из всех, кого я встречал за много-много лет, она первая мне по-настоящему понравилась.
только она одна из всех, кого я помню, смотрела мне прямо в глаза-так, словно я что-то значу.
только она одна из всех, кого я помню, смотрела мне прямо в глаза-так, словно я что-то значу.
я хочу плакать в твоих объятиях и с каждой секундой находить ещё один смысл жить дальше.
он читал мне свои строки пока докуривал последнюю сигарету, дым слепил глаза, а стихи прожигали сердце.
даже если наше общение сойдет на ноль, то ты всегда можешь мне написать. спустя через месяц, год. я всегда буду рядом.
тот, кто вчера до боли дрожащим голосом говорил, как он тебя любит, завтра даже не спросит жив ты или нет)
вы говорили со мной по душам
во всех кофехаусах нашей столицы
и если бы вы перестали мне сниться
то я перестала бы вам.
во всех кофехаусах нашей столицы
и если бы вы перестали мне сниться
то я перестала бы вам.
ты - гроза в июле, фруктовый чай, запах новой книги, взволнованное море, любимая песня.
ты - самое нежное воспоминание, размытая пленочная фотокарточка.
ты - приятное ленивое утро, когда можно никуда не идти.
ты - билетик в другой город, в другую счастливую жизнь.
ты лучше пиццы, лучше пятниц, и даже лучше, чем крутиться в кресле.
ты - самое нежное воспоминание, размытая пленочная фотокарточка.
ты - приятное ленивое утро, когда можно никуда не идти.
ты - билетик в другой город, в другую счастливую жизнь.
ты лучше пиццы, лучше пятниц, и даже лучше, чем крутиться в кресле.
Бернард пишет Эстер:
«у меня есть семья и дом.
я веду, и я сроду не был никем ведом.
по утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
но когда я вижу тебя — я даже дышу с трудом».
«у меня есть семья и дом.
я веду, и я сроду не был никем ведом.
по утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
но когда я вижу тебя — я даже дышу с трудом».