Чисто обутый человек осторожно обходит грязь, но раз оступился, запачкал обувь, он уже меньше остерегается, а когда видит, что обувь вся испачкана, уже смело шлёпает по грязи, пачкаясь всё больше и больше. Так и человек смолоду, пока он ещё чист от дурных и развратных дел, бережётся и сторонится от всего дурного, но стоит раз-другой ошибиться, и он думает: берегись, не берегись, всё то же будет, и пускается во все пороки.
Не делай так. Запачкался - вытирайся, и будь еще осторожнее; согрешишь - кайся, и еще больше берегись греха.
Л.Н.Толстой "Путь жизни"
Не делай так. Запачкался - вытирайся, и будь еще осторожнее; согрешишь - кайся, и еще больше берегись греха.
Л.Н.Толстой "Путь жизни"
Если вам срочно и отчаянно нужны деньги, а ваш бойфренд бодро отвечает, что у всех бывают трудные времена и все наладится - у вас нет мужчины. У вас приятель, и даже не очень близкий.
Если у вас сердечный приступ, а ваш любовник по телефону командует "срочно беги к врачу" - у вас нет мужчины. У вас теплый и участливый интернетный френд.
Если вы плачете, а ваш любимый советует не париться из-за ерунды и не накручивать сама себя - у вас нет мужчины. По степени близости - это приблизительно таксист.
**
Если человек имеет мужскую анатомию и даже время от времени ее в вас засовывает - это не называется "у вас есть мужчина".
Определить, есть ли у вас мужчина, очень легко.
Если он у вас есть: вам не плохо, не голодно, не больно и не страшно.
Все.
М.Лоренц
Если у вас сердечный приступ, а ваш любовник по телефону командует "срочно беги к врачу" - у вас нет мужчины. У вас теплый и участливый интернетный френд.
Если вы плачете, а ваш любимый советует не париться из-за ерунды и не накручивать сама себя - у вас нет мужчины. По степени близости - это приблизительно таксист.
**
Если человек имеет мужскую анатомию и даже время от времени ее в вас засовывает - это не называется "у вас есть мужчина".
Определить, есть ли у вас мужчина, очень легко.
Если он у вас есть: вам не плохо, не голодно, не больно и не страшно.
Все.
М.Лоренц
Эдуард Асадов "Когда нам будет восемьдесят пять..."
Она:
Когда мне будет восемьдесят пять,
Когда начну я тапочки терять,
В бульоне размягчать кусочки хлеба,
Вязать излишне длинные шарфы,
Ходить, держась за стены и шкафы,
И долго-долго вглядываться в небо,
Когда все женское, что мне сейчас дано,
Истратится, и станет все равно -
Уснуть, проснуться или не проснуться,
Из виданного на своем веку
Я бережно твой образ извлеку,
И чуть заметно губы улыбнутся...
Он:
Когда мне будет восемьдесят пять,
по дому буду твои тапочки искать.
Ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
Носить какие-то нелепые шарфы
Из тех, что для меня связала ты.
А утром просыпаясь до рассвета,
Прислушаюсь к дыханью твоему
Вдруг улыбнусь и тихо обниму.
Когда мне будет восемьдесят пять,
С тебя пылинки буду я сдувать,
Твои седые букли поправлять
И взявшись за руки по скверику гулять.
И нам не страшно будет умирать,
Когда нам будет восемьдесят пять.
Она:
Когда мне будет восемьдесят пять,
Когда начну я тапочки терять,
В бульоне размягчать кусочки хлеба,
Вязать излишне длинные шарфы,
Ходить, держась за стены и шкафы,
И долго-долго вглядываться в небо,
Когда все женское, что мне сейчас дано,
Истратится, и станет все равно -
Уснуть, проснуться или не проснуться,
Из виданного на своем веку
Я бережно твой образ извлеку,
И чуть заметно губы улыбнутся...
Он:
Когда мне будет восемьдесят пять,
по дому буду твои тапочки искать.
Ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
Носить какие-то нелепые шарфы
Из тех, что для меня связала ты.
А утром просыпаясь до рассвета,
Прислушаюсь к дыханью твоему
Вдруг улыбнусь и тихо обниму.
Когда мне будет восемьдесят пять,
С тебя пылинки буду я сдувать,
Твои седые букли поправлять
И взявшись за руки по скверику гулять.
И нам не страшно будет умирать,
Когда нам будет восемьдесят пять.