Я не знаю женщины, талантливее себя

В 1914 году самооценку Марины Цветаевой можно характеризовать следующими отрывками из дневника:

Я не знаю женщины, талантливее себя к стихам. Нужно было сказать – человека. «Второй Пушкин» или «первый поэт-женщина» – вот, чего я заслуживаю, и, может быть, дождусь и при жизни. Меньшего не надо, меньшее плывёт мимо, не задевая ничего. Внешне я очень скромна и даже стесняюсь похвал.

В этой же записи есть мысль о том, что у неё, могущей писать, как Пушкин, «просто полное неимение драматических способностей». Эти способности МЦ попытается в себе отыскать, ещё выше задирая планку – Пушкин + Грибоедов.
#цветаева
#анимаксы

Как нужно общаться с пятилетней дочерью. Версия Марины Цветаевой

13 апреля 1917 года (нашла время!) у МЦ родилась вторая дочь – Ирина. Место – Воспитательный дом, дом малютки, куда отдают новорождённых бедняки, те, для кого ребёнок – лишний рот. У Цветаевой – платная отдельная палата. Пока может себе позволить. Марина пишет стихи, пишет письма. Одно из них пятилетней дочери:

Аля! Не забудь сказать прислуге, что я прошу, чтобы она поскорее отдала в починку корыто и примус. А няне скажи, чтобы она без меня полосатого и голубого бархатного платья тебе не надевала. Ты, наверное, без меня гадко ешь и обливаешься молоком. А гулять в хорошую погоду ходи не на Собачью площадку, а на Новинский бульвар. Там больше места тебе играть и меньше пыли.

Мартыха! Не забывай по вечерам молиться за всех, кого ты любишь. Молись теперь и за Ирину. И за то, чтобы папа не попал на войну. Крепко тебя целую.
Марина

Палата в родильном доме отдельная и платная, но денег всё меньше. Из другого письма, к подруге: «Милая Лиленька, у меня к Вам просьба: не могли бы Вы сейчас заплатить мне? Вы мне должны 95 рублей. У меня сейчас большие траты: непредвиденный налог в 80 рублей, квартирная плата, жалованье прислуге, чаевые (около 35 рублей) здесь, – и, может быть, ещё 25 рублей за две недели, если четвёртого числа не поправлюсь. А занимать не у кого, я Никодиму до сих пор должна 100 рублей.
#цветаева

Везти ли хлеб?

Главу семейства Эфронов действительно могут забрать на войну. Первая Мировая ещё не завершилась. Сергей ревностно служит в Петергофе, c каждым днём становясь более жёстким и жестоким. Муштруя солдат, юнкер Эфрон всё время сажает кого-то под арест, часто хмурится, на события в Петрограде смотрит с безнадёгой.

Сергея переводят в Москву. Но МЦ в городе уже нет – гостит у сестры в Феодосии, оставив дочерей сёстрам мужа. Из письма Цветаевой: Крупы здесь совсем нет, привезу, что даст Ася. Везти ли с собой хлеб? Муки тоже нет, вообще – не лучше, чем в Москве. Цены гораздо выше. Только очередей нет. Привезу Вам баранок и Ирине белых сухарей. Ах, Серёженька! Я самый беззащитный человек, которого я знаю.

…Сын казака, казак…
Так начиналась — речь.
— Родина. — Враг. — Мрак.
Всем головами лечь.

Бейте, попы, в набат.
— Нечего есть. — Честь.

Проклятый и благословенный 1917 год.
#цветаева

Дурная мать Цветаева

Вырезки из дневника Марины Цветаевой, август, 1918 год:

Ирине 1 год и 4 месяца. Половину своей жизни, пока я была в Крыму, она провела без меня. В Алю я верила с первой минуты, даже до её рождения, об Але я (по сумасбродному!) мечтала. Ирина – случайный ребёнок. Я с ней не чувствую никакой связи. Прости меня, Господи! Как это будет дальше?
-/-
Брянский вокзал – за молоком – в 5:30 утра. Небо в розовых гирляндах, стальная (голубой стали) Москва-река, первая свежесть утра, видение спящего города. Я в неизменной зелёной крылатке, – кувшин с молоком в руке – несусь.
-/-
Ах, я понимаю, что больше всего на свете люблю себя, свою душу, которую бросаю всем встречным в руки, и тело, которое бросают во все вагоны 3 класса. И им ничего не делается!
-/-
Чувство нежнейшего товарищества – восторга – дружеского уговора. Такое чувство – отчасти – у меня есть только к Але.
-/-
– Анна Ахматова! Вы когда-нибудь вонзались, как ястреб в грязную юбку какой-нибудь бабы – в 6 утра – на Богом забытом вокзале, чтобы добыть Вашему сыну – молоко?
#цветаева

Цветаева моет полы

Денег нет. В Москве Цветаевой приходится подрабатывать мытьём полов. Хозяйка дома хамит: «Ещё лужу подотрите! Нет, я совсем не умею мыть пола, знаете – поясница болит. Вы, наверное, с детства привыкли!». Марина глотает слёзы. Домывает, уходит. Вечером наводит порядок в собственном доме – прислугу пришлось отпустить.

Безденежье подпирает, и МЦ предпринимает действие, немыслимое ранее – поступает на службу. Новое место работы Цветаевой – Народный комиссариат национальностей. Учреждение занимает бывший особняк графа Соллогуба – прототип дома, в который Лев Толстой поселил семью Ростовых. Марина об этом знает, поэтому, не раздумывая, соглашается. Кроху Ирину отдаёт на попечение Вере Эфрон.

Обёртка лучше содержания. Служба – бюрократический ад. Запись в дневнике от 14 ноября 1918 года, сделанная на второй рабочий день: «Странная служба, где приходишь, облокачиваешься локтями о стол и ломаешь себе голову: чем бы мне заняться, чтобы прошло время? Когда я прошу у заведующего какой-нибудь работы, я замечаю в нём какую-то злобу».
#цветаева

Дикая дилемма

Нищета длится. Из дневника Марины Цветаевой: «Кому дать суп из столовой: Але или Ирине? Ирина меньше и слабее, но Алю я больше люблю. Кроме того, Ирина уж всё равно плоха, а Аля ещё держится – жалко».

Это для примера. Рассуждение могло пойти и по другому пути, но итог не менялся: суп доставался только одному ребёнку. Первое рассуждение очень прагматичное и такое… бесчеловечное. Напоминает принцип сортировки раненых в полевых госпиталях – тяжелораненым помощь оказываем в последнюю очередь. Впрочем, как бы мы поступили в подобной ситуации?

Кстати, от супа одно название. Просто вода с несколькими кусочками картошки и парой пятен неизвестного жира.
#цветаева

Происшествие на Вербную субботу

Не буду затягивать. В апреле – настоящее горе. Цветаева потеряла 500 рублей. Что такое 500 рублей в 1919 году? 22 кг картофеля – или почти башмаки – или калоши + 9 кг картофеля. Из дневника Марины по поводу этих событий: «За три дня какой-то кошмар нелепых, малопонятных потерь: 1) старинная флорентийская брошка (сожгла), 2) башмаки (сожгла), 3) ключ от комнаты, 4) ключ от книжного шкафа, 5) 500 рублей. Я в одну секунду было совершенно серьёзно – с надеждой – поглядела на крюк в столовой. Как просто! Я испытала самый настоящий соблазн.

Был и такой диалог:
– Ах, Аля, – грустно! Повеситься?
– Нет, Марина.

Напоминаю, что дочери на тот момент 7 лет. А двадцатисемилетняя Цветаева сжигает вещи, которые можно продать, чтобы не дать умереть с голоду своим детям.
#цветаева

Детская непосредственность Марины

Из дневника Марины Цветаевой: «Помню, восьми лет в подготовительном классе IV гимназии. Нужно было написать несколько примеров подлежащего и сказуемого (а может быть, чего-нибудь другого!).

Например: собака лает, кошка ловит мышей и т.д. И столь велико уже тогда было во мне отвращение к общим местам, что я на слове «мельник» (мельник – конечно – мелет муку!) написала: «Мельник играет на виолончели».

P.S. Напоминаю, что анимации для меня делает @mkslgnv. Оцените, как растёт его уровень с каждой работой!
#цветаева
#анимаксы

Я в России бессмысленна

Выдержки рефлексии из дневника Марины Цветаевой:

Стихи, как всякое творчество – самоутверждение. Самоутверждение – счастье. Я сейчас бесконечно далека от самоутверждения.

О, я не русская! Россия – как жернов на моей шее! Россия – это моя совесть, мои 5 часов утра и гудки с Бретского вокзала, моя неуверенность в том, нужна ли я (сразу делающая меня ненужной!).

Я в России XX века – бессмысленна.

Я – XVIII век + тоска по нему.

Я так мало женщина, что ни разу, ни разу мне в голову не пришло, что от голода и холода зимы 19-го есть иное средство, чем продажа на рынке.

Я восприняла 19-ый год несколько преувеличенно: так как его воспримут люди через сто лет: ни крупинки муки, ни кусочка мыла, сама чищу трубы, на ногах сапоги в два раза больше ноги, – так какой-нибудь романист с воображением в ущерб вкусу будет описывать 19-ый год.

Меня презирают – (и вправе презирать) – все. Служащие за то, что не служу, писатели за то, что не печатаю, прислуги за то, что не барыня, барыни за то, что в мужицких сапогах. Кроме того – все – за безденежье. ½ презирают, ¼ презирает и жалеет, ¼ – жалеет. ½+¼+¼ = 1. А то, что уже вне единицы – Поэты! – восторгаются.

Вчера в Художественном Театре Союз Писателей устроил вечер стихов. Меня не позвали. Мне всё равно, ибо, кроме боязни опоздать, смущения и звона собственного смеха в ушах ничего из такого вечера не выношу. Но всё-таки характерно.
#цветаева

Распорядок дня Цветаевой

Из дневника МЦ: «Утром: за молоком, щепки колоть, самовар ставить, комнату убирать, Ирину поднимать, посуду мыть, ключи терять. В 2 часа на Пречистенку, в 3 часа в Алин детский сад (у Али коклюш, и я хожу ей за обедом), потом по комиссионным магазинам – продалось ли что-нибудь? – или книжки продавать – Ирину укладывать – поднимать – и уж темно, опять щепки колоть, самовар ставить…
#цветаева

Цветаева сдаёт дочерей в приют

Денег нет, выхода – тоже. МЦ отдаёт детей в Кунцевский приют. При помощи администрации хитрит с документами, записывая девочек как круглых сирот. Какой диалог мог происходить между матерью и старшей дочерью перед подобным событием? Примерно такой:
– О, Марина! Знайте, вся моя душа останется здесь! Вся, вся! Я возьму с собой только кусочек души – для тоски!
– Аля, понимаешь, всё это игра. Ты играешь в приютскую девочку. У тебя будет стриженая голова, длинное розовое – до пят – грязное платье – на шее номер. Ты должна была бы жить во дворце, а будешь жить в приюте. Ты понимаешь, как это замечательно?
– О, Марина!
– Это – авантюра, это идёт великая Авантюра твоего детства. Понимаешь, Аля?
– О, Марина!
– Ирине даю серое бумазейное платье – Аля, запомни! Тебе я даю: голубые панталоны, два лифчика… Аля, если тебя будут бить – бей. Не стой, опустив руки, а то тебе проломят голову!
– Да, Марина, и я надеюсь, что смогу вам откладывать еду. А вдруг на Рождество дадут что-нибудь такое, что нельзя будет сохранить? Вдруг – компот? Тогда я выловлю весь чернослив и спрячу. О, Марина, как жаль, что нельзя засушивать еду, как цветы!
– Аля, главное – ешь побольше, не стесняйся, объедай их вовсю! Помни, что только для этого я тебя туда посылаю!
– Да, Марина, они враги – а я буду их объедать! И – знаете, Марина, я рада, что я всё-таки еду в приют, а не в колонию. Приют – как-то старинней…
#цветаева

Письма, залитые слезами

Цветаева не навещает дочерей две недели. Аля пишет огромное письмо с разводами от льющихся слёз: «Я совсем ужасно себя чувствую! Здесь нет гвоздей, а то я бы давно повесилась». Марина после первого посещения Али в приюте пишет письмо, но не может его закончить, разрыдавшись:

Алечка! Это письмо ты прочтёшь уже в Борисоглебском. Будет топиться печка, я буду подкладывать дрова, может быть, удастся истопить плиту – дай Бог, чтобы она не дымила! – будет вариться еда – наполню все кастрюльки! Ты будешь есть-есть есть! Будет тепло, завесим окна коврами.

Аля, уходя я перекрестила красные столбы твоего приюта. Аля! Ангел, мне Богом данный! У меня глаза горят от слёз. Дай Бог – Бог, на коленях прошу Тебя! – чтобы всё это скорей прошло, чтобы мы опять были вместе.

В приюте на обед: первое – вода с несколькими листками капусты на самом донце тарелки, второе – две столовых ложки чечевицы. Хлеба нет. Голодные дети едят чечевицу по зёрнышку.

Аля заболевает. Лихорадка, головная боль. Её переводят в больничную комнату. По метельной стуже с двумя кусками сахара, двумя лепёшками и порошком хины Цветаева вновь, через десять дней, навещает дочь, выдавая себя за тётю. Аля бритоголова, при кашле на лбу и шее вздуваются вены. Девочка вынула изо рта принесённый матерью кусочек сахара – тот оказался в крови. Между кроватями мотается Ирина, надзирательница спрашивает:
– А что ж вы маленькую-то не угостите?

Из дневника Цветаевой: «Делаю вид, что не слышу. Господи! Отнимать у Али! Почему Аля заболела, а не Ирина?!!». Алина болезнь длится два месяца. Цветаева забирает старшую дочь из приюта.

Вскоре, 15 февраля 1920, умирает Ирина. Девочку без оповещения «тёти» захоранивают в общей яме. Марина, узнав, навестить могилку не едет. Будто ей плевать совсем. Вообще, очень странное отношение у МЦ было к младшей дочери. Незадолго до этого Ирину, ещё живую и здоровую, хотела забрать к себе Лиля Эфрон, но Цветаева категорически отказалась. Какая-то беспочвенная обида Марины на сестёр мужа, долгие годы помогавших ей, стало причиной гибели трёхлетней Ирины. Почти убийство, опосредованное, но убийство.
#цветаева

Феминистка Цветаева

Сердце Марины никогда не принадлежало кому-то одному. Вскоре случился художник Василий Милиоти. Отношения с ним развивались ступенчато, по старой проверенной формуле: «восторг – жалость – желание задарить (залюбить!) – затем недоумение – охлаждение – презрение».

Несколько сценок. Милиоти сидит у неё в столовой на диване, Марина пилит дрова. Он:
– Нет, нет, я совсем не гожусь для физической работы! Можете вы себе представить Шопена, пилящего дрова?
Она:
– Нет, но ещё меньше – Шопена, глядящего, как пилит Жорж Санд.

Цветаева топит печку, разогревает или варит ему ужин, пилит, рубит. Милиоти рассказывает о своей влюблённости.
- Я забочусь о ней, вы заботитесь обо мне…

-Умны, умны, не ум, а умище, а всё-таки – женщина!
- Я вам никогда не обещала быть мужчиной!

МЦ: Что дороже: мужчина или овчина?
Милиоти: Овчину можно продать, мужчину – предать!
#цветаева

5 фактов о Цветаевой

1. Надпись на своём надгробии Цветаева выбрала заранее: «Уже не смеётся».

2. МЦ – профан в вопросах финансов. В голодные послереволюционные годы она отдала знакомому анархисту Шарлю золотые часы мужа, чтобы тот их продал. Не смог. Сначала обещал часы вернуть, потом сказал, что отдал кому-то на хранение, потом якобы у того, кому их отдал, часы украли, но он богатый человек и деньги вернёт. В конце концов, обнаглев, стал кричать, что за чужие вещи не отвечает. Ни часов, ни денег. А в то время на них можно было купить 24 кг муки.

3. Из записной книжки Цветаевой: «Ирина! Я теперь мало думаю о ней, я никогда не любила её в настоящем, всегда в мечте – любила я её, когда приезжала к Лиле и видела её толстой и здоровой, любила её этой осенью, когда Надя (няня) привезла её из деревни, любовалась её чудесными волосами. Но острота новизны проходила, любовь остывала, меня раздражала её тупость, её грязь, её жадность, я как-то не верила, что и она вырастет – хотя совсем не думала о её смерти – просто, это было существо без будущего. Может быть – с гениальным будущим?

4. Цветаева долгое время не рассказывала мужу о смерти дочери. Из письма МЦ к сестре Асе: «Будут вести от Серёжи, пиши, что Ирина умерла от воспаления лёгких. Мы с Алей живём всё там же, в столовой. Остальное – занято. Дом разграблен и разгромлен. Топим мебелью. Пишу. Не служу, ибо после смерти Ирины мне выхлопотали паёк, дающий возможность жить. Служила когда-то 5,5 месяцев – ушла, не смогла. Лучше повеситься».

5. О взаимоотношениях с Ахматовой:

Соревнования короста
В нас не осилила родства.
И поделили мы так просто:
Твой – Петербург, моя – Москва.

МЦ – поклонница и ученица Ахматовой. Анна Андреевна относилась к этому как к должному. Позже она получила в подарок от Марины лазурную шаль, которую носила долгие годы, не забывая дарительницы.
#цветаева

Вакантное место в сердце

После Милиоти – Николай Николаевич Вышеславцев. Тоже художник, книжник. Ну а что? Муж на войне. А Марина не умела быть одна, без никого. В сердце снова появилось вакантное место:

Ненасытностью своею
Перекармливаю всех!

Вот несколько вырезок из личной переписки МЦ и Вышеславцева: «Н.Н.! Защитите меня от мира и от самой себя! Н.Н., я в первый раз прошу – защиты.

Н.Н.! Я люблю Ваш тихий голос. До Вас я думала, что все мужчины распутны.

Когда человек в близости порочен (близость не всё оправдывает!) – я думаю, что так надо, послушна, как всегда, когда люблю.

Близость! – Какое фактическое и ироническое определение!

Ирина, – вот они, мои нарушенные законы.

Н.Н.! Скажите мне, где сейчас моя Ирина?

Моя Ирина. – Так при жизни я её никогда не называла.

Н.Н.! Если бы мы познакомились с Вами раньше, Ирина бы не умерла.
#цветаева

Я не виновата, если из этого получаются стихи!

Из дневника Цветаевой: «У всех вас есть: служба – огород – выставки – союз писателей – вы живёте и вне вашей души, а для меня это: служба – огород – выставки – союзы писателей – опять таки я, моя душа, моя любовь, моё оттолкновение, моё растравление, моя страшная боль от всего!

И – естественно – что я иду к себе, в себя, где со мной никто не спорит, где меня никто не отталкивает, в свой бедный разгромленный дом, где меня всё-таки любят.

И я не виновата, если из этого получаются стихи!»
#цветаева

Моя любовь – бесполезный пожар

После Вышеславцева – Сергей Михайлович Волконский. Внук декабриста, бывший директор императорских театров, ныне – литературный журналист. По традиции привожу вырезки из личной переписки:

Вы отравили мне всех моих сверстников и современников.

С Вами ум всегда насыщен, душа всегда впроголодь. Так мне и надо.

Мне часто хотелось Вас поцеловать – просто от радости, но всегда останавливал страх: а вдруг – обидится. Тогда я жалела, что мне не 8 лет, как Але, или что я не Ваша любимая собака.

Вырезки из дневника: «Моя любовь к нему, сначала предвзятая, перешла в природную: я причисляю его к тем вещам, которые я в жизни любила больше людей: солнце, дерево, памятник. И которые мне никогда не мешали – потому что не отвечали».

И стихи:

Быть мальчиком твоим светлоголовым –
О, через все века!
За пыльным пурпуром твоим брести в суровом
Плаще ученика.
-/-
О, этот стих не самовольно прерван –
Нож чересчур остёр –
И дерзновенно усмехнувшись – первым
Взойти на твой костёр.
#цветаева

Я не скучаю по Але

Письмо Цветаевой от 16 июня 1921 года: «Я уже почти месяц, как без Али. – третье наше такое долгое расставание. В первый раз – ей ещё не было года; потом, когда я после Октября уезжала, вернее – увозила – и теперь.

Я не скучаю по Але, – я знаю, что ей хорошо, у меня разумное и справедливое сердце, –такое же, как у других, когда не любят. Пишет редко; предоставленная себе, становится ребёнком, т.е. существом забывчивым и бегущим боли (а я ведь – боль в её жизни, боль её жизни). Пишу редко: не хочу омрачать, каждое моё письмо будет стоить ей несколько фунтов веса, поэтому за почти месяц – только два письма.

И потом: я так привыкла к разлуке! Я точно поселилась в разлуке.

Начинаю думать – совершенно серьёзно – что я Але вредна. Мне, никогда не бывшей ребёнком и поэтому навсегда им оставшейся, мне всегда ребёнок – существо забывчивое и бегущее боли – чужд. Всё моё воспитание: вопль о герое. Але с другими лучше: они были детьми, потом всё позабыли. Отбыли повинность и на слово поверили, что у детей «другие законы». Поэтому Аля с другими смеётся, а со мной плачет, с другими толстеет, а со мной худеет. Если бы я могла на год оставить её у Зайцевых, я бы это сделала. – Только знать, что здорова!»
#цветаева

Пастернак приносит извинения

Новости одной строкой: Цветаева с семьёй покидает Россию. Пока не решили, где обоснуются – Берлин, Париж или Прага.

Пастернак в книжной лавке натыкается на книжку МЦ. Пишет восторженное письмо: «Дорогая Марина Ивановна! Сейчас я с дрожью в голосе стал читать брату Ваше – «Знаю, умру на заре! На которой из двух» – и был, как чужим, перебит волною подкатывавшего к горлу рыдания, наконец прорвавшегося, и когда я перевёл свои попытки с этого стихотворения на «Я расскажу тебе про великий обман», я был так же точно Вами отброшен, и когда я перенёс их на «Вёрсты и вёрсты и вёрсты и чёрствый хлеб», – случилось то же самое.

Вы – не ребёнок, дорогой, золотой, несравненный мой поэт, Вы не ребёнок и, надеюсь, понимаете, что это в наши дни и в нашей обстановке означает, при обилии поэтов и поэтесс, не только тех, о которых ведомо лишь профсоюзу, при обилии не имажинистов только, но при обилии даже и неопороченных дарований, подобных Маяковскому, Ахматовой.

Простите, простите, простите! Как могло случиться, что, плетясь вместе с Вами следом за гробом Татьяны Фёдоровны, я не знал, с кем рядом иду? Как могло случиться, что, слушав и слышав Вас неоднократно, я оплошал и разминулся с Вами?

Как странно и глупо кроится жизнь! Месяц назад я мог достать Вас со ста шагов, и существовали уже «Вёрсты», и была на свете та книжная лавка, куда сдала меня ленивая волна тёплого асфальта!

Итак – простите, простите!»
#цветаева

Подарите мне на Рождество Библию

Из писем Марины Цветаевой к Борису Пастернаку: «Мой любимый вид общения – потусторонний: сон. Я на полной свободе.

Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбами.

Пастернак, у меня к Вам есть просьба: Подарите мне на Рождество Библию: немецкую, непременно готическим шрифтом, не большую, но и не карманную: естественную. И надпишите! Буду носить её с собой всю жизнь!

Теперь признаюсь Вам в одной своей дурной страсти: искушать людей (испытывать) непомерностью своей правдивости. Давать вещь так, как она во мне и во вне – есть.

Я знаю, что в жизни надо лгать (скрывать, кроить, кривить). Что без кройки платья не выйдет. Что только устрашишь другого потоком ткани. Что в таком виде это не носко – и даже невыносимо. Но мои встречи – не в жизни, вне жизни, и – горький опыт с первого дня сознания – в них я одна (как в детстве: «играю одна»).

Я не занимаюсь лизанием сливок (с меня их всегда лизали, оставляя мне обездушенную сыворотку быта, топя меня в ней). Подыхай, т.е. живи как хочешь, будь прохвостом, только пиши хорошие стихи, а мы послушаем (полижем!), но пока я Вам в бытовой жизни не нужна – будем жить вне-бытовой. Но если бы Вам – предположение – почему-либо понадобилось приехать в Прагу, я бы узнала нынешнюю валюту и гостиницу – и всего чего не знаю.
#цветаева