама столько даёт, что сейчас не учесть всего. Это то же, что жить рядом с живым Вергилием или Пушкиным на худой конец (какой-нибудь Баратынский уже мало)» (из письма от 17 апреля 1935 года). И еще: «Пусть он сто раз псих. Кто не может его вынести – только слаб. А кто может – с тем стоит разговаривать. Меня-то он изводил достаточно, а как бы был я к чертям годен, если бы из-за этого только перекис» (из письма от 13 января 1936 года). Такая вот амбивалентность.
#мандельштам
В конце марта 1935 года Надежда Яковлевна почти на месяц уехала в Москву. 30 марта в Воронеж прибыл филолог-формалист Сергей Рудаков, молодой человек хотел написать книгу о Мандельштаме. Объект исследования Рудаков разыскал уже на третий день после прибытия в Воронеж.
При Мандельштамах Рудаков почти мгновенно занял место темпераментного собеседника, оценщика старых и новых творений, заботливо опекал болезненного Осипа. Когда филолог сам внезапно заболел скарлатиной, роли переменились. «Полтора дня я пролежал у Мандельштамов,– писал Рудаков жене. – Они были изумительно заботливы».
Рудакову для написания книги Надежда Яковлевна передала на хранение часть архива поэта. Вроде бы всё тихо, мирно и положительно со всех сторон. Вот только четверть века спустя исследователям стали доступны многочисленные воронежские письма Сергея Рудакова к жене, из которых выяснилось, что молодой честолюбивый филолог, любя Осипа Эмильевича и терпя Надежду Яковлевну, испытывал при общении с поэтом страшные муки уязвлённого самолюбия.
Во-первых, Мандельштам не признал рудаковских стихов. Во-вторых, Мандельштам принижал роль Рудакова в создании собственных произведений. Так, Сергей Борисович досадливо писал жене о совместной работе с Мандельштамом над стихотворением «Ариост»: «Лика, честное слово, план (количество строф и строк в них, тематика строф, созданная по полустрочным обрывкам) – мой. Вся композиция – лицо вещи – и она прекрасна, стройна. Оська смущён и… старается делать вид, что я “только помогал”. Это стало так обидно, что я чуть не плюнул и собрался всё бросить и уйти. Какая-то ослиная тупость, страх за свою славу. Дикая потребность – выслушать меня, руководиться мною».
Но это ещё можно понять, это человеческое. А как понимать следующее? Рудаков в своих письмах рассуждал о Мандельштаме как «о подопытном кролике или собаке Павлова», а о себе – как об «академике» или даже чучельнике – «сейчас занимался “шуточными” стихами Мандельштама – скоро допотрошу психа».
Правда, в этих письмах есть и другие строки: «Близость Мандельштама столько даёт, что сейчас не учесть всего. Это то же, что жить рядом с живым Вергилием или Пушкиным на худой конец (какой-нибудь Баратынский уже мало)» (из письма от 17 апреля 1935 года). И еще: «Пусть он сто раз псих. Кто не может его вынести – только слаб. А кто может – с тем стоит разговаривать. Меня-то он изводил достаточно, а как бы был я к чертям годен, если бы из-за этого только перекис» (из письма от 13 января 1936 года). Такая вот амбивалентность.
#мандельштам
👍1
Ты должен мной повелевать
В апреле-мае 1935 года Мандельштам работал над одним из тех стихотворений, которые должны были торжественно объявить советской власти о новой политической позиции поэта:
Ты должен мной повелевать,
А я обязан быть послушным.
На честь, на имя наплевать –
Я рос больным и стал тщедушным.
Так пробуй выдуманный метод
Напропалую, напрямик:
Я – беспартийный большевик,
Как все друзья, как недруг этот.
Об этих стихах есть два диаметрально противоположных мнения. М.Л. Гаспаров в предисловии к «Полному собранию стихотворений» Мандельштама пишет, что строки «Ты должен мной повелевать, / А я обязан быть послушным» «получают разработку» в просоветских мандельштамовских «Стансах». А вот А.Г. Мец в комментарии к тому же стихотворению замечает: «По жанру» оно «близко эпиграмме» на Сталина.
Ясность в этот заочный спор вносит соотнесение финальных строк мандельштамовского стихотворения с тостом Сталина, прозвучавшим на встрече участников первомайского парада с членами ЦК и правительством Советского Союза в зале Большого дворца в Кремле 2 мая 1935 года. Сталинский тост цитирует в своём отчёте в «Известиях» Николай Бухарин: «На встрече в Кремле вождь народов поднял бокал за всех большевиков: партийных и непартийных. Да. И непартийных. Партийных меньшинство. Непартийных большинство. Но разве среди непартийных нет настоящих большевиков? Большевик – это тот, кто предан до конца делу пролетарской революции. Таких много среди непартийных. Они или не успели вступить в ряды партии. Или они так высоко ценят партию, видят в ней такую святыню, что хотят подготовиться ещё и ещё к вступлению в партийные ряды. Часто такие люди, такие товарищи, такие бойцы стоят даже выше многих и многих членов партии. Они верны ей до гроба».
Назвавшись «беспартийным большевиком», Мандельштам не просто приложил к себе характеристику, которую дал «непартийным большевикам» Сталин. В первой строфе своего стихотворения поэт адресовался к рабочему классу; цитата из сталинского тоста во второй строфе превращает весь текст в обращение персонально к вождю. Можно предположить, что восьмистишие «Ты должен мной повелевать…» относится к тем мандельштамовским творениям, о которых он спрашивал Надежду Яковлевну 26 декабря 1935 года: «Постарайся узнать, как отвечает Союз, т. е. Ц. К. партии, на мои стихи». «Разрыва с партией большевиков у меня быть не может при любом ответе, при молчании даже, даже при ухудшении ситуации. Никакой обиды. Никакого брюзжания. Партия не нянька и не доктор», – писал Мандельштам ей же 3 января 1936 года.
Я сказал, что на эти стихи есть два диаметрально противоположных мнения. Я ошибся, есть ещё одно – вашего покорного слуги. Не эпиграмма на Сталина стала актом самоубийства для Мандельштама. Просоветские стихи – вот, где истинный суицид. Все мы прекрасно знаем, как быстро кончается поэт, рискнувший наступить на горло собственной песне.
#мандельштам
В апреле-мае 1935 года Мандельштам работал над одним из тех стихотворений, которые должны были торжественно объявить советской власти о новой политической позиции поэта:
Ты должен мной повелевать,
А я обязан быть послушным.
На честь, на имя наплевать –
Я рос больным и стал тщедушным.
Так пробуй выдуманный метод
Напропалую, напрямик:
Я – беспартийный большевик,
Как все друзья, как недруг этот.
Об этих стихах есть два диаметрально противоположных мнения. М.Л. Гаспаров в предисловии к «Полному собранию стихотворений» Мандельштама пишет, что строки «Ты должен мной повелевать, / А я обязан быть послушным» «получают разработку» в просоветских мандельштамовских «Стансах». А вот А.Г. Мец в комментарии к тому же стихотворению замечает: «По жанру» оно «близко эпиграмме» на Сталина.
Ясность в этот заочный спор вносит соотнесение финальных строк мандельштамовского стихотворения с тостом Сталина, прозвучавшим на встрече участников первомайского парада с членами ЦК и правительством Советского Союза в зале Большого дворца в Кремле 2 мая 1935 года. Сталинский тост цитирует в своём отчёте в «Известиях» Николай Бухарин: «На встрече в Кремле вождь народов поднял бокал за всех большевиков: партийных и непартийных. Да. И непартийных. Партийных меньшинство. Непартийных большинство. Но разве среди непартийных нет настоящих большевиков? Большевик – это тот, кто предан до конца делу пролетарской революции. Таких много среди непартийных. Они или не успели вступить в ряды партии. Или они так высоко ценят партию, видят в ней такую святыню, что хотят подготовиться ещё и ещё к вступлению в партийные ряды. Часто такие люди, такие товарищи, такие бойцы стоят даже выше многих и многих членов партии. Они верны ей до гроба».
Назвавшись «беспартийным большевиком», Мандельштам не просто приложил к себе характеристику, которую дал «непартийным большевикам» Сталин. В первой строфе своего стихотворения поэт адресовался к рабочему классу; цитата из сталинского тоста во второй строфе превращает весь текст в обращение персонально к вождю. Можно предположить, что восьмистишие «Ты должен мной повелевать…» относится к тем мандельштамовским творениям, о которых он спрашивал Надежду Яковлевну 26 декабря 1935 года: «Постарайся узнать, как отвечает Союз, т. е. Ц. К. партии, на мои стихи». «Разрыва с партией большевиков у меня быть не может при любом ответе, при молчании даже, даже при ухудшении ситуации. Никакой обиды. Никакого брюзжания. Партия не нянька и не доктор», – писал Мандельштам ей же 3 января 1936 года.
Я сказал, что на эти стихи есть два диаметрально противоположных мнения. Я ошибся, есть ещё одно – вашего покорного слуги. Не эпиграмма на Сталина стала актом самоубийства для Мандельштама. Просоветские стихи – вот, где истинный суицид. Все мы прекрасно знаем, как быстро кончается поэт, рискнувший наступить на горло собственной песне.
#мандельштам
👍2
Выход из матрицы
Я часто бываю счастливым. Думаю, это связано с тем, что в жизни мне везёт на людей. На одноклассников, учителей, сослуживцев и однокурсников, на начальников и коллег. На вас, мои дорогие подписчики.
Я благодарен Судьбе за всех, кто меня окружает.
Как понимаете, сегодня не будет продолжения истории Мандельштама. Почему? Всё сложнее писать, и меня так давят дедлайны. Не беспокойтесь, Осип вернётся завтра.
А сегодня я хочу показать вам фильм. Его сняла моя очаровательная и талантливая коллега Александра. Саша – настоящий профессионал (хотя бы потому что закончила факультет телерадиовещания и театрального искусства) и перспективный режиссёр. И я действительно благодарен Судьбе за встречу с Сашей.
Её фильм называется "Выход из матрицы". Это 20 минут первозданной России, 20 минут русского характера и 20 минут свободы, от которых захватывает дух. Рекомендую к просмотру тем, кто жил и вырос в больших городах, но вообще – всем. Воскресенье ведь – отличный повод для рефлексии.
Поэтому я поделюсь с вами своей. Той, что очень резонирует с идеей фильма Александры.
Ограниченность
Не видел ни гор, ни рек,
ни деревень, ни сёл.
Не знаю, как плачет грек,
как веселится финн.
Я ограниченный,
в общем-то, человек,
который обычно весел,
но никогда - весёл.
Вдыхая холодную поступь
всех городских картин,
урбанистический мир,
мой братский небросский склеп,
я понимаю,
какой я, по сути, кретин,
как глуп
и как глух
и как откровенно слеп.
Спасибо!
Я часто бываю счастливым. Думаю, это связано с тем, что в жизни мне везёт на людей. На одноклассников, учителей, сослуживцев и однокурсников, на начальников и коллег. На вас, мои дорогие подписчики.
Я благодарен Судьбе за всех, кто меня окружает.
Как понимаете, сегодня не будет продолжения истории Мандельштама. Почему? Всё сложнее писать, и меня так давят дедлайны. Не беспокойтесь, Осип вернётся завтра.
А сегодня я хочу показать вам фильм. Его сняла моя очаровательная и талантливая коллега Александра. Саша – настоящий профессионал (хотя бы потому что закончила факультет телерадиовещания и театрального искусства) и перспективный режиссёр. И я действительно благодарен Судьбе за встречу с Сашей.
Её фильм называется "Выход из матрицы". Это 20 минут первозданной России, 20 минут русского характера и 20 минут свободы, от которых захватывает дух. Рекомендую к просмотру тем, кто жил и вырос в больших городах, но вообще – всем. Воскресенье ведь – отличный повод для рефлексии.
Поэтому я поделюсь с вами своей. Той, что очень резонирует с идеей фильма Александры.
Ограниченность
Не видел ни гор, ни рек,
ни деревень, ни сёл.
Не знаю, как плачет грек,
как веселится финн.
Я ограниченный,
в общем-то, человек,
который обычно весел,
но никогда - весёл.
Вдыхая холодную поступь
всех городских картин,
урбанистический мир,
мой братский небросский склеп,
я понимаю,
какой я, по сути, кретин,
как глуп
и как глух
и как откровенно слеп.
Спасибо!
YouTube
Выход из Матрицы — документальный фильм об Апшеронской УЖД
В Апшеронском районе Краснодарского края среди величественных Кавказских гор и непроходимых лесов затерялись небольшие посёлки. С остальным миром их связывает лишь тонкая нить узкоколейной железной дороги, петляющей по ущельям, - и это единственный путь оттуда…
👍2
Обугленное тело
В течение лета 1935 года Мандельштам написал несколько рецензий на книги современных авторов – нужно было на что-то жить. В начале июля в гостях у поэта побывали артистки Камерного театра Христина Бояджиева и Наталья Эфрон. Из воспоминаний Христины Бояджиевой: «Осип Эмильевич обрадовался нашему появлению. Ему хочется угостить нас воронежским хлебным квасом. Взяв кувшин, он быстро выходит. Надежда Яковлевна печально рассказывает, что он стал очень нервным, рассеянным, бросает окурки прямо на ватное одеяло. “Вот видите ожоги”. Осип Эмильевич скоро вернулся, угощал квасом и радовался, что он нам понравился. “Хотите, я прочту моё последнее стихотворение?”».
Мандельштам прочёл актрисам стихи о торжественных похоронах пилотов самолёта «Максим Горький»:
Не мучнистой бабочкою белой
В землю я заёмный прах верну –
Я хочу, чтобы мыслящее тело
Превратилось в улицу, в страну:
Позвоночное, обугленное тело,
Сознающее свою длину…
Осип спёкся. Не так давно Мандельштам ужасался участи мучеников-крестьян и называл Сталина «мужикоборцем». Теперь поэт почувствовал себя помощником и союзником государства, и от этого помощника требовались не гневные разоблачения, а конкретные предложения по улучшению крестьянского быта. В записной книжке Мандельштама появились такие, например, рационализаторские предложения: «Необходимо: Выписывать из Воронежа лекторов на двухнедельные циклы по вопросам: литературе, партистории, интернациональному воспитанию, технике и т. д. Наладить музыкальную самодеятельность (имеется лишь несколько одиночек-баянистов). Выписать на короткое время инструктора по хоровому пению хотя бы через радиокомитет».
Сергею Рудакову вернувшийся из поездки Мандельштам рассказывал о своём состоянии в следующих выражениях: «“21/2 часа чувствовал себя Рябининым (секретарь обкома), который инспектирует область. Они думали, что приехал писатель расшатанный, с провалами, а я им… я им… дал по 12 важных указаний и без числа мелких…” На вопрос мой, каких же, он лукаво смеётся и говорит, что не может пересказать, что это было вдохновенье».
#мандельштам
В течение лета 1935 года Мандельштам написал несколько рецензий на книги современных авторов – нужно было на что-то жить. В начале июля в гостях у поэта побывали артистки Камерного театра Христина Бояджиева и Наталья Эфрон. Из воспоминаний Христины Бояджиевой: «Осип Эмильевич обрадовался нашему появлению. Ему хочется угостить нас воронежским хлебным квасом. Взяв кувшин, он быстро выходит. Надежда Яковлевна печально рассказывает, что он стал очень нервным, рассеянным, бросает окурки прямо на ватное одеяло. “Вот видите ожоги”. Осип Эмильевич скоро вернулся, угощал квасом и радовался, что он нам понравился. “Хотите, я прочту моё последнее стихотворение?”».
Мандельштам прочёл актрисам стихи о торжественных похоронах пилотов самолёта «Максим Горький»:
Не мучнистой бабочкою белой
В землю я заёмный прах верну –
Я хочу, чтобы мыслящее тело
Превратилось в улицу, в страну:
Позвоночное, обугленное тело,
Сознающее свою длину…
Осип спёкся. Не так давно Мандельштам ужасался участи мучеников-крестьян и называл Сталина «мужикоборцем». Теперь поэт почувствовал себя помощником и союзником государства, и от этого помощника требовались не гневные разоблачения, а конкретные предложения по улучшению крестьянского быта. В записной книжке Мандельштама появились такие, например, рационализаторские предложения: «Необходимо: Выписывать из Воронежа лекторов на двухнедельные циклы по вопросам: литературе, партистории, интернациональному воспитанию, технике и т. д. Наладить музыкальную самодеятельность (имеется лишь несколько одиночек-баянистов). Выписать на короткое время инструктора по хоровому пению хотя бы через радиокомитет».
Сергею Рудакову вернувшийся из поездки Мандельштам рассказывал о своём состоянии в следующих выражениях: «“21/2 часа чувствовал себя Рябининым (секретарь обкома), который инспектирует область. Они думали, что приехал писатель расшатанный, с провалами, а я им… я им… дал по 12 важных указаний и без числа мелких…” На вопрос мой, каких же, он лукаво смеётся и говорит, что не может пересказать, что это было вдохновенье».
#мандельштам
👍1
Начало большей пустоты
Мандельштам не мог по-настоящему быть советским писателем. Из письма Сергея Рудакова к жене от 2 августа 1935 года: «Мандельштам: “Я опять стою у этого распутья. Меня не принимает советская действительность. Ещё хорошо, что не гонят сейчас. Но делать то, что мне тут дают, – не могу. Я не могу так: “Посмотрел и увидел”. Нельзя, как бык на корову, уставиться и писать. Я всю жизнь с этим боролся. Я не могу описывать, описывать Господь Бог может или судебный пристав. Я не писатель. Я не могу так. Зачем это ездить в Воробьевку, чтобы описывать.
Я трижды наблудил: написал подхалимские стихи, которые бодрые, мутные и пустые. Это ода без достаточного повода к тому. “Ах! Ах!” – и только; написал рецензии – под давлением и на нелепые темы, и написал очерк. Я гадок себе. Во мне поднимается всё мерзкое из глубины души. Меня голодом заставили быть оппортЮнистом. Я написал горсточку настоящих стихов и из-за приспособленчества сорвал голос на последнем. Это начало большой пустоты”».
Пока лишь начало, но Мандельштама уже хоронят. 10 октября 1935 года по рекомендации местного отделения Союза советских писателей Осип Эмильевич был назначен на должность заведующего литературной частью в воронежский Большой советский театр. Появилась перспектива стабильного заработка.
«Это был очень тихий и скромный человек, молча он смотрел спектакли и репетиции, – вспоминал актер театра П. Вишняков. – Наверняка у него было свое мнение о спектаклях, и, возможно, он высказывал его директору театра Вольфу или главрежу Энгель-Крону, но никогда труппе. Также никогда не читал он и своих стихов нам, актерам. В своём тёмном костюмчике со своими неведомыми нам мыслями Мандельштам был для нас несколько загадочным. Казалось, он боялся расплескать свой внутренний мир».
Должность свадебного генерала. Последний вздох перед смертной казнью. Хотя, конечно, в театре Мандельштам прижился неплохо. Из воспоминаний Надежды Яковлевны: «Числился он заведующим литературной частью, но не имел ни малейшего понятия о том, что нужно делать. В сущности, он просто болтал с актёрами, и они его любили».
#мандельштам
Мандельштам не мог по-настоящему быть советским писателем. Из письма Сергея Рудакова к жене от 2 августа 1935 года: «Мандельштам: “Я опять стою у этого распутья. Меня не принимает советская действительность. Ещё хорошо, что не гонят сейчас. Но делать то, что мне тут дают, – не могу. Я не могу так: “Посмотрел и увидел”. Нельзя, как бык на корову, уставиться и писать. Я всю жизнь с этим боролся. Я не могу описывать, описывать Господь Бог может или судебный пристав. Я не писатель. Я не могу так. Зачем это ездить в Воробьевку, чтобы описывать.
Я трижды наблудил: написал подхалимские стихи, которые бодрые, мутные и пустые. Это ода без достаточного повода к тому. “Ах! Ах!” – и только; написал рецензии – под давлением и на нелепые темы, и написал очерк. Я гадок себе. Во мне поднимается всё мерзкое из глубины души. Меня голодом заставили быть оппортЮнистом. Я написал горсточку настоящих стихов и из-за приспособленчества сорвал голос на последнем. Это начало большой пустоты”».
Пока лишь начало, но Мандельштама уже хоронят. 10 октября 1935 года по рекомендации местного отделения Союза советских писателей Осип Эмильевич был назначен на должность заведующего литературной частью в воронежский Большой советский театр. Появилась перспектива стабильного заработка.
«Это был очень тихий и скромный человек, молча он смотрел спектакли и репетиции, – вспоминал актер театра П. Вишняков. – Наверняка у него было свое мнение о спектаклях, и, возможно, он высказывал его директору театра Вольфу или главрежу Энгель-Крону, но никогда труппе. Также никогда не читал он и своих стихов нам, актерам. В своём тёмном костюмчике со своими неведомыми нам мыслями Мандельштам был для нас несколько загадочным. Казалось, он боялся расплескать свой внутренний мир».
Должность свадебного генерала. Последний вздох перед смертной казнью. Хотя, конечно, в театре Мандельштам прижился неплохо. Из воспоминаний Надежды Яковлевны: «Числился он заведующим литературной частью, но не имел ни малейшего понятия о том, что нужно делать. В сущности, он просто болтал с актёрами, и они его любили».
#мандельштам
👍1
Продолжение большой пустоты
Мандельштамов посетила Ахматова. После – родились стихи. Стихотворение «Воронеж», которое завершается долгое время не печатавшейся строфой:
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черёд.
И ночь идёт,
Которая не ведает рассвета.
Здоровье Осипа ухудшалось. 27 мая 1936 года консилиум врачей в поликлинике № 1 признал Мандельштама нетрудоспособным и направил его в комиссию по инвалидности. 18 июня поэта осмотрел врач-кардиолог, давший заключение – «сердце 75-летнего, но жить ещё можно». Осипу Эмильевичу на тот момент было 45 лет.
В середине июня Мандельштаму прислали сообщение об увольнении из театра. Скоро в работе поэту отказал и Радиокомитет. 20 июня Осип Эмильевич вместе с Надеждой Яковлевной отправился отдыхать в Задонск, на дачу. Оплатить отдых Мандельштамы смогли благодаря материальной поддержке Ахматовой, Пастернака и Евгения Хазина.
Беллетрист Юрий Слезкин, также проводивший лето в Задонске в своём дневнике писал: «Он совсем седой, страдает сердцем, выслан в Воронеж и решил провести лето в Задонске. Я повёл его смотреть комнаты. Но он ходить не может – боится припадка, не отпускает от себя ни на шаг жену, говорит сбивчиво».
Осень 1936 – новая волна репрессий. Из письма Мандельштама: «С осени 1936 года моё положение в Воронеже резко изменилось в худшую сторону. Вот точная характеристика этого положения: независимо от того, здоров я или болен, никакой, абсолютно никакой работы в Воронеже получить я не могу. В равной мере никакой, абсолютно никакой работы в Воронеже не может получить и моя жена, проживающая вместе со мной».
11 сентября на собрании воронежских писателей, посвящённом вопросам борьбы с классовыми врагами в литературе, имя Мандельштама звучало часто. Из мемуаров Ольги Кретовой: «Состоялось позорное собрание, где мы, “братья-писатели”, отлучали, отторгали Мандельштама от литературы, отмежевывались от него и иже с ним, подвергали остракизму. Одни делали это убеждённо, со всею страстью своего темперамента, другие – через горечь и боль».
#мандельштам
Мандельштамов посетила Ахматова. После – родились стихи. Стихотворение «Воронеж», которое завершается долгое время не печатавшейся строфой:
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черёд.
И ночь идёт,
Которая не ведает рассвета.
Здоровье Осипа ухудшалось. 27 мая 1936 года консилиум врачей в поликлинике № 1 признал Мандельштама нетрудоспособным и направил его в комиссию по инвалидности. 18 июня поэта осмотрел врач-кардиолог, давший заключение – «сердце 75-летнего, но жить ещё можно». Осипу Эмильевичу на тот момент было 45 лет.
В середине июня Мандельштаму прислали сообщение об увольнении из театра. Скоро в работе поэту отказал и Радиокомитет. 20 июня Осип Эмильевич вместе с Надеждой Яковлевной отправился отдыхать в Задонск, на дачу. Оплатить отдых Мандельштамы смогли благодаря материальной поддержке Ахматовой, Пастернака и Евгения Хазина.
Беллетрист Юрий Слезкин, также проводивший лето в Задонске в своём дневнике писал: «Он совсем седой, страдает сердцем, выслан в Воронеж и решил провести лето в Задонске. Я повёл его смотреть комнаты. Но он ходить не может – боится припадка, не отпускает от себя ни на шаг жену, говорит сбивчиво».
Осень 1936 – новая волна репрессий. Из письма Мандельштама: «С осени 1936 года моё положение в Воронеже резко изменилось в худшую сторону. Вот точная характеристика этого положения: независимо от того, здоров я или болен, никакой, абсолютно никакой работы в Воронеже получить я не могу. В равной мере никакой, абсолютно никакой работы в Воронеже не может получить и моя жена, проживающая вместе со мной».
11 сентября на собрании воронежских писателей, посвящённом вопросам борьбы с классовыми врагами в литературе, имя Мандельштама звучало часто. Из мемуаров Ольги Кретовой: «Состоялось позорное собрание, где мы, “братья-писатели”, отлучали, отторгали Мандельштама от литературы, отмежевывались от него и иже с ним, подвергали остракизму. Одни делали это убеждённо, со всею страстью своего темперамента, другие – через горечь и боль».
#мандельштам
👍2
Мне больше некому читать
В начале сентября в гости к Мандельштамам впервые заглянула Наталья Евгеньевна Штемпель да как-то сразу будто и осталась с семьёй поэта. Из воспоминаний девушки: «Мы (Надежда Яковлевна и я) были захвачены в орбиту внутренней напряжённой жизни Осипа Эмильевича и жили им, его стихами. Новые стихи были праздником, победой, радостью».
Встреча произошла как раз то время, когда Мандельштам как никогда остро нуждался в поддержке, когда «всё было обрублено – ни людей, ни связей, ни работы» (из воспоминаний Натальи Евгеньевны). Жена обивала пороги различных культурных ведомств с заявлениями о материальной помощи. Секретари каждый раз накладывали резолюции: «Отказать», «Воздержаться».
Мандельштам фактически пребывал в изоляции. Его лишили голоса. Поэтому Осип находил всё более неожиданных слушателей. Из воспоминаний Штемпель: «Осип Эмильевич написал новые стихи, состояние у него было возбуждённое. Он кинулся через дорогу от дома к городскому автомату, набрал какой-то номер и начал читать стихи, затем кому-то гневно закричал: “Нет, слушайте, мне больше некому читать!” Я стояла рядом, ничего не понимая. Оказывается, он читал следователю НКВД, к которому был прикреплён».
#мандельштам
В начале сентября в гости к Мандельштамам впервые заглянула Наталья Евгеньевна Штемпель да как-то сразу будто и осталась с семьёй поэта. Из воспоминаний девушки: «Мы (Надежда Яковлевна и я) были захвачены в орбиту внутренней напряжённой жизни Осипа Эмильевича и жили им, его стихами. Новые стихи были праздником, победой, радостью».
Встреча произошла как раз то время, когда Мандельштам как никогда остро нуждался в поддержке, когда «всё было обрублено – ни людей, ни связей, ни работы» (из воспоминаний Натальи Евгеньевны). Жена обивала пороги различных культурных ведомств с заявлениями о материальной помощи. Секретари каждый раз накладывали резолюции: «Отказать», «Воздержаться».
Мандельштам фактически пребывал в изоляции. Его лишили голоса. Поэтому Осип находил всё более неожиданных слушателей. Из воспоминаний Штемпель: «Осип Эмильевич написал новые стихи, состояние у него было возбуждённое. Он кинулся через дорогу от дома к городскому автомату, набрал какой-то номер и начал читать стихи, затем кому-то гневно закричал: “Нет, слушайте, мне больше некому читать!” Я стояла рядом, ничего не понимая. Оказывается, он читал следователю НКВД, к которому был прикреплён».
#мандельштам
👍3
Я ещё отбрасываю тень
Мандельштам в отчаянии. Мандельштам пишет письма. «Я сообщаю: я тяжело болен, заброшен всеми и нищ. На днях я ещё раз сообщу об этом в наше НКВД и сообщу, если понадобится, правительству. Здесь, в Воронеже, я живу как в лесу. Что люди, что деревья – толк один. Я буквально физически погибаю» (из новогоднего письма к Н.С. Тихонову от 31 декабря 1936 года).
«Узнай следующее: в конечном счете мне предложено жить на средства родных или убраться в любую больницу, откуда меня вышвырнут в дом инвалидов (к бродягам и паралитикам)» (из письма от 8 января 1937 года к брату Евгению, не приславшему денег).
«Пожалуйста, не считайте меня тенью. Я ещё отбрасываю тень. Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию; но вскоре стихи мои сольются с ней и растворятся в ней, кое-что изменив в ее строении и составе. Не ответить мне – легко. Обосновать воздержание от письма или записки – невозможно» (из письма к Ю.Н. Тынянову от 21 января 1937 года).
«Вы знаете, что я совсем болен, что жена напрасно искала работы. Не только не могу лечиться, но жить не могу: не на что. Я прошу вас, хотя мы с вами совсем не близки» (из письма к К.И. Чуковскому от 9 февраля 1937 года).
«Жить не на что. Даже простых знакомых в Воронеже у меня почти нет. Абсолютная нужда толкает на обращение к незнакомым, что совершенно недопустимо и бесполезно» (из мартовского письма к Н.С. Тихонову).
«Человек, прошедший через тягчайший психоз (точнее, изнурительное и острое сумасшествие), – сразу же после этой болезни, после покушений на самоубийство, физически искалеченный, – стал на работу. Я сказал: правы меня осудившие. Нашёл во всем исторический смысл. Хорошо. Я работал очертя голову. Меня за это били. Отталкивали. Создали нравственную пытку. Я всё-таки работал. Отказался от самолюбия. Считал чудом, что меня допускают работать. Считал чудом всю нашу жизнь. Через 1 1/2 года я стал инвалидом. К тому времени у меня безо всякой новой вины отняли всё: право на жизнь, на труд, на лечение. Я поставлен в положение собаки, пса» (из письма к К.И. Чуковскому от 17 апреля 1937 года).
#мандельштам
Мандельштам в отчаянии. Мандельштам пишет письма. «Я сообщаю: я тяжело болен, заброшен всеми и нищ. На днях я ещё раз сообщу об этом в наше НКВД и сообщу, если понадобится, правительству. Здесь, в Воронеже, я живу как в лесу. Что люди, что деревья – толк один. Я буквально физически погибаю» (из новогоднего письма к Н.С. Тихонову от 31 декабря 1936 года).
«Узнай следующее: в конечном счете мне предложено жить на средства родных или убраться в любую больницу, откуда меня вышвырнут в дом инвалидов (к бродягам и паралитикам)» (из письма от 8 января 1937 года к брату Евгению, не приславшему денег).
«Пожалуйста, не считайте меня тенью. Я ещё отбрасываю тень. Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию; но вскоре стихи мои сольются с ней и растворятся в ней, кое-что изменив в ее строении и составе. Не ответить мне – легко. Обосновать воздержание от письма или записки – невозможно» (из письма к Ю.Н. Тынянову от 21 января 1937 года).
«Вы знаете, что я совсем болен, что жена напрасно искала работы. Не только не могу лечиться, но жить не могу: не на что. Я прошу вас, хотя мы с вами совсем не близки» (из письма к К.И. Чуковскому от 9 февраля 1937 года).
«Жить не на что. Даже простых знакомых в Воронеже у меня почти нет. Абсолютная нужда толкает на обращение к незнакомым, что совершенно недопустимо и бесполезно» (из мартовского письма к Н.С. Тихонову).
«Человек, прошедший через тягчайший психоз (точнее, изнурительное и острое сумасшествие), – сразу же после этой болезни, после покушений на самоубийство, физически искалеченный, – стал на работу. Я сказал: правы меня осудившие. Нашёл во всем исторический смысл. Хорошо. Я работал очертя голову. Меня за это били. Отталкивали. Создали нравственную пытку. Я всё-таки работал. Отказался от самолюбия. Считал чудом, что меня допускают работать. Считал чудом всю нашу жизнь. Через 1 1/2 года я стал инвалидом. К тому времени у меня безо всякой новой вины отняли всё: право на жизнь, на труд, на лечение. Я поставлен в положение собаки, пса» (из письма к К.И. Чуковскому от 17 апреля 1937 года).
#мандельштам
😢2
Воскресну я сказать, что солнце светит
Мандельштама не спасли ни "Ода" Сталину, ни другие просоветские стихи.
И я хочу благодарить холмы,
Что эту кость и эту кисть развили:
Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.
Хочу назвать его — не Сталин,— Джугашвили!
Но срок воронежской ссылки истекал, и на горизонте маячила прежняя жизнь. 16 мая 1937 года – тогда всё должно было кончится. Из «Воспоминаний» Н.Я. Мандельштам: «Без всякой веры и надежды мы простояли с полчаса в жидкой очереди: “Какой-то нас ждёт сюрприз?” – шепнул мне О. М., подходя к окошку. Там он назвал свою фамилию и спросил, нет ли для него чего-нибудь, поскольку срок его высылки кончился. Ему протянули бумажку. В первую минуту он не мог разобрать, что там написано, потом ахнул и вернулся к дежурному в окошке. “Значит, я могу ехать куда хочу?” – спросил он. Дежурный рявкнул – они всегда рявкали, это был их способ разговаривать с посетителями – и мы поняли, что О. М. вернули свободу».
Мандельштамы спешно упаковали пожитки и уехали в Москву. Счастье длилось недолго. В начале июня 1937 года милиция потребовала от Осипа Эмильевича и Надежды Яковлевны покинуть столицу. На сборы дали сутки. Мандельштамы попросту забыли, что после ссылки не имели права проживать в Москве и других крупных городах.
Опальная чета моталась по маленьким городам — Савёлов, Калинин. Близилось страшное.
#мандельштам
Мандельштама не спасли ни "Ода" Сталину, ни другие просоветские стихи.
И я хочу благодарить холмы,
Что эту кость и эту кисть развили:
Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.
Хочу назвать его — не Сталин,— Джугашвили!
Но срок воронежской ссылки истекал, и на горизонте маячила прежняя жизнь. 16 мая 1937 года – тогда всё должно было кончится. Из «Воспоминаний» Н.Я. Мандельштам: «Без всякой веры и надежды мы простояли с полчаса в жидкой очереди: “Какой-то нас ждёт сюрприз?” – шепнул мне О. М., подходя к окошку. Там он назвал свою фамилию и спросил, нет ли для него чего-нибудь, поскольку срок его высылки кончился. Ему протянули бумажку. В первую минуту он не мог разобрать, что там написано, потом ахнул и вернулся к дежурному в окошке. “Значит, я могу ехать куда хочу?” – спросил он. Дежурный рявкнул – они всегда рявкали, это был их способ разговаривать с посетителями – и мы поняли, что О. М. вернули свободу».
Мандельштамы спешно упаковали пожитки и уехали в Москву. Счастье длилось недолго. В начале июня 1937 года милиция потребовала от Осипа Эмильевича и Надежды Яковлевны покинуть столицу. На сборы дали сутки. Мандельштамы попросту забыли, что после ссылки не имели права проживать в Москве и других крупных городах.
Опальная чета моталась по маленьким городам — Савёлов, Калинин. Близилось страшное.
#мандельштам
❤1😢1
Коммунистический привет
16 марта 1938 было отправлено письмо-донос Ставского наркому внутренних дел СССР Ежову. Ставский давно хотел избавиться от назойливого Мандельштама, ещё с воронежских времён забрасывавшего мелкого чиновника жалобами на неправильное к себе отношение и просьбами о материальной и моральной поддержке. Способ был выбран весьма действенный.
«Уважаемый Николай Иванович! В части писательской среды весьма нервно обсуждается вопрос об Осипе Мандельштаме. Как известно – за похабные клеветнические стихи и антисоветскую агитацию О. Мандельштам был года три-четыре тому назад выслан в Воронеж. Срок его высылки окончился. Сейчас он вместе с женой живёт под Москвой (за пределами “зоны”).
Но на деле – он часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом – литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него “страдальца” – гениального поэта, никем не признанного. В защиту его открыто выступали Валентин Катаев, И. Прут и другие литераторы, выступали остро.
С целью разрядить обстановку О. Мандельштаму была оказана материальная поддержка через Литфонд. Но это не решает всего вопроса о Мандельштаме.
Вопрос не только и не столько в нём, авторе похабных, клеветнических стихов о руководстве партии и советского народа. Вопрос об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.
За последнее время О. Мандельштам написал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют – по общему мнению товарищей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности, тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сём).
Еще раз прошу Вас помочь решить этот вопрос об О. Мандельштаме.
С коммунистическим приветом
В. Ставский».
Отзыв Павленко: «Я всегда считал, читая старые стихи Мандельштама, что он не поэт, а версификатор, холодный, головной составитель рифмованных произведений. От этого чувства не могу отделаться и теперь, читая его последние стихи».
#мандельштам
16 марта 1938 было отправлено письмо-донос Ставского наркому внутренних дел СССР Ежову. Ставский давно хотел избавиться от назойливого Мандельштама, ещё с воронежских времён забрасывавшего мелкого чиновника жалобами на неправильное к себе отношение и просьбами о материальной и моральной поддержке. Способ был выбран весьма действенный.
«Уважаемый Николай Иванович! В части писательской среды весьма нервно обсуждается вопрос об Осипе Мандельштаме. Как известно – за похабные клеветнические стихи и антисоветскую агитацию О. Мандельштам был года три-четыре тому назад выслан в Воронеж. Срок его высылки окончился. Сейчас он вместе с женой живёт под Москвой (за пределами “зоны”).
Но на деле – он часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом – литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него “страдальца” – гениального поэта, никем не признанного. В защиту его открыто выступали Валентин Катаев, И. Прут и другие литераторы, выступали остро.
С целью разрядить обстановку О. Мандельштаму была оказана материальная поддержка через Литфонд. Но это не решает всего вопроса о Мандельштаме.
Вопрос не только и не столько в нём, авторе похабных, клеветнических стихов о руководстве партии и советского народа. Вопрос об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.
За последнее время О. Мандельштам написал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют – по общему мнению товарищей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности, тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сём).
Еще раз прошу Вас помочь решить этот вопрос об О. Мандельштаме.
С коммунистическим приветом
В. Ставский».
Отзыв Павленко: «Я всегда считал, читая старые стихи Мандельштама, что он не поэт, а версификатор, холодный, головной составитель рифмованных произведений. От этого чувства не могу отделаться и теперь, читая его последние стихи».
#мандельштам
👍2😢2
Склонность к навязчивым мыслям и фантазированию
Ранним утром 2 мая 1938 года поэт был арестован в доме отдыха «Саматиха». Из «Воспоминаний» Надежды Яковлевны: «Очнувшись, я начала собирать вещи и услышала обычное: “Что даёте так много вещей – думаете он долго у нас пробудет? Спросят и выпустят…” Никакого обыска не было: просто вывернули чемодан в заранее заготовленный мешок. Больше ничего. “Проводи меня на грузовике до Черусти”, – попросил О. М. “Нельзя”, – сказал военный, и они ушли. Все это продолжалось минут двадцать, а то и меньше».
К этому времени аресты приняли массовый характер, поэтому с Мандельштамом особо не церемонились. Сохранился только один протокол допроса поэта – от 17 мая 1938 года:
«Вопрос: Вы арестованы за антисоветскую деятельность. Признаёте себя виновным?
Ответ: Виновным себя в антисоветской деятельности не признаю.
Вопрос: Следствию известно, что вы, бывая в Москве, вели антисоветскую деятельность, о которой вы умалчиваете. Дайте правдивые показания.
Ответ: Никакой антисоветской деятельности я не вёл».
24 июня Мандельштам был освидетельствован психиатрической комиссией: «Душевной болезнью не страдает, а является личностью психопатического склада со склонностью к навязчивым мыслям и фантазированию. Как душевнобольной – ВМЕНЯЕМ».
20 июля 1938 года было утверждено обвинительное заключение: «Мандельштама Осипа Эмильевича за контрреволюционную деятельность заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет, считая срок с 30 апреля 1938 г. Дело сдать в архив».
16 августа документы поэта были переданы в Бутырскую тюрьму для отправки на Колыму. 23 августа Осип получил денежную передачу от Надежды Яковлевны – 48 рублей. В начале сентября 1938 года поэт в столыпинском вагоне отправился в своё последнее путешествие по стране – в пересыльный лагерь 3/10 Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей.
#мандельштам
Ранним утром 2 мая 1938 года поэт был арестован в доме отдыха «Саматиха». Из «Воспоминаний» Надежды Яковлевны: «Очнувшись, я начала собирать вещи и услышала обычное: “Что даёте так много вещей – думаете он долго у нас пробудет? Спросят и выпустят…” Никакого обыска не было: просто вывернули чемодан в заранее заготовленный мешок. Больше ничего. “Проводи меня на грузовике до Черусти”, – попросил О. М. “Нельзя”, – сказал военный, и они ушли. Все это продолжалось минут двадцать, а то и меньше».
К этому времени аресты приняли массовый характер, поэтому с Мандельштамом особо не церемонились. Сохранился только один протокол допроса поэта – от 17 мая 1938 года:
«Вопрос: Вы арестованы за антисоветскую деятельность. Признаёте себя виновным?
Ответ: Виновным себя в антисоветской деятельности не признаю.
Вопрос: Следствию известно, что вы, бывая в Москве, вели антисоветскую деятельность, о которой вы умалчиваете. Дайте правдивые показания.
Ответ: Никакой антисоветской деятельности я не вёл».
24 июня Мандельштам был освидетельствован психиатрической комиссией: «Душевной болезнью не страдает, а является личностью психопатического склада со склонностью к навязчивым мыслям и фантазированию. Как душевнобольной – ВМЕНЯЕМ».
20 июля 1938 года было утверждено обвинительное заключение: «Мандельштама Осипа Эмильевича за контрреволюционную деятельность заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет, считая срок с 30 апреля 1938 г. Дело сдать в архив».
16 августа документы поэта были переданы в Бутырскую тюрьму для отправки на Колыму. 23 августа Осип получил денежную передачу от Надежды Яковлевны – 48 рублей. В начале сентября 1938 года поэт в столыпинском вагоне отправился в своё последнее путешествие по стране – в пересыльный лагерь 3/10 Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей.
#мандельштам
👍2😢1
Он пал духом, а значит – всё потерял
Последние дни Осипа глазами других заключённых:
«С Мандельштама сыпались вши. Пальто он выменял на несколько горстей сахару. Мы собрали для Мандельштама кто что мог: резиновые тапочки, ещё что-то. Он тут же продал всё это и купил сахару».
«Мы стали (очень быстро) замечать странности за ним: он доверительно говорил нам, что опасается смерти – администрация лагеря его хочет отравить. Тщетно мы его разубеждали – на наших глазах он сходил с ума».
«Я говорил Мандельштаму: “Ося, делай зарядку – раз; дели пайку на три части – два”. А он пищу не по-человечески ел, глотал всё сразу, а это, хоть и мало, всё же 400 граммов! Я ему: “Ося, сохрани”. А он мне: “Митя, украдут”. Было и ещё одно: он пал духом, а значит – всё потерял».
Развязка наступила 27 декабря 1938 года. Из воспоминаний очевидца: «В ноябре нас стали заедать породистые белые вши. Сыпной тиф проник, конечно, и к нам. Больных уводили, и больше мы их не видели. В конце декабря, за несколько дней до Нового года, нас утром повели в баню, на санобработку. Но воды там не было никакой. Велели раздеваться и сдавать одежду в жар-камеру. А затем перевели в другую половину помещения в одевалку, где было ещё холодней. Пахло серой, дымом. В это время и упали, потеряв сознание, двое мужчин, совсем голые. К ним подбежали держиморды-бытовики. Вынули из кармана куски фанеры, шпагат, надели каждому из мертвецов бирки и на них написали фамилии: “Мандельштам Осип Эмильевич, ст. 58 (10), срок 10 лет”. И москвич Моранц, кажется, Моисей Ильич, с теми же данными».
Другой заключённый: «А дальше за дело принялись урки с клещами, меня они быстро выгнали. Прежде чем покойника похоронить, у них вырывали коронки, золотые зубы. Снимали с помощью мыла кольца, если кольца не поддавались, отрубали палец. У Мандельштама, я знаю, были золотые коронки… И только потом хоронили: в нательной рубахе, кальсонах, оборачивали простынёй и отвозили на кладбище без гроба. На Второй Речке за первой зоной рыли траншеи – глубиной 50–70 см и рядами укладывали».
#мандельштам
Последние дни Осипа глазами других заключённых:
«С Мандельштама сыпались вши. Пальто он выменял на несколько горстей сахару. Мы собрали для Мандельштама кто что мог: резиновые тапочки, ещё что-то. Он тут же продал всё это и купил сахару».
«Мы стали (очень быстро) замечать странности за ним: он доверительно говорил нам, что опасается смерти – администрация лагеря его хочет отравить. Тщетно мы его разубеждали – на наших глазах он сходил с ума».
«Я говорил Мандельштаму: “Ося, делай зарядку – раз; дели пайку на три части – два”. А он пищу не по-человечески ел, глотал всё сразу, а это, хоть и мало, всё же 400 граммов! Я ему: “Ося, сохрани”. А он мне: “Митя, украдут”. Было и ещё одно: он пал духом, а значит – всё потерял».
Развязка наступила 27 декабря 1938 года. Из воспоминаний очевидца: «В ноябре нас стали заедать породистые белые вши. Сыпной тиф проник, конечно, и к нам. Больных уводили, и больше мы их не видели. В конце декабря, за несколько дней до Нового года, нас утром повели в баню, на санобработку. Но воды там не было никакой. Велели раздеваться и сдавать одежду в жар-камеру. А затем перевели в другую половину помещения в одевалку, где было ещё холодней. Пахло серой, дымом. В это время и упали, потеряв сознание, двое мужчин, совсем голые. К ним подбежали держиморды-бытовики. Вынули из кармана куски фанеры, шпагат, надели каждому из мертвецов бирки и на них написали фамилии: “Мандельштам Осип Эмильевич, ст. 58 (10), срок 10 лет”. И москвич Моранц, кажется, Моисей Ильич, с теми же данными».
Другой заключённый: «А дальше за дело принялись урки с клещами, меня они быстро выгнали. Прежде чем покойника похоронить, у них вырывали коронки, золотые зубы. Снимали с помощью мыла кольца, если кольца не поддавались, отрубали палец. У Мандельштама, я знаю, были золотые коронки… И только потом хоронили: в нательной рубахе, кальсонах, оборачивали простынёй и отвозили на кладбище без гроба. На Второй Речке за первой зоной рыли траншеи – глубиной 50–70 см и рядами укладывали».
#мандельштам
😢4🤯1
Последнее письмо Мандельштама
Осип ничего не знал о судьбе жены, поэтому своё письмо адресовал брату:
«Дорогой Шура!
Я нахожусь – Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак. Получил 5 лет за к.р.д. по решению ОСО. Из Москвы из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое, истощён до крайности, исхудал, неузнаваем почти, но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте всё-таки. Очень мёрзну без вещей.
Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.
Родные мои, целую вас.
Ося.
Шурочка, пишу ещё. Последние дни я ходил на работу, и это подняло настроение. Из лагеря нашего, как транзитного, отправляют в постоянные. Я, очевидно, попал в “отсев”, и надо готовиться к зимовке. И я прошу: пошлите мне радиограмму и деньги телеграфом».
#мандельштам
Осип ничего не знал о судьбе жены, поэтому своё письмо адресовал брату:
«Дорогой Шура!
Я нахожусь – Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак. Получил 5 лет за к.р.д. по решению ОСО. Из Москвы из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое, истощён до крайности, исхудал, неузнаваем почти, но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте всё-таки. Очень мёрзну без вещей.
Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.
Родные мои, целую вас.
Ося.
Шурочка, пишу ещё. Последние дни я ходил на работу, и это подняло настроение. Из лагеря нашего, как транзитного, отправляют в постоянные. Я, очевидно, попал в “отсев”, и надо готовиться к зимовке. И я прошу: пошлите мне радиограмму и деньги телеграфом».
#мандельштам
😢3👍1
Последнее письмо Надежды Яковлевны
«Ося, родной, далёкий друг! Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтёшь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернёшься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память.
Осюша – наша детская с тобой жизнь – какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?
Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и его едят вдвоём? И последняя зима в Воронеже, наша счастливая нищета и стихи. Я помню, мы шли из бани, купив не то яйца, не то сосиски. Ехал воз с сеном. Было ещё холодно, и я мёрзла в своей куртке (так ли нам предстоит мёрзнуть: я знаю, как тебе холодно). И я запомнила этот день: я ясно до боли поняла, что эта зима, эти дни, эти беды – это лучшее и последнее счастье, которое выпало на нашу долю.
Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка – тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой слепой поводырь…
Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и всё безумие, с которым мы прожигали наши дни. Какое это было счастье – и как мы всегда знали, что именно это счастье.
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному – одной. Для нас ли – неразлучных – эта участь? Мы ли – щенята, дети – ты ли – ангел – её заслужил? И дальше идет всё. Я не знаю ничего. Но я знаю всё, и каждый день твой и час, как в бреду, – мне очевиден и ясен.
Ты приходил ко мне каждую ночь во сне, и я всё спрашивала, что случилось, и ты не отвечал.
Последний сон: я покупаю в грязном буфете грязной гостиницы какую-то еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не знаю, где ты.
Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер. Не знаю, жив ли ты, но с того дня я потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня. Знаешь ли, как люблю. Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе… Ты всегда со мной, и я – дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, – я плачу, я плачу, я плачу.
Это я – Надя. Где ты?
Прощай, Надя».
#мандельштам
«Ося, родной, далёкий друг! Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтёшь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернёшься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память.
Осюша – наша детская с тобой жизнь – какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?
Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и его едят вдвоём? И последняя зима в Воронеже, наша счастливая нищета и стихи. Я помню, мы шли из бани, купив не то яйца, не то сосиски. Ехал воз с сеном. Было ещё холодно, и я мёрзла в своей куртке (так ли нам предстоит мёрзнуть: я знаю, как тебе холодно). И я запомнила этот день: я ясно до боли поняла, что эта зима, эти дни, эти беды – это лучшее и последнее счастье, которое выпало на нашу долю.
Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка – тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой слепой поводырь…
Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и всё безумие, с которым мы прожигали наши дни. Какое это было счастье – и как мы всегда знали, что именно это счастье.
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному – одной. Для нас ли – неразлучных – эта участь? Мы ли – щенята, дети – ты ли – ангел – её заслужил? И дальше идет всё. Я не знаю ничего. Но я знаю всё, и каждый день твой и час, как в бреду, – мне очевиден и ясен.
Ты приходил ко мне каждую ночь во сне, и я всё спрашивала, что случилось, и ты не отвечал.
Последний сон: я покупаю в грязном буфете грязной гостиницы какую-то еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не знаю, где ты.
Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер. Не знаю, жив ли ты, но с того дня я потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня. Знаешь ли, как люблю. Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе… Ты всегда со мной, и я – дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, – я плачу, я плачу, я плачу.
Это я – Надя. Где ты?
Прощай, Надя».
#мандельштам
👍10❤6😢2❤🔥1
Сохрани мою речь навсегда
В феврале 1939 года Надежда Яковлевна уже знала, что Мандельштам погиб. Отныне единственным смыслом её существования станет забота о неопубликованных произведениях мужа. «Со мной живут стихи… Это тоже много. У других и этого нет», – писала Надежда Яковлевна Борису Кузину 8 июля 1938 года.
Из книги М.Поливанова: «Стихи и прозу она твердила наизусть, не доверяя своим тайным хранениям, а некоторые – как стихотворение о Сталине, но не только его – не смея даже записать». Из письма Кузину от 14 января 1940 года: «Борис, я начинаю забывать стихи. Последние дни я их как раз вспоминала. Очень мучительно. А некоторых я не могу вспомнить. И счёт не сходится – нескольких просто не хватает – выпали».
Из воспоминаний Софьи Богатырёвой: «Память Надежды Мандельштам служила не только хранилищем ненапечатанных стихов её мужа. Это был ещё и центр мандельштамоведения – там шла постоянная исследовательская работа. Отыскивались – в глубине памяти, а, может быть, в глубине подсознания – варианты, отвергнутые редакции, они сравнивались, оценивались, из них выбирались и утверждались окончательные. Самодельная книжечка – не книжка даже, стопка листков – на нашем дачном столе, думаю, была для Надежды Мандельштам прообразом будущего академического собрания сочинений. Там следовало учесть всё».
#мандельштам
В феврале 1939 года Надежда Яковлевна уже знала, что Мандельштам погиб. Отныне единственным смыслом её существования станет забота о неопубликованных произведениях мужа. «Со мной живут стихи… Это тоже много. У других и этого нет», – писала Надежда Яковлевна Борису Кузину 8 июля 1938 года.
Из книги М.Поливанова: «Стихи и прозу она твердила наизусть, не доверяя своим тайным хранениям, а некоторые – как стихотворение о Сталине, но не только его – не смея даже записать». Из письма Кузину от 14 января 1940 года: «Борис, я начинаю забывать стихи. Последние дни я их как раз вспоминала. Очень мучительно. А некоторых я не могу вспомнить. И счёт не сходится – нескольких просто не хватает – выпали».
Из воспоминаний Софьи Богатырёвой: «Память Надежды Мандельштам служила не только хранилищем ненапечатанных стихов её мужа. Это был ещё и центр мандельштамоведения – там шла постоянная исследовательская работа. Отыскивались – в глубине памяти, а, может быть, в глубине подсознания – варианты, отвергнутые редакции, они сравнивались, оценивались, из них выбирались и утверждались окончательные. Самодельная книжечка – не книжка даже, стопка листков – на нашем дачном столе, думаю, была для Надежды Мандельштам прообразом будущего академического собрания сочинений. Там следовало учесть всё».
#мандельштам
👍7
Послесловие
Создавая цикл о Мандельштаме, я знал: здесь не обойтись без политики. Не обойтись без "кремлёвского горца", без "века-волкодава" и без лезвия, спрятанного в каблуке ботинка. Отсутствие симпатии к Осипу и ненависть к тоталитарной системе могли соединиться в гремучую смесь – чувству, когда любая "кара небес" отягощается горьким "я это заслужил".
Надеюсь, никто из вас не считает, что Осип заслужил то, что с ним случилось. Я не прошу проявить к Мандельштаму уважение, упаси Бог – жалость. Я прошу о сочувствии.
Создавая цикл о Мандельштаме, я не знал, каким человеком была его жена. Женщина, достойная самой большой на свете любви. Наверное, она её получила, ведь любить – это лучше, чем быть любимым. "Сохрани мою речь навсегда" — Надежда Яковлевна справилась с этой миссией блестяще, миссией, которую можно было доверить только любящему сердцу.
История Мандельштама завершается вместе с 2020 годом. Было непросто, но мы справились. Кто что заслужил по итогам, пусть решают высшие силы.
А что заслужил Мандельштам – решайте вы.
#мандельштам
#послесловие
Создавая цикл о Мандельштаме, я знал: здесь не обойтись без политики. Не обойтись без "кремлёвского горца", без "века-волкодава" и без лезвия, спрятанного в каблуке ботинка. Отсутствие симпатии к Осипу и ненависть к тоталитарной системе могли соединиться в гремучую смесь – чувству, когда любая "кара небес" отягощается горьким "я это заслужил".
Надеюсь, никто из вас не считает, что Осип заслужил то, что с ним случилось. Я не прошу проявить к Мандельштаму уважение, упаси Бог – жалость. Я прошу о сочувствии.
Создавая цикл о Мандельштаме, я не знал, каким человеком была его жена. Женщина, достойная самой большой на свете любви. Наверное, она её получила, ведь любить – это лучше, чем быть любимым. "Сохрани мою речь навсегда" — Надежда Яковлевна справилась с этой миссией блестяще, миссией, которую можно было доверить только любящему сердцу.
История Мандельштама завершается вместе с 2020 годом. Было непросто, но мы справились. Кто что заслужил по итогам, пусть решают высшие силы.
А что заслужил Мандельштам – решайте вы.
#мандельштам
#послесловие
👍8❤1
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Я не уверен, что мы можем просить от 2021 года радости. Но надеюсь, провожая 2020, мы заслужили облегчение.
О том, как было тяжело, по телевизору расскажет президент. Скажет слова благодарности врачам и всем, кто причастен к тому, что нам удалось выстоять. Но не будем о грустном. Сегодня мы проснулись, наверное, даже с каким-то планами – это уже хорошо, это уже замечательно.
Спасибо, что мы вместе. Это первый Новый год, когда мы есть друг у друга и, надеюсь, что не последний.
Получается, каждую историю мы пишем вместе. Это уже сотворчество. Теперь и вы создаёте контекст. Спасибо!
Будьте счастливы в Новом году и не бойтесь сделать ещё один (или же первый) шаг навстречу себе. Присоединяйтесь к столу!
О том, как было тяжело, по телевизору расскажет президент. Скажет слова благодарности врачам и всем, кто причастен к тому, что нам удалось выстоять. Но не будем о грустном. Сегодня мы проснулись, наверное, даже с каким-то планами – это уже хорошо, это уже замечательно.
Спасибо, что мы вместе. Это первый Новый год, когда мы есть друг у друга и, надеюсь, что не последний.
Получается, каждую историю мы пишем вместе. Это уже сотворчество. Теперь и вы создаёте контекст. Спасибо!
Будьте счастливы в Новом году и не бойтесь сделать ещё один (или же первый) шаг навстречу себе. Присоединяйтесь к столу!
❤5
Наказание без преступления
Праздники закончились, и для меня, наконец, начались выходные. С учётом разгара сессии легче не стало, но наковальня, лежащая на груди, всё-таки скинула пару килограммов. Всё, что можно, я уже просрочил. Пора исправляться!
Однажды я пообещал, что Есенин ещё вернётся. Обещание держу. Перед стартом традиционного цикла о новом герое я подготовил для вас лонгрид о первенце поэта – Юрии Сергеевиче Есенине.
Наказание без преступления – вдогонку к циклу об Осипе Мандельштаме.
#есенин
Праздники закончились, и для меня, наконец, начались выходные. С учётом разгара сессии легче не стало, но наковальня, лежащая на груди, всё-таки скинула пару килограммов. Всё, что можно, я уже просрочил. Пора исправляться!
Однажды я пообещал, что Есенин ещё вернётся. Обещание держу. Перед стартом традиционного цикла о новом герое я подготовил для вас лонгрид о первенце поэта – Юрии Сергеевиче Есенине.
Наказание без преступления – вдогонку к циклу об Осипе Мандельштаме.
#есенин
Telegraph
Наказание без преступления
Крестьянская семья – статный мужик, жена-красавица и целый выводок светловолосых и светлоглазых. Утопия. Крестьянская семья – грубый мужик, пьющий водку вёдрами, жена с птозом большинства органов от постоянных родов и два-три ребёнка-счастливчика, доживших…
👍4😢2