За чертой
...Уедешь, оставляя за чертой
тревогу, холод, сумеречный сон...
Травы июльской теплится настой.
Пускаешь незнакомца на постой –
облезлого кота. Ночами он,
бывает, полупризраком мелькнёт –
и никого. Секунды тик да так.
Окно откроешь, будто бы киот.
Там Бог. Там сад. Там тянется пион,
вбирая лепестками влажный мрак.
Когда наступит время Персеид,
ты различишь далёкий звёздный крик,
и в нём – ни сожалений, ни обид...
Ты к миру тонкой веточкой привит
всего на миг...
Но утро начинает золотеть –
и снова появляешься на свет.
Поставишь чайник. Вспомнишь о коте.
Сорока весть притащит на хвосте.
И столько жизни в этой суете, –
на век...
© Полина Орынянская, 2017
...Уедешь, оставляя за чертой
тревогу, холод, сумеречный сон...
Травы июльской теплится настой.
Пускаешь незнакомца на постой –
облезлого кота. Ночами он,
бывает, полупризраком мелькнёт –
и никого. Секунды тик да так.
Окно откроешь, будто бы киот.
Там Бог. Там сад. Там тянется пион,
вбирая лепестками влажный мрак.
Когда наступит время Персеид,
ты различишь далёкий звёздный крик,
и в нём – ни сожалений, ни обид...
Ты к миру тонкой веточкой привит
всего на миг...
Но утро начинает золотеть –
и снова появляешься на свет.
Поставишь чайник. Вспомнишь о коте.
Сорока весть притащит на хвосте.
И столько жизни в этой суете, –
на век...
© Полина Орынянская, 2017
Берег реки
Здесь жили дети, жили старики –
у берега реки,
чуть выше камыша, чуть ниже храма.
Но птица вылетает, как душа,
в просвет, на свет, где мошки мельтешат,
из крыши прямо.
В полах трава. Сухие мотыльки
просыпаны на узкий подоконник...
Дрожит ивняк, и рыбы плавники
полощут в пойме.
Вдыхая разомлевшую полынь
и запах досок, жаркий и трухлявый,
ты смотришь на корявые стволы
дичалых яблонь,
на ржавый цвет беспамятных руин
и птицу, что круги над ними чертит,
на солнце в зыбких нитях паутин...
И начинаешь верить: ты один
с рождения до смерти.
© Полина Орынянская, 2018
Здесь жили дети, жили старики –
у берега реки,
чуть выше камыша, чуть ниже храма.
Но птица вылетает, как душа,
в просвет, на свет, где мошки мельтешат,
из крыши прямо.
В полах трава. Сухие мотыльки
просыпаны на узкий подоконник...
Дрожит ивняк, и рыбы плавники
полощут в пойме.
Вдыхая разомлевшую полынь
и запах досок, жаркий и трухлявый,
ты смотришь на корявые стволы
дичалых яблонь,
на ржавый цвет беспамятных руин
и птицу, что круги над ними чертит,
на солнце в зыбких нитях паутин...
И начинаешь верить: ты один
с рождения до смерти.
© Полина Орынянская, 2018
Колыбельное
...И только дожди приносят с собой покой,
сладкую обречённость, покорность времени.
Стучат в подоконник россыпью жестяной
мерное, колыбельное.
И под этот стук-перестук отпускает боль,
отрывается от изнанки корявой коркой.
Закрываешь глаза – и пыхает зверобой,
иван-чай розово стелется по пригоркам,
и заросшие тянутся, тянутся колеи
через поле к небу сквозь травяную гущу.
И над всем над этим – точки-тире любви.
Засыпай. Слушай.
© Полина Орынянская, 2023
...И только дожди приносят с собой покой,
сладкую обречённость, покорность времени.
Стучат в подоконник россыпью жестяной
мерное, колыбельное.
И под этот стук-перестук отпускает боль,
отрывается от изнанки корявой коркой.
Закрываешь глаза – и пыхает зверобой,
иван-чай розово стелется по пригоркам,
и заросшие тянутся, тянутся колеи
через поле к небу сквозь травяную гущу.
И над всем над этим – точки-тире любви.
Засыпай. Слушай.
© Полина Орынянская, 2023
Море
Не я возвращаюсь к морю – оно ко мне.
Тепло омывает ноги – учись смирению.
Тогда, может, станешь одним из моих камней,
стоящих на страже меж вечностью и забвением...
Да будет тебе, ты же скалы дробишь в песок,
от сонма идей оставляешь осколки смысла,
и каждый твой камень безмолвен и одинок
ныне и присно.
...А море манило светом и синевой,
шуршало галькой без горечи и тревоги
и каждому, кто заходил в него,
омывало ноги.
© Полина Орынянская, 2020
Не я возвращаюсь к морю – оно ко мне.
Тепло омывает ноги – учись смирению.
Тогда, может, станешь одним из моих камней,
стоящих на страже меж вечностью и забвением...
Да будет тебе, ты же скалы дробишь в песок,
от сонма идей оставляешь осколки смысла,
и каждый твой камень безмолвен и одинок
ныне и присно.
...А море манило светом и синевой,
шуршало галькой без горечи и тревоги
и каждому, кто заходил в него,
омывало ноги.
© Полина Орынянская, 2020
С.
Давай поговорим. От тишины
не воздух в лёгких будто бы, а пепел.
Эпоха необъявленной войны
полотнище небес над нами треплет.
Второе лето катится в закат,
проходит мимо, будто не бывало.
Перед глазами лишь огонь и чад,
окопы, гарь, коррозия металла.
И мальчики. Лицо – одни глаза.
Ни страха в них, ни зла: война – работа.
Ну, кто б ещё своим врагам сказал:
– Ты как, братишка? Жив, не ранен? То-то!
В диванном войске вздор и балаган,
сведенье счётов, будто мы не вместе.
Выискиваешь правду по слогам
среди вранья без совести и чести.
С каких же пор в стране у нас война
несёт с собой бациллу звёздной хвори?
И хочется сказать: идите на...
Ты уж прости, что я без аллегорий.
Дожди приносят запах спелых трав.
Сырые тополя тихи и седы...
Молчишь в ответ. И ты, конечно, прав.
Всё чушь, за исключением победы.
Давай поговорим. От тишины
не воздух в лёгких будто бы, а пепел.
Эпоха необъявленной войны
полотнище небес над нами треплет.
Второе лето катится в закат,
проходит мимо, будто не бывало.
Перед глазами лишь огонь и чад,
окопы, гарь, коррозия металла.
И мальчики. Лицо – одни глаза.
Ни страха в них, ни зла: война – работа.
Ну, кто б ещё своим врагам сказал:
– Ты как, братишка? Жив, не ранен? То-то!
В диванном войске вздор и балаган,
сведенье счётов, будто мы не вместе.
Выискиваешь правду по слогам
среди вранья без совести и чести.
С каких же пор в стране у нас война
несёт с собой бациллу звёздной хвори?
И хочется сказать: идите на...
Ты уж прости, что я без аллегорий.
Дожди приносят запах спелых трав.
Сырые тополя тихи и седы...
Молчишь в ответ. И ты, конечно, прав.
Всё чушь, за исключением победы.
***
Поехали куда-нибудь на поезде?
Туда, где тихо-тихо. И тепло.
Где время не течёт – и не текло,
и где колодцы всё ещё колодези.
Поедем ночью – чтоб вокруг огни.
Ты за руку со мною, полусонною,
пойдёшь пустыми длинными перронами,
и мы в купе окажемся одни.
Лежат дороги в памяти закладками...
Дробится пульс – татам-татам-тата.
Мелькает фонарями темнота,
и сны такие... вязкие и сладкие.
Провалишься... Ни скуки, ни тоски.
Не помнишь ни имён, ни рода-племени.
То отсветы, то отзвуки... Межвременье,
покой и паровозные гудки.
Под гулкий стук полуночных обходчиков,
сующих под вагоны фонари,
успеешь на подножке покурить,
и будет тлеть оранжевая точечка.
Проснёмся утром, выйдем на авось, –
там лес заштопан солнечными пятнами,
и на луга, одышливые, мятные,
раздутым брюхом небо улеглось.
Поехали куда-нибудь на поезде?..
© Полина Орынянская, 2015
Поехали куда-нибудь на поезде?
Туда, где тихо-тихо. И тепло.
Где время не течёт – и не текло,
и где колодцы всё ещё колодези.
Поедем ночью – чтоб вокруг огни.
Ты за руку со мною, полусонною,
пойдёшь пустыми длинными перронами,
и мы в купе окажемся одни.
Лежат дороги в памяти закладками...
Дробится пульс – татам-татам-тата.
Мелькает фонарями темнота,
и сны такие... вязкие и сладкие.
Провалишься... Ни скуки, ни тоски.
Не помнишь ни имён, ни рода-племени.
То отсветы, то отзвуки... Межвременье,
покой и паровозные гудки.
Под гулкий стук полуночных обходчиков,
сующих под вагоны фонари,
успеешь на подножке покурить,
и будет тлеть оранжевая точечка.
Проснёмся утром, выйдем на авось, –
там лес заштопан солнечными пятнами,
и на луга, одышливые, мятные,
раздутым брюхом небо улеглось.
Поехали куда-нибудь на поезде?..
© Полина Орынянская, 2015
От тишины до молчания
В июле, в дебрях птичьей тишины
и песне трав, звучащих насекомо,
в далёком дребезжании струны
состава, уносящего от дома,
вся соль и слёз, и моря, и земли,
вся сладость встречи и поспелых ягод,
и рук твоих, что, кожу опалив,
на плечи лягут.
И будет биться штора на окне,
пьянея от хмельной желтофиоли...
Потом придёт на смену тишине
молчанье перепаханного поля.
И в осень, в дождевую полутьму,
где ветер скоро клёны долистает,
мы будем уходить по одному,
ведь только птицы улетают стаей.
© Полина Орынянская, 2020
В июле, в дебрях птичьей тишины
и песне трав, звучащих насекомо,
в далёком дребезжании струны
состава, уносящего от дома,
вся соль и слёз, и моря, и земли,
вся сладость встречи и поспелых ягод,
и рук твоих, что, кожу опалив,
на плечи лягут.
И будет биться штора на окне,
пьянея от хмельной желтофиоли...
Потом придёт на смену тишине
молчанье перепаханного поля.
И в осень, в дождевую полутьму,
где ветер скоро клёны долистает,
мы будем уходить по одному,
ведь только птицы улетают стаей.
© Полина Орынянская, 2020
Шишел-мышел
Жизнь – болезненная вещь.
В ней живут собаки мало.
В ней меня напредавало
человек, наверно, шесть.
После бросила считать,
помнить, верить, доверяться.
Я теперь такая цаца –
прежней цаце не чета.
Я теперь люблю чердак,
глушь, деревню, дым над крышей.
Ты пойми – я шишел-мышел,
взял и ночью к звёздам вышел
слушать дальний товарняк.
Я теперь люблю сидеть
на крылечке босоного.
Тут рукой подать до Бога,
Бог-то рядом ходит ведь –
по люпиновым полям
под уздцы лошадку водит.
Крикнет «эй!», помашет... Вроде
и не Бог, а дед Толян.
Пчёлы вязнут во хмелю.
Пляшут солнечные пятна.
Человек – он слаб. И ладно.
Я цветы теперь люблю.
Я смотрю издалека.
Жизнь чудесна, небо звонко.
Да у края горизонта,
словно перья, облака...
© Полина Орынянская, 2018
Жизнь – болезненная вещь.
В ней живут собаки мало.
В ней меня напредавало
человек, наверно, шесть.
После бросила считать,
помнить, верить, доверяться.
Я теперь такая цаца –
прежней цаце не чета.
Я теперь люблю чердак,
глушь, деревню, дым над крышей.
Ты пойми – я шишел-мышел,
взял и ночью к звёздам вышел
слушать дальний товарняк.
Я теперь люблю сидеть
на крылечке босоного.
Тут рукой подать до Бога,
Бог-то рядом ходит ведь –
по люпиновым полям
под уздцы лошадку водит.
Крикнет «эй!», помашет... Вроде
и не Бог, а дед Толян.
Пчёлы вязнут во хмелю.
Пляшут солнечные пятна.
Человек – он слаб. И ладно.
Я цветы теперь люблю.
Я смотрю издалека.
Жизнь чудесна, небо звонко.
Да у края горизонта,
словно перья, облака...
© Полина Орынянская, 2018
Монетка
Брошу монетку и думаю – я вернусь.
Помню блеск её, помню плеск её наизусть.
А потом то ли дни взахлёб, то ли ночь внахлёст:
спохватилась – а поезд уже далеко увёз.
Я храню на память веточку-сухоцвет.
Но ни боли нет, ни тоски по былому нет.
Только ветер пахнет то яблоком, то костром,
и от снов спросонья и маетно, и пестро.
И торчит из памяти где-то за сто земель
залетевший в полдень колодезный журавель,
и стоят пучеглазо на солнечном дне реки
краснопёрые рыбы-ленивые-плавники.
У меня этой небыли, господи, сто пудов –
и заросших к июлю дремучей травой прудов,
и горячей тугой ежевики у пыльных скал,
и закатного солнца, упавшего в мой бокал...
И когда никому ни поплакать, ни рассказать,
надо просто сбежать в тишину и закрыть глаза.
И вдыхать эту память – и клевер, и птичий хай...
Если станет тоскливо, ты вместе со мной вдыхай.
© Полина Орынянская, 2017
Брошу монетку и думаю – я вернусь.
Помню блеск её, помню плеск её наизусть.
А потом то ли дни взахлёб, то ли ночь внахлёст:
спохватилась – а поезд уже далеко увёз.
Я храню на память веточку-сухоцвет.
Но ни боли нет, ни тоски по былому нет.
Только ветер пахнет то яблоком, то костром,
и от снов спросонья и маетно, и пестро.
И торчит из памяти где-то за сто земель
залетевший в полдень колодезный журавель,
и стоят пучеглазо на солнечном дне реки
краснопёрые рыбы-ленивые-плавники.
У меня этой небыли, господи, сто пудов –
и заросших к июлю дремучей травой прудов,
и горячей тугой ежевики у пыльных скал,
и закатного солнца, упавшего в мой бокал...
И когда никому ни поплакать, ни рассказать,
надо просто сбежать в тишину и закрыть глаза.
И вдыхать эту память – и клевер, и птичий хай...
Если станет тоскливо, ты вместе со мной вдыхай.
© Полина Орынянская, 2017
Садовые качели
Т.
Мы говорили о тщете. Есть в этом сладость.
Светились листья в темноте ночного сада.
И рос некрополь прошлых бед – трава и камень.
И пахло августом, укропом, облаками.
Когда выходит срок жалеть мечты и годы,
ты одинок, но только в этом и свобода,
покой отчаянья, прозрачность акварели...
Ленивый маятник – садовые качели
иллюзией движения чудесны
и тьмы над бездной.
© Полина Орынянская, 2021
Т.
Мы говорили о тщете. Есть в этом сладость.
Светились листья в темноте ночного сада.
И рос некрополь прошлых бед – трава и камень.
И пахло августом, укропом, облаками.
Когда выходит срок жалеть мечты и годы,
ты одинок, но только в этом и свобода,
покой отчаянья, прозрачность акварели...
Ленивый маятник – садовые качели
иллюзией движения чудесны
и тьмы над бездной.
© Полина Орынянская, 2021
Июль, 2014
Всё не плохо. Всё просто никак.
Я тебе не писала об этом,
но последнее время с рассветом
всё кромешней становится мрак.
Говорят, что старушка одна
(тут знакомые в Оптиной были)
призывала, чтоб Бога молили –
в декабре, мол, начнётся война.
В новостях – бесконечность потерь.
Мой приятель остался в Луганске.
Я ему не пишу из опаски –
вдруг он мне не ответит теперь?
Вроде голову сунешь в песок...
Ну а что? Тут снарядов не слышно.
Целы окна, не сорваны крыши.
Всё отлично, прекрасно, всё ОК.
Просто нервы немного сбоят.
Так бывает не с нами, а где-то.
Я твержу постоянно об этом...
Но и там все твердили, как я.
По утрам вырываюсь из пут
этих снов – бестолковых, кричащих...
Я целую детей, знаешь, чаще.
Потому что война где-то тут...
© Полина Орынянская, 2014
Всё не плохо. Всё просто никак.
Я тебе не писала об этом,
но последнее время с рассветом
всё кромешней становится мрак.
Говорят, что старушка одна
(тут знакомые в Оптиной были)
призывала, чтоб Бога молили –
в декабре, мол, начнётся война.
В новостях – бесконечность потерь.
Мой приятель остался в Луганске.
Я ему не пишу из опаски –
вдруг он мне не ответит теперь?
Вроде голову сунешь в песок...
Ну а что? Тут снарядов не слышно.
Целы окна, не сорваны крыши.
Всё отлично, прекрасно, всё ОК.
Просто нервы немного сбоят.
Так бывает не с нами, а где-то.
Я твержу постоянно об этом...
Но и там все твердили, как я.
По утрам вырываюсь из пут
этих снов – бестолковых, кричащих...
Я целую детей, знаешь, чаще.
Потому что война где-то тут...
© Полина Орынянская, 2014
Бабочка
На даче просыпаться хорошо.
Потягиваться медленно и вкусно...
Тут всё течёт своим природным руслом.
Любой цветок – языческий божок.
Выходит дед в замызганных портках.
Скрипит, ворчит, но только взял лопату –
и сразу улыбается щербато,
и мышцы оживают на руках.
Часы стоят уже который год.
Там вечно шесть утра – дожди ли, солнце.
А сколько раз планета обернётся,
кому считать, покуда всё цветёт,
и плодоносит, и топырит ширь...
К полудню пиво манит запотело.
И кажется, что бабочка присела
не на люпин – на краешек души.
© Полина Орынянская, 2020
На даче просыпаться хорошо.
Потягиваться медленно и вкусно...
Тут всё течёт своим природным руслом.
Любой цветок – языческий божок.
Выходит дед в замызганных портках.
Скрипит, ворчит, но только взял лопату –
и сразу улыбается щербато,
и мышцы оживают на руках.
Часы стоят уже который год.
Там вечно шесть утра – дожди ли, солнце.
А сколько раз планета обернётся,
кому считать, покуда всё цветёт,
и плодоносит, и топырит ширь...
К полудню пиво манит запотело.
И кажется, что бабочка присела
не на люпин – на краешек души.
© Полина Орынянская, 2020
Река. Лето
Пахнет рекой. В погребе стынет пиво.
Вялится рыба – чисто янтарь на солнце.
У тростника стебли не стебли – гривы,
словно табун по берегам пасётся.
Ляжешь в тенёк. Только моторки слышно.
Редко гудок даст теплоход-скиталец.
Сквозь решето тесной листвы и вишен
щуришься в небо, будто какой китаец.
Там – ничего. Облако. Хищник кружит.
Ветер как будто спит и во сне вздыхает.
Все рыбаки ловят леща на ужин.
Щучку поймают – будет ещё уха им.
Камешки-блинчики прыгали – кто же больше?
Дни бесконечны, сонны, ленивы, жарки...
Что ты молчишь? Помнишь слова? Спой же.
Про пароход белый-беленький, ёлки-палки.
К чёрту послав и дела, и года, и город,
жили мы тут – Волга, песок и лето,
ласточки, чайки, яблоки-помидоры.
А доживать все разбрелись по свету...
©Полина Орынянская, 2016
Пахнет рекой. В погребе стынет пиво.
Вялится рыба – чисто янтарь на солнце.
У тростника стебли не стебли – гривы,
словно табун по берегам пасётся.
Ляжешь в тенёк. Только моторки слышно.
Редко гудок даст теплоход-скиталец.
Сквозь решето тесной листвы и вишен
щуришься в небо, будто какой китаец.
Там – ничего. Облако. Хищник кружит.
Ветер как будто спит и во сне вздыхает.
Все рыбаки ловят леща на ужин.
Щучку поймают – будет ещё уха им.
Камешки-блинчики прыгали – кто же больше?
Дни бесконечны, сонны, ленивы, жарки...
Что ты молчишь? Помнишь слова? Спой же.
Про пароход белый-беленький, ёлки-палки.
К чёрту послав и дела, и года, и город,
жили мы тут – Волга, песок и лето,
ласточки, чайки, яблоки-помидоры.
А доживать все разбрелись по свету...
©Полина Орынянская, 2016
Мой Крым
Это – мой Крым.
Горы, сосны, полынь,
мотыльковая взвесь над иссохшей травой.
Ветер кутает тело в тугую теплынь.
Море камушки щупает мокрой губой.
Я лежу, как повернутый на спину жук,
и всё чудится в знойном моём полусне:
я на дне первобытного моря лежу,
кистепёрые рыбы блуждают по мне.
Здесь когда-то без края царил водный мир:
Тетис прятал вершины в заиленный мрак.
А теперь за кефалью выходит рыбак,
да в саду наливается сластью инжир.
Море мельче, до неба теперь далеко.
А бывало, волной заливало зенит...
Мне досталось на память от прежних веков
солнце Крыма, похожее на аммонит.
© Полина Орынянская, 2020
Это – мой Крым.
Горы, сосны, полынь,
мотыльковая взвесь над иссохшей травой.
Ветер кутает тело в тугую теплынь.
Море камушки щупает мокрой губой.
Я лежу, как повернутый на спину жук,
и всё чудится в знойном моём полусне:
я на дне первобытного моря лежу,
кистепёрые рыбы блуждают по мне.
Здесь когда-то без края царил водный мир:
Тетис прятал вершины в заиленный мрак.
А теперь за кефалью выходит рыбак,
да в саду наливается сластью инжир.
Море мельче, до неба теперь далеко.
А бывало, волной заливало зенит...
Мне досталось на память от прежних веков
солнце Крыма, похожее на аммонит.
© Полина Орынянская, 2020
И бабочки, и птицы
Промокший сад в обрывках паутин...
Как мы беспечно к осени летим –
и я, и ты, и бабочки, и птицы.
Нет месяца ни слаще, ни грустней.
Привычно раскрываешься во сне,
средь ночи зябнешь – хочется накрыться,
и лучше с головой, поскольку дождь.
Из кокона наутро прорастёшь
и смотришь за окно павлиньим глазом.
Там сохнут-просыхают облака.
Большая постирушка на верхах –
наверно, к Спасам.
Там всё ещё покойное тепло,
и думаешь: что было – не прошло.
И ветер тих, и запах трав не горек.
И снова надеваешь сарафан...
Ах, август, предрассудок и обман,
неубранный с июля чемодан
в надежде на ещё немножко моря...
© Полина Орынянская, 2021
Промокший сад в обрывках паутин...
Как мы беспечно к осени летим –
и я, и ты, и бабочки, и птицы.
Нет месяца ни слаще, ни грустней.
Привычно раскрываешься во сне,
средь ночи зябнешь – хочется накрыться,
и лучше с головой, поскольку дождь.
Из кокона наутро прорастёшь
и смотришь за окно павлиньим глазом.
Там сохнут-просыхают облака.
Большая постирушка на верхах –
наверно, к Спасам.
Там всё ещё покойное тепло,
и думаешь: что было – не прошло.
И ветер тих, и запах трав не горек.
И снова надеваешь сарафан...
Ах, август, предрассудок и обман,
неубранный с июля чемодан
в надежде на ещё немножко моря...
© Полина Орынянская, 2021
Огоньки лаванды
В саду густой туман.
Выходишь – и плыви
на зыбкий птичий звук,
на огоньки лаванды.
Мы утренняя тишь
полуночной любви,
мы ливневых небес
случайные атланты.
Как сплетена ветвей
зелёных филигрань,
так сплетены у нас
все линии ладоней.
Ещё ночной сверчок
своё не доиграл,
ещё молчит петух
соседский в полудрёме,
а мы давно жильцы
нагрянувшего дня,
на вымокшем крыльце
стоим с рассветом вровень.
И как ни называй
ты дурочкой меня,
но мы опять спасли
себя и мир любовью.
© Полина Орынянская, 2023
В саду густой туман.
Выходишь – и плыви
на зыбкий птичий звук,
на огоньки лаванды.
Мы утренняя тишь
полуночной любви,
мы ливневых небес
случайные атланты.
Как сплетена ветвей
зелёных филигрань,
так сплетены у нас
все линии ладоней.
Ещё ночной сверчок
своё не доиграл,
ещё молчит петух
соседский в полудрёме,
а мы давно жильцы
нагрянувшего дня,
на вымокшем крыльце
стоим с рассветом вровень.
И как ни называй
ты дурочкой меня,
но мы опять спасли
себя и мир любовью.
© Полина Орынянская, 2023
***
...И забываешь имена.
Так юркие мальки на мелководье
щекочут кожу, а нагнёшься к ним —
и россыпью, пугливой суетой
блеснут, метнутся и опять замрут —
бессмысленны, спокойны, серебристы.
Казалось бы — зачем они тебе?
Но мягкий свет оранжевого дна
зовёт, манит, — и ты послушно бродишь
по зыби полусонной золотой,
расплёскиваешь тёплые огни
своих минут
и слышишь крик стрижей, и видишь пристань.
И марево стрекозами расшито...
А стайки так и мечутся у ног.
Такая память — илистое дно,
тень на песке и золото кувшинок...
© Полина Орынянская, 2017
...И забываешь имена.
Так юркие мальки на мелководье
щекочут кожу, а нагнёшься к ним —
и россыпью, пугливой суетой
блеснут, метнутся и опять замрут —
бессмысленны, спокойны, серебристы.
Казалось бы — зачем они тебе?
Но мягкий свет оранжевого дна
зовёт, манит, — и ты послушно бродишь
по зыби полусонной золотой,
расплёскиваешь тёплые огни
своих минут
и слышишь крик стрижей, и видишь пристань.
И марево стрекозами расшито...
А стайки так и мечутся у ног.
Такая память — илистое дно,
тень на песке и золото кувшинок...
© Полина Орынянская, 2017
А. А.
...И так всё жаль на белом свете
какой-то жалостью чудной –
петуньи вымокшие эти,
опавших яблок разнобой,
и тополиных листьев шкварки,
и Спасов долгий перезвон.
И ты идёшь, идёшь по парку
и над собакой держишь зонт.
© Полина Орынянская, 2021
...И так всё жаль на белом свете
какой-то жалостью чудной –
петуньи вымокшие эти,
опавших яблок разнобой,
и тополиных листьев шкварки,
и Спасов долгий перезвон.
И ты идёшь, идёшь по парку
и над собакой держишь зонт.
© Полина Орынянская, 2021
Гладиолусы
В небе розовые полосы,
как смородиновый след.
Дед глядит на гладиолусы,
и гордится ими дед.
Этот вот сфотографируй-ка.
И вот этот. И вон тот.
И в глазах такая лирика,
сам как будто бы цветёт.
Ишь они какие выросли, –
улыбается чуть-чуть.
И глядит немножко издали,
вроде как чтоб не спугнуть.
Август яблоками падает.
Скоро третий будет Спас.
И сверчки перед закатами
верещат, как про запас...
Словно пух седые волосы.
Возраст. Плечи набекрень.
Дед глядит на гладиолусы.
Долго-долго. Каждый день.
© Полина Орынянская, 2022
В небе розовые полосы,
как смородиновый след.
Дед глядит на гладиолусы,
и гордится ими дед.
Этот вот сфотографируй-ка.
И вот этот. И вон тот.
И в глазах такая лирика,
сам как будто бы цветёт.
Ишь они какие выросли, –
улыбается чуть-чуть.
И глядит немножко издали,
вроде как чтоб не спугнуть.
Август яблоками падает.
Скоро третий будет Спас.
И сверчки перед закатами
верещат, как про запас...
Словно пух седые волосы.
Возраст. Плечи набекрень.
Дед глядит на гладиолусы.
Долго-долго. Каждый день.
© Полина Орынянская, 2022
***
Прячешься в прошлое от войны,
потому что больно, потому что страшно.
Потому что кажется день вчерашний
панацеей, прибежищем тишины.
Но себя обманывать толку чуть.
Дни недели, сезоны, жара ли, холод,
уезжаешь в деревню, вернёшься в город –
всё ни сон, ни явь, отголоски, муть.
Сквозь неё ни тронуть цветов рукой,
ни вдохнуть, ни выдохнуть запах леса.
Может, глупо, но всё-таки Ты не смейся:
я боюсь, что стану совсем другой.
Что душа, закрученная, как жгут,
огрубеет и будет сродни мозоли –
чтобы верить, надеяться, ждать без боли,
ибо слабым не место, не время тут.
И прессуются жёсткие, злые дни –
ни зазора нет для тепла и света.
Ты прости, если можешь, меня за это.
Сохрани любовь во мне, сохрани.
© Полина Орынянская, 2023
Прячешься в прошлое от войны,
потому что больно, потому что страшно.
Потому что кажется день вчерашний
панацеей, прибежищем тишины.
Но себя обманывать толку чуть.
Дни недели, сезоны, жара ли, холод,
уезжаешь в деревню, вернёшься в город –
всё ни сон, ни явь, отголоски, муть.
Сквозь неё ни тронуть цветов рукой,
ни вдохнуть, ни выдохнуть запах леса.
Может, глупо, но всё-таки Ты не смейся:
я боюсь, что стану совсем другой.
Что душа, закрученная, как жгут,
огрубеет и будет сродни мозоли –
чтобы верить, надеяться, ждать без боли,
ибо слабым не место, не время тут.
И прессуются жёсткие, злые дни –
ни зазора нет для тепла и света.
Ты прости, если можешь, меня за это.
Сохрани любовь во мне, сохрани.
© Полина Орынянская, 2023