«Tinder Swindler» — первый большой документальный хит Netflix в 2022 году: история мошенника, который охмурял девушек, найденных через приложение для знакомств, заботой, роскошью, полетами на частных самолетах и обещаниями золотых гор, а потом начинал вытягивать из них деньги. Это хорошая, но не то чтобы совсем уж уникальная история про талантливого жулика (можно просто вбить в поиск того же Netflix что-нибудь вроде con man или fraud и найти немало сюжетов не хуже). И это не то чтобы великое кино — когда смотришь его на проекторе, особенно бросается в глаза, что сделан он скорее для мобильного телефона. И тем не менее — все обсуждают, все пишут, всех задело. Почему? Я думаю, есть три возможных причины:

1. Оптика и система персонажей. Обычный расклад для таких историй: есть аферист, есть жертвы и есть человек, который помогает вторым наказать первого. Чаще всего этот человек — полицейский или кто-нибудь в этом духе. Это жизненный сюжет, но нельзя не отметить, что жертва в нем фактически беспомощна, пока не возникает государство. В «Tinder Swindler» у жертв появляется мощная агентность. Сначала две героини, преодолев стыд и прочие дела, выводят антагониста на чистую воду публично. Потом подключается третья — уже чистый трикстер, которая ставит своей целью не просто избежать мошенника, а наказать его по полной программе. Мне вообще кажется, что одна из главных функций документальных историй — это давать читателю / зрителю субъектность, подсвечивать через жизнь других ценность его собственной жизни. Тут это дано совсем ярко: люди, у которых выбили почву из-под ног, возвращают ее себе сами.

(Спасибо за эту мысль Нине Назаровой.)

2. Драма. Драматургия фильма, безусловно, предсказуема: сначала нас будут убеждать, что этот парень — настоящий принц на белом коне, а потом начнется разоблачение. Этого ждешь — и это все равно работает; и к концу первого акта, когда наступает перелом, ты уже думаешь: ну не может быть, чтобы он был ненастоящим. Как это получается? Помимо банального соображения, что хорошо рассказанная история затягивает, даже если мы знаем теорию, я бы обратил внимание на то, как авторам повезло с первой героиней — ну или как они блестяще сумели из нее вытянуть то, что нужно. Сесилия — это по-настоящему мощная актерская работа, притом что она рассказывает свою историю, уже не раз рассказанная. Она каким-то образом умудряется на камеру пережить все с чистого листа: увлечение этим Саймоном, любовь к нему выглядят абсолютно неподдельными, и именно благодаря этому дальнейшее падение получается столь эффектным.

3. Рамка. Тут я бы обратил внимание на то, с чего фильм начинается и чем заканчивается. Это тема «Тиндера» как среды, которая порождает Саймона, которую он использует для своих афер. Я бы не сказал, что у авторов есть на эту тему какая-то внятная глубокая мысль, помимо того соображения, что некоторые женщины хотят найти в приложении принца на белом коне — и поэтому могут легче поддаваться на подобные схемы. И если вдуматься, то на самом деле непонятно, реально ли тут есть какая-то роль «Тиндера»; кажется, что в прежние времена этот чувак проворачивал бы то же самое другими техническими средствами. Но рамка задана, зловещий морок вокруг «Тиндера» наведен — и видимо, тут поймана некая коллективная тревожность по поводу того, как технологии переформатируют нашу частную жизнь. Иными словами, успех «Tindler Swindler» — часть того же феномена (и ответ на тот же запрос), что популярность совсем уж ужасного фильма «Social Dilemma». Мы живем в интернете и боимся его.

P. S. А вы заметили, что в последних документалках у Netflix раз за разом в самом начале появляется что-то типа трейлера; такой монтаж-анонс-предвкушение всего последующего? И в «Tinder Swindler» это есть, и в некоторых сериях «Untold», и еще где-то видел. Понятно, зачем они это делают: это те самые две минуты, когда зритель решает, смотреть или нет. Но все равно бесит.

https://www.netflix.com/title/81254340

Страшный, но полезный текст социолога Григория Юдина о нашем вероятном ближайшем будущем.

Хуй войне. «Признание бессилия, по-видимому, уже требует определённых моральных качеств, доброй воли и твёрдой веры, необходимых для того, чтобы смотреть в лицо реальности, а не жить иллюзиями. Более того, именно в этом признании собственного бессилия можно даже в безнадёжной ситуации сохранить последние остатки силы и даже власти».

Нет войне. Заявление редакции «Медузы»

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА

Уверены, что каждый читатель «Медузы» отдает себе отчет в том, что война — это всегда убийство: и тех, кого послали выполнять боевую задачу, и мирных жителей. Минобороны России пытается убедить россиян и украинцев, что под угрозой только «военная инфраструктура». Они врут. Нет такого оружия, использование которого не приводило бы к гибели людей. Мы уже читаем первые сообщения о погибших. Их будет все больше.

https://mdza.io/DCQHVfvXdSI

Как помочь задержанным? Присоединяйтесь к волонтерской команде ОВД-Инфо!

Прямо сейчас на горячей линии и в боте дежурят не только сотрудники ОВД-Инфо, но и наши волонтеры. Это самые обычные неравнодушные люди: они живут по всей России и далеко за ее пределами, занимаются совершенно разными вещами в повседневной жизни, их возраст тоже очень разный. Их объединяет одно — готовность помочь тем, кто столкнулся с несправедливостью российской системы.

Если вы тоже хотите помочь — заполняйте анкету: ответить прямо сейчас мы не сможем, но ваша помощь будет нужна еще очень долго!

Ищем в Holod.Media новостного редактора.

Человек, которого мы ищем:

- быстро мониторит и пишет новости
- умеет проверять факты
- не приемлет цензуру
- отлично разбирается в повестке
- грамотный
- обладает базовыми навыками SMM

Пишите на holod@holod.media с темой письма «Новостной редактор» с рассказом о том, где вы работали и что умеете. Кандидаты из других городов и стран ласкаво просимо. Есть небольшое тестовое задание.

«Русские спиздили весну».

В этом тексте российские солдаты убивают украинцев, а военная цензура пытается убить правду, но не получается.

https://novayagazeta.ru/articles/2022/03/12/nikolaev

Хороший (и короткий) текст антрополога Александра Панченко о том, как был сформирован мессианско-конспирологический комплекс убеждений, повлекший за собой катастрофу.

https://culanth.org/fieldsights/saving-the-world-how-messianic-sentiments-memory-politics-and-conspiracy-theories-made-putinism-effective

Друзья, к сожалению, российские разработчики, с которыми мы строили сайт @holodmedia, больше не могут этим заниматься.

В связи с этим ищем зарубежную компанию, которой было бы интересно с нами работать (и с такими ценами, чтобы команде осталось денег на еду).
Наш сайт на вордпрессе. Если мы лично знакомы и вы знаете такую команду, посоветуйте! Ищем через рекомендации, поскольку время неспокойное.

Спасибо, а также слава Украине

(На фото наш техдир)

I love the Russian people. That’s why I have to tell you the truth. Please watch and share.

Издание «Холод», с которым мне выпала честь сотрудничать, каждый день рассказывает правду о войне и о ее последствиях. И его пока еще можно читать в России безо всяких затруднений.

Вот несколько ярких материалов за последние недели. Я избегаю эпитетов типа «душераздирающий», потому что их было бы тут слишком много.

— Монологи украинских беженцев и отдельно — монологи украинских беженцев, спасавшихся вместе с домашними животными.

— Что в голове у сотрудников госмедиа. Противно, но поучительно — как есть выученная беспомощность, так же бывает и выученное равнодушие. Материал был сделан до Марины Овсянниковой, но что-то подсказывает, что у этих людей ничего не изменилось.

— Жены российских военных, которые уехали воевать, рассказывают, как они это переживают.

— Люди, которых в России уволили с работы, рассказывают, как это случилось и что будет дальше. От айтишницы с хорошей зарплатой (паникует) до мужика с «Автоваза» (абсолютно спокоен).

— Исследователь Илья Яблоков — о том, как конспирология породила войну, а война порождает конспирологию. Хорошо читается вместе с анализом Александра Панченко двумя постами выше.

— Историк Сергей Бондаренко — о том, что на самом деле значит язык ненависти (ничего, пустоту).

И это далеко не все. Материалы выходят каждый день, в том числе — хроника событий. И еще каждый день выходит подкаст «Кавачай», который делают на двоих мой российский друг, отец русского подкастинга Леша Пономарев и украинская журналистка Анна Филимонова: сама по себе уникальная штука в эти темные дни.

Подписывайтесь и делитесь ссылками с теми, кто готов читать и слышать. В том числе — на телеграм-канал.

​​Сегодня в российский прокат, в котором больше нет голливудского кино, заново выходят фильмы Алексея Балабанова «Брат» и «Брат-2».

В последние годы и особенно в последний месяц российское государство присвоило патриотическую риторику Данилы Багрова: Минобороны заявило фразу «Сила V правде» как официальный слоган войны в Украине; хештег #своихнебросаем стал частью пропагандистской кампании в поддержку российских войск.

Фильмы Балабанова — от обоих «Братьев» до «Жмурок» и «Кочегара» — это классика современной российской культуры, ее очевидный золотой фонд. Их одинаково любили и зрители, и кинокритики. Как их смотреть теперь, когда Данила Багров оказывается кем-то вроде супергероя нового имперского сознания, а бравая фраза «Вы нам еще за Севастополь ответите» звучит как сочувственное предвосхищение грядущей катастрофы?

Кинокритик Мария Кувшинова в 2014 году — еще до событий в Крыму и на Донбассе — выпустила книгу про Алексея Балабанова и его кино. Кувшинова много лет пишет о российской культуре в гендерной и постколониальной оптике. Очевидно, что ревизионистский текст о Балабанове должен был быть написан. Очевидно, что написать его должна была именно Мария.

Сегодня «Холод» публикует этот текст. Мы надеемся, что он станет началом большого разговора о том, как российская культура допустила войну.

Читайте: https://holod.media/2022/03/24/kuvshinova_balabanov/

Одно из лучших — а точнее, одно из немногих возможных — чтений в эти дни — дневник Насти Травкиной, киевской журналистки и редакторки. Вот прекрасное сегодняшнее рассуждение о метафоре кошмара; и дальше можно читать по дням.

Последний довоенный текст я написал про Цоя. Вообще, у меня была такая внутренняя программа максимум на 2022 год — собрать свои тексты про российскую / постсоветскую музыку последних 35 лет в книжку, чтобы получился пусть пунктирный, но некий цельный исторический нарратив. Эта программа подразумевала в том числе написание чего-то нового про тех необходимых героев этого нарратива, о которых я почему-то никогда не думал развернуто. Цой был одним из таких героев, а тут еще и в Москве в январе открылась большая посвященная ему выставка.

Понятно, что сейчас все этой программе пришел кердык (и понятно, что это совсем мелочь, так что просто констатирую). Да и само определение «постсоветский» мертво (об этом отдельно, наверное). И я думал, что этот текст про Цоя так и осядет где-то реликтом последних довоенных трепыханий. Но потом Полина Гагарина спела на милитаристском митинге в «Лужниках» песню «Кукушка» и сделала этим больно многим знакомым мне людям. А многим незнакомым — очевидно, дала повод для солидарности. И текст, собственно, отчасти про то, как это работает — и про то, как эта цоевская биполярность обеспечила ему вечность.

Так что пусть будет.

У экономиста Александра Аузана есть красивая теория про проблемы современной России, подкрепленная убедительной социологией. Эта теория заключается в том, что население страны более-менее пополам делится на приверженцев двух противоположных жизненных парадигм. Одна — ее Аузан называет И-Россией — это индивидуалисты: люди, которые не склонны спрашивать разрешения и потому способны к рисковым шагам и самостоятельным поступкам. Другая — К-Россия — коллективисты: в здешнем понимании тут речь идет про жертвенность, преданность, готовность отдать себя ради высокой цели. По Аузану, эта расколотость страны может ей помогать в моменты тяжелых кризисов, когда две группы начинают сотрудничать, но чаще они друг друга блокируют, чем и объясняются постоянные сложности с модернизацией.

Это красивая, пусть и грубоватая концепция, но причем тут Цой̆? Как мне представляется, Цой — именно тот человек, который объединил в себе две эти парадигмы. Цой, не спросив разрешения, сменил парадигму собственных песен (рискованность этого шага хорошо видна хотя бы по тому, как скептически приняли новую программу «Кино» на фестивале Ленинградского рок-клуба в 1987-м). Однако основным содержанием этого индивидуалистского шага стала именно жертвенность, готовность отдать себя, чтобы дотянуться до звезд. Возможно, именно эта универсальность объясняет непреходящее главенство Цоя в местном культурном пантеоне. Возможно, именно поэтому «Кино» до сих пор служит опорой одновременно молодым модникам, которые гонят песни о панельной реальности в монохромном звуке, и суровым патриотам, которые включают его песни в динамиках мотоцикла, увешанного георгиевскими ленточками.

https://di.mmoma.ru/news?mid=3622&id=1689

(Про то, что раскол полезен в моменты кризиса, сейчас смешно читать, конечно.)

Текст написан для журнала «Диалог искусств». Не знаю, возможен ли этот диалог сейчас, но он явно необходим. У журнала тоже есть телеграм-канал, и можно на него подписаться.

Отдельное спасибо Юре Сапрыкину, с которым мы обсуждали некоторые мысли, вошедшие в этот текст.

Крутая работа: Костюченко про Херсон.

Крутая работа: интервью Зеленского. («Мне кажется, что нужно думать о своих детях и внуках, о себе уже нечего думать. Сегодня взрослые люди, как мы с вами, уже друг другу ничего не простят. Я в это не верю больше»)

Война меняет в том числе язык. Вот эти бесконечные кочки и заусенцы в интервью Зеленского — в любых других обстоятельствах они были бы отредактированы на письме, а здесь оставлены, и это правильно, потому что в этом жизнь — такая, какая она есть. То же у Костюченко: все это почти механическое перемещение из точки в точку с фиксацией деталей и голосов, почти лишенное композиции, как бы мутнеющее с каждым абзацем, здесь кажется не редакторской недоработкой, но особенностью жанра свидетельства.

«Холод» продолжает писать о войне и ее последствиях. Нас по-прежнему можно читать в России без дополнительных ухищрений (у меня нет этому объяснений, но это так).

Вот несколько материалов из вышедшего за последнюю неделю.

— Как в Институте общественных наук РАНХиГС, где я и многие преподавали, учат студентов думать и говорить о происходящем. Как бы мелочь, но, по-моему, это очень любопытный пример того, как люди пытаются заболтать войну, как бы ее интеллектуализируя.

— Репортаж о том, как живет Тбилиси, ставший центром миграции россиян. У многих такие были, да. Но этот, мне кажется, литературно самый удачный.

— Памяти Оксаны Баулиной.

— Маша Кувшинова с ревизией Балабанова. Уже шерил, но полезно будет сделать это еще раз.

— Живущие в России украинцы рассказывают, как война изменила их жизнь. Таких людей очень много — по вполне официальным оценкам, до двух миллионов человек.

— Немного любви: рассказы людей, которые после начала войны решили пожениться.

— Рассказы волонтеров, помогающих беженцам в Европе.

— Мощнейшая колонка Фариды Курбангалеевой про менструальную бедность — к сожалению, это неиллюзорная перспектива для многих российских женщин.

— Россиянин Леша Пономарев и украинка Анна Филимонова продолжают делать ежедневный подкаст «Кавачай» и находить в нем общий язык проговаривания происходящего.

Читайте, пересылайте, делитесь, подписывайтесь, ну и оформить пожертвование тоже можно.

Хороший текст про то, что надежды нет.

Фарида Рустамова должна получить премию «Редколлегия», если она (премия) еще существует.

https://faridaily.substack.com/p/--3c3?s=w

Очень ценная для меня лично мысль из канала Николая Эппле (писал про его книжку здесь, а теперь она закономерно в топах продаж хороших книжных).

Еще в январе, до беды, Музей истории ГУЛАГа предложил мне побеседовать о ком-нибудь в цикле "Свидетели репрессий", и в предложенном списке был Чуковский, и я конечно не мог не согласиться. Чуковский для меня величайший русский поэт и критик (обожаю его статьи о Некрасове!), теоретик перевода, и вся эта семья для меня безусловные "светские святые" как для Лидии Корнеевны был Герцен. И он кроме того как-то близок мне по-человечески и эмоционально - он был человеком радости и совсем не умел жить в горе, прятался от него замолкал, закрывался уходил в работу, а зато оптимизм был для органичен даже в никак не поддерживающих оптимизм обстоятельствах - для меня тоже.

Чуковские - и Корней Иванович и его дети и внуки (именно они главный его педагогический успех, поколения воспитанных на его книгах детей это уже во-вторых) - прежде всего, Лидия Корневна и Елена Цезаревна - поразительный пример морально-этической ясности и четкости в совсем не благоприятствующие такой ясности времена. Они конечно никакие не "свидетели" репрессий в том смысле, что их это очень близко коснулось - хоть они и не погибли и даже почти не сидели. Куда болезненнее кратковременных отсидок были почти непрекращающиеся травли, цензура и уничтожение всего любимого и близких. Но они свидетели в том смысле, что они прекрасно чувствовали это время и свидетельствовали о нем. 

Но я сам Чуковского только люблю, а знаю немного и я предложил позвать Ирину Лукьянову, автора биографии Чуковского в серии ЖЗЛ. Потом грянула беда, но мы решили разговор не отменять, а я тем временем основательно прочел книгу (которую раньше читал по диагонали), и она мне показалась не только очень хорошей, но и страшно важной. И конечно читая ее я думал о сегодняшней ситуации в заданной разговором рамке - что означает позиция "свидетеля репрессий", присутствующего при творимом государством беззаконии, живущего в преступном государстве. Все очень важные для Чуковских и применительно к ним темы: уезжать - не уезжать, сотрудничать - не сотрудничать, отчаиваться - не отчаиваться -- очень ярко возникают, когда читаешь это из марта 22 года.

И по прочтении я вижу две ключевых мысли, важных для меня сейчас.

Первая - о позиции человека, занятого делом, и этим подкупленного.

В повести Лидии Чуковской "Прочерк", посвященной гибели ее мужа, физика Матвея Бронштейна, и опубликованной после ее смерти, она рассказывает как в конце 50-х они с подругой, детской писательницей Тамарой Габбе они проговаривают для себя, как же так вышло, что наканене 37-го они словно бы ни о чем не подозревали и даже сочувствовали общему делано-приподнятому настроению. Это объяснение очень-очень важное.

«Мы трудились от души. Что же слепило нам глаза, что заставляло сочувствовать пятилетке, индустриализации, стахановскому движению, челюскинцам и пр. и т. д. и т. п.?» – «Подкуп», – бесстрашно отвечала Тамара. «Да какой же подкуп? Талоны в привилегированную столовую, где мы никогда не успевали пообедать, угорелые от сверхсильного труда? Мы жизнь свою жертвовали труду, а получали выговоры с занесением в личное дело». – «Мы были подкуплены самым крупным подкупом, какой существует в мире, – отвечала Тамара. – Свыше десяти лет нам хоть и со стеснениями, с ограничениями, а все-таки позволяли трудиться осмысленно, делать так и то, что мы полагали необходимым. Сократи нам зарплату вдвое, мы работали бы с неменьшим усердием. Индустриализация там или коллективизация, а грамоте и любви к литературе подрастающее поколение учить надо. Отстаивать культуру языка, культуру издания, художничество, прививать вкус – надо». (конец цитаты)

Сейчас, когда рассуждают о том, правильно ли сотрудничать со злом, как можно не бороться и тд (обычно об этом рассуждают сидящие на диванах, но я даже не об этом), разговор уходит в моральную схоластику, а вот этот аргумент кажется звучит крайне редко. Есть люди, повернутые на своем деле, для которых возможность делать его равна возможности жить. Самые крутые ученые, бизнесмены, вообще профессионалы - именно такие. Они могут все правильно понимать про политические расклады, про добро и зло, могут иметь в

полне себе гражданскую позицию - но возможность делать свое дело для них важнее. И дать им эту возможность - даже с известными условиями, с преодолением препятствий - для них действительно "самый крупный подкуп". Матвей Бронштейн, в 1933 самозабвенно пишущий книгу о "Солнечном веществе", Чуковский, в 1936 с упоением бросающийся создавать Новую Детскую Литературу, Ольга Фрейденберг в блокадном Ленинграде продолжает заниматься античным фольклором, какой-нибудь Бруно Снелль в эти же годы в Гамбурге фигачит Die Entdeckung des Geistes и исследования по греческой метрике. И это мы сейчас видим это прежде всего в оптике "как в этой ситуации можно этим заниматься", а они увлечены конкретными вопросами, которые разбирают, они не противостоят окружающему и не поддерживают его, они РАБОТАЮТ. И проходят десятилетия, меняются эпохи, теоретики тоталитаризма ломают шпаги, а Griechische Metrik вот она, и современные античники без нее ни шагу не могут ступить.

Это вовсе не про то, что мораль не важна, и ДЕЛО искупает скользкую моральную позицию. Нет, иначе. Это о том, что такая позиция сама по себе глубоко моральна, и часто моральнее позиции бездельников-борцов и морализаторов.

И вторая мысль, продолжающая первую. Сейчас, пытаясь сориентироваться и понять, что делать и как быть, трудно не включать логику "можно ли что-то изменить и если нельзя, то стоит ли тратить на это силы". Это касается как личных персональных решений (уезжать или нет конкретно вот мне) и больших стратегий (имеет ли смысл делать просветительские проекты, издавать и переводить книги итд). И тут Чуковский дает, по-моему, очень важный ответ.

В книге Ирины Лукьяновой есть пронзительный эпизод, когда Чуковский в 1943 году едет на свою дачу в Переделкине, где долго не был. Там царит разгром, в доме во время боев или перед отправкой на фронт стояла военная часть и тд. И библиотека переделкинская разграблена, а это уже не в первый раз, за два десятка лет до этого он уже переживал разгром куоккальской библиотеки. Дальше цитата из книжки, включающая цитаты из дневника КИ:

«С невыразимым ужасом увидел, что вся моя библиотека разграблена», – писал он в дневнике 24 июля. Снова, как в двадцатые годы на куоккальской даче, – книги, письма, рукописи «составляют наст на полу, по которому ходят». А дальше – еще хуже: "Уже уезжая, я увидел в лесу костер. Меня потянуло к детям, которые сидели у костра. – Постойте, куда же вы? Но они разбежались. Я подошел и увидел: горят английские книги и между прочим любимая моя американская детская «Think of it»и номера «Детской литературы». И я подумал, какой это гротеск, что дети, те, которым я отдал столько любви, жгут у меня на глазах те книги, которыми я хотел служить бы им". "Недавно видел своими глазами, как мальчишки в Переделкине жгли в нашем лесу мою библиотеку – письма ко мне Луначарского, – английские редкие книги XVII века, Стерна и Свифта – Некрасова – и даже не огорчился", – писал он в тот же день сыну.

Не жалко любимых книг. Не жалко имущества. Их утрата – не самая горькая из потерь последних лет. Что делать детскому писателю в мире, где дети жгут книги, – вот что непонятно". (конец цитаты)

То есть хуже просто некуда. Человек несмотря ни на что, преодолевая дикие препятствия (позади уже два жетсоких периода травли, борьба с "чуковщиной" и сказкой "Одолеем Бармалея"), работает на благо детской литературы и видит вот это - дети жгут книги, все напрасно. И что же он после этого делает - бросает навсегда детскую литературу, уходит в запой и отрицание, восстает против режима? Ничего подобного. Он выдыхает - и фигачит дальше. Он пишет "Бибигона" (за которого его опять травят), снова и снова дорабатывает "От двух до пяти" и выступает-выступает-выступает перед детьми и про детей. И в 60-е годы он всесоюзный официальный дедушка Корней, лауреат Ленинской премии, и вокруг него всегда дети и он жжет с ними костры в Переделкине.
(продолжение следует)