Степан Гулькевич
80 subscribers
24 photos
4 videos
7 files
19 links
рассказы застойных земель
Download Telegram
Читателей поздравляю с Новым годом.

Через 5 дней каналу ровно два года. Путь я свой начал с паблика ВК в 2015, за пять лет набрал два подписчика без единой рекламы – не понимаю, откуда они взялись.

Но вас я знаю почти всех: старина Гилберт, могильщик Боб, Дуримар Иваныч, Валлитон Корд, Микрогусеница Евгений и многие другие слухачи, охотники непристойных запахов, держатели собак-трупоедов...герои моих новелл.

Бендикс под замену, хижину – на домкрат и в овраг. Крепитесь, щупленькие
Вечно плачущий человек.

Заболевание слёзных желёз — неприятная вещь. Некоторых оно постигает с рождения и преследует до самой глубокой старости, а местами и до погребения: слёзы также, как волосы, выходят из тела после смерти, поэтому на похоронах мёртвые оплакивают самих же себя.

Пару случаев рассказывал однорукий могильщик, который присутствовал на подобных процессиях.

— Зрелище жуткое. До тошноты.

Не случайно плакса Шон получил такое прозвище. С самого детства Шон пускал слёзы по поводу и без: в очереди за мороженным, у школьной доски, во время нескончаемых поллюций. За что, конечно, получал насмешки и угрозы. Это мешало ему жить, ведь даже в кинозале, где показывали комедии, он заливал слезами все платки, которые в неимоверных экземплярах шила его матушка. Несправедливое и страшное проклятие...

В юношеском возрасте Шон обнаружил, что перестаёт плакать в одном случае: когда видит однополое соитие людей.

Так он пристрастился к просмотру порно. Он всюду брал с собой вырезки из гей журналов, которые сдерживали слёзы, хотя глаза при этом немного мокли, ведь только по-настоящему живое и наимерзейшеее порево останавливало поток слёз. Не удивительно, что со временем он привык к этому и начал возбуждаться от нетрадиционных сексуальных актов.

За этим последовали ещё большие насмешки и теперь уже реальные угрозы расправы с «грёбанным плаксивым пидором», как называли его на улице, в связи с этим ему пришлось покинуть город и семью, поступив в колледж другого штата.

По причине его развитого воображения, он мог визуализировать соития в голове — это ненадолго снимало приступ плача, когда, например, доставать откровенные картинки было весьма неудобно: на экзамене, при разговорах с полицейским, в забитом вагоне метро.

Ещё в детстве врачи диагностировали редкую хворь у Шона, по их заверению она была неизлечима. Вот только Шон не верил этому, зная, что в мире нет ничего невозможного. Постепенно он пришёл к мысли, что этот слёзный недуг дан ему неслучайно – другим способом мужчин он не полюбил бы, а по закону вселенной это воплощение обязывает его найти спутника мужского пола.

На уроках испанского он познакомился с Камилем, рослым и светловолосым юношей с западного берега. Они проводили вечера вдвоём, прогуливаясь по пустому городу, дурачились на переменах и угощали друг друга коктейлями из мускатного ореха.

Спустя год они поженились и Шон больше не плакал, они дрючились днями напролёт.

Жить захочешь и в жопу дашь, говорил могильщик. Вселенский заговор, да и только.

В этом и было счастье Шона. Заболевание глаз сняло как рукой.
«Его ненавидят за то, что он такой, какой есть, потому что у тех, кто его ненавидит, выбор один – стать им или умереть.

Каждое проклятие, каждый плевок, каждое ворчание вслед, каждое припадочное брызгание слюной, каждый злобный бабий вопль за спиной полируют его мрамор, удаляют с его поверхности все дефекты, разглаживают скривившиеся уголки рта и морщины тревоги на мраморном челе».
Forwarded from Horizon (|9| Гулькевич)
«Рынок объедков».

Нет отвратительнее места в Застойных Землях, чем базар вторичной еды. Сюда стекаются все отходы и просрочки города: гнилые фрукты, открытые консервы, небрежно покусанные стейки из мраморной говядины, тухлая рыба, старое мясо...

Ярмарка кочует с места на место ежедневно, для обычных жителей едва уловима. Появляется она на рассвете – в это время отворяются стеллажи с товаром; все самое ценное разбирают в считанные минуты те, кто имеет правильные связи, а чтобы их получить, нужно стать осведомителем. То есть, подкинуть барыге информацию о месте, куда выбрасываются отходы.

Новичкам, как правило, достаются крошки в виде кожуры, чешуек, жира с шаурмичного вертеля и, если повезёт, столовых отходов из ведра тубдиспансера.

Рынок оставляет за собой мускусный смрад, напоминающий экскременты больного гепатитом. Вонь бывает такая концентрированная, что вызывает отравления третей степени, откачать человека не представляется возможным.

Сегодня я, прогуливаясь по району толстых труб (ТЭЦ-2 — прим. главреда), случайно забрёл в такое место. На первый взгляд клиентура обыденна: держатели стеклотары, завсегдатаи оптовых магазинов, дворники. Но все они выглядели максимально сконцентрировано, будто оперируют сердце.

– Нормальная еда у вас бывает?

Человек лишь испуганно похлопал глазами, закрывая скорлупу арахиса,недоеденный доширак и растворившиеся наполовину анальные свечи брезентом – он был последним, у остальных продавцов все разобрали.

– Знаю, где можно выцепить гнильцы. Вы же такое любите, да?

Человек с любопытством навострил уши. Судя по всему, его отходы не годились даже самым невежественным искателям тухлятины, поэтому день у него не задался.

– Кафетерий у вокзала. Мусорка заднего двора. Каждое утро. Можешь не благ...

Человек расхохотался и начал собирать манатки. Спустя мгновение пустырь окутала отвратительная вонь и я пошёл от туда прочь, надеясь наткнуться на них в следующий раз уже в другом месте.
«Во время погромов 1984 года какие-то шутники выпустили из аквариумов всех рыб, рептилий и амфибий в водостоки Нью-Йорка, и теперь в Гудзоне плавают пресноводные акулы.

Водные питоны, аллигаторы, пираньи, электрические угри заполонили туннель метро, болота и каналы, порой они появляются в бассейнах, ваннах и унитазах.

Все животные из зоопарка тоже были выпущены, и медведи-убийцы бродят по центральному парку. Леопарда-людоеда на третьей авеню, в конце концов, пристрелили из монтажной люльки, но он успел сожрать пидора, которым его приманили.

Другие виды научились сосуществовать; шакалы, волки, лисы и гиены скрещиваются с огромными стаями диких собак».

«Блейдраннер», 1975.
Козлобогиня повелевает.


В пихтовом лесу, в северных широтах магаданского заповедника, к югу от единственного в округе поселения «Жак», пульсируя и возвышаясь над козлобогиней, стоял хуй.

Его основание входило в газообразное, ядовитое облако, из которого проскальзывал силуэт человека с мускульной дистрофией. Человек то появлялся, то исчезал, а хуй как стоял, так и продолжал торчать в невесомости газов.

Это явление охранял отряд чёрных пантер, а рядом то и дело рыскали золотоискатели, ибо хуй извергал золотое семя.

Неожиданно с верхушек деревьев скинули больничный желоб с грязным бельём, из которого, как по трубопроводу, спустились, вперемешку с использованными шприцами, утками и простынями, полицейские в забралах.

Козлобогиня приказывает чёрным пантерам: «разорвать». Ниггеры принимаются колошматить представителей закона огромными дилдо, с них срывают обмундирование и насилуют на сухую под восторженные крики козлобогини. Она повелевает свящённый хуй вонзится в попоньку главному менту, золотые железы растекаются по вонючим кишкам. Единственный житель «жака» аплодирует отрубленными культями.
«В операционной врач готовится к пересадке. Глотает экстракт гашиша и делает себе укол морфия.

– Где же ёбаный анестезиолог?

Вваливается анестезиолог, смертельно пьяный.

– Он в жопу пьяный. Придётся тебе взяться, Билли.
– Это кто пьяный? – Анестезиолог, шатаясь, валится на операционный стол. Хирург стоит к нему спиной, наполняя шприц пентанолом натрия.
– Ты пьян. Ты уволен, пошёл вон.
– Да вы просто шайка гнойных пидоров! – орет анестезиолог...– Да, и я вам ещё кое-что скажу...

Хирург поворачивается и запускает содержимое шприца ему в открытый рот.

– Заткнись, распизделся тут.

Анестезиолог глотает, давится, кашляет, качается и валится на пол.

– Уберите его отсюда»...

Блейдраннер, 1975.
В Таргодоне открылся довольно странный ресторан פליטה, что в переводе значит «выхлоп».

Флита, так звучит название на иврите, располагается в финансовом квартале на самом верхнем этаже торгового центра, доступ к которому имеют лишь гос. служащие и их наследники.

Ресторан имеет ромбовидный зал, украшенный драгоценностями, сапфировой ванной и историческими орнаментами, а также сотню не похожих друг на друга помещений, где располагаются кухни, сан-узлы, комнаты отдыха и, главное, кассовый центр.

Рассмотрим визит семейства Полунских. Они заказывают индийского кабана в тобико, горячий суп из океанских скатов и ванильный пунш с кусочками золота. Через пару часов они встают из-за стола и направляются к выходу, где их ждёт нюхач.

Нюхач – крупный и лысый человек, определяющий, что именно заказывал клиент по запаху пердежа. Он способен с точностью до специи определить, какое блюдо съел тот или иной человек. На основе этого выставляется индивидуальный счёт.

– Давай детка, без этого они нас не отпустят.
– Что за дурацкие правила, пап.
– Просто пукни рядом с дядей.

Дядя, он же нюхач, получающий неимоверные деньги за свою работу, умеет ладить с детьми. Много лет проработал учителем в школе, пока хозяева ресторана не отыскали его дар, решив акцентировать фишку заведения именно на этом.

Пока детям дали отсидеться на корточках, чтобы продавить газы, родители во всю пускают шептунов рядом с нюхачом. «Так-с, посмотрим...Герольд, записывай». Двуносый карлик торопливо достаёт блокнот. «Кабан, скаты и...что-то похожее на...мистер, не могли бы вы пукнуть ещё раз». Он выполняет просьбу. «Герольд, это золотой пунш!». Карлик расплывается в улыбке восторга и принимается передвигать счёты. «Ну а вы, маленькие проказники, одарите деда сладким пердежом?» – спрашивает нюхач.

– Давай детка, без этого они нас не отпустят.

Пацанёнку явно не нравится эта игра, он хмурит брови и считает происходящее абсурдным, но неожиданно для всех вскакивает и, приспустив штаны, выстреливает горячим поносом, как из сита, в карлика с нюхачом.

– С вас двести семьдесят тысяч долларов.

Они расплачиваются и уходят. Персонал подчищает остатки ошмётков, а нюхач и карлик совместно принимают ванну в центральном зале. В Таргодоне открылся довольно странный ресторан...
Страсти по-пидорски.

Сиамские близнецы, прикленнные полужопицами, блюющие коровы после сеанса центрифуги, подсматривающие за какающими людьми подагрики, которые сводят концы с концами в общественных туалетах.

Люди-деревья взбираются на высотки с помощью корней и веток, а затем пикируют на армейскую пехоту спецназа, размазывая их на глазах митингующих. Отравленные дротики и сюрикены, взрывающиеся дымовые шашки и светящиеся во тьме нунчаки из дилдо, чемоданчики с подставными ядерными кнопками, скипетры и трезубцы...

– Срослись прочно, что будем делать, Иван?
– Болгаркой по шву. Бери макинтош и не страдай хуйнёй, за что тебе платят?
– Один анус на двоих, как поступить?
– Разрубай, на хуй.

Стажёр заряжает диск по металлу, но крепит не надёжно – болгарка выплёвывает крутящейся со скоростью 40 тысяч оборотов в минуту диск в Ивана, отрубая ему голову.

Кажется, все это происходит внутри большой центрифуги, некто за пультом ускоряет давление до 12 жэ, что равносильно фигурам высшего пилотажа на истребителе, всех приплющивает к стенам. Но Густав Щесны, которому плевать на законы гравитации, продолжает ходить по комнате взад-вперёд, как умалишённый с болтающимся пенисом; бессмысленное существование.

Дуримар Иваныч выстреливает в собачий роддом с базуки. Его сносит к чертям – собачьим.

🐄
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Они там в телевизере совсем ебанулись
Клиент ласково водит рыбным борщевиком по гениталиям Мансура. Он рассматривает каждый волдырь, каждое покраснение на его причинных местах. Взбухший анус приводит в восторг клиента, он тянется к своей промежности, но получает легкий удар прутьями.

Кабинка истязаний – новый вид развлечений для жителей Таргодона. Любой желающий, заплатив за вход, вправе распоряжаться выбранной жертвой на протяжении десяти минут. Единственное ограничение – запрет на сексуальный контакт и самоудовлетворение.

За соблюдением правил следят ассасины, подсматривая через щель в красных занавесках, держа наготове прутья, а также говорящий попугай (от него мало толку, птица выжила из ума после того, как один из буйных клиентов нанёс удар кулаком ей в рот, загнув клюв в трубочку).

«Фьючерсы, фьючерсы. Муаммар Каддафи? Ах, миледи, транжирьте по полной этого бандюгана».

Пока клиент недоумевает, вбегает ассасин и бьет по клетке с криком «заткнись, безмозглая!». Попугай в бешенстве мечется вверх-вниз, повторяя: «безмозглая, безмозглая, безмозглая...».

При виде эрегированного члена Мансура ассасин почему-то краснеет и на мгновение замирает, а потом, словно завуч, допустивший ошибку у доски, надменно сообщает клиенту, касаясь прутьев: «время».

Нечто магическое состоит в наблюдении за воспаляющимся пахом, извращенцы всего мира мечтают попасть в Таргодон ради этого места, наряду с кабинкой самоистязаний. Знаменитый пах Мансура, обезображенный до неузнаваемости ядовитыми растениями, породил множество легенд и слухов.

Когда его смена кончается, он по-пидорски переглядывается с ассасином, который непристойно высовывает и засовывает в рукав скрытый клинок. Но вот заходит хозяин, они отводят взгляды, так как любые связи между персоналом пресекаются казнью. «Мочи пидоров!» – скрежещет попугай. В ответ ассасин снова бьет по клетке, а птица заливается пародией на конский смех.

– Хорошо поработал, твоя доля. – Хозяин протягивает четвертак. – Купи себе приличные трусы, предстоит иметь дело с серьёзным человеком.

Под неистовый слоновий гул Мансур покидает кабинку истязаний...
Audio
За рулём красивый человек уходит в закат. На кожаном сидении: листок с контактами Мориса Жиродиаса, Библия и черновой вариант машинописи одной малоизвестной НК.

Плакальщик из синагоги? Скорее обычный любитель с окраин...Хмур, костляв, в вечных думках.

Печатаный «Таргодон» скоро, думает он. Тридцать книжонок – хватит за глаза. Будет ли рада мать? Вряд ли. Но понимающие оценят...
«Чёрная магия действует наиболее эффективно в предсознательных, маргинальных сферах. Наиболее действенны проклятия, брошенные мимоходом.

Если у человека есть основания опасаться психической атаки, самое лучшее – это сделать себя как можно более заметным для того или тех, со стороны кого ожидается атака, поскольку сознательные атаки, которые привлекают внимание объекта, редко приводят к успеху и часто рикошетом поражают атакующего».

1987 г.
Высоченный, широкоплечий, подкачанный, но очень ласковый пидор, подвалил к кучке ментов:

«Треск жопы дней в заливе Бернатау.
Сочится шишковидна железа.
Царевич прыгнул в объятия гадалок.
В читальном зале им. Делеза».

Он крайне манерно, двигая ягодицами, как переодевшийся в мамкино платье подросток, заявил: «мальчики, я поэт, хи-хи. Гинзберг. Знаете такого? У меня хата в стиле ар-нуво конца ХIX века. И вообще, моя пристань всегда плавучая». От последней фразы он чуть было не упал в обморок, захлопав длинными ресницами и закатив глаза, как бы восхищаясь своей гениальности. Менты молча смотрели.

– Это я натравил легендарную банду педофилов на тупик Декана. Моё очко вылизывал лично сам старый бык Ли.

Пидор вдруг замер в думках, глаза уставились в одну точку: «хм, а ведь раньше меня бы уволокли в отдел и хорошенько натянули. Может, стоит оскорбить офицера?». Перед носом мента открывается шкатулка, в которую наш мальчик весьма фанатично напердел перед выходом из дома. «Арестуй и трахни» – начал повторять пидор, словно мантру. «Арестуй и трахни»...

Однажды этого подтянутого гомика забрали в отдел, избили (он получал удовольствие от того, что хнычет, как школьница), отодрали во все щели, унизили перед сокамерниками, а потом выяснили, что это сыночек одного известного политика. Латентные педерасты, садисты-менты мигом отпустили его на волю, дав в придачу денег на лечение кишки, которую они разодрали дубинками – забавно, что «розочка» вываливалась из заднего прохода и до этого, но переруганная полиция решила, что парню срочно нужно вырезать геморрой. Ах, эти любители экстремального фистинга...

И вот сейчас в который раз он стоит перед ними, кичась и зачитывая поэзию, демонстрируя шкатулки с газами, поглаживая причинные места, нагибаясь раком, показывая прорезь на заду.

Ноль внимания. Просто очередной мажорный выродок, которому дозволено все, думают менты. Пора ехать в штаб, бумажная волокита, допросы, обед...

– Ты, – Он все так же манерно показывает на прапора. – Соси, иначе звоню отцу, сгниёшь в тюрьме, хи.

Полицейский, безусловно испугавшись, отозвал нарушителя порядка в «буханку», где хорошенечко отсосал. Весь в сперме, утирая слезы, прапор сам кончил в штаны рыбным запахом плавучей пристани. В ту минуту он думал о Господе боге.
Один большой сон
Птичка Нуашо.

Нуашо – птичка-неразлучница, которая летает за человеком по пятам.

Никто точно вам не скажет, как птичка выбирает хозяина. К одним приклеивается, когда те отстали от группы, других настигает во сне. Будь вы младенцем, стариком, женщиной или обычным пидором – ожидайте встречи, пока вы на её владениях.

А именно в районе Эльбруса, по которому мы блуждали в ожидании подходящего момента для входа в подземный город.

Птичка имеет раздвоенный клювик с отвратительными, сальными вибриссами и подвижными, пульсирующими микроприсосками. Небольшой размер даёт ей возможность маскироваться под обычного комара, но светящиеся глаза, которые позволяют видеть во тьме, сразу разоблачают Нуашо даже в солнечный день.

Птичка нашла Боба в самый неподходящий момент. На выходе из кустов я увидел светящиеся точки над его макушкой – неразлучница закрепилась за хозяином.

Она находилась в мертвой зоне, Боб не смог увидеть бы ее ни в зеркало, ни резко повернувшись. Существовал вариант подстрелить её с близкого расстояния, или размежевать лопатой, но это было чревато смертью носителя. Избавится от неё можно лишь поиграв в Вильгельма Телля с расстояния 66 метров и с помощью отправленной стрелы.

Опытных стрелков у нас не было, поэтому всю оставшуюся неделю Боб и птичка ходили не разлей вода.

– А ещё я чую, как она срёт, – с воодушевлением рассказывал Боб. Мы сидели вокруг костра, будто скауты в школьном лагере. – Знаете, пока не испытаете на своей шкуре...

– Но ты же не будешь ходить с ней всю жизнь, Боб?

– Нет лучшего наслаждения...

По началу это казалось забавным, но нуашо околдовывала носителя, её чары проникали всё глубже с каждым днём. В конечном счёте носитель птички начинал считать людей, у кого её не имелось, отбросами и нечестью.

– Клейковина? Дорогуша, я бы всё отдала за эту безделушку. – А дальше, встав на четвереньки: – Маркизио, где мой экзоскелет? И как только работать в таких условиях...

Боб нёс несусветную чушь, менял личности и бесконечно твердил, что «всё происходит сугубо здесь». Если бы старый лепила, который водил нас взад вперёд, уже завёл бы нас в Таргодон, то птичка отпрянула от нашего друга сама по себе...

Part II, First face.
Процедурная.

«Всем нездоровится, со всеми случаются несчастья, у каждого рано или поздно появляется недуг. Что поможет? ПРОЦЕДУРНАЯ!».

Звук военной тревоги, диктор замолкает и зрители видят воздетые к верху клешни насекомых, которых сразила чума. Им показывают новую рекламу, оплаченную на год вперёд в прайм тайм.

Процедурная — кабинет, в котором сидит печально известный доктор Толстантин Григорович, ему уже под 90 лет. Всю свою жизнь он блуждал по медосмотрам садиков, школ и институтов, чтобы оттягивать крайние плоти и рассматривать лиловые залупы, сидел на унизительном окладе, пока его не позвали работать в процедурную Таргодона. Он — избранник, единственный лекарь в городе.

Карательная дефекация, купели с кандиру, предпочтения миногам вместо пиявок. Он излечит все и сделает это по-своему.

Сегодня на приём поступил больной, у которого проблемы с уретрой после секса с улитками. Консультация, как всегда, начинается с унижений и угроз: «Ты — муфлон? Пересажу твои вонючие яица на подбородок. — Он смотрит на дверной проём, там стоят операторы и журналисты. — Где же этот ебучий санитар?». Лишь лай маленькой собачки доносится из подсобки которые сутки.

Доктор пишет на бумажке: «анестезия на час, на месяц. Колоть инъекции поочередно в пах, как только у пациента появятся первые признаки боли». Он в надменном тоне велит сесть в тазик с тёплой водой. «Голым, болван. — он даёт затрещину больному». Надо помнить, что на приём к Григоровичу можно попасть, имея связи и лишний миллион долларов в кармане.

Больной садится в таз и его маленькая залупка выныривает из воды. Доктор что-то ищет в шкафах, заинтересовано листает энциклопедию, бубнит под нос — будто создаёт видимость работы. Затем он достаёт из нагрудного кармана шкатулку с живой мухой без крыльев. Объективы камер сфокусировались на ней.

Когда насекомое кладут на половой орган, оно мечется по оси залупы, кружится в щекотливых виражах, от этого член встаёт из воды и подёргивается от удовольствия. Собака не перестаёт тявкать, доктор рычит: «кто-нибудь, вырубите эту шавку, у меня тут приёмный покой, блять!». Собачку тут же усыпляют из дротика в жалобном «тяв-тяв-тяв».

Муха доводит пациента до экстаза и её выкидывает, словно катапультой, гейзером спермы на объективы. Больной здоров — уретра разлиплась. Григорович оборачивается к камерам и произносит заготовленную речь: «всем нездоровится, со всеми случаются несчастья, у каждого рано или поздно появляется недуг. Доктор Григорович к вашим услугам». На экране появляются титры, а затем зрителям показывают новый эпизод.
Хмурый тамбовский волк, hundgefunden, готовит серию прекрасных иллюстраций для книги моего сына.

Сейчас сын ловит дурацкий бзик – загибает ладонь у динамика телефона и выдумывает непонятные мне слова: «гоп щарэ, ищщебёттэ, мамани ё мама», натанцовывает, как раненый гангстер и чему-то загадочно улыбается.

Два года назад у нас был уговор, что канал он ведёт сам, но сейчас я поняла, что он совершенно не может работать с читателями. Так нельзя, сыночка, нельзя просто публиковать дурацкие, как твой бзик, рассказы.

Ну мам, ну что ты лезешь, я же просил, ты вечно всё портишь, я хочу делать всё сам. Вы, мамаши, всегда суёте нос не в свои дела!

Неугодный перверт, кого воспитала...В общем, ребята, книга будет нашпигована уникальными рисунками от близкого по духу художника, что не может не радовать.
Сцепившись задницами, как уличные псы, люди-леопарды передвигаются гуськом в сторону камеры сенсорной депривации, напевая: «Ноги в тепле, голова в холоде, брюхо — в полуголоде», как молитву.

Запах лопающихся мозолей на фоне резких физических истощений, лужица неизвестных науке выделений, квадратные головы африканского племени «лах». Дубовый кокон?

Поместившись в соляной раствор, люди-леопарды увидели прекрасную галлюцинацию с бесовщиной паха. Люк в камеру открыла Гульнара Фаилевна: «выходим». Следы оргонной сварки на расширителях рта.

Собаки-говноежки с глазами на выкате опустошают миски с пшеном в курятниках, убегая трусцой до ближайшей медвежьей берлоги, которую в истерике откапывают, а затем срут и ссут в неё, пока гризли лениво пробуждается ото сна. Весь в фекалиях и больного запаха моче, медведь выползает наружу в приступе гнева, несясь в ближайшее поселение вслед за собаками. Одна из шавок натыкается на барсучий помет, которым с жадным аппетитом лакомится. Медведь настигает отставшую говноежку и разрывает её в клочья.

Жители поселения, люди-леопарды, с вилами и факелами ждут набега гризли, даже куры-несушки выбежали во двор, создавая видимость обороны, пока их петухи долбят друг друга в болезненном «кукареку».

Из леса вдруг выбегает стая медведиц, от туда же летят горящие стрелы, поджигающие хлева, отравленные дротики, вызывающие у жертв закипание крови, некие обитатели леса подвезли катапульту, в которую поместили вулканическую лаву (вот незадача, лава насквозь прожгла оружейную чашу и ошпарила, кхе-кхе, стреляющего).

— Сеанс окончен, блять.

Гульнара силком вытаскивает людей-леопардов из камеры сенсорной депривации.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
...И вот публика, пришедшая на кавер-бэнд, увидела ЭТО...