С чем есть Россию

Закуситься друг с другом – благое дело для Есенина и Маяковского. Часто они это делали на сцене Политехнического музея. В 1921 году пьяный Серёга кричал Володьке: «Ты не русский, ты не русский поэт. Ты американец! Я не отдам тебе Россию!». Маяковский с усмешкой отвечал: «Бери свою Россию, ешь её с хлебом».

В 1923 году, там же, Есенин читал свою поэму «Пугачёв». Присутствовавший на чтении Маяковский с места заметил: «Неплохо. Похоже на меня». Есенин в негодовании закричал: «Нет, у меня гораздо лучше».
#есенин #маяковский

Чьи усики снятся Сталину

1. Премьера пьесы Булгакова «Дни Турбиных» закончилась вызовом 7 карет скорой помощи, истериками, обмороками и получасовой овацией.

2. Иосиф Сталин смотрел «Дни Турбиных» больше 20 раз. Актёру Хмелёву, игравшему главную роль, вождь говорил: «Мне ваши усики даже снятся».

3. Владислав Ходасевич о пьесе: «Да, это очень мило, и многим это кажется ностальгической пьесой, но под видом пьесы о дворянстве это проводит подлую мысль о том, что победа революции была неизбежна, а дворянство, интеллигенция исторически обречёны».

4. Маяковский называл пьесу Булгакова «ползучей контрреволюцией».

5. Как-то на встрече с украинскими писателями Сталину сказали: «А что это у вас идёт пьеса Булгакова, давайте её запретим». Вождь ответил: «Всё талантливое, что работает на нашу идею, нам необходимо».
#булгаков

Девиз Цветаевой и кровь Ходасевича

Шкловский о Ходасевиче: [у него] «муравьиный спирт вместо крови».

Гиппиус: «Жалок Горький, но жалеть его ещё более – жалкое занятие».

Марина Цветаева: «Мой девиз – не снисхожу»

Илья Эренбург на вопрос «Что общего у Евтушенко и Вознесенского?»: «Что общего у двух ночных путников, которых привязали разбойники к дереву? Дерево у них общее».

Марина Цветаева, «Повесть о Сонечке»: «У нас не могло быть контактов с пролетарской молодежью и красноармейцами, может быть, и прекрасными людьми, но не бывает контактов у победителя с побежденными».

Сукин сын – главный герой советской литературы

Александр Фадеев, один из лидеров РАППа, а впоследствии и генеральный секретарь Союза советских писателей, в 1931 году писал Ильфу и Петрову: «Дорогие друзья! Хотя ваш Остап Бендер и очень обаятельный персонаж, но это же сукин сын. А сукин сын в качестве главного героя в советской литературе неприемлем. Роман ваш нуждается в серьезной переделке, во всяком случае сейчас не время издавать его».

Талантливая сволочь Андрей Платонов

Платонов пишет повесть «Впрок». Произведение попадает на стол к Сталину. Иосиф Виссарионович читает повесть и пишет на полях «сволочь». Поскольку экземпляр с надписью не сохранился, есть легенда, что там было написано «талантливая сволочь» или даже «талантлив, но сволочь».

Редакторы понимают, что накосячили. В 1933 году Александр Фадеев начинает каяться: «Да как же это мы проглядели, товарищи, клеветническую вылазку подкулачника Платонова!».

Платонов пишет Сталину, влиятельным чиновникам и всем, кому можно: «Товарищи, я мог написать произведение ошибочное, я это признаю. Но я не могу написать лживого произведения. Я не вредитель советской власти. Товарищ Фадеев читал мое произведение, рекомендовал его к печати. За него боролись два издания, «Новый мир» и «Красная новь», в результате «Красная новь» его напечатала. Товарищи, наверно, здесь какая-то ошибка!».

Поздно. После публикации повести «Впрок» Платонова вычеркнули из советской литературы.

Трёхдневный садизм

1. 80% текста романа «Приглашение на казнь» Набоков написал за три дня.

2. Работа над произведением – сублимация тревоги писателя за жену и ребёнка. Набоковы долго не решались стать родителями, но тянуть дальше было нельзя – Вера Набокова могла не пережить роды.

3. Когда Набоков читал в литературных салонах первые главы «Приглашения на казнь», он впервые в жизни столкнулся с массовым неодобрением. Несколько отзывов на роман – «это шизофрения», «это садизм».

Как Кирилл Симонов стал Константином

1. Есть легенда, что Сталин, увидев книгу Симонова «С тобой и без тебя», спросил: «Сколько тысяч экземпляров?». Ему сказали: «Пять тысяч». Он ответил: «Надо было бы два — ему и ей».

2. Настоящее имя Константина Симонова – Кирилл. В детстве мальчик, играя с отцовской бритвой, порезал язык и стал картавым. Симонов говорил: «Я не могу называться Кивив! Я не выговариваю ни «р», ни «л».

3. Третья жена Симонова, актриса Валентина Серова, по слухам, изменяла поэту с маршалом Рокоссовским. И маршал, и поэт были важны вождю. Поэтому, когда личный помощник Сталина Поскребышев обмолвился, что «товарищ Рокоссовский живет с женой товарища Симонова», на вопрос «что делать будем?», Иосиф Виссарионович ответил: «Завидовать».

Какие стихи нужны во время войны

Анна Ахматова: «Во время войны нужны такие весёлые стишки».

Иван Бунин: «Дорогой Николай Дмитриевич, я только что прочитал книгу А. Твардовского («Василий Тёркин») и не могу удержаться — прошу тебя, если ты знаком и встречаешься с ним, передать ему при случае, что я (читатель, как ты знаешь, придирчивый, требовательный) совершенно восхищен его талантом, — это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык — ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова. Возможно, что он останется автором только одной такой книги, начнет повторяться, писать хуже, но даже и это можно будет простить ему за «Тёркина».

Борис Пастернак: «Твардовский оказался нашим Гансом Саксом» [создатель языка немецкой народной поэзии].

Человек для истории или история для человека?

Андрей Вознесенский: «Мы все привыкли, что человек для истории. И вдруг оказалось, что история для человека».

Александр Пушкин: «Дети в России в домашнем воспитании только растлеваются, а по-настоящему спасительно воспитание лицейское».

Николай Некрасов: «Мерещится мне всюду драма».

Андрей Вознесенский: «Если у меня есть выбор между экономической выгодой и любовной трагедией, я всегда за любовную трагедию».

Сколько стоят черновики Пастернака

1. «Доктор Живаго» – один из самых популярных русских романов за рубежом. Лет 6 назад рукописные черновики романа продали в Нью-Йорке за 77,5 тысяч долларов.

2. Когда режиссёр Квентин Тарантино приехал в Москву, то сказал: «Не надо мне никаких достопримечательностей, хочу на могилу Пастернака».

3. Несмотря на то, что Борис Леонидович получил Нобелевскую премию с формулировкой «за возрождение традиций классической русской прозы», его главный роман – совершенно модернистское произведение. Об этом точно сказал филолог Игорь Сухих: «Не думайте, что это плохой роман, поймите, что это другой роман».

4. «Доктор Живаго» вместе с эпопеей Шолохова «Тихий Дон» упоминает Набоков в послесловии к «Лолите»: «Что там сейчас читают у меня на Родине? – Каких-то картонных тихих донцов на подставках и историю мистического доктора со странными позывами и чаровницей из Чарской».

5. Когда Пастернак предложил «Доктора Живаго» в альманах «Литературная Москва», ему сказали, во-первых, что его книга великая, а, во-вторых, что «эта книга сейчас разрешена быть не может». Ответ Пастернака: «Сейчас надо печатать только неразрешённое, все разрешённое уже напечатано».
#пастернак

Это должны прочитать 200 миллионов человек

1. Изначально повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича» называлась «Щ-851». Писатель сменил название по совету Твардовского.

2. Анна Ахматова об «Одном дне Ивана Денисовича»: «Автор — светоносец. Это должны прочитать двести миллионов человек».

3. Александр Исаевич Солженицын знал, о чём пишет. Писатель сам часть своей жизни провёл в тюремных лагерях, так, с августа 1950 по февраля 1953 Солженицын сидел в Экибастузском особом лагере на севере Казахстана. Именно там родилась история Ивана Денисовича: «Просто был такой лагерный день, тяжёлая работа, я таскал носилки с напарником и подумал, как нужно бы описать весь лагерный мир — одним днём. Конечно, можно описать вот свои десять лет лагеря, там всю историю лагерей, — а достаточно в одном дне всё собрать, как по осколочкам, достаточно описать только один день одного среднего, ничем не примечательного человека с утра и до вечера. И будет всё».

​Солженицына вызывают в Москву

Иван Денисович зачат, далее время родов. Солженицын пишет повесть в Рязани, где работал в школе учителем физики и астрономии. Работа над «Одним днём Ивана Денисовича» заняла полтора месяца – с 18 мая по 30 июня 1959 года.

Из интервью Александра Солженицына: «Это всегда получается так, если пишешь из густой жизни, быт которой ты чрезмерно знаешь, и не то что не надо там догадываться до чего-то, что-то пытаться понять, а только отбиваешься от лишнего материала, только-только чтобы лишнее не лезло, а вот вместить самое необходимое».

10 ноября 1961 года рукопись повести попадает в отдел прозы журнала «Новый мир». Солженицын прячется за псевдоним «А. Рязанский». Через месяц рукопись читает главред – Александр Твардовский. Читает и перечитывает всю ночь, а наутро, провисев два часа на телефоне, узнаёт адрес Солженицына и телеграммой вызывает его в Москву.

11 декабря, в день своего 43-летия, Александр Исаевич получает эту телеграмму: «Прошу возможно срочно приехать редакцию нового мира зпт расходы будут оплачены = Твардовский». В своём дневнике главред «Нового мира» отмечает: «Сильнейшее впечатление последних дней – рукопись А. Рязанского (Солонжицына), с которым встречусь сегодня». Настоящую фамилию автора Твардовский записывал по телефону, потому и ошибся.

​На помощь приходит Никита Хрущёв

Солженицын встречается с главным редактором журнала «Новый мир» – «предупредил меня Твардовский, что напечатания твёрдо не обещает (Господи, да я рад бы, что в ЧКГБ не передали!), и срока не укажет, но не пожалеет усилий».

Твардовский сразу заключил с никому ещё не известным писателем договор. Выдали аванс – 1500 рублей. Учительством Солженицын зарабатывал 60 рублей в месяц. Получается, двухлетняя зарплата.

Чтобы передать «Один день Ивана Денисовича», требовалась тонкая работа. Рукопись должна была попасть в руки единственного человека, способного разрешить её публикацию – Никиты Хрущёва.

Твардовский собирал отзывы. Чуковский написал заметку «Литературное чудо», тепло высказались о повести Маршак, Паустовский и Симонов. Сам Твардовский составил краткое предисловие и письмо на имя Хрущёва. 6 августа 1962 года, спустя девять месяцев, «Один день Ивана Денисовича» лежал на столе В.С. Лебедева, помощника Хрущёва. Через месяц с повестью познакомился сам Никита Сергеевич:

«Да, материал необычный, но, я скажу, и стиль, и язык необычный – не вдруг пошло. Что ж, я считаю, вещь сильная, очень. И она не вызывает, несмотря на такой материал, чувства тяжёлого, хотя там много горечи».

15 сентября Лебедев по телефону передал Твардовскому, что «Один день Ивана Денисовича» одобрен Хрущёвым. Однако и сам Никита Сергеевич решил заручиться поддержкой партийной верхушки. Решение о публикации было принято 12 октября 1962 года на заседании Президиума ЦК КПСС под давлением Хрущёва.

​Сколько НЕ должно совпасть

Солженицын в радиоинтервью к 20-летию выхода «Одного дня Ивана Денисовича» для BBC, 8 июня 1982 года: «Для того, чтобы повесть напечатать в Советском Союзе, нужно было стечение невероятных обстоятельств и исключительных личностей.

Совершенно ясно: если бы не было Твардовского как главного редактора журнала – нет, повесть эта не была бы напечатана. Но я добавлю. И если бы не было Хрущёва в тот момент – тоже не была бы напечатана. Больше: если бы Хрущёв именно в этот момент не атаковал Сталина ещё один раз – тоже бы не была напечатана.

Напечатание моей повести в Советском Союзе, в 62-м году, подобно явлению против физических законов, как если б, например, предметы стали сами подниматься от земли кверху или холодные камни стали бы сами нагреваться, накаляться до огня. Это невозможно, это совершенно невозможно. Система была так устроена, и за 45 лет она не выпустила ничего – и вдруг вот такой прорыв. Только потому у всех отнялись языки, что это напечатано с разрешения ЦК в Москве, вот это потрясло».

Диалоги

На лестнице мы переглянулись с соседкой. В глазах каждого читалось «пиздец».

— Привет.

Обычно я говорил ей «доброе утро».

Смеющиеся школьники раздражали. Звук подключившейся к телефону гарнитуры чуть было не заставил меня разбить наушники об асфальт, покрытый тонкой скользкой наледью. Я шёл к метро, и на меня смотрело тяжёлое серое небо, по которому не летали снаряды.

Колдырь, плетущийся в обратную сторону, окинув прохожих высокомерным взглядом, промямлил:

— Вы не люди! Вы роботы…

Он был прав.

Столица жила обычной жизнью. В моём желудке растворялась капсула лютеина. Я бормотал этот текст, а другие пассажиры пытались читать по губам. Не было ни единого шанса, что электропоезд перескочит хотя бы на соседнюю ветку.

Мужчина, внимательно следивший за моим ртом, резко встал с места. Я думал, он меня ударит. В его взгляде тоже читалось «пиздец».

— Привет.

Он не ответил, но в его пасмурных глазах летали снаряды и люди прятались в бомбоубежища.

Я перешёл на соседнюю ветку. Меня тут же снёс северный поток. Руконогая толпа упрямо тащила моё тело к рельсам. Когда я летел под электропоезд, то подумал, что это всё равно лучше, чем принимать решение стрелять по городам, где мирно спят ни в чём не повинные люди.

— У меня нет слов, Маш.

Но я судорожно пытаюсь их отыскать. Судорожно пытаюсь снова не проглотить язык в приступе бессильной злобы. Выходя со станции, я смотрю в заплаканные глаза красивой женщины.

И я знаю, какое в них слово.

24 февраля 2022 года