Дочитал. Приятная, где-то даже поэтичная проза. Очень яркие образы, вроде падающего на сцену искусственного снега в эпизоде со смертью актера, игравшего короля Лира. Или смерть одной из героинь на пустом пляже, когда она видит на горизонте огни сгрудившихся грузовых кораблей и успевает порадоваться, что они далеко. Гигантские скелеты самолётов, заросшие трассы, авто, переделанные в кареты, странствующая труппа, исполняющая классическую музыку. И Шекспир, Шекспир, Шекспир.

Но. Годится только для читателей, которые не испытывают зуд в труднодоступных местах из-за недостаточной прописанности мира, некоторой нелогичности, местами даже (о ужас!) ненаучности

У "Рождения нации" Дэвида Уорка Гриффита слава, мягко говоря, расистского фильма, и я знал, что собираюсь смотреть. Но не ожидал, что расизм будет смешным.

Вот Гриффит показывает, как хорошо жилось рабам у южан до гражданской войны. Они наслаждаются работой на хлопковых плантациях, у них целых два часа перерыва на обед. Про радостные танцы вокруг хозяев я вообще молчу, ещё немного и они начнут исполнять тверк (добрая половина "темнокожих" в кадре это, естественно, обмазанные гуталином белые)

Аннотация:

"События нового романа Алексея Поляринова разворачиваются в мире, где тридцать лет назад произошла катастрофа и по всей стране возникли кадавры - застывшие фигуры мертвых детей. Главные герои Матвей и Даша отправляются в экспедицию по югу страны, чтобы изучить загадочные аномалии. Во время путешествия они обнаруживают, как присутствие мертвых изменило быт живых и как живые привыкли делить пространство с мертвыми."

После "Ночной смены" ожидал от Поляринова многого, поэтому негатив не совсем пропорционален качеству книги.

Я понял, что мне не понравится, когда увидел, что Поляринов не только придумал объединенную администрацию России и Китая, но и наградил её аббревиатурой...ОРКА. Это просто похоже на несмешную шутку из твиттера.

Начинаю подозревать, что российские издатели лишают авторов гонорара, если они прописывают героев, которые не получили в детстве травму. В "Кадаврах" есть и травмированный папа, который колотил маму, пока сын не подстрелил его из ружья, и травмированная мама, которая выбирала мужей подбрасыванием монетки или типа того, и регулярно выигрывала себе мудаков/бандитов из 90-х. Обязательный отчим с сальным взглядом, который любит хвататься за коленки, присутствует (хоть и совсем немного).

Все эти события, вероятно, должны как-то объяснить психопатическое поведение главных героев, которые в разное время буквально бросают близких людей умирать в яме. Не объясняют.

Главная сюжетная линия с мортальными аномалиями кончается ничем, некоторые вставки с цитатами из вымышленных книг и статей выглядят откровенно вымученно. Гражданская война на Юге, которая началась из-за адыгейского сыра - это очень сильно. Как и неудержимое расширение территории Китая аж до середины Ростова (пограничники по ночам столбики передвигают. Тоже звучит как анекдот, но не в "Кадаврах").
На обсуждение книги на ВЧ приду точно не в роли фаната "Кадавров".

Надо что-то хорошее написать. А, эссе у Поляринова хорошие получаются, советую.

Вообще, сложилось впечатление, что Поляринов куда-то спешил, когда писал роман. Ему очень хотелось как-то высказаться на все актуальные темы, и он собрал литературный аналог ирландского рагу по рецепту героев Джерома К. Джерома. Тут и про вынужденную эмиграцию, и про трудности жизни релоканта, и иноагенты, и учёных сажают, и полицейское государство, и китайская угроза, и русская народная хтонь. Всё это в виде романа-путешествия об изучении кадавров со вставками цитат из выдуманных статей и книг, который становится романом о памяти и травме с кучей флешбеков.

Поляринов затолкал это рагу в 200 страниц текста и закончил финалом, о котором Галина Юзефович мягко заметила, что автор как будто просто устал и бросил писать.

С языком полный порядок, но и тут меня кое-что смущало. Всё очень правильно, как по учебнику. Иногда меня выбрасывала из повествования мысль о том, что это роман, который кто-то писал, и я вижу, как он писал. Я вполне могу представить, что у Поляринова есть файл на ноутбуке, куда он записывает удачные метафоры, распределяет их по категориям, а потом в нужный момент вставляет в текст. Это уже не претензия к Поляринову, а моё ощущение от текста.

Отрывок из Джерома про ирландское рагу:

"Джордж сказал, что нелепо класть в ирландское рагу только четыре картошки, и мы вымыли еще штук пять-шесть и бросили их в котел неочищенными. Мы также положили туда кочан капусты и фунтов пять гороху. Джордж смешал все это и сказал, что остается еще много места. Тогда мы перерыли обе наши корзины, выбрали оттуда все объедки и бросили их в котел. У нас оставалось полпирога со свининой и кусок холодной вареной грудинки, а Джордж нашел еще полбанки консервированной лососины. Все это тоже пошло в рагу.
Джордж сказал, что в этом главное достоинство ирландского рагу: сразу избавляешься от всего лишнего. Я выудил пару разбитых яиц, и мы присоединили их к прочему. Джордж сказал, что соус станет от них гуще. Я уже забыл, что мы еще туда положили, но знаю, что ничто не пропало даром. Под конец Монморенси, который проявлял большой интерес ко всей этой процедуре, вдруг куда-то ушел с серьезным и задумчивым видом. Через несколько минут он возвратился, неся в зубах дохлую водяную крысу. Очевидно, он намеревался предложить ее как свой вклад в общую трапезу. Было ли это издевкой или искренним желанием помочь — мне неизвестно.
У нас возник спор, стоит ли пускать крысу в дело. Гаррис сказал, почему бы и нет, если смешать ее со всем остальным, каждая мелочь может пригодиться. Но Джордж сослался на прецедент: он никогда не слышал, чтобы в ирландское рагу клали водяных крыс, и предпочитает воздержаться от опытов.
Гаррис сказал:
— Если никогда не испытывать ничего нового, как же узнать, хорошо оно или плохо? Такие люди, как ты, тормозят прогресс человечества. Вспомни о немце, который первым сделал сосиски."

Если я когда-нибудь напишу роман, который опубликуют, напомните мне сделать этот канал закрытым

Начал читать "Уиллард и его кегельбанные призы" Ричарда Бротигана.

Бротиган заходит с козырей и начинает роман с описания своеобразной садистской БДСМ-сценки: муж привязывает жену, вставляет ей в рот кляп и...читает ей вслух отрывки из античных поэтов.

Ставлю книге досрочные 10 из 10

На самом деле, от книги веет прямо-таки вселенской тоской.

Весь этот лсдшный юмор как будто нужен был в первую очередь самому Бротигану. Иначе очень сложно справиться со вновь повторяющимися темами смерти, пустоты и бессмысленности, разобщённости и одиночества.

И смешная, казалось бы, сцена с античными поэтами тоже очень быстро становится тоскливой.

Дорогие друзья!
Федерико Гарсиа Лорка
28 мая
Темп
18:30

https://t.me/nabuinakskogo

Не представляю, как Ислам Ханипаев пишет в городской библиотеке, которая по атмосфере больше похожа на антикафе. Там постоянно кто-то ходит и громко разговаривает. Я пытаюсь писать дома и меня отвлекает каждый шорох.

Способность воспринимать одновременно много разных звуков может быть приятной только когда слушаешь музыку, в остальное время это раскалывает внимание на кусочки. Во дворе кто-то очень шумно играет в волейбол и издает при каждой подаче звуки умирающего без эликсира гуля из "Фоллаута", за стеной пацаны подпевают Савичевой (очень заразительно), наверху, судя по топоту, играли в "Джуманджи" и в квартиру уже прорвались носороги и гиппопотамы, под окнами туда-сюда разъезжает на своем пердолете мотоциклист, и я мысленно желаю ему проблем с пищеварением, которые будут сопровождаться такими же звуками как те, что издаёт его драндулет. Одновременно с этим в моей голове почему-то Нюша поет "Не перебивай меня".

И в этих условиях я написал целую страницу! И отвлекся всего 155669 раз.

С четвертой попытки "Лавр" Водолазкина сдвинулся у меня дальше первых 20 страниц. Прочитал больше половины и мне нравится.

Возможно, это эффект от более близкого знакомства с современной русской литературой, но на фоне остальных Водолазкин со своим "Лавром" действительно выглядит как вековой дуб посреди сухой пожелтевшей махачкалинской туи.

Из эссе Хан Бён-Чхоля "Кризис повествования":


"Нарративный кризис модерна объясняется тем, что мир наводняется информацией. Дух повествования захлебывается в информационном потоке. Беньямин отмечает: «Если искусство рассказывания стало редкостью, то распространение информации сыграло решающую роль в этом положении вещей»[20]. Информация вытесняет не те происшествия, которые можно объяснить, а те, о которых можно рассказать. Рассказы нередко имеют грани чудесного и загадочного. Они несовместимы с информацией как с противоположностью тайны. Объяснение и повествование исключают друг друга: «Каждое утро нас информируют о новостях земного шара. И однако же мы бедны примечательными историями. Это происходит оттого, что до нас не доходит ни одно событие, которое уже не было бы нашпиговано объяснениями. Иными словами, почти ничто из того, что происходит, не идет на пользу рассказыванию и почти все, что происходит, идет на пользу информации»[21].

Беньямин превозносит Геродота как классика повествования. Примером его повествовательного искусства служит история Псамменита. Когда египетский царь Псамменит был повержен и взят в плен персидским царем Камбизом, Камбиз унизил египетского царя, заставив его наблюдать триумфальное шествие персов. Он обставил дело так, чтобы Псамменит видел, как его плененная дочь проходит перед ним в качестве рабыни. Пока все египтяне, стоявшие на обочине, скорбели об этом, Псамменит стоял безмолвно и неподвижно, опустив очи долу. Когда он вскоре вслед за этим увидел своего сына, которого с другими пленниками вели на казнь, он стоял на месте все так же неподвижно. Когда он, однако, узнал среди пленников одного своего слугу, старого немощного человека, он начал бить себя кулаками по голове и изъявлять свою глубокую скорбь. По мнению Беньямина, эта история Геродота дает понять, как устроено истинное повествование. Он считает, что все попытки объяснить, почему египетский царь начинает скорбеть лишь при взгляде на слугу, разрушают нарративное напряжение. Именно отказ от объяснения существенен для истинного повествования. Повествование отказывается от любого объяснения: «Геродот ничего не объясняет. Его сообщение очень скупо. Поэтому данная история из времен Древнего Египта способна спустя тысячелетия вызвать в нас удивление и размышление. Она похожа на семена, которые тысячелетия хранились без доступа воздуха в кладовых внутри пирамид и сохранили свою всхожесть до сегодняшнего дня»[22].

Повествование, по Беньямину, «не стремится поиздержать себя». Оно «сохраняет свою силу и способно к воздействию и много времени спустя»[23]. Информация имеет совершенно другую темпоральность. Из-за своего короткого срока актуальности она очень быстро исчерпывается."

Все эти видео и статьи о литературе, кино, изобразительном искусстве и музыке, которые работают по принципу инструкции к пылесосу - ещё одна хорошая иллюстрация.

"Как смотреть Бергмана", "Как понимать абстрактное искусство", "Как понимать Джойса".

Вот "Левое полушарие экстраверта" за 12 минут собирается объяснять "самую сложную книгу в мире". Оч сильно звучит и совсем не сомнительно.

Для тех, кто прочитал Джойса, это видео бесполезно. Для тех, кто собирается читать, оно бесполезно и даже вредно. Для тех, кто не собирается читать, оно нужно чтобы что? Чтобы в нужный момент через десять лет на квизе блеснуть знанием того, что Джойс опирался на "Одиссею" Гомера? Так даже это скорее всего не сработает. Информация из таких видео - просто источник быстрого дофамина, в долговременной памяти сохранится, дай бог, фамилия автора.

Upd: "самая сложная книга в мире" это почти столетняя кликбейтная ерунда

Есть один способ, который поможет по-настоящему понять большинство отсылок в "Улиссе" и других сложных романах (если это для вас важно), который поможет в целом лучше понимать литературу.

Нужно всего лишь взять простой советский вернуться в самое начало истории литературы и потихоньку подниматься от мифологии к эпосу, от эпоса к сказкам и так до самого модернизма.

Я мечтал о таком книжном клубе, но наша с Исой @Soier_12 попытка сделать что-то подобное в "Мастерской 12" провалилась, по-моему, когда на обсуждении "Эпоса о Гильгамеше" большую часть времени спорили о вакцинации. Но, мы пробовали и дальше. Окончательно сдались примерно на средневековье, до которого добрались откровенно перепрыгивая целые куски истории литературы, в надежде, что пропуск самых сложных текстов как-то поможет.

Оказалось, что найти сумасшедших, которые будут добровольно читать "Энеиду", "Беовульфа" или "Песнь о моём Сиде" очень сложно. Оказалось, что тяжело найти даже тех, кто просто придет и послушает (а послушать было что, почти на все подобные встречи приходил Муса Асельдерович).

Если сумасшедшие когда-нибудь появятся, я бы попробовал ещё раз.

Злой язвительный Оруэлл. Перечитываю "Да здравствует фикус!", который я люблю намного больше известного дуэта "1984. Скотный двор":


"Дзинь! Вошел кто-то. Он обернулся – две клиентки в библиотеку. Одна, сутулая и затрапезная, напоминая рывшуюся на помойке утку, протиснулась бочком со своей пролетарской плетенкой. Следом, как пухлый шустрый воробей, семенила низенькая и краснощекая особа из средних слоев среднего класса; в руках обложкой ко всем встречным (оцените, какова интеллектуалка!) «Сага о Форсайтах».

Гордон сменил кислую мину на предназначенную постоянным абонентам сердечность добродушного семейного доктора.

– Рад вас видеть, миссис Вевер, очень рад, миссис Пенн! Ужасная сегодня погода.

– Кошмар! – откликнулась миссис Пенн.

Он посторонился, пропуская их; миссис Вевер споткнулась и уронила из плетенки зачитанную до дыр «Серебряную свадьбу» Этель Дэлл[153]. Блеснув сзади птичьим глазком, миссис Пенн саркастично улыбнулась Гордону, как умник умнику (Дэлл! о, какая пошлость! что читает это простонародье!). Гордон понимающе усмехнулся в ответ. Слегка улыбаясь друг другу, интеллектуалы прошли в библиотеку, невежество туда же.

Миссис Пенн положила на стол «Сагу о Форсайтах» и вскинула круглую воробьиную головку. Она всегда благоволила к Гордону, именовала его, всего лишь продавца, мистером Комстоком и вела с ним беседы о литературе.

– Надеюсь, вы получили удовольствие от «Саги», миссис Пенн?

– О да, изумительно, мистер Комсток! Вы знаете, я ведь четвертый раз перечитала. Эпос, поистине эпос!

Миссис Вевер возилась у стеллажей, не в состоянии постичь алфавитный порядок, бормоча под нос:

– Прям и не знаю, что б такое взять на неделю, прям не знаю. Дочка-то наказала мне, что, мол, бери-ка Дипинга[154]. Она, дочка-то, прям его обожает, Дипинга этого. А зять-то, он больше за Берроуза. Ну, я уж и не знаю…

При упоминании Берроуза миссис Пенн, закатив глазки, демонстративно повернулась к миссис Вевер спиной.

– Понимаете ли, мистер Комсток, в Голсуорси чувствуется что-то поистине великое. Такая широта, такая мощь, столько чисто английского и вообще человеческого. У него каждое произведение – человеческий документ.

– И у Пристли, – вступил Гордон. – Вы не находите, что Пристли тоже мыслит весьма широко?

– О да! Так широко, так человечно! И такой выразительный язык!

Миссис Вевер раскрыла рот, обнаружив три торчащих желтых зуба:

– А я возьму-ка вот обратно свою Дэлл. Уж так она мне по душе. Найдется у вас еще чего-нибудь? А дочке-то скажу, что вы уж как хотите, Берроуза вам или вашего Дипинга, а мне пусть моя Дэлл.

Им только Дэлл и Дэлл! О графах со сворами борзых! Глаз миссис Пенн послал сигнал тонкой иронии, Гордон незамедлительно дал ответный. (Держись, держись! Миссис Пенн образцовая клиентка!)

– К вашим услугам, миссис Вевер, целая полка; Этель Дэлл у нас в полном комплекте, не хотите ли «Мечту всей жизни»? Или если уже читали, то, может, «Измену чести»?

– Нет ли последней книги Хью Уолпола?[155] – перебила миссис Пенн. – Меня сейчас как-то тянет к эпической, классической литературе. Вы понимаете, Уолпол мне видится поистине великим писателем, он для меня сразу за Голсуорси. Что-то такое в нем высокое и в то же время что-то такое человеческое.

– И язык замечательный, – поддакнул Гордон.

– О, язык дивный, дивный!"

Что происходит, откуда подписчики, как сюда попал Ханипаев?

Тони Моррисон и её соло с ритм-секцией ("...на его ноге, на его ноге, на его ноге..")в исполнении сходящей с ума героини из романа "Джаз":

"Повел ее в субботу в «Индиго»,выбрал место, где потемнее и чтоб музыка была слышна, в глубине зала за круглым столиком, там есть такие, из чего-то черного и гладкого, а сверху скатерть чистейшая, пил неочищенный джин с красным сиропом, чтобы было похоже на лимонад, она-то, конечно, пила как раз лимонад, из широкого бокала с тоненькой ножкой, как у цветка, а другой рукой, в которой не было стеклянного цветка, она выстукивала ритм на его ноге, на его ноге, на его ноге, ноге, ноге, и он покупал ей нижнее белье, выстроченное розовыми бутонами и фиалками[13], слышите, фиалками, и она надевала его, хотя оно было слишком тонкое и неподходящее для комнаты, где днем наверняка не работало отопление, пока я была, где? Где? Бежала по ледяному тротуару на чью-нибудь кухню стричь и причесывать? Пряталась в парадной от ветра, высматривая трамвай? Да где бы ни была, везде было холодно, и мне было всегда холодно, и никто не забирался в постель, чтобы согреть мне простынки, не протягивал руку поправить сползшее одеяло, натянуть по уши, так иногда было холодно, и, может, поэтому нож попал как раз под ухо. Да, поэтому. И поэтому им пришлось повозиться со мной, прежде чем повалить на пол и оттащить от гроба, в котором лежала она, мерзавка, взявшая то, что принадлежало мне, что я сама себе выбрала и хотела сохранить, НЕТ! та Вайолет не ходит по городу, не разгуливает по улицам в моейстричь и причесывать? Пряталась в парадной от ветра, высматривая трамвай? Да где бы ни была, везде было холодно, и мне было всегда холодно, и никто не забирался в постель, чтобы согреть мне простынки, не протягивал руку поправить сползшее одеяло, натянуть по уши, так иногда было холодно, и, может, поэтому нож попал как раз под ухо. Да, поэтому. И поэтому им пришлось повозиться со мной, прежде чем повалить на пол и оттащить от гроба, в котором лежала она, мерзавка, взявшая то, что принадлежало мне, что я сама себе выбрала и хотела сохранить, НЕТ! та Вайолет не ходит по городу, не разгуливает по улицам в моей шкуре, не смотрит моими глазами, черт побери, та Вайолет – это и есть я! шкуре, не смотрит моими глазами, черт побери, та Вайолет – это и есть я!"