В канун пришествия главного переводного тяжеловеса последних лет есть смысл почитать что-то подготовительное, сводя два модернизма — пост и мета {sic!} — к некоему общему знаменателю {неужели снова Джойс? lol}.

Посему приступаем к:

- «Протницкой готике» Гэддиса;
- Red Sky in Morning Линча.

Последняя, кстати, вот-вот выйдет в переводе Макса Немцова, так что имеет смысл немного подождать.

Spring is coming 🌈🪓

«Те, кто по темпераменту и характеру склонны искать ясных и коренных решений, кто готов драться при малейшем вызове со стороны иностранной державы, не всегда оказывались правы. С другой стороны, те, кто обычно склоняет голову и терпеливо и упорно ищет мирного компромисса, не всегда неправы. Наоборот, в большинстве случаев они могут оказываться правыми не только с моральной, но и с практической точки зрения. Сколько войн было предотвращено с помощью терпения и упорной доброй воли! Религия и добродетель в равной степени одобряют смирение и покорность в отношениях не только между людьми, но и между нациями. Сколько войн было вызвано горячими головами! Сколько недоразумений, вызвавших войны, можно было бы устранить с помощью выжидания! Как часто страны вели жестокие войны, а затем, через несколько лет мира, оказывались не только друзьями, но и союзниками!

Нагорная проповедь - последнее слово христианской этики. Все уважают квакеров. Однако министры принимают на себя ответственность за управление государствами на иных условиях.

Их первый долг - поддерживать такие отношения с другими государствами, чтобы избегать столкновений и войны и сторониться агрессии в какой бы то ни было форме, будь то в националистических или идеологических целях. Однако безопасность государства, жизнь и свобода сограждан, которым они обязаны своим положением, позволяют и требуют не отказываться от применения силы в качестве последнего средства или когда возникает окончательное и твердое убеждение в ее необходимости. Если обстоятельства этого требуют, нужно применить силу. А если это так, то силу нужно применить в наиболее благоприятных для этого условиях. Нет никакой заслуги в том, чтобы оттянуть войну на год, если через год война будет гораздо тяжелее и ее труднее будет выиграть. Таковы мучительные дилеммы, с которыми человечество так часто сталкивалось на протяжении своей истории».

Уинстон Черчилль

Лютер в Мюнхене

Начну издалека. В конце нулевых, когда сетевые медиа в сибирской глубинке были явлением маргинальным, люди из устоявшейся газетной тусовки смотрели на нас — пионеров этого дела — как на странноватых выскочек. Тусовку коробили цинизм, самоуверенность и наглость, от нас исходившие. Скажу откровенно: я вспоминаю те времена не без приязни, хотя методы и профессиональные стандарты, которыми мы руководствовались, едва ли заслуживают гордости и подражания.

Как бы то ни было, через пять лет интернет-фрики стали частью мейнстрима, а через десять — корифеями. Многие традиционные газеты вымерли, как динозавры, а те, что остались, стали действовать так же, как действовали мы. Медиарынок прошел через свою реформацию, изменившись навсегда.

И сегодня, когда я вижу растерянность и неприятие на лицах заслуженных европейских господ, вынужденных выслушивать дерзости от 40-летнего бородатого выскочки из Огайо, передо мной встает сибирская газетная тусовка конца нулевых — почившая в Бозе, но до последнего верившая в свою непогрешимость (и несменяемость).

Выражусь яснее: мне не то чтобы нравятся «новые правые», особенно в исполнении трампистов, но нужно отдать этим ребятам должное — напора и решимости им не занимать. Фашисты ли они? Конечно, нет. Популисты? Разумеется. У них явственные проблемы с тактом, стилем и кругозором, однако для их ядерной аудитории отсутствие оных идет скорее в плюс. Наглость города берет.

Еще год назад, когда с подобными гневливыми речами выступали заезжие бузотеры, вроде Хавьера Милея, «новых правых» можно было игнорировать, ведь погоды они не делали, находясь в ущербной позиции. Иное дело теперь: вчерашний сенатор-провинциал стал вице-президентом сверхдержавы, а его начальник-шоумен взял курс на образцовый империализм, с поправкой на несоизмеримо большие возможности цифровой эры.

Я сомневаюсь, что западный (особенно западноевропейский) истеблишмент в его нынешнем виде в принципе обучаем. Слишком далеко все зашло. Кажется, самозваную «аристократию от бюрократии» ожидает участь Римско-католической церкви — она не исчезнет, вовсе нет, просто утратит ведущие позиции, перестав определять тон и содержание эпохи. «Новые правые» — эти лютеране нашего века — объявили новую Реформацию и, боюсь, точка невозврата уже пройдена.

В чем я не сомневаюсь: через десять лет именно эти ребята будут управлять если не всем Западом, то большей его частью. Дело не в правоте, а в силе — за ними она есть, и это не сила оружия, а сила Истории. Сегодня пиджаки в Мюнхене встречают их тирады молчанием и смешками, но не пройдет и декады — они будут им рукоплескать, возможно что и стоя.

Я не знаю, куда нас заведут эти ребята — в очередной ли Golden Age, в огонь ли Третьей мировой, — но вот что представляется безусловным: для выживания в дивном мире новой простоты нужно научиться слушать и понимать его провозвестников, ведь участь тех, кто слушать не желает, одинакова скорбна во все времена.

Вдогонку к сказанному выше:

Мир, в который нас зовут "новые правые", циничен, прост, груб и этим привлекателен, особенно на контрасте с предшествующей (уже почившей) фарисейской эпохой.

Проблема в том, что именно такие порядки и нравы привели Запад к двум мировым войнам (а до этого ещё к нескольким подобным, от Тридцатилетней до Наполеоновских).

Даже не грабли. Сразу с разбега под гильотину.

Tbilisi / Georgia / 23 February 2022

Возвращение в Квартал

Я работаю с текстами всю жизнь, с двенадцати лет, но мой первый собственно прозаический экзерсис увидел свет лишь в 2018 году. До этого большую часть времени занимала журналистика, а все литературные начинания оставались где-то на периферии, в зачатках.

Перелом случился под Новый год, на тайском пляже, во время длинного зимнего трипа по Юго-Восточной Азии. Я вусмерть упился дрянным местным ромом и до рассвета выяснял отношения с мирозданием в компании закадычной подруги — при встречах мы до сих пор любим вспоминать ту ночь.

Вернувшись в Иркутск, меня вновь накрыло, уж больно леденяще-недружелюбной
оказалась Сибирь после двух месяцев вблизи экватора. Утром следующего дня, очнувшись, я обнаружил себя в звенящей пустоте очистительного похмелья и мне вдруг все стало кристально ясно.

Февральский прозрачный свет. Одиночество. Нелинованная страница текстового редактора.

Через несколько часов передо мной лежала рукопись рассказа «Квартал», написанного в один присест.

Это очень простой, невеликий текст, но он мне дорог как воспоминание о колебании подвесного моста, которым можно пройти лишь однажды, по пути из трепетного вчера в скуластое завтра.

Публикую его тревожным сейчас, в обновлено-вычищенной редакции, избавленной от молодецкой избыточности стиля.

Živeli, do dna!🌪

Now I have children of my own
They ask their father “What will I be?
Will I be handsome? Will I be rich?”
Here’s what I said them sorrowfully:

1 марта

Будет как будет. Так говорили у нас в детдоме. Так я сказал когда по телеку объявили режим. Я не поверил но решил что начну. Прикольно потом перечитать. По итогу. Когда кончится.

Вышел на балкон. Пятки мерзли к керамограниту. Долго искал тапочки и пепельницу. Курякал. Смотрел на рощу в проем между пятиэтажек. Небо было голубое пригород золотой. Я улыбался.

Опыт Дегенерации 👆

Весь 2024й я работал над различными текстами в малых формах, и главный из них —«Пригород» — был завершен едва ли не под бой курантов.

Эта «повесть длиною в год» разворачивается как дневник, а потому я считаю уместным публиковать ее синхронно: эпизоды повести будут появляться в отдельном ТГ-канале, имитируя внутреннюю хронологию повествования.

Моя история начинается 1 марта и заканчивается в конце февраля — именно столько времени потребуется, чтобы прочесть ее целиком.

Que sera, sera🌪

Khamar-Daban / East Siberia / March 2015

Когда закончится СВО

Борис Акунин:

Культура не разделилась на «белую» и «красную». Она или уехала, или замолчала. То, что в России сейчас шумит и грохочет, культурой назвать невозможно.

…В нынешней Эрэфии лишь тоска и фальшак, имитация энтузиазма и мелкое беснование. Поют только казенные соловьи, на поверхности только всякая СВОлочь. Этакий ренессанс Совка, но без живородящих двадцатых – из военного коммунизма сразу в середину тридцатых: с союзом писателей-композиторов-художников, с президиумами, с единодушными одобрениями-осуждениями, с «партия учит нас».

… Тот кадавр, советский, просуществовал семьдесят лет, потому что были Маяковский, Бабель, Багрицкий, Мейерхольд, Эйзенштейн, Дунаевский – много кто. Даже руинированный Горький в качестве Главного Писателя – это вам не Мединский.

Нет, ребята. Из этой мусорной кучи скоро лопух вырастет.

Да, вырастет. Но отнюдь не лопух. Дайте тоталитаризму еще 15-20 лет и появится целое культурное поколение, ничем не обязанное эпохе относительной свободы, зато с младенчества впитавшее "идеалы СВО". Вполне допускаю, что лучшие представители этого посева смогут тягаться с советскими 70-ми если не на равных, то, по крайней мере, в качестве современной альтернативы оным.

Более того: ростки этой новой, национал-военной культуры уже видны. Это не Мединский и не Прилепин, а совсем другие люди: молодые, опасные и — к сожалению или к счастью — небесталанные.

В Сербии все веселее и веселее

Сегодня у нас The Big Strike — говорят, по числу участников это чуть ли не самая масштабная акция протеста за всю современную историю Сербии. Ожидается вплоть до полумиллиона человек.

Бастуют примерно все: школьники, студенты, фермеры, профсоюзы.

Поезда между городами не ходят, в Белграде стоит весь общественный транспорт и парализована работа многих служб. Школы и университеты не работают уже много месяцев — учебный год сорван.

Честно говоря, не берусь предсказать, чем в итого кончится. Политическое напряжение в стране достигло опасного градуса, так что может повернуться по всякому.

О причинах и подоплеке протестов я подробно писал здесь. Кому интересна жизнь на Балканах — рекомендую к прочтению.

Познать лед

Одна из величайших первых строк мировой литературы в каноничном переводе Нины Бутыриной и Валерия Столбова звучит так:

«Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед».

Думаю, читающей публике не нужно объяснять магию этих слов: в них и сюжет романа, и суть латиноамериканской культуры, и нечто привнесенное из пространств, где письменности не существовало вовсе, а были лишь охровые оттиски ладоней на смутных сводах пещеры, в отсветах догорающего пламени.

Однако оригинал впечатляет еще сильнее:

«Muchos años después, frente al pelotón de fusilamiento, el coronel Aureliano Buendía había de recordar aquella tarde remota en que su padre lo llevó a conocer el hielo».

Первое, что бросается в глаза, это чарующие ряды аллитераций и ассонансов, скоропостижно утерянные в переводе: pelotón-coronel-recordar-conocer; había-aquella-llevó-hielo. Текст сразу вводит в транс, задает нужный ритм, закольцовывает композицию — звукопись такого сорта практикуют лишь избранные писатели-слуховики уровня Джойса и Набокова.

Но мой особый интерес вызывает даже не это, а знаменитая концовка: «посмотреть на лед» / «conocer el hielo».

В испанском много глаголов, которые можно использовать в значении «посмотреть»: ver, mirar, observar, contemplar.

Сonocer — многогранный глагол. У него десятки значений, среди которых, при желании, можно выискать и то, что было использовано в переводе Бутыриной и Столбова. Однако его основное значение — «знать»; не в линейном смысле «я знаю / ты знаешь» (для этого есть глагол saber), а в смысле «узнаю что-то новое», «постигаю природу вещей», «познаю». Это глагол из области чувств, духа, он не про действие, а про взаимодействие, ощущение, поиск.

Таким образом, точный перевод первой строки романа мог выглядеть так:

«Много лет спустя, стоя перед расстрельной командой, полковник Аурелиано Буэндиа вспомнил тот далекий день, когда отец взял его с собой познать лед / узнать лед».

Или:

«Много лет спустя, перед расстрелом, полковник Аурелиано Буэндиа вспоминал тот далекий полдень, когда отец взял его с собой на поиски льда».

Мне больше нравится первый вариант: он сохраняет тайну и тревогу оригинала, избегая додумываний и неточностей.

Не посмотреть на лед. Познать лед.

И разве не в этом смысл чтения?

Пандемия масс. Начало

В минувшем феврале, просматривая редактуру одного старого рассказа, я вдруг понял, что не хочу писать прозу и меня вновь тянет к публицистике. В последний раз такое случилось ровно три года назад, когда пулеметным февралем 22-го я сел писать монструозное эссе об истоках и истории Путинизма. Чтобы осознать войну и двинуться дальше, мне требовалось разобраться, как я оказался там, где оказался. А главное — почему.

Закончив то эссе в июне 22-го, я смог выдохнуть и выспаться. Меня как-то сразу отпустило и впоследствии я достаточно быстро вернулся к литературе. Хорошая проза невозможна без мировоззрения, а последнее требует проговаривания — наедине ли с собой, в форме ли некоего манифеста. Это не догма и не правило, но в моем случае оно работает так.

Уехав в эмиграцию, мне захотелось понять, что есть Россия и что есть я в отношении к ней, и хотя я, видимо, еще долго буду писать по-русски, на «русскую тему», мое общее понимание оппозиции «Россия — я» вполне сложилось и вряд ли будет кардинально пересмотрено.

Однако, проведя годы за границей и приняв за данность, что возвращение в Россию едва ли возможно, меня стала беспокоить дихотомия иного сорта: «Запад — я», без проговаривания которой мое отношение к происходящему в принявших меня странах оставалось нечетким, размытым, аморфным.

Так родилась идея нового эссе: в нем я пытаюсь взглянуть на историю Запада, живя на Западе и беря западный взгляд на вещи за точку отсчета. Изначально я собирался написать лаконичный текст, охватывающий событийные узлы последних двух-трех десятилетий, но сев за работу, понял, что требуется нырок гораздо большей глубины.

В итоге, я решил разбить эссе на пять объемных глав. Первая — уже готова, а остальные будут выходить в свет по мере написания.

Добро пожаловать в Долгий XX век 🌪

- Я хочу уехать, товарищ Шура, делеко-далеко, в Буэнос-Айрес.
- У вас там родственники?
- Разве я похож на человека, у которого могут быть родственники? Не в том дело. Я с детства хочу в Буэнос-Айрес. Вот тут написано: "3 миллиона жителей... значительное число креолов... у обширной бухты Атлантического океана..." Вот, вот! "Главные улицы по богатству магазинов и великолепию зданий не уступают первым городам мира". Представляете, Шура? Не уступают! Креолы, бухта, экспорт вина... о чем говорить! Три миллиона человек, и все поголовно танцуют танго.