Верю, что искусство — это любовь, в которой ты любящий и любимый одновременно.
Мне легко говорить «я люблю», а ей сложно. У меня «люблю» на языке, у неё — по всему позвоночнику, ртутью навсегда — в кость, свинцом в костном мозге — и даже смерть не выведет из неё «люблю».
Франц Вертфоллен «Заметки для Штази. Ливан».
Франц Вертфоллен «Заметки для Штази. Ливан».
𝘵𝘰𝘶𝘤𝘩 𝘮𝘺 𝘴𝘰𝘶𝘭
Мне легко говорить «я люблю», а ей сложно. У меня «люблю» на языке, у неё — по всему позвоночнику, ртутью навсегда — в кость, свинцом в костном мозге — и даже смерть не выведет из неё «люблю». Франц Вертфоллен «Заметки для Штази. Ливан».
один человек 1929389% скажет, что это точь-в-точь я
я объездил полмира
Ватикан, Алжир, Периней,
и по-глупости верил что без тебя смогу.
я увидел полмира,
Пирамиды Хеопса, Нотр-Дам, Колизей,
но понял поздно,
что подобных тебе, я вряд ли в ком-то найду.
Ватикан, Алжир, Периней,
и по-глупости верил что без тебя смогу.
я увидел полмира,
Пирамиды Хеопса, Нотр-Дам, Колизей,
но понял поздно,
что подобных тебе, я вряд ли в ком-то найду.
я, наверное, готов писать тебе сущую ерунду
—
про надоевшие пробки в центре, про тяжесть осенних дум,
о том, что уже пять лет не знаю, куда и зачем бреду,
про погоду в городе, про длинные очереди у терминала (лишь бы ты хотя бы иногда меня вспоминала). в отчаянии я обращался к Богу.
будь добр, сотри из памяти навсегда её имя и отчество.
она не видит ничего дурного в своём одиночестве.
она гораздо смелей меня, сама себе рыцарь и господин,
а я так боюсь остаться однажды совсем один»...не люби её, она безнадёжная, не приручай её,
она не по годам умна, оттого и не по годам печальна»
пиши в своих блогах о политике,
о студенческих буднях, о людях, о паузах в диалоге,
о городах, в которых не побываешь, о лихих дорогах,
о горячем горьком кофе, сваренном наскоро впопыхах,
только не упоминай обо мне в нелепых своих стихах.
все твои подруги зависают сутками в Инстаграмме,
обсуждают сплетни, любят пафос, интрижки, драмы,
а ты хочешь свалить отсюда и жить далеко в ашраме,
бредишь космосом, Индией и духовным ростом.
я бы тебя забыл, если б это было так просто.
ты пахнешь детством, карамелью, полевым букетом,
не лезешь в карман за словом, я же не ведаю, что ответить,
у меня голос дрожит,
потому что взгляд твой с укором — самый ужасный суд,
но ты ведь знаешь сама,
что даже я тебя
не спасу.
ты привыкла в любую тьму без подстраховки, поводыря,
видно, Бог намешал в тебе самый опасный яд,
ну зачем тебе я, девчонка, зачем тебе я?
мне весь век до тебя расти, во рту хоронить слова.
но не я тебя искалечил,
и не мне тебя врачевать.
от твоего присутствия накаляется даже воздух,
кто знает, зачем тебя такую когда-то создали.
—
про надоевшие пробки в центре, про тяжесть осенних дум,
о том, что уже пять лет не знаю, куда и зачем бреду,
про погоду в городе, про длинные очереди у терминала (лишь бы ты хотя бы иногда меня вспоминала). в отчаянии я обращался к Богу.
будь добр, сотри из памяти навсегда её имя и отчество.
она не видит ничего дурного в своём одиночестве.
она гораздо смелей меня, сама себе рыцарь и господин,
а я так боюсь остаться однажды совсем один»...не люби её, она безнадёжная, не приручай её,
она не по годам умна, оттого и не по годам печальна»
пиши в своих блогах о политике,
о студенческих буднях, о людях, о паузах в диалоге,
о городах, в которых не побываешь, о лихих дорогах,
о горячем горьком кофе, сваренном наскоро впопыхах,
только не упоминай обо мне в нелепых своих стихах.
все твои подруги зависают сутками в Инстаграмме,
обсуждают сплетни, любят пафос, интрижки, драмы,
а ты хочешь свалить отсюда и жить далеко в ашраме,
бредишь космосом, Индией и духовным ростом.
я бы тебя забыл, если б это было так просто.
ты пахнешь детством, карамелью, полевым букетом,
не лезешь в карман за словом, я же не ведаю, что ответить,
у меня голос дрожит,
потому что взгляд твой с укором — самый ужасный суд,
но ты ведь знаешь сама,
что даже я тебя
не спасу.
ты привыкла в любую тьму без подстраховки, поводыря,
видно, Бог намешал в тебе самый опасный яд,
ну зачем тебе я, девчонка, зачем тебе я?
мне весь век до тебя расти, во рту хоронить слова.
но не я тебя искалечил,
и не мне тебя врачевать.
от твоего присутствия накаляется даже воздух,
кто знает, зачем тебя такую когда-то создали.
У прошлого есть запах, у настоящего есть вкус, у будущего-предвкушение. Счастье не имеет рецепта, каждый готовит его с ароматом собственных ощущений.
я к тебе, как к казни
приговорён
мой храм и
величественный
бастион,
полутеней моих
рассвет,
в разгар войны,
мой дом.
приговорён
мой храм и
величественный
бастион,
полутеней моих
рассвет,
в разгар войны,
мой дом.
Берите жизнь день за днем и будьте благодарны за мелочи. Не переживайте из-за того, что не можете контролировать.
Независимо от того, где я нахожусь, я всегда буду там, где ты нуждаешься во мне.
Молиться о себе - всегдашняя обязанность, равная обязанности всегда дышать. Но молиться о других - дело любви, и нужно чаще расширять свое сердце, вмещая в него чужие нужды.
Forwarded from hillag hu du?
Ее глаза - чашка зеленого чая.
А я сахар.
Думаю, вы поняли, что со мной стало ))
А я сахар.
Думаю, вы поняли, что со мной стало ))
..ибо любовь моя
измеряется ядерными реакторами.
измеряется полученными ножевыми.
измеряется сбитым дыханием.
измеряется розами из бутылок.
измеряется стекольным крошевом.
измеряется сорванными с неба звёздами.
измеряется морской водой в лёгких.
измеряется звуками поездов.
измеряется шаровыми молниями,
что залетают в дом.
измеряется проснувшимися вулканами.
измеряется всеми брошенными в колодец камнями.
измеряется массовыми расстрелами.
украденными касаниями,
невстреченными рассветами,
навсегда забытыми воспоминаниями.
вырубленными под корень лесами.
затопленными городами,
затонувшими кораблями,
упавшими самолётами,
искусанными губами.
но в конечном итоге,
любовь моя
целиком
и полностью
измеряется
тобой.
измеряется ядерными реакторами.
измеряется полученными ножевыми.
измеряется сбитым дыханием.
измеряется розами из бутылок.
измеряется стекольным крошевом.
измеряется сорванными с неба звёздами.
измеряется морской водой в лёгких.
измеряется звуками поездов.
измеряется шаровыми молниями,
что залетают в дом.
измеряется проснувшимися вулканами.
измеряется всеми брошенными в колодец камнями.
измеряется массовыми расстрелами.
украденными касаниями,
невстреченными рассветами,
навсегда забытыми воспоминаниями.
вырубленными под корень лесами.
затопленными городами,
затонувшими кораблями,
упавшими самолётами,
искусанными губами.
но в конечном итоге,
любовь моя
целиком
и полностью
измеряется
тобой.
Давно пора всё забыть, но я скучаю, я очень скучаю. В жизни такое случается.
Как мало все же человеку надо!
Одно письмо. Всего-то лишь одно.
И нет уже дождя над мокрым садом,
И за окошком больше не темно...
Зажглись рябин веселые костры,
И все вокруг вишнево-золотое...
И больше нет ни нервов, ни хандры,
А есть лишь сердце радостно-хмельное!
И я теперь богаче, чем банкир.
Мне подарили птиц, рассвет и реку,
Тайгу и звезды, море и Памир.
Твое письмо, в котором целый мир.
Как много все же надо человеку!
Одно письмо. Всего-то лишь одно.
И нет уже дождя над мокрым садом,
И за окошком больше не темно...
Зажглись рябин веселые костры,
И все вокруг вишнево-золотое...
И больше нет ни нервов, ни хандры,
А есть лишь сердце радостно-хмельное!
И я теперь богаче, чем банкир.
Мне подарили птиц, рассвет и реку,
Тайгу и звезды, море и Памир.
Твое письмо, в котором целый мир.
Как много все же надо человеку!