Госпожа моя, дева Бригита,
возжигающая огни,
в нашу тьму, в нашу стылую полночь
загляни.

Пусть прольются молочные реки,
пусть затеплится в доме свеча,
пусть ягнята, рожденные ночью,
закричат.

Бубенцы разольются широко,
разойдется холодный туман.
Под рукою твоей благодатной
запоет золотая свирель.
Сгинут в пламени, чистом и ярком,
и война, и зима, и чума.
Корабли возвратятся из дальних
земель.

Госпожа моя, дева Бригита,
наковальня звенит до утра.
Встанут звезды над полем рассветным
из чистейшего серебра
и закружится в утреннем небе,
завращает лучами окрест
изгоняющий нежить и нечисть,
твой веселый соломенный крест.

Госпожа моя, дева Бригита,
возжигающая огни,
Нас зеленым крылом победы
осени!

Завела себе канал, чтоб скидывать туда свои попытки освоить испанский через стишки. А что — практика как практика. Спамить не буду, на испанском мало что поди-ка слова подбери, так потом еще надо с уважаемой и драгой професорой все это рассмотреть, поправить, перевести в нужное время, устранить опечатки и понять, почему это слово в таком контексте не пойдет. А потом думаю — тут же много кто учит. Может, и имеет смысл повесить тут ссылку, для языковой практики в комментариях и пользы дела — для таких же чокнутых. Ну типа как «вечер танцев ради танцев». И штож теперь, если ты не Айседора Дункан, и шарфа не носить?

https://t.me/versecillos

Интервью на улице

Прошел поперечный год с тех пор,
как идёт, и идёт, и идёт.
Мы проводим опрос на улице,
то есть спрашиваем народ.

— Скажите, как вы относитесь
к тому, что нас отнесло?
— Я отношусь положительно,
Что бы ни произошло.

— А как вы, скажем, оцените
обращение Путина?
— Я оценю положительно,
в целом, как вся страна.
— А что вы предпочитаете
положительно полагать?
— Ну тут же у всех по-разному
В общем трудно сказать.
Вот женщинам, тем сложнее,
Но есть же болты, например.
Мужикам-то с этим попроще.
Они полагают хер.

Двадцать четвертого февраля
Два ноль двадцать третьего года
мы были в фойе дома отдыха,
ставшего базой для беженцев.
На столе конфетки да пряники,
баницы (дело в Болгарии),
какая-то снедь - чтоб хватило на всех,
и в пакетиках чай травяной.
И свечек, что мы притащили,
в общем не всем досталось.
И люди сидели, как птицы,
сметенные с места войной.

Люда, и Лида, и Таня,
Ира, Тетяна, Наталья,
Виктория, Алла, Лиля
вот уже год как тут.
Николаев, Донецк, Одесса,
Киев, Харьков, Житомир.
А у этой дом разбомбили.
Некуда ей теперь.
Беда молчит вместе с нами.
Горе молчит вместе с нами.
А еще через две минуты
женщины запоют.


Гимн - непременно стоя,
руку к груди прижимая,
что доля ще усміхнеться,
що сгинут враги, как роса.
А потом про соколов, соколов,
а потом - про волю, про волю,
и про дiвчину и козаченька…
нет, говорят, сегодня
сумні, сегодня сумні...
И летят, и льются, сливаясь,
голоса, голоса, голоса.

Прибегает блажной Валерик
со своей пошарпанной скрипкой
и играет самозабвенно,
будто в холле лишь он один.
И никто не ворчит, не ругает,
поют, а Валерик играет,
и вокруг него вырастает
звучный сад червоных калин.

Голоса звенели, сплетались,
Песня с песней переплеталась,
враг хотел, чтоб они замолчали,
чтобы смерть им замкнула уста.

Усмехались, за сердце хватались,
Пели, плакали, снова пели -
Виктория, Алла, Лиля,
Люда, Лида, Тетяна,
Ира, Наталья, Марина -

Україна, моя Україна,
незакатная красота.

Что они делают, эти твои друзья?
Эти мои друзья выращивают цветы -
лилии и нарциссы, иерихонские розы,
гиацинты, галантусы, капельки красоты.
Год назад это было непредставимо.
Три года назад - ненужно, хотя вполне позволимо.
А сейчас я гляжу, как среди мусорной пустоты,
в застывшем безвременьи, в суете плотоядной,
в танковых тарантеллах, в жестяном одуряющем гуле
Мои друзья выращивают цветы.
Чтобы пережить февраль. И дожить до июля.

В девятьсот тридцать третьем, в невидном сельце без дорог
накануне осенних дождей и большого горя
умирает София Яковлевна Парнок.
Похоронят её в Москве и забудут вскоре.

Мир порою добр, а кажется, что жесток.
Что похоже на кару, на самом-то деле - милость.
В девятьсот тридцать третьем скончалась Софья Парнок.
Это значит, что тридцать седьмого с ней не случилось.

Очень хочется найти
что потеряно в пути
шляпу ту, зеленую,
вид на мост с грифонами,
мандолину с виноградом,
шарики янтарных бус,
городской батон хвостатый,
бледно-кисленький на вкус.
Неба синего весна,
Двор-колодец из окна,
Старый тополь во дворе,
привалившийся к ограде,
что вросла в его коре.
И тропинку с земляникой,
а за озером холмы.
И фонарь, всю ночь скрипящий,
и метель вокруг него.
Не осталось ничего.
Или, может, и осталось,
не остались только мы.
Или, может быть, остались?

La Respuesta


Приходит война
и встает напротив меня.
Нет, говорит, смотри,
смотри на меня.
Слушай лишь то, что я тебе говорю.
Иди на тот свет, которым лишь я горю.
Не смей отводить глаза,
а коль отведешь,
молчи обо всем, что не я.
Не спрашивай.
После поймёшь.
После увидишь, зачем во время меня
быть не должно ничего того, что не я.
После поймешь, как нельзя во время моё
говорить о другом, о мелочном, о своём.
Слова, которые жили тут до войны,
во время войны отменяются, не нужны.
И тут загорается солнца луч золотой.
Приходит Евгения. Руки ее полны
расцветшею вербой, ручьями ранней весны,
звоном капели, шелестом и тишиной,
а в груди ее сердце, разорванное войной.
А за нею сияет то,
чему имени в этом пространстве нет.
Потому что войну превозмогут лишь жизнь и свет.

Las astillas

Когда они пришли рубить наш лес,
построив лесопилку на опушке,
хорошую, с немецкою пилой,
звенящую и воющую люто,
так вот, когда они пришли в наш лес,
пока ходили, отмечали сосны,
а те шумели, глядя с вышины
на этих, с разноцветными мелками,
с бумажками какими-то, смешно.
А лесопилка - мало ли, зачем им.

Мы ждать не стали. Нечего и ждать.
Мы проросли из тех, кого рубили,
кто гнил в болоте, кто остался пнем,
мы вспоены отравленной водою, -
там был ручей, когда-то, до всего.
Теперь он называется Вонючий,
а раньше был обычный ручеек.
Мы знали, для чего им лесопилка.

Пока они дочерчивали план,
пока на рельсах бабочки сидели,
мы выдирались из своих стволов.
Мы стали отщепенцами для леса.

Когда они достали топоры,
мы были далеко. Мы улетели.

Теперь нам корни заново пускать
в другой земле, среди ручьев не тех же,
осваиваться медленно, врастать
туда, куда упали и воткнулись
мы, щепки.

El mundo desbocado

Выйти из дома в весенний теплый туман,
оставив на вешалке зонтик и дождевик.
Вернуться нескоро.
Не выходя из ритма,
скитаться в странных местах, от которых почти отвык,
среди отблесков Питера, Эльсинора и Эквадора.
Купить темноглазую куклу для друга,
которому с куклами проще
отыскивать общий язык,
чем с соотечественниками, -
хотя бы меньше позора.
Подобрать по дороге ей имя,
похожее на своё до смешения.
Ну что ж, у Отца моего вообще-то много детей.
Некоторые из фарфора.

Когда наступает тупая усталость,
надо уметь отступать и, себя признавая ничем,
даже если и нечем, сливаться с прохладным ничем.
Читай записки на строгих манжетах судьбы.
Обращай внимание на афиши и ритм моргания светофора.
Думай о тех, кто тебя давно позабыл.
Ходить под дождем человеком дождя
когда-то было нормально,
но тогда не стоял вопрос - зачем,
зачем они убивают.
Зачем они убивают и убивают.
Да толку-то спрашивать, если знаешь ответ.

Когда наступает тотальное неразличение света и тьмы,
затеряйся в сумерках,
но готовься к тому, что огни загорятся.
Скоро или нескоро,
но загорятся.

И тогда выходи на свет.

👋 Всем привет, это Litpoint.Press!

⚠️ Просим прочесть это сообщение и передать своим друзьям!

🕊️ Литературный проект «Точка Зрения» объединяет поэтов и писателей разных стран, выступающих за мир.

📖 На наших страницах публикуются как известные авторы, так и начинающие - самое главное, чтобы слова были точными и искренними.

💔 К сожалению, стихи и рассказы не способны остановить войну, но, может быть, они поддержат кого-то, кому больно и одиноко, ободрят того, кто попал в беду.

5️⃣ Каждый день в нашем телеграм-канале появляется не менее пяти стихотворений.

🎵 А ещё мы сочиняем и издаём песни на стихи наших авторов.

📌 Подписывайтесь на нас и приглашайте друзей - будем держаться вместе!

☮ Ваша «Точка Зрения».

Друг мой, благая весть же еще и в том,
что, оказалось, можно не быть скотом,
что больше не надо тонуть в неизбежности зла.
Ведь девочка же смогла? Она же смогла.
Вот и настала весна - видишь, вишня цветет,
потом отцветет, и завяжется крохотный плод.
Это прямая дорога. Благая весть
в том, что есть благодать. А значит, спасенье есть.

Один мой друг уезжает на фронт -
сказал: не могу не пойти.
Другой мой друг покупает дрон -
наверно, уже в пути.
А где-то горе упало стеной -
и белый свет погребло.
Сколько вычеркнуто войной.
Сколько всего ушло.
Была любовь - и нету любви.
Одиночество, соль, песок.
Был дом - и нет, щебенку и гарь
засыпает апрельский снежок.
И сам ты катишься, как трава,
клубком по полям пустым.
А Матерь Божья стоит под крестом,
и заволакивает ее
холодный и серый дым.

Пятница, вечер, и мир во мгле,
И новостей не жду.
Бога сегодня нет на земле.
Бог сегодня в аду.
Он в новом гробу, пеленами увит,
и раны не кровоточат.
А на самом деле он прямо с Креста
истерзанный, выжженый солнцем дотла,
уходит в кромешный ад.

Однажды кончится эта война,
Кончится эта война,
И когда бы ни завершилась она,
за нею придет весна.
И лязгнут пустого ада врата,
и ветреница зацветет.
Пожалуйста, Господи, я прошу,
пусть он вернется домой с войны.
Пусть все вернутся домой с войны.
Пусть ад, как концлагерь, как ржавый штырь,
превратится в убогий грязный пустырь,
а после травой порастет.
...Когда закончится эта война,
за нею весна придет...

Esto es romero, para recordar

Что там у нас? Опять что ли ночь? Опять.
А почему же ты не ложишься спать?
Кошка спит, и собака спит,
Только птица какая-то в небе кричит,
ну так, может, ей и положено ночью кричать.

В городе дождь, все льет он, и льет, и льет,
Серое небо, водица по стеклам бьет.
Этот твой город не твой, а в твоем всё то же
Купи губную помаду, авось поможет,
говорят, косметика обеспечивает уход,
мазни по губам карминной пустой полоской -
и уходи, не оглядываясь, вперед.

В городе ночь, и в другом, и в третьем - везде.
Фары дрожат, отражаясь в падшей воде.
где-то капля за каплей, слово за словом,
падает, звук за звуком, коса готова,
кто там не спрятался - это вина не твоя, а каких-то
прочих людей, каких-то других людей.

Утром выйдешь - а город стоит сырой,
полный шорохом капель с ветвей, весной,
милости божьей попросишь - и на, с лихвою,
город, не твой, но твой, трепещет листвою,
пахнет снегами город твой, но не твой.

Шляпа, ботинки, губы ожег кармин.
Ты идешь по дороге, на асфальте лежит розмарин,
кто его бросил, цитатою родниковой,
несколько веточек, синий цвет мотыльковый.
Это для памяти. Это для памяти. Это для памяти…

Ты знаешь, зачем им нужно
на каждую Пасху убить дитя?
Знаешь, зачем им ракеты?
Знаешь, зачем им детская кровь?
Они и своих убивают,
Тебе ли не знать, все к Тебе и приходят,
и говорят про всё-всё без утайки,
и ангелы плачут тайком.
Но в Пасху, но светлую Пасху - зачем?
Не знаешь? Неужто и Ты не знаешь?

Вот и они не знают.

А кровь все течёт.
И не пересыхает...

В эту Пасху не очень ХВ поминали,
потому что безмерно войну уважали,
а Христос - ну скорее постольку-поскольку,
так, сезонное, вроде мимозы и ёлки.
Что там Пасха - нам Пасха девятое мая,
Когда все в гимнастерках и в ногу шагают
И грохочут оркестры все громче и злее,
А Господь принимает парад с Мавзолея.

Начинается тепло.
Рыбы в зелени летают,
липы нежные стоят,
кошки дремлют в маргаритках
в ожидании котят.
Надо платьев настирать,
надо юбок накрахмалить,
бус на ленты нанизать,
начинается тепло,
море плещет, и сияет,
и молочное стекло
среди камешков бросает,
кто найдет - тому свезло.
И Бетховен обещает:
будет радость, будет мир.
Скрипки в воздухе витают...
Сердцу хочется поверить,
и не хочется терпеть,
и не хочется потерь.
И не страшно ошибиться,
что еще две-три недели...
Но тепло уже сейчас

О воде и небе

Что я хочу?

А что я могу хотеть?
Я хочу улететь и лететь, лететь,
на самолете, над белыми облаками,
синее небо под ярким холодным солнцем,
трогать овальный иллюминатор руками,
спать, откинувшись в кресле, а там, подо мною
схематичные нивы, реки, горбатые горы,
и чтоб от земли отстраняться такой вышиною,
на какую не поднимаются без мотора,
а потом долететь, и упасть, и бежать по бетону до дрожи,
а потом окунуться в весенний воздух снаружи.

Я хочу улететь. Не отсюда, избави Боже.

Я хочу спуститься по тем гранитным ступеням,
к неприветливой строгой воде, прозрачной, как камень,
чтоб по памяти старой достать сигареты из сумки
и присесть покурить на узком ее парапете.
Так мы делали раньше, Петрополя вольные дети.

....

Или в поезде, долгом, в плацкартном длинном вагоне,
мимо всех городов, полустанков, лесов придорожных.
Поезд - он самолета в этом вопросе не хуже.
А дорога - она все цепи твои размыкает,
а другие, напротив, смыкает, и ты, вернувшись,
подойдешь к той реке, но вода в ней уже другая.

Разговор

Смотрит она на неё -
ласковая,
родная.
И говорит: не бойся.
Я же тебя не съем.
Так, поучу слегка.
Посеку-покусаю.
Надо же понимать -
кто тебе мачеха,
кто тебе мать.

У меня ль не любо, не нравится?
У меня ль тебе не уют?
На окошке герань кудрявится,
Канарейки в клетке поют.

Ишь какая, молодо-зелено,
Не ждала меня в гости чай?
Тут у нас не балуй - не велено,
А забалуешь - отвечай.

Что не сажено - то прополото,
чтоб не смело расти само.
У меня работнички - золото,
супротив них весь мир дерьмо.

И на сокола своего
ты не больно-то уповай.
И давай не хами, не ежься.
Кому сказано, тем и давай.

На столе, на холщовой скатерти,
каравай гранитный лежит.
У стены - сапоги железные.
Из окошка торчат ножи.

На берегу проточной воды
Там мы сидели и плакали,
вспоминая тебя, Сион.
А вдали грохотало море,
невозможное ныне в своей красоте.
А в карманах у нас шуршала
золотая когда-то листва,
да побрякивали черепки
давно разбитого мира,
да ржавели ключи
от навеки закрытых домов.

Мы перешли через текучую воду,
мы перешли в быстротекущее время,
мы потеряли всё, что тогда имели.
Вместо ладана - дым,
вместо смирны - смиренье и память,
вместо золота прежних надежд -
золотые неясные сны
до того как разбудят.

Лишь ветер.
Только ветер остался прежним.

И когда на любом из наречий
любого из нас
спросят: «Ты плачешь? О чём?»,
мы отвечаем: «Ветер. Это от ветра.
Что-то попало в глаза».
И не уточняем.

Чаще всего довольно и этого.