К разговору о том, что — секс, а что — нет: смотрела на той неделе посмертную выставку Рена Ханга. Чаще всего в интернете гуляют его фотографии с хрупкими голыми девушками и животными — рыба в потеках чёрной краски, павлин, лебедь. Лебедь — это, ясное дело, про соблазнение Леды, но в работах Рена Ханга соблазнения и эротики почти нет. Нет и эпатажа, хотя торчат головы из задниц, мочатся на голову, и все в этом духе. Тело здесь даже не инструмент, а материал, с которым интересно попробовать всего и побольше.
Рен Ханг начинал с того, что фотографировал друзей, чужих стеснялся. Сохранились документации того, как он ведёт съемку — холодное небо, тёмная зелень, молодые обнаженные китайцы и один в бомбере и джинсах, худой как шпала, показывает другим, как встать, лечь, упереться в кривое дерево. Общее ощущение типа «напились пьяные, бегали голые». Такое переживание юности, когда все ощущается одновременно не всерьёз и на разрыв, когда все делается просто потому, что интересно, что получится. Ну и ученичество идёт сюда в пару — тут не просто отсылки к картинкам из учебника МХК типа Офелии, тут прямо прилежное переписывание.
Кроме фото и архивных видео, здесь есть ещё стихи из личного дневника. Естественно, про любовь, про желание близости, про страхи, про что ж ещё. Чем ближе к 2017, тем ближе точка: Рен Ханг покончил с собой на фоне депрессии, сбросившись с крыши здания в Пекине, и навсегда остался молодым. Ушла очень грустная.
Рен Ханг начинал с того, что фотографировал друзей, чужих стеснялся. Сохранились документации того, как он ведёт съемку — холодное небо, тёмная зелень, молодые обнаженные китайцы и один в бомбере и джинсах, худой как шпала, показывает другим, как встать, лечь, упереться в кривое дерево. Общее ощущение типа «напились пьяные, бегали голые». Такое переживание юности, когда все ощущается одновременно не всерьёз и на разрыв, когда все делается просто потому, что интересно, что получится. Ну и ученичество идёт сюда в пару — тут не просто отсылки к картинкам из учебника МХК типа Офелии, тут прямо прилежное переписывание.
Кроме фото и архивных видео, здесь есть ещё стихи из личного дневника. Естественно, про любовь, про желание близости, про страхи, про что ж ещё. Чем ближе к 2017, тем ближе точка: Рен Ханг покончил с собой на фоне депрессии, сбросившись с крыши здания в Пекине, и навсегда остался молодым. Ушла очень грустная.
В общем, я сгоняла в Германию с разбитой камерой на телефоне и поэтому сейчас быстренько словами:
- этажом выше Рена Ханга была выставка MODEL Кристофера Уильямса. Улёт, пока подумаю про это молча.
- полчаса смотрела на голову Нефертити, ту самую. Парой этажей ниже на выставке копий и муляжей показывают её же, сделанную с помощью 3D-сканирования. Непохожа.
- едва не завязались ноги узлом в Берлинской картинной галерее: итальянцы, французы, голландцы и прочие жители XIII—XVIII веков. Сердце биться перестало в зале, посвящённом реставрации. Опасное место, короче.
- там же мрачный и пахнущий затхлостью зал с монументальной инсталляцией Энтони Каро «Страшный суд», сделанной в конце 1990-х. Впечатлило, что «Суд» — это следствие поворота в практике Каро, когда на шестом десятке он отправился в Грецию за некоторыми ответами. Я тоже хочу не останавливаться никогда.
- потом ещё были исторические экспозиции — музей Берлинской стены, милитари-музей в Дрездене и Еврейский музей в Берлине. О втором и третьем, наверное, захочу потом подробнее написать, потому что вот интересная штука: архитектор один и тот же (Даниэль Либескинд), но одна экспозиция пытается рассказать слишком много всего, а другая выхватывает из мрака пару деталей и бьёт сразу куда надо.
- видела коллекцию Сороса, она же «бункер» (ну то есть надземный бункер, который после войны сменил много разных функций, сейчас это частный музей с билетами по 25 евро). Отличное пространство, бойкая подборка совриска.
- ходила по музею-тюрьме, гидом был мужик, который сидел там в конце 70-х. Замутило немношк (в том числе и потому, что у них довольно дурацкая на мой вкус мультимедийная экспозиция, попробую не забыть подробнее рассказать).
- ещё был музей кино с временной выставкой про «Кабинет доктора Калигари», где главный персонаж затащил лук с густой подводкой до того, как родились Роберт Смит и Джим Керр. Увидела сапоги из Das Boot и растрогалась — важный фильм для моего сердца.
- по выставке Eternal Network, сделанной в рамках Трансмедиале, ходили с куратором Кристофером Гансингом (уходит из трансмедиале после девяти лет работы), я погибла сразу, совершенно невыносимо обаятельный человек.
- также в маршрут вошли рейхстаг, пять театров, две квартиры, две церкви, некоторое количество мемориалов, не помню сколько едален, книжный магазин и магазин приколов, заброшенный аэропорт, драг-шоу во вторник вечером и ночной дёнер. Это половина из того, что можно было успеть при должном планировании. Впрочем, как известно, можем повторить.
Потихоньку возвращаемся к Владивостоку, тут в марте интересно.
- этажом выше Рена Ханга была выставка MODEL Кристофера Уильямса. Улёт, пока подумаю про это молча.
- полчаса смотрела на голову Нефертити, ту самую. Парой этажей ниже на выставке копий и муляжей показывают её же, сделанную с помощью 3D-сканирования. Непохожа.
- едва не завязались ноги узлом в Берлинской картинной галерее: итальянцы, французы, голландцы и прочие жители XIII—XVIII веков. Сердце биться перестало в зале, посвящённом реставрации. Опасное место, короче.
- там же мрачный и пахнущий затхлостью зал с монументальной инсталляцией Энтони Каро «Страшный суд», сделанной в конце 1990-х. Впечатлило, что «Суд» — это следствие поворота в практике Каро, когда на шестом десятке он отправился в Грецию за некоторыми ответами. Я тоже хочу не останавливаться никогда.
- потом ещё были исторические экспозиции — музей Берлинской стены, милитари-музей в Дрездене и Еврейский музей в Берлине. О втором и третьем, наверное, захочу потом подробнее написать, потому что вот интересная штука: архитектор один и тот же (Даниэль Либескинд), но одна экспозиция пытается рассказать слишком много всего, а другая выхватывает из мрака пару деталей и бьёт сразу куда надо.
- видела коллекцию Сороса, она же «бункер» (ну то есть надземный бункер, который после войны сменил много разных функций, сейчас это частный музей с билетами по 25 евро). Отличное пространство, бойкая подборка совриска.
- ходила по музею-тюрьме, гидом был мужик, который сидел там в конце 70-х. Замутило немношк (в том числе и потому, что у них довольно дурацкая на мой вкус мультимедийная экспозиция, попробую не забыть подробнее рассказать).
- ещё был музей кино с временной выставкой про «Кабинет доктора Калигари», где главный персонаж затащил лук с густой подводкой до того, как родились Роберт Смит и Джим Керр. Увидела сапоги из Das Boot и растрогалась — важный фильм для моего сердца.
- по выставке Eternal Network, сделанной в рамках Трансмедиале, ходили с куратором Кристофером Гансингом (уходит из трансмедиале после девяти лет работы), я погибла сразу, совершенно невыносимо обаятельный человек.
- также в маршрут вошли рейхстаг, пять театров, две квартиры, две церкви, некоторое количество мемориалов, не помню сколько едален, книжный магазин и магазин приколов, заброшенный аэропорт, драг-шоу во вторник вечером и ночной дёнер. Это половина из того, что можно было успеть при должном планировании. Впрочем, как известно, можем повторить.
Потихоньку возвращаемся к Владивостоку, тут в марте интересно.
Весенний Погребняк в «Арке» выливает на голову зрителю жбан розовой краски и чертит иероглифы-лапки, которые можно использовать как лаконичный ответ вездесущим фаллосам в подъездах и лифтах. Прямо жаль, что выставка закрылась за день до 8 марта.
Виктор Шалай прямо сейчас описывает Владивосток как молодой (и молодящийся), хамоватый, разгильдяйский, бессистемно увлекающийся чем попало, не уважающий старших и неспособный не то, что о себе позаботиться, но ещё и норовящий сам себе пальцы отхватить. Если бы я не жила во Владивостоке почти всю жизнь, я бы удивилась, что я тут не живу, так мы похожи.
Это скриншот прошлой недели из одного музейного канала (не смотрите на опечатку, они нам все свойственны). В общем, я на диалогах, и Геннадий Вдовин (директор музея-усадьбы «Останкино») с ходу заявляет, что острой дискуссии вряд ли стоит ждать — директора и знакомы тыщу лет, и успели просплетничаться до начала. Обоих участников представили, как коренных жителей своих городов, и тут Вдовин такой: «Вообще с точки зрения социологии, коренной житель — тот, у которого оба родителя родились в том же месте. Или у которого по одной из линий несколько поколений рождались в этом месте». Шалай с таким невеселым видом говорит: «Нет, давайте договоримся, что для Владивостока коренной житель — тот, кто здесь родился». Омайгат музейная драма директор не коренной!
Хочу аудиокнигу, которую на два голоса прочитают Виктор Шалай и Геннадий Вдовин. Про что угодно.
В общем, с одной стороны — ничего нового: нам всем хана, если мы не оторвём руки горе-ремонтникам наших исторических зданий, если мы не отвоюем Алексеевскую сопку, где стоит геодезический знак, если мы будем довольствоваться мелкими уступками в духе «ну хотя бы не снесли». Даже дом Элеоноры Прей нельзя считать отвоёванным.
С другой стороны, поежилась от тезиса про то, что университет играет ключевую роль в формировании образа Владивостока («здравствуйте, Марина Ивановна Баринова, советник ректора Дальневосточного федерального университета»). Студенты с кампуса почти не знают город, преподаватели почти не трудятся скрывать злость на университет и все, что с ним связано.
В общем, с одной стороны — ничего нового: нам всем хана, если мы не оторвём руки горе-ремонтникам наших исторических зданий, если мы не отвоюем Алексеевскую сопку, где стоит геодезический знак, если мы будем довольствоваться мелкими уступками в духе «ну хотя бы не снесли». Даже дом Элеоноры Прей нельзя считать отвоёванным.
С другой стороны, поежилась от тезиса про то, что университет играет ключевую роль в формировании образа Владивостока («здравствуйте, Марина Ивановна Баринова, советник ректора Дальневосточного федерального университета»). Студенты с кампуса почти не знают город, преподаватели почти не трудятся скрывать злость на университет и все, что с ним связано.
Прохожу долгожданную (переносилась на три месяца) кураторскую школу с куратором Рике Франк. Курс идёт чисто по джазу, блоки активности плавают, все меняется по ходу дела, как будто воду пальцами ног пробуешь, и все с постоянной оговоркой «это не обязательно», «делайте как вам хочется», «если хочется сделать по-другому, сделайте», «придумайте сами». Смешанные у меня чувства от того, что 14 совершенно невероятных участников со своими идеями — себя в это число включаю — столкнувшись с таким уровнем свободы, в итоге решили пойти с цеховыми вопросами к гадалке и ещё на системные расстановки (ауч).
Можете считать это спойлером завтрашней презентации. На Заре после 20 часов; в 19 лекция Рике Франк о том, что выставка — это карман. Или сумка.
Можете считать это спойлером завтрашней презентации. На Заре после 20 часов; в 19 лекция Рике Франк о том, что выставка — это карман. Или сумка.
Тема школы — «Каких мы хотим выставок». А поделитесь, пожалуйста, в чате или в личку, каких вы хотите выставок? Каких тем? Каких работ? Что должно происходить на них?
Вообще надоело невыносимо выяснение отношений с капитализмом; и ещё с технологиями. Самые важные и волнительные вещи открываются тогда, когда выставка построена на уровне человека и сделана не «на материале», а на человеческих же взаимоотношениях — love, unity, respect (и я не про тёплую взаимовыгодную дружбу организаторов).
Это же — отчасти ответ на запрос о «простых» выставках, которые не заставляют чувствовать себя идиотом. И на запрос о душевных и духовных выставках. И да, на запросы про одежду, про неправославные христианские общины, про всемирную историю мусора и про микрорайоны на копчике города.
Это же — отчасти ответ на запрос о «простых» выставках, которые не заставляют чувствовать себя идиотом. И на запрос о душевных и духовных выставках. И да, на запросы про одежду, про неправославные христианские общины, про всемирную историю мусора и про микрорайоны на копчике города.
В списке номинантов на премию Курёхина в этом году — проект Дмитрия Морозова (:vtol:) «гость», который был показан на «Заре» и частично реализован в Приморье, на месте падения Сихотэ-Алиньского метеорита.
Я, конечно, саенс-арт никогда особенно не любила и поэтому силюсь найти 5 отличий между этой работой и той, что была номинирована на премию Кандинского, про Кольскую скважину. Сюжет похожий — Дмитрий заморачивается темой, собирает все доступные ему артефакты от публикаций до марок и значков, строит конструкцию весом под 20 кг, генерирующую звуки, взваливает её на плечо и идёт ставить на локацию. Правда, рассказывает, что по сравнению с кратером метеорита трип до Кольской скважины был «как в магазин за шоколадкой сходить».
Это единственный номинированный проект, который тесно связан с Приморьем, но в списке номинантов есть и другие резиденты Зари и просто хорошие люди:
http://www.kuryokhin.net/award2019
Я, конечно, саенс-арт никогда особенно не любила и поэтому силюсь найти 5 отличий между этой работой и той, что была номинирована на премию Кандинского, про Кольскую скважину. Сюжет похожий — Дмитрий заморачивается темой, собирает все доступные ему артефакты от публикаций до марок и значков, строит конструкцию весом под 20 кг, генерирующую звуки, взваливает её на плечо и идёт ставить на локацию. Правда, рассказывает, что по сравнению с кратером метеорита трип до Кольской скважины был «как в магазин за шоколадкой сходить».
Это единственный номинированный проект, который тесно связан с Приморьем, но в списке номинантов есть и другие резиденты Зари и просто хорошие люди:
http://www.kuryokhin.net/award2019
www.kuryokhin.net
XI ПРЕМИЯ им. СЕРГЕЯ КУРЁХИНА за 2019