Трудолюбов
8.51K subscribers
280 photos
9 videos
2 files
1.01K links
Максим Трудолюбов. Культура и политика. Книга: https://www.litres.ru/maksim-trudolubov/ludi-za-zaborom-chastnoe-prostranstvo-vlast-i-sobstvennost-v-rossii/otzivi/
Download Telegram
Важнее любого анализа внутренней ситуации в РФ - то, что Россия делает в Украине. Россия, на фоне войны и обстрелов инфраструктуры, ведет масштабную кампанию по депортации в Россию украинских детей (собрали коллеги из Re: Russia). На украинском портале «Дети войны» доподлинно установлены имена 13 876 депортированных детей, но, по разным оценкам, на территорию России уже вывезено от 300 до 715 тыс. несовершеннолетних. В законодательство РФ были внесены поправки, позволяющие в упрощенном порядке давать детям российское гражданство и устраняющие преграды для их усыновления в России, а с потенциальными усыновителями проводится идеологическая работа. Лауреат Гонкуровской премии Джонатан Литтелл указывает на сходство этой политики с политикой «германизации», которую Третий рейх проводил на оккупированных территориях Чехии и Польши.

Проблемой остается установление количества детей, депортированных из Украины в Россию, — эти цифры стали частью пропагандистской войны уже сами по себе. По данным Бюллетеня Межведомственного координационного штаба от 28 ноября, с оккупированных территорий, включая Донецкую и Луганскую области, было «эвакуировано» 4 млн 860 тыс. человек, из которых 715 816 — это дети. Однако, по мнению Дарьи Герасимчук, советницы — уполномоченной президента Украины по правам ребенка и детской реабилитации, Россия, скорее всего, завышает число «спасенных» детей. С ней согласна Ксения Ильюк, эксперт по изучению дезинформации из украинского издания «Детектор Медиа», которая считает, что сведения о «спасении» украинских детей имеют пропагандистский эффект, а потому официальные органы стремятся дать завышенные цифры. Помимо этого, завышенные цифры, по всей видимости, рассчитаны на получение более значительного финансирования.

Поэтому в Киеве считают, что количество депортированных несовершеннолетних составляет примерно 300 тыс. человек. Правительство Украины создало информационный портал «Дети войны», где сведения о пострадавших детях проходят проверку и публикуются вместе с их подлинными именами. Согласно данным портала на 27 декабря, на войне погибли 450 детей, были ранены — 868, пропали без вести — 332, депортированы — 13 876
Россия и насилие. Исторически, по мере своего укрепления, государства отбирали право на насилие у конкурентов - в зависимости от времени и места - у рыцарей, самураев, полевых командиров и бандитов. Этим завоеванным (монополизированным) правом на насилие монархи, олигархи, президенты всегда стремились злоупотреблять. Важно не это, а то, что побежденные общества противопоставляли грубой силе. Некоторые общества добивались ограничения насилия власти - правом. Но многие общества остались в своем естественном состоянии - в побежденном. В России общество переживало разные степени побежденности - от менее подавленного к более подавленному и снова по кругу. В наше время, при Путине, злоупотребление монополией на силу началось с очередной агрессии против собственных граждан, а позже вылилось и во внешнюю агрессию. 

Идея монополии на насилие как признака легитимного государства родилась в общественной среде, в которой она имела иной смысл, чем в России. В европейских странах, даже в Германии (Макс Вебер, более ста лет назад) существовала важная для здоровья общества грань между насилием, остающемся в русле права, и противоправным, криминальным насилием. Эта грань существует в тех странах, в которых общество сумело противопоставить насилию - право. Ту легитимность, которую имел в виду Вебер, обеспечивает монополия на правовое насилие, а не на какое угодно. В России общество не сумело противопоставить силе - право. Российское общество, в разных своих исторических обличьях, могло противопоставить силе - бегство. Бегство принимало формы ухода в пограничные области, завоевания неохваченных имперским государством территорий (отсюда огромные размеры страны), избегания призыва и налогов. Сравнительно немногие хотели и могли противопоставить российскому государству эмиграцию в другие государства. 

Таким образом, в наше время мы имеем дело с обострением старого, скорее, чем с явлением нового. Государство борется за монополию на насилие, которое совмещает в себе элементы правового и криминального. Фаворит Путина уголовник Пригожин - одно из внешних проявлений и символ этого слияния. Появление Пригожина - не признак утраты государством монополии на насилие, а признак попытки установить монополию и на криминальное насилие тоже, поставить криминальное сообщество себе на службу. В том же русле - убийства оппонентов, странные смерти госбизнесменов, угрозы и шантаж по отношению к придворным. Веберовскую легитимность на таком основании не построишь. Такой легитимности у нынешнего государства нет, но оно от того не распадается. Оно добивается не легитимности, а подчинения общества силой, материальной заинтересованностью (выплаты мобилизованным, заказы промышленности и т.д) и, в меньшей степени, пропагандой. Общество, как и прежде, отвечает бегством. Количество беглецов от государства внутри страны не поддается учету (хотя есть оценки), но оно было велико и до нынешней фазы внутренней и внешней войны. А нынешняя многомиллионная и разобщенная диаспора выходцев из России, собравшаяся за минувшие десятилетия, возможно, самая большая в истории. 

То, что так было «всегда», не значит, что так всегда и будет. Но, на мой взгляд, следует трезво отдавать себе отчет в том, что, будучи с правовой точки зрения нелегитимным, нынешнее российское государство может просуществовать долго. Скорее всего хотя бы в минимальные рамки его введет нехватка денег и исчерпание пропагандистских лозунгов. В дальнейшем - отделение криминального насилия от правового станет важнейшей политической задачей. Хорошо, что это не политизированная задача в узком смысле. Это и либеральная, и консервативная идея одновременно. В проведении четкой грани между правом и преступлением потенциально заинтересована бОльшая часть общества. Не знаю только, будет ли у этого запроса шанс воплотиться. Не исключено, что общество и в дальнейшем будет выбирать свободу от государства («волю»), а не подчинение государства праву
Предыдущий пост - реплика в дискуссии об утрате российским государством легитимности и даже о его провале (failed) в силу утраты им монополии на насилие - по Веберу. Еще раз коротко:

-Утрата монополии на насилие иллюстрируется усилением частных военных компаний, в особенности «армии Пригожина».

-Но российское государство не утратило монополию, а стремится ее расширить, поставив криминальное насилие себе на службу. Это государство не отделяет легитимное насилие от криминального.

-Пригожин возник не сам по себе, он - царский фаворит, а не вольный «лихой человек», который бродит по российской «ледяной пустыне» - по Победоносцеву.

-Российское государство не стремится к веберовской, то есть правовой, легитимности, потому и не проваливается.

-Ключевая развилка следующей главы российской истории - подчинить государство праву или продолжить решать проблему старым способом - бегством от государства. Второе привычно, первое - трудно.

-Вопрос: может ли общество решить, что следующим его поколениям лучше жить в обществе, где правовое и неправовое насилие отделены друг от друга?

-На практике это означает выбор между обществом, в котором правоохранительные органы преследуют нарушителей закона, а не оппонентов власти и обществом, которое бежит от собственного государства.
Страх в политике. Если послушать российских лидеров, то крупнейшую войну на территории Европы за минувшие 80 лет они затеяли ради того, чтобы обеспечить безопасность. Слово «безопасность» и выражение «гарантии безопасности» постоянно звучат в российской риторике, нацеленной на оправдание вторжения. Настаивая на приоритете безопасности во всех сферах, государство на самом деле постоянно занято нагнетанием страха.

На наших глазах миллионы людей в Украине, граждане стран Евросоюза и американцы продемонстрировали, как следует отвечать на подобные манипуляции. Военная, энергетическая и экономическая агрессия России против соседей и многолетних торговых партнеров несет невиданные бедствия и лишения — сейчас, конечно, прежде всего Украине. Но, несмотря на это, действия России вызывают сегодня меньше страха, чем при многих предыдущих обострениях.

Очевидно, что при нынешнем руководстве Россия останется одной из самых опасных держав в мире. Это понимают сегодня все — но не понимают, изменится ли что-то в случае смены власти. Поэтому создание многочисленных страховок от действий Москвы будет обязательной составляющей политики всех государств, имеющих дело с Россией, на десятилетия вперед.
Доля в войне и мире

Идея лишения лиц, находящихся «под иностранным влиянием» (или «предателей») собственности - попытка лишить гражданства настоящих граждан. Люди, захватившие власть в России, пытаются представить своих оппонентов чужаками, не имеющими настоящей доли в стране. Между тем, именно нынешняя «элита» поголовно занималась выводом капиталов из России и покупкой собственности в других странах. Сотни расследований, прежде всего ФБК, неоспоримый аргумент в споре о том, чье долевое участие в будущем страны весомее - миллионов владельцев квартир, домиков и огородов или тысяч крупных господрядчиков, выводящих деньги в другие юрисдикции.

Последняя группа все больше состоит из тех, кто зарабатывает на войне. Вспомним, например, историю ФБК о замминистре обороны Тимуре Иванове. Стоит обратить внимание и на расследование «Досье», посвященное крышуемой спецслужбами (вероятно, ФСБ) криптобирже Bizlato, которая позволяла - пока не была накрыта американскими правоохранителями - выводить в том числе из России деньги любого происхождения на заграничные счета. Поскольку среди клиентов биржи было много госслужащих, их деньги вполне могли быть не просто коррупционными, но и «кровавыми». Федеральный бюджет - основа благосостояния этих людей - все больше становится кассой войны. Расходы на военные нужды, если учесть все, что разбросано по официально невоенным статьям, могли в 2022 превысить 5% ВВП - самый высокий уровень за все постсоветское время.

Идея долевого участия в будущем страны отсылает к традиционному республиканскому пониманию гражданства, в котором собственность и права свободного гражданина прямо связаны. «Собственность была первоначально привязана к одному определенному месту в мире и как таковая не только недвижима, но даже тождественна с семьей, занимавшей это место. Поэтому еще и в Средневековье изгнание могло повлечь за собой уничтожение, а не просто конфискацию имущества. Не иметь никакой собственности значило не иметь родового места в мире, которое называлось бы своим собственным» (Ханна Арендт, Vita Activa или О деятельной жизни).

В борьбе за власть в России сталкиваются люди не просто разных убеждений, но по-разному вовлеченные в происходящее. У власти находятся те, для кого война, чем дальше, тем больше, становится условием благополучия, а прекращение войны - угрозой. Угрозой, поскольку для владельцев частных военных компаний, подрядчиков войны, военных, банкиров, разных схемоделов в сфере импорта, вывода денег и т.д. мир будет означать и снижение военных расходов, и - в той или иной форме - ответственность за преступления, изоляцию страны и деградацию экономики. У этого обладающего властью слоя - доля не в будущем страны, а в войне. У большинства же граждан, в том числе и тех, кто уехал, доля в мирном развитии. Миллионы обладателей квартир, домов, малых и средних компаний - это те самые люди, чье «родовое место» находится в России, независимо от того, где они физически сейчас находятся. Путинское государство и дальше будет бороться за то, чтобы сделать их соучастниками войны а за отказ участвовать будет пытаться лишить доли в стране - и в символическом, и в буквальном смысле
Крах «энергетической державы». Нефть и газ купили советским гражданам 20-25 призовых лет жизни в советской атлантиде, годы космических полетов, «Жигулей» (автомобиля, но и пива, хотя пиво, наверное, появилось раньше), спальных районов, песен под гитару и, для избранных, самиздата. Для миллионов людей это были счастливые годы. Большинство сегодняшних россиян, помнящих советское время, помнят именно это время. И это то самое время, культу которого, как и тогда же основанному культу победы, служат 70-летние вожди сегодняшней России. 

Тогда была «разрядка» - начались договоры о вооружениях, совместный космос, коммерческие сделки, в том числе нефтяные и газовые. На фоне поведения некоторых стран арабского мира, в 1970-е годы шантажировавших Запад нефтью, использовавших нефть как оружие, брежневский Советский Союз выглядел совсем неплохо. Для СССР нефть и газ были инструментом, но не оружием. Западные партнеры помогли советским вождям осознать все выгоды такой позиции - зарабатывайте валюту, дайте зарабатывать нам, закупайте зерно, кормите ваших союзников сколько хотите, главное живите мирно. Европейцы, прежде всего немцы, вопреки всем помехам со стороны американцев (американцы все эти 50 лет были против советско-западноевропейского альянса - и сейчас говорят: мы вас предупреждали), вступили с СССР в долгосрочные взаимозависимые отношения и, в итоге, на десятилетия заполучили себе надежного поставщика энергоносителей. 

Ельцинские и путинские «элиты», получив брежневское наследие без всяких усилий, приватизировавшие его за гроши, взрастили в себе уверенность, что энергоресурсы - не только инструмент, но и оружие. Эти люди почувствовали себя всесильными внутри ими же ограбленной и морально униженной страны. Потом они, будучи великими стратегами, перенесли эту самоуверенность (hubris) на весь остальной мир и сейчас находятся в процессе осознания того, что могут не все - в тех самых сферах, в которых считали, что могут все - в военной и энергетической. Они ломают то самое наследство, которому молятся - космос, авиацию, энергетику. Позицию надежного поставщика, благодаря которой они и могли считать себя энергетической сверхдержавой, они уже сожгли. Но, к сожалению, они еще долго смогут сжигать доставшиеся в наследство ресурсы. Теперь уже не с позиции силы, а как придется - продавать задешево, где купят. А есть еще частные компании и доходы граждан, которые можно отнять. 

Поэтому, опираясь только на состояние экономики, предсказать, как долго российский режим еще будет убивать, не представляется возможным. По-моему, срок, оставшийся режиму, зависит от факторов, лежащих за пределами экономической сферы. Это и отношение общества к войне, на которое повлияют новые волны мобилизации. Это и отсутствие механизма передачи власти, которое будет подогревать ситуацию внутри. Есть и совсем нематериальное - чувство тошноты от самих себя, которое могло бы помочь. Но пока, кажется, большинству все нравится (тут не уверен, может быть только половине).

Но тем, кто строит планы на политическое будущее в России, на постпутинское время, стоит исходить из того, что у «следующей России» не будет тех подарков, которые получили нынешние «элиты», не будет финансовой подушки безопасности, а энергетические мосты с миром придется строить заново 
Война как новая норма. Ни цели войны, ни плана выхода из нее, ни даже образа «победы» Путин в речи не описал. Он представил войну («СВО») как некоторую «трудную обстановку», которая «сложилась». «Это не мы - это они; они начали, а Россия стремится закончить» - заканчивать не тобой начатое можно бесконечно.

В нарисованной Путиным картине война - процесс, вокруг которого и дальше будет выстраиваться государство и общество. Ни мобилизация людей и ресурсов, ни чрезвычайная, по сути, власть, не называются этими словами. Военное положение не объявляется. Война, то есть машина смерти - это просто форма и норма жизни.

Война (и не названная смертью смерть), тем самым, превращается в постоянную реальность. В этой нарисованной картине, общество за войну, ничего не платит, не несет потерь. Наоборот - оно только в выигрыше. Война представлена как способ получить достойную работу и повысить социальный статус. Война и сама представлена как постоянная, хорошая «работа». Упорядочиваются, например, отпуска - поехал на «работу», приехал отдохнул, уехал снова. Тем, кто от войны пострадал, обещана особая, персональная забота со стороны специально созданного госфонда. Вообще, люди в этой картине не умирают, а только рождаются - им полагается распространенный на оккупированные территории «материнский капитал».

Война - это и экономические возможности. На войне, на возможностях, созданных войной, в том числе из-за ухода иностранных компаний, можно и нужно зарабатывать. Бизнес должен вкладывать деньги в страну-войну. То, что поборы с компаний и с граждан будут расти, не сказано, но в этой картине нет потерь в любом случае. Общая картина состояния экономики, начиная с нарисованных цифр спада 2022 года, предельно отличная. Бюджет представлен неиссякаемым.

Это не просто риторика, к сожалению. Это действительно попытка лишить общество опор и ориентиров, не связанных с войной. Первый шаг к этому - нечувствительность к потерям, незаметность войны и создание значительного слоя тех, кто от войны выигрывает. А дальше - «народное», построенное вокруг войны государство. Как далеко удастся зайти в этом зависит только от времени, отведенного историей Путину. На короткое время этого удалость добиться нацистской Германии (см. Гетц Али «Народное государство Гитлера» - Götz Aly. Hitlers Volksstaat, в английском, смягченном переводе Hitler’s Beneficiaries).

Объявленная приостановка участия в договоре о стратегических наступательных вооружениях - возможно единственная новость послания, которую будут обсуждать в мире. Но и она важна для мира. Ведь это ядерная защита от попыток извне помешать устройству «народного военного государства»
Речи Путина в Москве и Байдена в Киеве и Варшаве, конечно, разные, но и то, и другое - публичная политическая риторика. Почему и не сравнить.

Путин говорил, что его и Россию все обижают, но у него, при этом, все хорошо, перечислял нарисованные для него цифры, рисовал картину, в которой российский народ бодро ходит на войну как на работу и, в конце, пригрозил Западу ядерным оружием (приостановка договора об СНВ). Адресат тут - собственное общество и обидчики. Друзья упомянуты не были, только вскользь АТР. Не все даже знают, что это такое. Китай мог бы и обидеться - они это тоже умеют.

Структура речи Путина давно разработанная - это риторика «от обид». Ее схема: «Нас бьют, обижают - а мы держимся - потом всем покажем». Так устроена почти каждая речь Путина. Но такая риторика вообще-то не подходит «хорошему» герою или героине из сказки, пьесы или сценария. Да и довольной собой империи она не подходит. Это реваншистская риторика и она проигрышная. Такая речь произносится из ямы. И это предельно далеко от проповеди - такая речь не заставляет паству вздохнуть, умилиться и увидеть свет впереди. В России вообще уже стало так - не политик заимствует риторические ходы у проповедника (как, кстати, было и у царей, и у большевиков), а наоборот заставляет проповедника говорить своими штампами.

Байден выступал в риторической традиции американских политических речей. В них должна быть четкая структура, выверенная адресность по отношению к аудитории, понятные полюса на оси координат «зло» - «добро», понятная цель. Должны быть названы плохие парни, должны быть запоминающиеся фразы, которые в идеале должны становиться мемами («я - берлинец» Кеннеди). Адресатов у речи Байдена было много - прежде всего украинцы и его домашняя аудитория. Конечно, и союзники - он, в отличие от Путина, упоминал и хвалил друзей. Конечно, Путин тоже был адресатом, но и россияне в целом.

Структура такой речи тоже давняя и разработанная. Тут могут быть шутки или игра слов, как могло бы быть в политическом стендапе. У Байдена, например, было про финляндизацию: «Путин хотел финляндизации НАТО, а получил НАТОизацию Финляндии. И Швеции». Но слово трудное - Байден не справился, сказал «финдализация». Трогательно, что на сайте Белого дома воспроизводятся оговорки. В конце такой речи должен быть предначертанный путь к свободе. Это тип речи, близкий проповеди. Тут должно быть место негодованию по поводу преступления и порока, место умилению и, конечно, воздетые к небу руки и свет впереди. Американские политики, даже если и не очень религиозны, все равно ходят в церковь, потому что так принято ну и слышат там проповеди, учатся.

Это всего лишь слова, риторика. Важны дела. Политическая речь - публичная часть большой игры. Строго говоря, политики могли бы, например, читать подобранные к случаю стихи. Важны жесты, поступки. Байден добрался до Киева, Путин не добрался, например, до Донецка. Байден объявил о новых санкциях и деньгах. Если правда, что Путин собирался накануне своей речи запустить «Сармат», то это очень на него похоже. Ну и не получилось. И еще одно - у Байдена дела на самом деле не так уж хороши. В США нарастает дискуссия о пределах поддержки Украины, о том, что проседает ситуация с Китаем. Наступают конкуренты - республиканцы. Нужно решить, идти ли на выборы, а ему 80. Но это отдельная тема
Это я писал год назад. "Путин убедил себя в том, что украинское общество — такой же театр, в который он — убийствами и угрозами — превратил общество российское. Он думал, что украинцы — от рядовых на полях сражений до ненавидимого им высшего руководства страны — превратятся в колоду карт и разлетятся. Похоже, он всерьез верил, что обладает психологическим и моральным преимуществом перед сегодняшней Украиной и всем демократическим миром. Его ущербный взгляд на мир мешал ему осознать, что весь его «перевес» придуман его собственными шутами. У его телевидения и прессы много лет был один заказчик и один настоящий зритель — он сам. Он отравил себя собственной ложью.

Никакого морального перевеса у него нет — ни над кем. Преимущество у него есть только в военной силе. Но чтобы это преимущество реализовать, нужна ясная миссия, собранность, осознание правоты. Ясная миссия, собранность и осознание правоты есть в этой войне только у Украины и украинцев. Возможно, сейчас он стоит перед выбором, пустить или не пустить в ход все разрушительное оружие, какое есть в его распоряжении. Это принесет больше смертей и страданий. И ничего не изменит по существу.

Его война с реальностью должна была оставаться его личным делом. Хочешь жить в обиде и злобе на весь мир — живи сколько угодно. Но он силой, манипуляциями и ложью навязал свое присутствие российскому народу. Многие годы он добивался своих «рейтингов» всеми доступными ему способами. Силой и угрозами связав российское общество с собой, он обесценил идентичность собственного народа, который вместе с украинцами когда-то воевал на одной общей и справедливой войне.

Россия проиграла эту войну морально, просто ее начав. Независимо от событий на полях сражений, Россия проиграла эту войну как политическая, экономическая и общественная единица, как страна, как часть мира. Когда-то слово война — без уточнений — привычно относилось нами ко Второй мировой. Теперь у этого слова другое значение. Война без уточнений и прилагательных — это война, которую он развязал, и сделал меня и всех россиян ответственными за созданную им катастрофу."

Что с тех пор изменилось? Масштабы катастрофы все еще увеличиваются. Российское общество, то ли в самообмане, то ли в анабиозе, поддерживает убийства украинцев и разрушение их страны. Да, я понимаю, что поддерживает не все общество, но вообще - что мы об этом знаем? Я лично сейчас знаю о российском обществе меньше, чем, как мне казалось, знал раньше. То, через что проходят украинцы, когда-то, проснувшись, осознают и россияне и будут с этим жить еще поколениями. Не важно, при этом, какую политическую форму примет то, что сейчас называется РФ
Урегулированность перехода власти облегчает выход из войны, а отсутствие такого механизма - ведет к ее затягиванию. Лидер, который в случае поражения рискует оказаться в изгнании, тюрьме или погибнуть, не будет сдаваться до последнего. Перспектива бесславного конца заставляет правителей продолжать войну любой ценой даже если они понимают, что план, с которым они вступили в войну, неосуществим.

Именно так действовало руководство Германии, осознав к концу осени 1914 года, что первоначальный план молниеносной оккупации Франции (план Шлиффена-Мольтке), не сработал. На совещании, состоявшемся через четыре месяца после вступления Германии в Первую Мировую войну, министры кайзера Вильгельма II пришли к выводу, что военной победы им не добиться. Но они продолжали войну еще четыре года, потому что осознавали, что в случае поражения кайзер будет свергнут и монархия рухнет. И были правы. Точнее так: за четыре года жуткой войны они обеспечили Германии такой исход. Остановись они после первого провала - кто знает, как бы пошла история. Та война, возможно, и не называлась бы «Первой Мировой»

Российские власти загнали себя в похожую ситуацию. Их «план Шлиффена» провалился в конце марта 2022 года, но они, как и немецкие правители столетней давности, решили - вопреки рациональности - идти до конца.

Это одно из наблюдений Хейна Гуманса, нидерландского и американского профессора, который изучает причины окончания войн (war termination), а не только причины их начала (о начале войн есть огромная литература, об окончании гораздо меньше). Он построил формальную модель окончания войн, в которой политики, принимающие решения, стоят перед дилеммой - продолжать военные действия или пойти на сделку с противником. Гуманс выделяет три типа лидеров и три типа поведения: лидеры демократических режимов, диктаторы и в меру репрессивные автократы ведут себя по-разному. Правителям третьего типа (а Гуманс относит к ним и Путина) окончание войн дается труднее всего
«Не мы начали эту войну, но нам ее заканчивать» - это сказал Владимир Зеленский в мае 2019 года, когда вступил в должность президента Украины. Начав вторжение, эту фразу в разных вариациях начал повторять Путин: «Не мы начали, это они развязали, это не мы… мы только пытаемся закончить».

В устах Путина эта фраза звучит фальшиво не только потому, что войну начал именно он, но и потому, что закончить ее он не может в силу особенностей им же выстроенной политической системы. Точнее, не может закончить так, как хотел бы. Кроме того, остановить войну Путину мешает его же армия — плохо организованная, не останавливающаяся перед преступлениями против мирного населения Украины и собственных военнослужащих. 

Не имея возможности диктовать условия мира после такой жуткой войны, развязавший ее правитель гарантированно столкнется с обвинениями в агрессии, а возможно и с угрозами жизни. Любой мир, кроме заключенного на его условиях, будет означать для такого правителя утрату власти и суровое наказание. 

Когда Путин и его приближенные говорят об ином «миропорядке», к которому они стремятся, они имеют в виду такой миропорядок, в котором агрессия не будет признана агрессией и их не будут судить
Историк Стивен Коткин, один из самых проницательных и эрудированных американских интеллектуалов. То, что он сейчас говорит о войне, отражает дискуссии, которые ведутся в западной политической среде. В этих дискуссиях - публичных и непубличных - все слышнее голоса сторонников переговорного решения. Февральские утечки о возможной сделке, которую американцы предлагали Украине и России, и опубликованный тогда же доклад RAND говорят о том же.

Вот укороченное изложение недавнего большого интервью Коткина: «Если боевые действия затягиваются, то война маневров превращаются в войну на истощение. Как выиграть такую войну? Есть два способа. Первый - взять силой воли. Пока ни одна сторона не сдается. Второй способ - создать критическое преимущество в производстве оружия и всего, что нужно для войны, подорвав при этом производственные мощности противника. Именно так действовали страны антигитлеровской коалиции во время Второй Мировой войны. […]

Как выиграть войну на истощение, не истощая противника? Мы ведем войну на истощение со связанными руками. Одна рука - снижение возможностей противника, другая - наращивание собственных мощностей. Мы не делаем ни того, ни другого.

В Украине было задействовано столько «Стингеров», сколько было произведено в США за 13 лет, а «Джевлинов» - за пять лет. Несмотря на разговоры о том, как обогатилась американская военная промышленность, американцы весь первый год войны не наращивали производство, а отдавали то, что было на складах. Рано или поздно (мы не знаем точно, когда) запасы вооружений будут исчерпаны. Пока расчет на то, что у России запасы закончатся раньше, а санкции подорвут возможности российской военной промышленности. Но россияне продолжают обрушивать ракеты на украинские дома и больницы. […]

В итоге все упирается в определение целей войны. Определение Владимира Зеленского известно - это освобождение всей территории, захваченной Россией, репарации и международный трибунал для тех, кто развязал войну. Это понятные и справедливые цели. Но мы живем в том мире, в котором живем. Представим два исхода. Украинцы добиваются освобождения всех территорий, но остаются за пределами институтов Запада, Европейского союза и НАТО. Будет ли это победой? Нет. А если Украина не сможет отвоевать все территории, но будет принята в западные структуры, будет ли это победой? Мне кажется, да, потому что речь в этой войне идет не обязательно только о территориях, но и о ценностях. Украинцам важно доказать себе и другим, что они - часть западного, а не российского мира. Именно поэтому вступление в Евросоюз будет представлять собой достижение этой цели.

Перемирие между Южной и Северной Кореями сохраняется с 1953 года - 70 лет. Северная Корея все еще существует - это решение далеко от идеального. Но это решение, учитывающее реальность. Несмотря на отсутствие мирного договора с КНДР, Южная Корея давно вошла в западный мир, стала развитой и процветающей страной».

Добавлю от себя, что перемирие в Корейской войне было заключено после смены власти в США и СССР. В январе 1953 году в должность президента США вступил боевой генерал и противник войны Дуайт Эйзенхауэр, а в СССР через месяц умер Сталин. Новые вожди были заняты дележом власти и гораздо меньше Сталина интересовались войной. Так что дискуссии дискуссиями, а стоит помнить о том, что действующие лидеры становятся заложникам войны и выход - часто, но не всегда - вынуждены искать их преемники. Так, кстати, было и с Вьетнамской войной США, и с Афганской войной СССР
Российская матрица. События в Грузии, связанные с новыми законами, не закончились, а только начинаются. Попытки принять закон «об иноагентах» хотя бы в какой-то версии будут предприняты снова, а потом, если у грузинских властей будет время и возможность, в грузинское законодательство будут вводиться нормы (или ужесточаться имеющиеся), связанные с регулированием политической и медийной деятельности. И так дальше - вплоть до «нежелательных» и «экстремистских» организаций и людей.

Эти разработанные по российскому образцу законы призваны делать власть в любой стране, которую Россия хочет удержать в своей орбите, более централизованной и одновременно управляемой из Кремля. Грузия - не первая.

Законы об «иноагентах» можно рассматривать как маяки, сигналящие об обострении борьбы за влияние в странах, которые Кремль считает своими. На пике политического противостояния в Украине в январе 2014 года Верховная Рада с подачи пророссийского президента Виктора Януковича и Партии регионов приняла пакет законов («законы 16 января»), среди которых были и нормы об иноагентах и нормы, ужесточающие правила проведения публичных акций и работы медиа. Украинцы тогда мгновенно восприняли эти законы как «российские» и усилили сопротивление. Напомним, что поводом к общественному протесту стал отказ Януковича - в ноябре 2013 года - подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Кремлю удалось тогда помешать Украине сделать первые шаги по переходу в «европейскую матрицу», которая предполагает принятие определенных норм и правил, которые в свою очередь, могут потом позволить стране вступить в ЕС.

Появление призрака «законов 16 января» в Грузии именно сейчас можно объяснить тем, что, в прошлом году - в отличие от Украины и Молдовы - Грузия не получила статус страны-кандидата в члены ЕС. Перспектива европейской интеграции в Грузии популярна - она не навязывается властями. Для получения статуса кандидату государству нужно выполнить некоторые условия, касающиеся участия общества в делах страны и открытой и свободной деятельности медиа. Закон об иноагентах, как пишут авторы южнокавказского издания JAMnews, заструдняет исполнение этих европейских норм. Положение в Грузии, конечно, не копирует ситуацию в Украине девять лет назад, но содержательно напоминает его.

Российские власти стремятся к принятию законов, подобных российским, всюду, где хотят подорвать западное влияние и усилить свое. Законы об иноагентах оказываются в этой борьбе ключевыми не случайно. В Кремле не верят в самостоятельность людей и обществ и верят в то, что США через некоммерческие организации устраивает в других странах революции и устанавливает прозападные режимы.

Похожие события происходят и будут происходить и в других странах. В Кыргызстане несколько лет назад уже была сделана попытка принять «закон об иноагентах», но оказалась безуспешной. Сейчас рассматривается новая версия законопроекта. В Казахстане и Азербайджане есть законы об НПО, в которых оговариваются вопросы иностранного финансирования, но эти нормы не копируют российские. Там предусмотрено согласование проектов с Министреством юстиции и фильтрация проектов, но без наказаний. Есть впрочем, случаи преследования по налоговой линии. Важны, конечно, не эти детали, а понимание планов распространения «российской матрицы» на страны-соседи. С точки зрения Кремля, в этих странах не просто не должно быть НАТО, в них не должно быть свободного гражданского общества и свободных медиа
Not One Inch. История расширения НАТО как ключевой причины войны нуждается в обсуждении и понимании. Каждая сторона держится своей версии, излагая ее как нечто само собой разумеющееся. Версия Москвы: «Нам обещали не расширяться ни на дюйм на восток и обманули». Версия стран Центральной и Восточной Европы: «Это наш выбор». Западные политики, при этом, напоминают о «политике открытых дверей» и говорят, что принимают в НАТО тех, кто хочет вступить и соответствует условиям.

Я про это подумал, потому что недавно читал книжку Мэри Саротт про расширение НАТО (Not One Inch) и на днях послушал целиком выступление Владимира Познера, про которое говорилось, что наконец-то Познер нарушил молчание, но вообще-то лучше бы молчал. Нет, почему, хорошо, что высказался. Этот монолог интересен как ясное изложение версии Путина. Познер путинскую версию постсоветской истории излагает лучше, чем Путин. Уверен, что для многих эта версия прозвучит убедительно, но в ней есть ложь и манипулирование.

Путин - и Познер сейчас вслед за ним - постоянно говорит об обещании США не двигаться на восток «ни на дюйм». Это цитата из разговора, состоявшегося в феврале 1990 года между Михаилом Горбачевым и Джеймсом Бейкером, госсекретарем при президенте Буше-старшем. То есть разговор происходил уже после падения Берлинской стены, что важно. Мэри Саротт цитирует рассекреченные письма того времени, в том числе письмо Бейкера канцлеру ФРГ Колю, где Бейкер пересказывает разговор. Обещания не было. Был вопрос Бейкера: «Вы бы предпочли видеть объединенную Германию вне НАТО, независимой и без американских войск, или вы бы предпочли, чтобы объединенная Германия была связана с НАТО, с гарантиями, что юрисдикция НАТО не сдвинется ни на дюйм на восток от ее нынешнего положения?»

Итак, обещания не было, был разговор, который не перерос в договор. То есть формальных препятствий к расширению не было. Конечно, у бывших республик СССР и стран, которые были в орбите СССР должен был быть (и есть) выбор. Но и американцам нужно было хорошо подумать, поскольку они ключевой элемент НАТО. Как пишет Саротт, американцам нужно было определиться с приоритетом - 1) дать возможность обществам Центральной и Восточной Европы, включая страны Балтии и Украину, самим выбирать свою судьбу, в том числе и блоковую принадлежность, вне зависимости от желаний Москвы; 2) выстраивать отношения с хрупкой российской демократией в интересах ядерного разоружения. Еще проще - приоритетом Вашингтона должны были стать страны и общества раньше находившиеся в сфере влияния Москвы или сама Москва. Правильный ответ был бы - сделать приоритетом и то, и другое.

Мэри Саротт формулирует альтернативы Вашингтона так: вместо того, чтобы предложить перспективу вступления в альянс большому количеству стран США в итоге позволили вступить в НАТО, со всеми гарантиями, ограниченному количеству стран. Это создало новую линию разграничения в Европе - границу между странами, которые сумели встать под защиту статьи 5 («все за одного») и странами, которые остались за ее пределами. А за пределами остались как раз Украина, Грузия, Молдова.

В общем это большая тема и ни одна версия не выглядит как нечто само собой разумеющееся. Как минимум, ясно, что субъектность бывших советских стран версия Путина отрицает, а субъектность есть и она все, по сути, и определила
«…Что? Это же так тупо!» - благодаря «Оскару» эту фразу из фильма «Навальный» услышат еще миллионы людей в мире. Отравить противника кремлевским ядом, «новичком», - все равно, что изобличить самого себя. Исполнители оказались шпионами из прошлого века. «Ботаник со старым лэптопом» Христо Грозев сумел раскрыть существование и личный состав путинского химического эскадрона смерти, не пересекая границ России и не опираясь на источники в органах.

И Грозев, и расследователи из ФБК некоторое время не могли поверить, что все обнаруженное ими правда - это слишком тупо, чтобы быть правдой, слишком легко раскрывается. С тех пор масштабы тупости вышли из всех берегов. Впрочем, учитывая катастрофу в Украине, слово «тупость» уже не подходит для описания их способностей.

Безумные планы блицкрига, оперативная работа российских агентов в Украине, управление войсками, даже применение «высокоточного» оружия - это продолжающееся преступление. Исполняется оно многократно хуже, чем однократные убийства, потому что в массовом преступлении участвует гораздо больше людей и провалы накладываются один на другой. Поскольку российская система построена на лжи, отсутствие военного потенциала Путин обнаружил после того, как начал полномасштабную войну. «Оказывается, мы были совершенно не готовы. В армии бардак. В нашей промышленности бардак», - Путин, в пересказе бывшего чиновника, говорил это приближенным, как писала FT в расследовании о вторжении в Украину. Цена просвещения Путина о состоянии дел в его собственном хозяйстве - сотни тысяч жертв.

Сейчас и без всяких расследований очевидно, как плохо и тупо они все делают. Ужас в том, что делают все равно. Если бы весь тот потенциал оказался правдой, Украине пришлось бы хуже. Но Украине плохо все равно, потому что «плохо убивать» - это все равно убивать.

Те, кто изобличает Путина, исходят из того, что, будучи выведенными на чистую воду, Путин, его агенты и генералы сгорят от стыда и совершат харакири. Но изобличение работает не достаточно хорошо, потому что изобличители и Путин с его генералами находятся в разных политических и информационных пространствах. Кремль вывел Россию из частичного соприкосновения с европейским пространством (полного и не было), выйдя из большинства конвенций и соглашений, уничтожив в стране независимые институты и медиа. Этот нематериальный барьер - для него не менее прочная защита, чем постоянная готовность к насилию. Но этот барьер пробиваем, в нем тысячи дыр и трещин. Важно, чтобы их было больше
Forwarded from Супер
Кого косплеит Владимир Путин, из раза в раз повторяя слова о том, что Россия не начинала войну, но пытается её закончить? (Спойлер — Зеленского)

Как Россия может быть одновременно несчастной жертвой коварного Запада и мощнейшей державой, готовой похоронить загнивающий беспомощный Запад?

Как можно хотеть закончить войну, если никакой войны нет, но есть военная специальная операция, задачей которой является окончание войны?

Как можно нести и не нести потери (человеческие и экономические)? Власти не отрицают, что, выполняя «задачи спецоперации», потери есть, но слышим мы не о них, а о сплошных выгодах от этой войны, которой не существует.

Как можно проводить военную мобилизацию, не проводя мобилизацию? Прошлогодний указ о начале мобилизации не отменен, но, по словам Путина, мобилизация закончена. Как это?

Частные военные компании в России и существуют, и не существуют. В военную компанию Пригожина людей до недавнего времени собирали по тюрьмам, теперь набирают в спортивных клубах. Очевидно, что без указания высшей власти ничего подобного не могло бы происходить, но официально такого указания нет. Как это?

На эти и другие вопросы перевёрнутой реальности отвечает новый автор проекта «In other words» — Максим Трудолюбов.

https://www.wilsoncenter.org/blog-post/igra-v-pryatki
Став президентом, будучи вообще никем, Путин получил гигантский аванс. России было выдано членство в G8, с Россией торговали, с охотой и к общей выгоде помогали развивать нефтегазовый и прочий экспортный бизнес.

Но коллективный Путин хотел еще больше контроля и признания, хотя оно было на максимуме в самом начале его правления. Путин тот статус, выданный не ему, а России, оправдывал все меньше и окончательно растоптал, начав войну против Украины.

Ордер на арест подозреваемого в военных преступлениях Путина можно рассматривать как оформление отношения к Путину на Западе. Это переход от слов и дел (помощь Украине) к правовой оценке. Теперь это не просто неприязнь, а документ. Но мир не един и документ действителен не везде.

Границы размыты, не очень понятно, где этот документ «более» действителен, а где «менее». Ведь есть сравнительно невраждебные Росси страны, которые ратифицировали Римский статут и стали участниками суда (Бразилия, Южная Африка), а есть те, кто не ратифицировал (Китай, Индия). Так что потенциально граница проходит прямо по БРИКС. В итоге Путин будет видимо уточнять эту границу и углублять разделение мира на «гаагский» и «негаагский». Он будет стремиться все дальше уйти от того мира, где он преступник в тот мир, где, как он думает, он герой.

Но может ли он в «китайском мире» добиться того равенства и уважения к себе, которого не добился в «американском»? По большому счету ведь все сводится к уязвленному самолюбию, которое 23 года на виду у всех ищет утешения. Допускаю, что китайцы что-то могут ценить в Путине (не знаю что, вряд ли его военный гений), но главным образом он нужен как держатель плацдарма, удобного Пекину режима, который приносит и политические и экономические выгоды. Политически Москва помогает Пекину бороться с расширением коллективного Запада, помогает ослаблять «американский мир», а экономически - продает ресурсы и, потенциально, представляет собой для Китая гигантский недоосвоенный рынок.

Путин будет теперь с утроенными усилиями встраивать Россию в «китайский» или «негаагский» мир (границы этих двух скорее всего не совпадают, они еще будут проясняться). Будет это демонстрировать, когда в гости приедет Си Цзиньпин. Да, в китайском мире не судят за военные преступления. Само понятие «права человека» рассматривается как уловка коллективного Запада, нужная для вмешательства в чужие дела. С этим - для Путина - все в порядке.

Но какие-то суждения о людях и странах выносятся и в китайском мире. Политические, военные, экономические успехи - ценятся, а неуспехи отмечаются и используются к выгоде. То обстоятельство, что Путина выгнали из «американского мира» с волчьим билетом вряд ли делает его героем в «китайском мире». К тому же с «американским миром» Китаю нужно продолжать торговать. Скорее этот волчий билет, выданный Путину, делает Россию уступчивым вассалом Китая, из которого, пользуясь его положением, можно будет вытянуть остатки наследства
Положение Путина при Си Цзиньпине становится все больше похожим на положение Лукашенко при Путине
Вот как объясняют позицию Китая в отношениях с Россией специалисты по Китаю, работающие в регионе. Причем объясняют не российской публике, а международной - читателям South China Morning Post, так что это достаточно взвешенный взгляд.

Пекин глубоко заинтересован в поддержании хороших отношений с Россией - прежде всего в сфере безопасности - военной, политической и энергетической. Эти отношения китайское руководство не может и не хочет ставить под сомнение. Пекин столь же глубоко заинтересован в поддержании нормальных отношений с Евросоюзом и США - прежде всего в сфере торговли.

Евросоюз и США - для Китая второй и третий по величине торговые партнеры. Россия - замыкает десятку. Ухудшение отношений с Европой и с США - для Китая проблема. Американские санкции в области высоких технологий довольно болезненны. КНР нужно не допустить ухудшения этой ситуации, а лучше ее улучшить за счет поддержания нормальных отношений со странами ЕС. Вообще, Китай сейчас расширяет контакты со всеми странами, где у КНР есть интересы. Этими причинами объясняется двойственная позиция и риторика Китая.

«Официальная риторика Китая в отношении войны включает два аспекта. Что касается причинно-следственных факторов, то Пекин почти полностью согласился с обоснованиями Москвы. В центре внимания - утверждение о том, что главным виновником усиления напряженности является расширение НАТО на восток.

Однако, что касается самого акта войны, Китай не так сильно поддерживает Россию. Его позицию можно даже рассматривать как скрытое неодобрение военных действий Москвы, поскольку Китай последовательно выступает за уважение суверенитета и разрешение конфликтов мирными средствами. При этом Пекин старается не выступать открыто против войны, потому что это может быть воспринято Москвой как отказ от стратегического партнерства.

Довольно точно позиция Китая описывается как «пророссийский нейтралитет». … В последнее время чиновники КНР, в частности Цинь Ган, министр иностранных дел, стремились скорректировать представление о том, что партнерство с Россией - «неограниченное», подчеркивая, что отношения Китая и России не являются альянсом и их сближению есть пределы...

Эти тонкие сдвиги, которые стали более заметны в последние месяцы, не следует воспринимать как значительный отход Китая от пророссийской позиции. Скорее, их следует рассматривать как признание китайскими лидерами того, что отношения с Западом остаются жизненно важными на пути к становлению "великой современной социалистической страны". Об этом говорил Си на ХХ съезде Коммунистической партии, подчеркивая приверженность Китая открытости внешнему миру.

Верный слову, он встретился с более чем 25 высшими политическими лидерами, включая многих западных, в частности, с президентом США Джо Байденом и рядом европейских лидеров. На этих встречах торговые отношения были важной темой».
Понимая преступность своих действий и выдавая этим себя, влласти РФ не устают преследовать «Мемориал». Сегодня в Москве у мемориальцев идут обыски по циничному обвинению в «реабилитации нацизма». Из текста, вышедшего год назад:

«В войне с Украиной сошлось все самое ужасное, на что способно было российское государство в его имперском, советском и постсоветском обличьях. Борьба с собственным населением, процессы против «врагов народа», ссылки, оккупации сопредельных стран, зачистки в странах, входивших в советский блок, — все это не история, а сегодняшний день. Эта война — оживший обвинительный приговор, в котором собрано все, отворачиваться от чего российское общество не может.

«”Мемориал", спекулируя на теме политических репрессий, создает ложный образ Советского Союза как террористического государства, — говорил в ходе процесса один из прокуроров. — Почему сейчас мы, потомки победителей, должны вместо гордости за страну, победившую фашизм, каяться?»

В приведенной фразе прокурора [сказанной год назад] важно не типичное передергивание фактов («Мемориал» предлагал не каяться, а дать правовую оценку преступлениям), а «комплекс победителей» — представление о себе как о творцах победы в войне, к которой сами они никакого отношения не имели. В воображении российских вождей та война (в которой русские сражались бок о бок с украинцами и другими народами) должна была каким-то образом стереть другие, страшные страницы прошлого — так, чтобы российское государство и общество получили моральное право на самоутверждение. …

Ни один россиянин, ни один человек, считающий себя русским, не может делать вид, что прошлое — это лишь предмет академических и публицистических споров. Прошлое сейчас воспроизводится на земле Украины. То, что преступления российского государства не получили правовой оценки и не были осуждены в открытом судебном процессе, сделало нынешнюю войну возможной. Возможной ее сделала безнаказанность вождей российского государства. …

Если российское общество после войны справится с учреждением — впервые в своей истории — подлинно независимого суда, то докажет себе и другим, что в России в принципе есть общество. Главным признаком существования в России общества будет именно это — субъектность, позволяющая давать правовую оценку действиям государства и его вождей. Если это получится, то, возможно, россияне справятся и с дальнейшим институциональным строительством.

Это крайне трудно будет сделать в стране, где институты, законы и даже система образования всегда действовали в интересах центральной власти, а не людей. В стране, где социальный порядок всегда был призван оправдывать насилие. Успех этого сложного дела совсем не гарантирован, но без него будущего у России нет».