Forwarded from ноги тихона это пиздец⚡ (Пушнила)
#бром
– Эт кто?
Закономерный вопрос, когда коллектив в управлении не обновлялся уже лет сто. Игорь смотрит за тем, как шныряет глазками из стороны в сторону новенький, оглаживая выбритую бошку, будто бы пытаясь что-то вспомнить, и хмурится. Понять нравится он ему или нет довольно легко. Игорю Грому не нравится никто, пока он себя в деле не покажет.
– Боков. Перевёлся три дня назад, – рапортует кто-то из местных сорок, на которую Гром даже не старается обернуться: всё равно всё расскажет, хочет он того или нет.
– У него большое дело было, но после него, говорят, он там не смог больше работать. С детьми что-то связано. Перевёлся к нам.
– А у нас тут бабочки и радуга? – недоумённо интересуется Игорь, – в любом месте и убивают, и похищают.
– А тут не знаю, скрытный он. Хочешь сам узнать?
Сорокой оказывается, кто бы мог подумать, Цветков собственной персоной. Под суровым взглядом Гром тот замолкает тут же, понимая, что перегнул палку.
– У всех свои секреты.
Игорь не хочет, чтобы ворошили его, поэтому и в чужие не полезет. Но познакомиться бы надо, да и столы у них, вон, напротив. С того момента, как Димку повысили, место напротив Грома занимать никто не решался. А новенький или не в курсе, или смелый, или глупый. А может, всё в одном, взрывоопасный коктейль?
– Здарова, – не размениваясь на “рад приветствовать и прочие любезности”, Гром тянет лапищу к новенькому через стол, едва приземляясь за свой с большой чашкой кофе, – Гром. Игорь.
– Женя. Боков. Занят, —всё же протянув руку в ответ, Боков тут же утыкается в свежую папку с бумажками, заставляя Грома, почти невольно, скинуть их с его стола, чтобы на него обратили внимание. Это же, блин, его тактика! Оказалось, неприятно, когда её применяют против тебя.
– Помочь чем? Я все дела местные знаю, – предпринимает вторую попытку влезть в чужое личное пространство Игорь, – сколько тут работаю и ещё лет за двадцать.
– Справлюсь. Спасибо, – снова ноль реакции. Игорь чувствует себя так, будто не сорокет ему, а лет пятнадцать, и его девчонка во дворе динамит. Решив, что его любезность на сегодня всё, Гром переключает внимание на свои собственные дела.
Так и работают, молча, друг напротив друга. Игорь ещё пару раз освежиться отбегает, кофе долить, пока кофемашину насквозь не выдоили за день, а вот Боков едва взгляд поднимает, перебирая дела одно за другим. Ещё и домой собирается, совсем как Гром, когда в отделении не остаётся никого, кроме дежурных и уборщицы, скребущей полы где-то рядом с кабинетом Фёдора Ивановича.
Пока Гром куртку натягивает, повернувшись спиной, он не замечает, что его наконец-то заметили. Только чувствует в какой-то момент, как руки приподнимают куртку, а хмурое “хм” звучит не иначе, как приговор.
– Ты чё, новенький? – теряется на такой наглости Игорь, – совсем страх потерял, лапать полез?
– Где табельное? – не повышая голоса, спокойно отвечает вопросом на вопрос Женя, – нет кобуры, нет табельного.
– Не ношу.
Всё чудесатее и чудесатее, как говорилось в какой-то старой детской книжке.
– Идиот, – даёт ему заключение Боков, прежде чем накинуть поверх своей рубашки, – и кобуры, конечно, – пиджак того самого тёмно-коричневого кофейного цвета, – пристрелят из-за этого тебя.
– Это угроза?
– Это опыт. Хоть в ящик стола положи, не будь дураком.
Игоря снова задевает, но Боков уже светит где-то у выхода идеально прямой спиной и бритым затылком. Хочется крикнуть ему вслед, ответить остроумно или зло… Вместо этого Гром своего бока касается, будто ощущая фантомное прикосновение тёплых пальцев поверх футболки.
Давненько его так не задевало.
– Эт кто?
Закономерный вопрос, когда коллектив в управлении не обновлялся уже лет сто. Игорь смотрит за тем, как шныряет глазками из стороны в сторону новенький, оглаживая выбритую бошку, будто бы пытаясь что-то вспомнить, и хмурится. Понять нравится он ему или нет довольно легко. Игорю Грому не нравится никто, пока он себя в деле не покажет.
– Боков. Перевёлся три дня назад, – рапортует кто-то из местных сорок, на которую Гром даже не старается обернуться: всё равно всё расскажет, хочет он того или нет.
– У него большое дело было, но после него, говорят, он там не смог больше работать. С детьми что-то связано. Перевёлся к нам.
– А у нас тут бабочки и радуга? – недоумённо интересуется Игорь, – в любом месте и убивают, и похищают.
– А тут не знаю, скрытный он. Хочешь сам узнать?
Сорокой оказывается, кто бы мог подумать, Цветков собственной персоной. Под суровым взглядом Гром тот замолкает тут же, понимая, что перегнул палку.
– У всех свои секреты.
Игорь не хочет, чтобы ворошили его, поэтому и в чужие не полезет. Но познакомиться бы надо, да и столы у них, вон, напротив. С того момента, как Димку повысили, место напротив Грома занимать никто не решался. А новенький или не в курсе, или смелый, или глупый. А может, всё в одном, взрывоопасный коктейль?
– Здарова, – не размениваясь на “рад приветствовать и прочие любезности”, Гром тянет лапищу к новенькому через стол, едва приземляясь за свой с большой чашкой кофе, – Гром. Игорь.
– Женя. Боков. Занят, —всё же протянув руку в ответ, Боков тут же утыкается в свежую папку с бумажками, заставляя Грома, почти невольно, скинуть их с его стола, чтобы на него обратили внимание. Это же, блин, его тактика! Оказалось, неприятно, когда её применяют против тебя.
– Помочь чем? Я все дела местные знаю, – предпринимает вторую попытку влезть в чужое личное пространство Игорь, – сколько тут работаю и ещё лет за двадцать.
– Справлюсь. Спасибо, – снова ноль реакции. Игорь чувствует себя так, будто не сорокет ему, а лет пятнадцать, и его девчонка во дворе динамит. Решив, что его любезность на сегодня всё, Гром переключает внимание на свои собственные дела.
Так и работают, молча, друг напротив друга. Игорь ещё пару раз освежиться отбегает, кофе долить, пока кофемашину насквозь не выдоили за день, а вот Боков едва взгляд поднимает, перебирая дела одно за другим. Ещё и домой собирается, совсем как Гром, когда в отделении не остаётся никого, кроме дежурных и уборщицы, скребущей полы где-то рядом с кабинетом Фёдора Ивановича.
Пока Гром куртку натягивает, повернувшись спиной, он не замечает, что его наконец-то заметили. Только чувствует в какой-то момент, как руки приподнимают куртку, а хмурое “хм” звучит не иначе, как приговор.
– Ты чё, новенький? – теряется на такой наглости Игорь, – совсем страх потерял, лапать полез?
– Где табельное? – не повышая голоса, спокойно отвечает вопросом на вопрос Женя, – нет кобуры, нет табельного.
– Не ношу.
Всё чудесатее и чудесатее, как говорилось в какой-то старой детской книжке.
– Идиот, – даёт ему заключение Боков, прежде чем накинуть поверх своей рубашки, – и кобуры, конечно, – пиджак того самого тёмно-коричневого кофейного цвета, – пристрелят из-за этого тебя.
– Это угроза?
– Это опыт. Хоть в ящик стола положи, не будь дураком.
Игоря снова задевает, но Боков уже светит где-то у выхода идеально прямой спиной и бритым затылком. Хочется крикнуть ему вслед, ответить остроумно или зло… Вместо этого Гром своего бока касается, будто ощущая фантомное прикосновение тёплых пальцев поверх футболки.
Давненько его так не задевало.
Forwarded from Александринский театр ❘ Александринка
Кадры спектакля «Оптимистическая трагедия. Прощальный бал» Виктора Рыжакова 🎭 Ближайший показ на нашей Основной сцене пройдет 6-го октября.
#оптимистическаятрагедия
#оптимистическаятрагедия