Дмитрий Быков - блестящий популяризатор литературы, но его идеи бегут впереди эстетики, подменяя собой и сюжет, и героев, и стиль. Иногда это увлекает, чаще - не слишком. Чтобы узнать мнение Дмитрия Львовича про войну (и про что бы то ни было еще), достаточно посмотреть/послушать одно-два актуальных интервью. Как правило, его романы - те же (само)интервью, только на 500-700 страниц.

Передают уехавшие в Израиль иркутяне.

Держитесь, ребята. Цивилизация рано или поздно возьмет свое, но темные века надо как-то пережить.

Легендарный британский писатель Алан Мур (Watchmen; V for Vendetta; Jerusalem), в интервью для The Telegraph от 13 сентября: «I asked for DC Comics to send all of the money from any future TV series or films to Black Lives Matter».

Black Lives Matter, 10 октября: «I stand with Palestine».

К западным левым все больше вопросов, даже (тем более) если они интеллектуалы и заявляют себя в качестве защитников свободы и гуманизма.

Мой небольшой политкорректный коммент (sic!) для одного сибирского СМИ по текущей движухе:

«Так называемый многополярный мир, о котором российская власть грезила (с перерывами) на протяжении последних тридцати лет, наконец-то становится реальностью. США и «коллективный Запад» больше не управляют этим миром, а центров принятия решений в нем много больше, чем один. Другое дело, что «многополярный» – еще не значит «справедливый», а «мир» скорее подразумевает войну, строго по Оруэллу.

В обожаемую Кремлем геополитику вернулись понятия забытых (казалось) эпох: блоковое мышление, ставка на военную силу, оголтелый шовинизм и национализм. Меняющийся мировой порядок – это прежде всего беспорядок, мир без лидера и гегемона, и в таком мире старые институции, сложившиеся после 1945 года (ООН и прочие), не имеют ровно никакого веса.

Ситуация мирового беспорядка порождает вызовы, аналогичные тем, что стояли перед государствами и нациями на рубеже XIX-XX веков: важно не то, прав ты или не прав, а то, сколько у тебя союзников и ресурсов для осуществления задуманного. В этом смысле несвободная и небогатая Россия делает ставку на богатый и несвободный Китай, а сам Китай – на поддержку глобального (и беднеющего) Юга.

Проблема данного конструкта в том, что на противоположной чаше весов, как и сто лет назад, – богатые и свободные общества Запада, чья «живучесть» (что экономическая, что культурная) кратно превосходит любые тоталитарные проекты, будь то коммунизм, исламизм или фашизм».
---
Неполиткорректно добавлю для своих: в этом дивном новом меняющемся мире фашисткой России в лучшем случает достанется роль воинствующей пешки Пекина, в худшем — заснеженного аналога ХАМАС размером с 1/9 часть земной суши. Перспективы, мягко говоря, так себе.

Нежданно тонкий текст о личности и методе Никиты Михалкова. Особая перчинка - площадка: Ъ, главная буржуазная газета страны.

Вот уж точно - гротеск и постмодерн.

"Можно сказать, что Михалков приоткрывает шизофреническую природу русской идеологии начала XXI века (как, в общем, и любой идеологии): противоречия сшиты белыми нитками, победительный нарратив не имеет под собой никакой почвы. Его гениальная интуиция: сделанность идеологии и не надо скрывать. Наоборот — аляповатые стереотипы о народе и его вождях, о духовности и отважности, штампы, доведенные до абсурда, приправленные матом и молитвами, обладают собственной взрывной энергией. В «Утомленных солнцем — 2» раскрывается до конца то эпическое великолепие чуши, которое Михалков открывает в «Сибирском цирюльнике»: русская победа — это победа над здравым смыслом".

Какая гадость эта ваша заливная рыба...

А вообще - прелестно, особенно вот это: "Стилистически произведение напоминает прозу Александра Проханова, также пестрящую всевозможными тропами, иногда рассматривающимися как избыточные".

Взоржал 🫣

​Кавказская осень

В Дагестане устроили еврейский погром, в Азербайджане поднимают победные флаги над отвоеванным Карабахом, в Армении принимают сотню тысяч беженцев из потерянного Арцаха, а в Грузии празднуют получение статуса кандидата в Евросоюз.

В Грузии я прожил два года, по Армении много ездил, азербайджанцам продал любимую машину, а в Дагестане меня однажды арестовали, приняв за ваххабита.

Кавказ он такой и есть: сотканный из противоречий, кровной вражды, музыки, еды, танцев. Здесь никогда не было мирно-спокойно, и вряд ли когда будет. Я люблю Кавказ, как любят грозу в больших горах. Она пленяет, пугает и завораживает, но созерцать ее все-таки лучше с некоторого отдаления. Подойди ближе — сгоришь без остатка.
---
Сaucasian Autumn

Jewish pogrom in Dagestan, triumphant flags above the reconquered Karabakh in Azerbaijan, over one hundred thousand refugees from Artsakh in Armenia, and celebrations for EU candidate status in Georgia.

I had lived in Georgia for two years, traveled a lot through Armenia, sold my beloved car to Azerbaijanis, and once got arrested in Dagestan, mistaken for a Wahhabi.

The Caucasus is like this: woven from contradictions, blood feuds, music, cuisines, and dance. It has never been peaceful, nor will it ever be. I love the Caucasus, just as I love thunderstorms in the high mountains. It attracts, scares, and fascinates, but observing it is still better from a certain distance. Come closer, and you'll burn entirely.

С чемоданом в руке или без чемодана в руке, налегке, вдалеке, пока я по тебе не проехал катком 👨🏻‍🦯

Армения очень красивая страна. И очень печальная. Особенно на излете осени.

В этот раз, велением трассы, пробыл здесь относительно долго, больше месяца.

Севан, Ереван, Гюмри. Почти Байкал, почти достроенный каскад, почти Россия (если жить рядом с военной частью, где русские задохлики в форме покупают плохое местное пиво и расплачиваются картой "Мир").

Неизбывно пустынные плоскогорья, ветер, проигранная война, беженцы, слухи об еще одной войне, грустные люди в кожаных куртках на уставших машинах со всех уголков несуществующего более Союза.

Армения - лимб. Здесь происходит много всего, но ощущение будто время зависло, и не вчера, а лет тридцать назад. Ленина с Площади Республики снесли, но призрак коммунизма, геноцида и катастрофы бродит по этой земле, как позёмка в опустевшем парке.

Читать Костю Мильчина куда приятнее (и быстрее), чем пытаться осилить хотя бы часть того большого и аморфного, что зовется "современной русской литературой".

На ум приходит сардоническое из Набокова:

"Он усматривал в октябрьском перевороте некий отчетливый конец. Охотно допуская, что со временем образуется в Советском Союзе, пройдя через первобытные фазы, известная культура, он вместе с тем утверждал, что Россия завершена и неповторима, - что ее можно взять, как прекрасную амфору, и поставить под стекло".

Белый билет. Почему эмигранты не вернутся

Уехав из России, я научился бегать марафоны. Два больших переезда за два года, на горизонте полутора лет маячит еще как минимум один, а дальше и загадывать нет смысла, ведь в текущих реалиях ты предполагаешь, а бог располагает. Обстоятельства меняются, планы тоже, и далеко не все в них зависит исключительно от тебя.

С наскока не решается ни один вопрос. Приходится много планировать, потом ждать, потом вносить коррективы, потом снова ждать. Элементарные, казалось бы, задачи (вроде перевода денег с карты на карту) зачастую превращаются в нетривиальный quest, а о преодолении более сложных можно гутарить часами — каждая отнимает уйму времени и сил.

Уехав однажды, ты попадаешь на очень длинную беговую дорожку, двигаться по которой следует только вперед, желательно не оглядываясь. Переезды, обустройство, распутывание самых простых бытовых неурядиц засасывают и поглощают, как бразильский сериал. Это надоедает и утомляет, но оторваться от просмотра трудно — хочется все-таки узнать, чем все кончится.

А оно все никак не кончается. Адаптация в новой стране занимает не месяцы — годы. Сменил страну? Считай, все заново. Повторять до полного усвоения организмом. На то, чтобы полностью влиться в местную среду, может уйти жизнь, причем не только твоя. Второе поколение, приходящее через детей, уже станет там «своими», но ты всегда будешь «натурализованным», и это надо принять как данность.

Следует различать эмиграцию и беженство. Эмиграция — осознанный выбор; совершившие его почти никогда не возвращаются (в отличие от беженцев, уехавших на эмоциях, под давлением разовых факторов). Беженец пережидает, эмигрант бежит марафон. Это принципиально разные состояния. Для первого важно чтобы «все устаканилось» на родине, для второго важна цель, лежащая в прямо противоположной от родины стороне.

Пробежав этот марафон, потратив годы и годы на переучивание и овладение языками/профессиями в чужой среде, вырастив там детей (и себя), ты едва ли захочешь вернуться назад, даже если «сзади» вдруг наладилось и заколосилось (хотя с чего бы?) Для пробежавшего марафон возвращение сродни поражению: через этот психологический барьер очень сложно переступить. Да и нужно ли?

Отдельная песня — эмиграция из Путинской России, которая и по масштабу и по содержанию очень напоминает белогвардейский исход столетней давности. Можно, конечно, тешить себя мыслю, что ты вернешься в прекрасную Рашу будущего на штыках Антанты/броне Абрамса, однако реальность тебя, скорее всего, жестоко разочарует. Той страны, из которой ты уезжал, больше нет; а та, в которую ты сможешь (быть может) вернуться, будет соответствовать ожиданиям примерно в той мере, в какой она соответствовала ожиданиям части царской интеллигенции, вернувшейся в СССР в середине-конце 20х.

Словами ленинского апокрифа: «Мы пойдем иным путем».

Русская литература ходит кругами, точь-в-точь как романы Евгения Водолазкина, нового-старого лауреата «Большой книги».

В моем понимании, Водолазкин — стандартный случай писателя одной книги. «Лавр» великолепен. Один из лучших русскоязычных романов последних тридцати лет. Вровень с «Зимней дорогой» Юзефовича и «Казусом Кукоцкого» Улицкой. Живая классика.

Что до всего остального… Про себя я это называю «суконной белогвардейщиной» — интеллигентски-возвышено, но занудно, тоскливо и ни о чем. Проза Водолазкина за пределами «Лавра» лишена какого бы то ни было лица, нерва, подлинного чувства. И написана она, к сожалению, весьма заурядным языком, далеким от поэтических прозрений.

Процитирую по случаю мудреную, но правильную (в главном) рецензию Кирилла Ямщикова на последнюю книгу Водолазкина: «Если раз за разом миру предлагают подозрительно похожие друг на друга романы о Ком-То, буквально пропитанные Временем, Местом и еще раз Временем, то стоит задуматься: а уж не пытается ли автор обмануть сам себя, а вдобавок и остальных, расположившихся по ту сторону текста?»

Как и было сказано - хождение кругами, точно зеки на лагерном дворе.

Цензура. Большая и маленькая

В октябре 2015 года я вполне буднично посетил иркутский Дом Кино, где шло «Спасение» моего земляка Ивана Вырыпаева. Помню, фильм мне понравился, я писал про него так: «Очень милое ненапряжное инди с забавными диалогами и прекрасным финалом. "Бог есть", — ни убавить, ни прибавить». Еще помню, что зал был полупустым, а билеты стоили копейки — видно, фильм крутили не без некоторых государственных субсидий. Сам Дом Кино, к слову, был муниципальным и тоже принадлежал государству.

Восемь лет спустя Вырыпаев находится в эмиграции, его самого в России приговорили к 8 годам тюрьмы за дискредитацию чего-то там, а ненапряжное инди с забавными диалогами как-то незаметно уступило место насупленному и угрюмому, с монологами в духе прокурорского вердикта на 40 листах. Пре-красный финал.

И пока в книжных кругах тихо негодуют по поводу запрета и повальных изъятий из магазинов Акунина и Быкова, мне удивительно, почему их не запретили раньше. Если уж кушать тоталитаризм, так по полной, ложками. К чему ужимки? Да и будем честны: в современных реалиях интеллектуальная цензура едва ли возможна — любую книжку новопреставленных иноагентов можно найти и скачать в два-три клика.

Угнетает не цензура, а бессмысленная нудятина ее воспроизводства, копии копий, неактуальных и протухших уже и в годы правления товарищей старой закваски. Судорожное мельчание в потугах на тотальность. Страшно? Изнутри — да. Впечатляет? Совсем нет. До высот Вышинского и Жданова далеко. Скорее что-то уровня Суслова и Солодина, да и то… Тогда были кошки-мышки и Эзопов язык, а сейчас — БесогонТВ.

Тем, кто хочет понять, как оно было тогда, и к чему стоит быть готовым сейчас, можно порекомендовать свежую документалку «Синяя папка» про творческое взаимодействие Стругацких с позднесоветскими цензорами. Фильм несколько подпорчен лобовыми аналогиями, но в своей основе сделан почти по-вырыпаевски — лаконично и четко, хоть и не без заусенцев.

Да и бог с ним.

​В Сербии тоже весело

17 числа прошли выборы. Коалиция во главе с «Прогрессивной партией» (SNS) путинского друга Александра Вучича официально получила 46% и сохранила большинство в парламенте. Крупнейшая оппозиционная проевропейская партия «Сербия против насилия» получила 24%. При этом на выборах в городское собрания Белграда разрыв между SNS и оппозицией оказался минимален, что стало поводом к началу протестов. Лидеры оппозиции заявили о грубых фальсификациях и подвозе избирателей из Республики Сербской (то есть сербов из Боснии).

В первые часы после выборов Вучич говорил, что «очень счастлив» и что победа его коалиции «абсолютна». Позже, когда в Белграде начались массовые митинги, наблюдатели ОБСЕ подтвердили факты фальсификаций, а Евросоюз и США выразили обеспокоенность, риторика изменилась, и вот уже результаты выборов отменены на 28 участках, а в Белграде, вероятно, состоятся новые выборы.

Оппозиция требует полного аннулирования результатов и всеобщих перевыборов. Вряд ли это возможно — разрыв слишком нагляден, чтобы его можно было списать на голые фальсификации (все-таки здесь не Россия). При этом митинги продолжаются, а Вучич успел порадовать прессу заявлением о «внешнем вмешательстве в электоральный процесс».

Кстати, о нем: ультраправая Сербская радикальная партия, которая проводила кампанию в обрамлении российского гимна (да-да, он у них прямо на официальном сайте играет) и обнимащек с путинскими чиновниками, получила грандиозные 1,5% голосов, что стало худшим результатом партии в ее истории — так, в 2016 году за «радикалов» отдали голоса 8%, а в нулевые она и вовсе была одной из крупнейших и формировала правительство.

Тем временем в Белграде сняли оплаченный «Газпромом» баннер о «вечной дружбе», а репортер симоняновской помойки «RT News Balkan» получил яйцом по голове и был выдворен с митинга оппозиции.

В общем, демократия.

"Даже конклав можно довести до людоедства, если действовать терпеливо и не спеша. Механизм психологический адаптации неумолим. …Наше уменье ко всему приспосабливаться и, как следствие, все принимать - одна из величайших опасностей для нас же самих. Существа со столь поразительно гибкой приспособляемостью не способны иметь жестких нравственных норм".

Станислав Лем, Глас Господа

Полковник и Рождество. Сказ

Вдоль обрыва, да над пропастью, с фронта, судьбу проклиная, тащился полковник Васин. Он сплавлялся тихим Доном, плыл привольным Байкалом, пробирался дикими степями Забайкалья. Он говорил себе: «Мы воюем вот уже тысячу лет и привыкли, что жизнь — это боль. Нам велели терпеть, ведь по данным Генштаба, мы воюем с нацистской чумой».

Читать далее

«А не спеть ли мне песню. Попопсовей мотив. И стихи»

Я читаю не очень быстро и не очень много, руководствуясь текущим интересом и непреходящими штудиями над вечными темами. При таком подходе на русскую литературу остается маловато времени, а на ее современный извод — почти никакого.

За весь прошлый год я прочел всего одну русскоязычную книгу свежего помола: «Любовь» Вани Чекалова.

Очаровательный текст. По-юношески безвкусный, но безусловно талантливый. Эстетствующий пубертат в гротескной палитре предвоенной и как бы военной имперской столицы — что-то на стыке раннего Мопассана и Зощенко времен НЭПа:

«Он не почувствовал боли. В тот момент, когда его затылок стукнулся о кафель, Ваня почувствовал лишь холод. Кровь вязким бургундским полукругом разлилась вокруг. Капли воды очертили контур тела. Беатриче вскрикнула, но Ваня этого не слышал. Над ним не было ничего уже, кроме потолка — высокого потолка, не чистого, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо мигающими желтыми лампами. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я хотел, — подумал Ваня. …Как же я не видал прежде этого высокого потолка? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного потолка. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!..»

Лев Николаевич дает прикурить, а наш двадцатилетний (с хвостиком) парень публикуется в эмигрантском издательстве, будучи при этом москвичом из числа оставшихся. Любопытный, но едва ли перспективный симбиоз — боюсь, сидеть на двух стульях хоть сколько-нибудь долго у Вани не выйдет.

Я полный профан в поэзии и весьма чужд (местами даже враждебен) подходам и методам московских концептуалистов, но эссе Льва Оборина о поэтике Льва Рубинштейна показалось мне тонким и глубоким.

Слезы высохнут, тексты останутся. О них и стоит говорить на этом птичье-львином языке.

​«Лифт, отвези меня вниз. Я хочу умереть»

Продолжаем нашу мини-одиссею сквозь блеск и нищету современной российской прозы. Так уж вышло, что новый год я начал именно с нее, а конкретно — с романа «Комитет охраны мостов» Дмитрия Захарова, моего землячка-сибирячка.

Как я понял, текст вдохновлен чередой кафкианских процессов второй половины десятых годов: «Дело Сети», «Дело Нового величия» и т.п. В центре повествования провинциальные журналисты-расследователи, родители юных «террористов», прокуроры и вертухаи всех мастей. Короче, актуалочка.

Книга написана бойким репортажным языком — не то чтобы совсем плохо, однако неровно, сбивчиво, обнаруживая регулярные провалы стиля (первые же страницы живописуют: «На сцене состоялся неловкий конферанс, похожий на тот, что всегда происходит на выпускных, проводах на пенсию и тому подобных бедах»).

Фабула — жизненная и ходульная одновременно. С одной стороны, все достоверно, с точными приметами узнавания, как в персонажах, так и в топонимах; с другой — автор тот еще фантазер и постоянно «докручивает», превращая беспощадный триллер в сумбурное темное фентези.

Журналисты — все как один — отчаянные и отбитые, без намека на тормоза. Роман начинается с того, что молодой жур, только-только получивший цеховую награду (не без помощи полит блока местного губера), громко, со сцены, посылает всю братию и угрожает системе «кабздой». А заканчивается тем, что другой жур, более опытный и матерый, при помощи коллег похищает (!) стукача ФСБ (!!) прямо из конспиративной квартиры (!!!).

Как бы это помягче сказать… Таких отморозков в профессии не водилось даже в 90е, чего уж говорить про 2017-19 годы (время действия романа). Совершенно фантастический сюжет.

Это же касается опричников. Они то чересчур наглые и тупые: матерого жура дубасят арматурой на выходе из кафе, где он минуту назад, на людях, столовался с майором центра «Э»; то, наоборот, продуманные и хитрые, что твой Фрэнк Андервуд: для молодого жура устраивают многоуровневую разводку с участием целой команды провокаторов, набранных, видимо, прямо с курсов актерского мастерства МХТ.

Книжка небольшая, всего 400 страниц крупным кеглем, но в ней какое-то неприличное количество контента: два расследования, две любовные истории, с полдюжины медийных баек разной степени завиральности, плюс вставная и повисающая в воздухе линия Зимнего Прокурора, забредшего сюда то ли из садистских фантазий Сорокина, то ли из сказов Бажова…

Хочется сказать: «книга плохая» и поставить. Однако есть в этом тексте нечто, заставляющее задницу неуютно ерзать, а волосы на руках — дыбиться в сумрачном предчувствии.

Это «нечто» — энергия дистиллированной ненависти, которой заряжена (и заражена) каждая страница романа. Журналисты ненавидят чиновников и ментов, менты — журналистов и родителей-терпил, родители – судейских, и так далее. Все ненавидят всех и готовы растерзать друг друга, дай повод (а поводов — хоть отбавляй). Последний абзац глаголет: «– И что же мы будем делать? – спросил Никита, которому остро захотелось, чтобы хоть у кого-то оказался ответ. – Мы? – переспросил Серёгин. – А что, есть варианты? Мы будем делать комитет».

То есть создавать подполье по типу Народной воли — в контексте романа такой «вариант» представляется единственно возможным. Удивительно, конечно, что текст с подобным зубодробительно-подрывным посылом не просто вышел в 2022 году, но и сделал это на площадке издательства «АСТ» — крупнейшего в России.

Умные люди часто повторяют: мол, начальство книг не читает, и поэтому… Да, не читает. Но есть те, кто прочитает за них. И донесет. И закроет. Недавние гонения на Быкова и Акунина — наглядный тому пример. Боюсь, литературная вольница в России заканчивается, так что в будущем книги, подобные роману Захарова, можно будет увидеть только в тамиздате.

«Комитет охраны мостов» — текст кануна большой войны, и войны не только внешней, но и внутренней, гражданской. На мой вкус, участие в кровавой Смуте — не лучший выбор, а для писателя — так и вовсе губительный. Ненависть часто рожает хороших солдат, но куда реже — хорошую литературу.

Казус Надеждина в местах не столь отдаленных

Мой комментарий для одного сибирского СМИ. Подцензурная версия по ссылке, полная - ниже:

«Я больше двух лет не был в России, и мне, из эмиграции, все движения вокруг Бориса Надеждина кажутся в меру нелепыми и бесперспективными. При этом я хорошо понимаю, что у российского общества, — особенно той его части, которая не в восторге от реалий нынешнего срока господина Путина, — сформировался сильный запрос на "движняк": любой, лишь бы не сидеть на месте и не чувствовать, что жизнь утекает сквозь пальцы. В этом смысле сбор подписей за Надеждина может принести облегчение и даже некоторую эйфорию. Как и гомеопатия. Эффект плацебо. Йога.

Кажется, этот психологический казус хорошо описан Солженицыным еще шестьдесят лет назад: "Чем бестрепетнее, чем суровее неверие этого, казалось бы, атеистического народа, - тем лихорадочнее настигают его припадки безоглядной легковерности. Можно так различить: на том коротком кругозоре, где зэк хорошо видит, - он ни во что не верит. Но лишённый зрения абстрактного, лишённый исторического расчёта, он с дикарскою наивностью отдаётся вере в любой дальний слух, в туземные чудеса".

К сожалению, так. И Россия, во многом, все еще страна крепостных нравов и туземных чудес.

Мне представляется более-менее очевидным, что на так называемых выборах в марте 2024 года вопрос о власти не ставится, а избирательная машина РФ запрограммирована таким образом, чтобы главный кандидат гарантировано получил 70%+, в то время как его "либеральный", "антиСВОшный" оппонент — некий мизер в рамках статпогрешности, — и это при условии, что оппонента вообще допустят к голосованию, а не срежут на подступах. Это игра Администрации президента, не первая и не последняя в таком роде, и участие в ней не должно вводить в заблуждение относительно конечного исхода партии.

Скажу откровенно: на мой взгляд, свободомыслящей и протестно настроенной части российского общества (полагаю, речь идет о нескольких десятках миллионов россиян) пора оставить надежды на эволюцию режима через выборы и мирные манифестации. Это не значит, что надежды нет вообще и что нужно "лезть на баррикады" — я далек от подобных реляций. Однако хорошо бы наконец принять реальность во всей ее пугающей неприглядности: быстрого и безболезненного выхода из нынешнего цивилизационного тупика не будет. Как не будет и простых решений, вроде голосования за "кандидата с человеческим лицом"».

Господи, какие же идиоты.