Теперь давайте попробуем расшифровать главу 4.3. Следите за руками:

Сержанта Эдди Пенсьеро зовут Хауард «Непроворный» Ученник (Howard “Slow” Lerner). Slow Learner– это название сборника ранних рассказов Пинчона (у нас – «Неторопливый Ученик»), особенность которого в том, что там есть предисловие автора, и в нем он говорит о том, какие видит недостатки в своих ранних произведениях. Поэтому можно предположить, что slow learner-ом он иронично называет себя. Допустим, что сержант Хауард символизирует Томаса Пинчона, человека.
Сержант Хауард приказывает Эдди подстричь некоего полковника родом из Кеноши, Висконсин. Предположим, что Полковник символизирует Томаса Пинчона, автора книги «Радуга Тяготения».
Затем во время стрижки акцент делается на его волосы, и мы, вместе с Хауардом, попадаем в некую фантасмагорию. Допустим, что мы попали в его голову.

Тезис: все, что происходит дальше – символическое разложение на составляющие самого устройства книги «Радуга Тяготения».

Обоснование:

Внезапно появляются два персонажа – Skippy (Шустряк) и Mister Information (Мистер Справочная). Вместе они образуют единое тело текста книги. Где Mister Information – это важные сюжетообразующие элементы «Радуги», особенность которой в том, что эти элементы часто сложно заметить и распознать в общем информационном потоке. Поэтому читатель вполне может их ну скипнуть (skip переводится, как «пропускать», а одно из значений и вовсе «прогон бумаги»). Читаем абзац: двигаясь по рельсам (повествования) читатель проезжает стрелки-развилки. Функция развилок как раз таки подсказать читателю, как правильно «следовать» по тексту, чтобы что-то понять. Но читатель может проморгать нужную развилку (что Скиппи и делает). Если читатель «проложит маршрут» по тексту верно, он приедет в Счастьвилль (Happyville) – поймет книгу. Если нет – в Город Боли (Болырад/Pain City)))
Ленитроп символизирует сюжет книги. Он – центральный персонаж, он раскрывает Заговор, его все хотят и т.д. Полковник, в свою очередь, родом из Кеноши. Вернемся в начало книги, в главу 1.10 и предположим, что Малыш Кеноша – это опять же сам Пинчон, автор книги. В предпоследнем абзаце той главы говорится, что Ленитроп проделал весь этот путь, чтобы встретиться с Малышом. Но тот не появился. Автор и сюжет должны были найти друг друга, чтобы получилось вразумительное произведение в привычном понимании этого слова! Но Малыша Кеношу очевидно убил Эдди (см. «Смерть Автора» в постмодернизме).
Вместо него Ленитроп встречает человека с черно-белым неразборчивым лицом. Кто это? Это тот самый стрелочник, про которого говорят Скиппи и Мистер Информация. Срелочник (он же Стрелман/Pointsman) – это остаточная функция автора в произведении: давать подсказки, но не более; вся остальная работа отводится читателю.
В фантасмагории Полковника есть собаки, много собак, и некие дакойты. Дакойты - это зловещие разбойники из романов Сакса Ромера, автора историй про Фу Манчу. Это возвращает нас в конец главы 1.21 и всей первой части книги, где слышащий голоса (автора?) Стрелман сравнивает себя с именно этим персонажем. Он называет себя одновременно протагонистом (белое) и антагонистом (черное). Он – функциональный персонаж. Именно он запускает сюжет книги, то есть хочет изучать Ленитропа и отправляет его в Казино, откуда и начинают раскручиваться сюжетные линии.

Таким образом, Малыш Кеноша - это проекция Пинчона-Ученника, пишущая "Радугу". Он как бы сам себя отдает в руки произведения.

Полковник действительно может быть частным случаем автора. То есть автор как бы один человек, но в каждой книге он - отдельная проекция себя. В этой, постмодернистской, он умер. В другой - может и нет, может он реалистический роман напишет. (В этом больше смысла, чем кажется на первый взгляд: существует довольно любопытная писательская методика, суть которой заключается в том, что автор не просто придумывает произведение и пишет его, а, сначала решив, что именно он хочет получить на выходе, затем как бы представляет, каким писателем оно должно быть воплощено в конечный текст. И только «вжившись в роль», приступает непосредственно к написанию. Это помогает лучше очертить языковые и жанровые границы будущего произведения, а также, отодвинуть фигуру писателя на задний план, сделав его присутствие менее «заметным» и нивелировав повторяющиеся из раза в раз авторские приемы.)

В свою очередь, на следующем толковательном слое (звук подмигивания) Пенсьеро эквивалентен Пирату, Пэдди «Электро» Макгонигл - Ленитропу, а лампочка (заостренная, старого образца) - Ракете. На них держится само произведение, и они решают от автора избавиться.

К чему это я. Природное явление радуга, как всем известно, есть не что иное, как разложение белого света на цветовой спектр. Ровно таким же образом роман Томаса Пинчона являет нашему взору картину множественных реальностей, словно луковица наслаивающихся друг на друга, переплетающихся самым парадоксальным образом; но при этом, образующих единое целое, то, какой видим реальность мы – этот самый белый свет. И многие из этих «над-» и «под-реальностей» прямым текстом обозначены в книге – это те самые сегменты-подглавы с отдельными названиями! Глава про Эдди Пенсьеро не имеет такого обозначения (во-первых, это, итак, отдельная глава; во-вторых, внутри нее, как в матрешке (или в мизанабиме) спрятана еще и реальность лампочки Байрона; в-третьих, это было бы слишком просто), но, исходя из предыдущих выкладок, можно заключить, что она показывает нам как раз таки метафикшновую надреальность, являющуюся ключом к пониманию самого механизма преобразования «основной» реальности Готтфридом-Ленитропом.

Очень многое в книге завязано на тройственном взаимодействии. Мы уже касались упомянутых в главе 4.6 трех проекторов, необходимых для изменения реальности. Далее, в «первичной» (по крайней мере, в рамках интересующего нас сюжета) реальности – реальности Готтфрида – Обряд держится на нем самом (синонимичном Ракете), Бликеро и Маргерите Эрдман (которая, по «случайному» стечению обстоятельств, заменяет изначально подготавливаемую для этой роли Катье). В следующей реальности - реальности первой производной, в которой происходит большая часть событий книги – основополагающим механизмом являются Пират Апереткин, Ленитроп и Ракета.

Как мы знаем из начала книги, Пират может видеть и принимать на себя, переживать чужие сны.
Ленитроп, в свою очередь, может изменять реальность(!) В постмодернизме весь мир – это текст. Что делает Ленитроп в начале главы 1.10? Он всячески извращается над текстом письма Малыша Кеноши, меняя смысл послания всеми возможными способами, тем самым, пермутируя окружающую действительность, и, войдя в транс, создает карманную реальность Долин Красной Реки. Одна из первых вещей, которые он говорит, когда мы видим его в следующий раз в главе 1.15:

Но что-то теперь иначе… что-то… переменилось…

Взглянем снова на главу 4.3:

Дрожать — одно из любимейших времяпрепровождений Эдди. Не той дрожью, коей дрожат нормальные люди, мурашки, что вроде как строем прошлись по твоей могиле и пропали, но дрожью, которая не прекращается. Эдди — знаток тряски и трепета. Он даже умеет неким странным образом их читать... Но дар сей не ограничен дрожью Эдди — о нет, он читает и чужие дрожи! Ага, по одной входят и все вместе, группами (в последнее время Эдди отращивал у себя в мозгу нечто вроде дискриминатора — учился их сортировать)

Дрожь = сны, видения, грезы, обсессии. Эдди = Пират.

Полковник сидит и ждет под электролампочкой. Питается лампочка от другого рядового, что затаился в тени и крутит сдвоенную рукоятку генератора. Это друг Эдди — рядовой Пэдди «Электро» Макгонигл. С этим кривошипом Пэдди практикует дар Эдди, только в другой форме: он передает, а не принимает. Лампочка вроде горит ровно, а на самом деле это последовательность электрических пиков и равнин, разворачивающаяся со скоростью, которая зависит от того, насколько быстро Пэдди крутит рукоятки. Дело в том, что нить накаливания притухает так медленно, что подоспевает следующий максимум нагрузки, и мы, одураченные, видим постоянный свет. А на самом деле это череда неуловимых света и тьмы. Обычно, то есть, неуловимых. Смысл послания Пэдди никогда не осознает. Оно отправляется мышцами и скелетом, тем контуром его тела, что научился работать источником электроэнергии.

Лампочка = Ракета. Пэдди = Ленитроп. Взаимодействуя с Ракетой, Ленитроп служит невольным катализатором изменений реальности; он, сам того не осознавая, генерирует грезы.

Всякая долгая стрижка — переход. Волосы — еще одна модулируемая частота. Предположим красоту, в которой все волоски некогда были распределены идеально равномерно, — некую эру невинности, когда все они идеально прямо лежали по всей голове полковника. ... Нынче проходя ее насквозь, реструктурируя ее, Эдди Пенсьеро — агент Истории. Вместе с переделкой полковничьей головы бежит и дрожью отмеченный блюз — долгие пробежки в отверстиях 2 и 3 совпадают — во всяком случае сегодня — с проходами в глуби волос, березовыми стволами очень душной летней ночью, подходами к каменному дому в лесистом парке, оленями, замершими у толстого плитняка дорожек…

Эдди видит свет лампочки, считывает ее мерцание, что по сути та же дрожь света. Пират, агент Истории, принимает на себя грезы, созданные Ленитропом, и (как проектор!) проецирует их на окружающую реальность (придуманный Полковником-автором мир с волосами в роли покрытой имиколексом поверхности планеты), финализируя изменения.

Рекламная пауза

А вот тут коллега делится, как еще можно подходить к чтению "Радуги Тяготения"

Оказывается, что ответы – еще ближе, чем кажется. Вот, одним-единственным абзацем «V.», Пинчон полностью подтверждает легитимность данного выше толкования:

Время, разумеется, изобличило всю нелогичность такой постановки вопроса. Мы можем оправдать любую апологию, определив жизнь как последовательное отторжение различных ипостасей. Любая апология – не более чем романтическое повествование, наполовину выдумка, в которой сменяющие друг друга личины, последовательно принимаемые и отвергаемые писателем, описываются как разные персонажи. Сам процесс писания становится еще одним отторжением, еще одним «персонажем» прошлого. Тем самым мы действительно продаем свои души, расплачиваемся ими с историей частичными выплатами. Не такая уж большая цена за ясность видения, позволяющего разглядеть фикцию непрерывности, фикцию причинно-следственных связей, фикцию очеловеченной истории, творимой «разумом».

В любом уважающем себя постмодернистском опусе должны быть отсылки к «Радуге»!

Если же Ленитроп – это буквально сюжет, то что такое в выбранной толковательной системе Пират и Лампочка/Ракета?
Как мы уже установили, способность Пирата – принимать на себя, переживать чужие фантазии/фантазмы. Кроме того, он ассоциируется с Нулем. Тогда Пират - это просто-напросто бумага! Белое, чистое пространство (вакуум, если угодно), которое вбирает в себя Текст.
Теперь читаем:

Что за кладезь эта лампочка, ах если б она умела говорить — ну, вообще-то говорить она умеет. Она сегодня диктует Пэдди Макгониглу его мускульные модуляции кривошипа, у них тут петля с обратной связью через Пэдди опять к генератору

Лампочка (она же Ракета) – это язык (энергия произведения)! Язык и сюжет воздействуют друг на друга и вместе образуют Текст (чередование света и тьмы).
Взглянем еще раз на вот этот замечательный абзац:

Это друг Эдди — рядовой Пэдди «Электро» Макгонигл, ирландский паренек из Нью-Джерси… С этим кривошипом Пэдди практикует дар Эдди, только в другой форме: он передает, а не принимает. Лампочка вроде горит ровно, а на самом деле это последовательность электрических пиков и равнин, разворачивающаяся со скоростью, которая зависит от того, насколько быстро Пэдди крутит рукоятки. Дело в том, что нить накаливания притухает так медленно, что подоспевает следующий максимум нагрузки, и мы, одураченные, видим постоянный свет. А на самом деле это череда неуловимых света и тьмы. Обычно, то есть, неуловимых. Смысл послания Пэдди никогда не осознает. Оно отправляется мышцами и скелетом, тем контуром его тела, что научился работать источником электроэнергии.

Ехал тут недавно вакцинироваться, по дороге перечитывая V. (само собой, в метро, как и было задумано автором), и наткнулся на этот чудесный отрывок:

…когда он впервые прибыл в Африку. Еще на пароходе им сделали прививки от бубонной чумы: корабельный лекарь огромным шприцем вколол каждому изрядную дозу сыворотки под левый сосок, и потом примерно неделю привитый ходил с опухшей грудью. А поскольку в пути кавалеристы изнывали от скуки, они стали забавляться тем, что расстегивали рубахи и игриво выставляли напоказ благоприобретенные женские прелести.

И продолжая медицинско-пандемийную тему, вот такой прекрасный пассаж об образе мышления энтузиастов-конспирологов:

Теперь на смену психоаналитику должен был прийти, как ни странно, дантист.
Изменение произошло главным образом в терминологии. Сеанс стали называть приемом, глубокомысленные признания теперь предварялись словами: «Мой дантист говорит…». Психодонтия, как и предшествующие учения, выработала свой жаргон: невроз стал называться «изъяном окклюзии», оральная, анальная и генитальная стадии развития – «лактодентальным прорезыванием», ид – «пульпой», а суперэго – «эмалью». … Кариес развивается в силу вполне определенных причин, размышлял Эйгенвэлью. Но даже если на один зуб приходится по несколько дырок, в этом нет злого умысла против жизни пульпы, нет никакого заговора. Однако неизменно появляются люди вроде Стенсила, которые так и норовят усмотреть закулисные интриги в случайных изъянах истории.