Мнение экспертов. Партнер, директор по исследованиям Центра социального проектирования «Платформа» Мария Макушева об информационных эффектах запущенной в стране мобилизации.

Частичная мобилизация запустила классическую воронку инфодемии. Нечеткость формулировки – кого же конкретно призывают, в каком порядке, в какие сроки – оставила много информационных лакун. А в любой ситуации неопределенности, особенно связанной с риском, создается почва для быстрого распространения слухов, мифов и фейковых новостей. Примером может служить быстро облетевшая сеть «база призывников», впоследствии оказавшаяся компиляцией из нескольких, ничего общего с призывом не имеющих, баз. 
Но дело даже не столько в фейках. Нечеткости определения категории, попадающей под призыв, привели к двум встречным эффектам. Кампанейщине со стороны военкоматов, которая приводит к появлению стартовых событий. И к воронке распространения этих стартовых инцидентов. 
Создалась идеальная почва для быстрого и масштабного распространения сообщений очевидцев – сыну друга / 55-летнему бывшему коллеге / никогда не проходившему срочную службу отцу троих детей уже пришла повестка, знакомый уже на пути в Шереметьево, пограничникам уже направляют списки призывников. 
Важная особенность текущей мобилизации – у каждого мобилизованного есть смартфон, и любые издевательства быстро оказываются в общем доступе. И вот уже мы слышим, что «забирают вообще всех», что «все уезжают» или «никого не выпускают за рубеж». И в обычное время рассказы о чем-то угрожающем или возмутительном быстро распространяются и преувеличиваются. В кризисной ситуации их вирусность кратно возрастает.
Эти эффекты стоило предвидеть, так как за ними стоят естественные механизмы человеческого сообщества. Чем больше внешняя угроза, тем важнее чувство принадлежности к группе и тем активнее мы стремимся к общению. Когда человек сообщает что-то группе, вместе с другими обсуждает новость, переживает общие острые эмоции и видит солидарность, это дает хоть какое-то чувство опоры. И с наибольшей готовностью человек передает ту информацию, которая указывает на угрозы. Причем исследования периода пандемии показывают, что не столь важно – доверяет ли человек сам тому, что передает. Важно принести что-то ценное, запустить в группе воронку переживания и почувствовать себя  частью сообщества. Та ярость, с которой в последнее время дают советы, объясняется этим же эффектом.
А далее – по цепочке. Мы доверяем сообщениям потому, что их распространяют значимые для нас люди. И передаем дальше, подписывая слух своей репутацией.
И, наконец, парадокс, своеобразный закон Мерфи коммуникаторов: чем важнее выверенность сообщения, чем больше рисков от его неверной трактовки и запуска массовой паники, тем меньше времени на осмысленную, продуманную коммуникационную работу.

Мнение экспертов. Партнер, директор по исследованиям Центра социального проектирования «Платформа» Мария Макушева – о трансформации открытости.
 
В дискуссиях профессионалов в сфере цифровой безопасности можно отметить две линии – «меньше прозрачности» и «меньше анонимности». Они определяют контуры цифрового мира, в котором нам предстоит жить в ближайшем будущем. 
Сегодня часто проблематизируется безграмотность пользователя различных сервисов, с одной стороны, и доступность пассивного следа – со смартфонов, телевизоров, умной техники – с другой. Корпорации собирают слишком много данных, значительно больше, чем государство. И это само по себе может вызывать тревоги (особенно, если корпорации иностранные). 
Но важно также, что данные могут быть скомпрометированы. Вот один из множества вопросов из практики специалистов: каким образом человек, не прописанный в районе, был добавлен в районный чат, где впоследствии распространялись материалы в поддержку кандидата на выборах? (Ответ – через утечку данных сервиса по заказу продуктов). 
Доверие к корпорациям подорвано случаями утечек данных и скандалами с кражей средств с личных счетов. Никто не может гарантировать, что инфраструктура компаний достаточно защищена.   В качестве защиты здесь предлагается собирать, хранить, распространять меньше. А также ограничивать использование иностранных сервисов, например, Google-аналитики, на государственных сайтах. 
С другой стороны, информационная безопасность для государства и корпораций – одна из сфер, которая интенсивно растет под лозунгом «больше прозрачности и контроля». 
«Средства защиты данных выходят на новый уровень, внедряются технологии на основе искусственного интеллекта, которые перемалывают огромные массивы данных, а человек принимает ключевые решения. Появляется синергия от взаимодействия машины и человека, которая меняет не только процессы по защите данных, но и поведение самого офицера безопасности», – утверждает Александр Клевцов, руководитель по развитию продукта компании InfoWatch. 
Последние годы отмечены интенсивной цифровой трансформацией преступности. Число киберпреступлений поступательно растет (кроме последнего года). Более 90% из них – это социальная инженерия, введение в заблуждение человека человеком. Но увеличивается и число не зависящих от пользователей утечек данных. И цифровой след – это помощник в раскрытии киберпреступлений. Увеличение сбора данных, хранения, усложнение алгоритмов обработки – средства борьбы. А средства анонимизации – угроза. Государство требует, чтобы в ключевых сферах не было закрытости. 
Также и корпорации все больше озабочены охраной цифрового контура от угроз извне и изнутри. Служба безопасности хочет знать, если значимые данные копируются или пересылаются, если сотрудник в корпоративной переписке ведет себя деструктивно по отношению к коллегам и компании, если сотрудник использует корпоративные ресурсы для личных целей. Поэтому уже сейчас человек оказывается на рабочем месте под пристальным наблюдением, и это тенденция будет расти. 
На сегодня же открытость для различных потребительских сервисов значительно выше, чем для государства и для работодателя. И эту ситуацию явно хотят перевернуть. Намечается два ключевых тренда: снижение прозрачности для «чужих» и повышение – для «своих». 
Однако последнее вызывает немало тревог у граждан/сотрудников. Пользователь легко делится данными с сервисами, потому как не видит риска и ответственности. В случае государства или работодателя на основе данных принимаются административные решения. Ощущение контроля, даже «слежки» здесь более персонифицированное, последствия более понятны на бытовом уровне. Вокруг сбора данных много негативных стереотипов. Поэтому в этой сфере будут крайне важны исследования и поиск новых подходов к коммуникациям, способов говорить с человеком о безопасности так, чтобы он не чувствовал себя беззащитным объектом наблюдения.

Перспективы ESG-повестки в России

Центр социального проектирования «Платформа» завершил исследование, посвященное перспективам повестки устойчивого развития в текущих условиях. Работа проводилась по заказу ESG Альянса, объединившего ряд крупнейших российских компаний для разработки совместной политики в этой области. В исследовании обобщен опыт корпоративного сегмента (24 компании), позиции ключевых регуляторов.

Представляем публичную часть исследования

Мнение экспертов. Руководитель Центра социального проектирования «Платформа» Алексей Фирсов – о воздействии мобилизации на бизнес (на основании дискуссии в ЦСР и экспертных опросов).

В последние недели, как руководитель исследовательских проектов, я общаюсь с представителями компаний относительно воздействия мобилизации на их бизнес. Наша дискуссия на эту тему прошла в Центре стратегических разработок (ЦСР). Можно обобщить несколько моментов. 
В различных компаниях мобилизация охватила от 1 до 2 процентов сотрудников. Абстрактно эта цифра не является критической. Есть ощущение, что компании справились с вызовом без драматичных последствий; по крайней мере, стресс от ковидных ограничений ощущался значительно острее. 
Однако статистически невысокие показатели не закрывают ряд качественных проблем:
– призыв «вслепую» затронул критически важные кадры и стал приводить к нарушению производственных цепочек;
– бронь для стратегических предприятий не решила до конца проблемы, так как не коснулась смежников по всей цепочке;
– мобилизация проходила крайне неравномерно даже для близких по типу предприятий;
– даже для защищенных специальностей, таких, как IT, возник ряд бюрократических проблем, вынуждающих компании менять корпоративную структуру; 
– процедура призыва вступала в конфликт с законодательством, загоняя в тупик HR-службы предприятий;
– существенно различалась проблематика для крупного бизнеса и МСП. 

При этом психологический шок и спонтанные реакции людей оказали даже большее воздействие, чем объективные риски. «На одного мобилизованного приходится до трех уехавших», – диагностируют представители некоторых компаний. Релокация внутри страны была гораздо выше отъездов за рубеж – в значительной мере следствие качества информационной политики Минобороны. 
Мобилизация обострила проблему демографической ямы 90-ых. Нехватка  кадров на уровне 30-40 летних сотрудников остро ощущалась и до февраля. Теперь этот слой оказался наиболее подвержен призыву, особенно на уровне рабочих специальностей. Как заметил представитель одного холдинга, «если раньше мы конкурировали за лучших среди лучших, то теперь – за лучших среди худших». Есть и более специфичные моменты. Например, компании, работающие в северных моногородах, вели огромную работу по привлечению кадров в эти сложные регионы, вопреки всем климатическим и географическим барьерам. Их выбытие обесценивало этот процесс. 
Осознав в итоге комплекс проблем, военкоматы пытались  мотивировать бизнес самостоятельно заполнять мобилизационные квоты конкретными сотрудниками. Однако такой подход поставил компании перед сложной моральной проблемой, от которой бизнес предпочитал отказаться. 
Результат. Государство и бизнес путем колоссального напряжения в догоняющем и ручном режиме вышли из мобилизационного кризиса. Однако для избежания подобных стрессов в случае негативного сценария (второй волны мобилизации) нужны системные решения. Активнее всего участники дискуссий говорят о цифровых платформах, которые позволяли бы вести фиксировать критические позиции. Для этого, правда, нужна оцифровка военкоматов, которые в этой части отстают от бизнеса на четверть века.

ESG Альянс, Центр стратегических разработок (ЦСР), ЦСП «Платформа» и Х5 совместно с представителями российского бизнеса и регуляторов проведут проектную сессию, посвященную поиску новых подходов российского бизнеса к социальной политике.

Мнение экспертов. Партнер, директор по исследованиям Центра социального проектирования «Платформа» Мария Макушева – о критериях успешности демографической политики.

В российском обществе сегодня нет проблемы с желанием иметь детей. Скорее вопрос – в откладывании беременностей на более поздний срок и сокращении количества детей в семьях. По данным ВЦИОМ, только 9% опрошенных в репродуктивном возрасте не хотели бы иметь детей. Среди самой молодой группы опрошенных, 18–24-летних, этот показатель составляет 2%. Большинство в идеальных обстоятельствах хотело бы иметь двоих (33%), троих (28%), четверых и более (16%). Семья с детьми – нормативное требование для члена общества: 86% согласны с тем, что супруги должны иметь детей. И главный вопрос, конечно: что такое эти идеальные обстоятельства? 
Для молодых семей в первую очередь значимы вопросы жилья – приобретения собственного, расширение площади. Средняя молодая семья с ипотекой часто нуждается в доходе обоих супругов – это может вести к тем самым откладываниям беременностей, в особенности второй и третьей, на более поздний срок.
Можно обратить внимание и на такой аспект, который влияет на количество детей – возможность дать им достойное, с точки зрения родителей, развитие и образование. Современное общество уже не требует большой семьи для того, чтобы прокормить родителей на закате жизни. Зато требует все больших вложений в образование и подготовку к взрослой жизни. Важно, чтобы дети не просто были, а чтобы они были успешны и обеспечены лучшим. Чем больших инвестиций требует развитие и образование, тем больше родители склонны оценивать – какое количество детей она смогут «поднять». 
Если мы говорим молодых женщинах, то значимо совмещение материнства с работой – и с точки зрения дохода, и с точки зрения социальной самореализации. Показательно, например, что женщины в среднем хотят иметь меньше детей, чем мужчины. И чем моложе респонденты, тем больше этот разрыв – самореализация крайне важна. А перерывы на декретный отпуск до сих пор болезненно сказываются на женской карьере. Основная нагрузка в первые годы после рождения ребенка ложится на маму. А институты поддержки родительства в виде, например, доступных нянь, развиты в России недостаточно. На федеральном уровне не раз обсуждались и тестировались механизмы развития этого института – аккредитацию и субсидирование нянь. Надеемся, однажды подобные меры получат масштабный охват.
Также можно обратить внимание, что постановка вопроса о желании или нежелании женщины иметь детей звучит несколько односторонне, так как родителей в большинстве случаев пока двое. Развитие и поддержка культуры отцовства – важная составляющая демографической политики.
Можно долго говорить о материальных факторах, но значимы не только они. Ситуация нестабильности, в которой находится сегодня общество, вряд ли способствует реализации репродуктивных планов. Желание или нежелание иметь детей очень тесно связано с образом будущего, в котором их предстоит воспитывать. И в этой связи обращает на себя внимание такой показатель – он отражает тенденции не последних месяцев, а последних лет, и связан с комплексным падениям доверия институтам и кризиса идеи современного общества – доля тех, кто считает, что дети будут жить НЕ лучше, чем поколение родителей превышает долю тех, кто ожидает лучшей жизни для детей (42% против 39%) (ВЦИОМ-Спутник, 18.07.2021).
Аналогичные тенденции фиксируются и в международных мониторингах.

Мнение экспертов. Руководитель Центра социального проектирования «Платформа» Алексей Фирсов – о тестировании технологии фудшеринга в России.  

В России ежегодно пропадает (утилизируется, выбрасывается на помойки) более 17 млн тонн продовольствия. Речь идет об уже произведенной продукции, в эту цифру не включены потери агропроизводителей на промежуточных этапах. Масштаб этой цифры впечатлил бы и в более спокойное время, но в ситуации жестких вызовов проходить мимо этого ресурса было был совсем легкомысленным. Необходимы инструменты, которые направят хотя бы часть этого объема на поддержку малообеспеченных групп. 
В социологическом исследовании и дальнейшем анализе, проведенном ЦСП «Платформа» совместно с X5 Group, ESG Альянсом и Центром стратегических разработок (ЦСР), анализируется структура запроса общества по отношению к социальным программам бизнеса. На первом месте здесь традиционно находится здравоохранение, на втором – продуктовая помощь малоимущим (к числу приоритетов это направление относят 31% респондентов). Актуальность в этой сфере будет возрастать: 78% опрошенных отметили рост затрат на продовольствие в структуре своего дохода, что является одним из базовых индикаторов снижения социального уровня. 
Государство и бизнес ищут инструменты, которые позволят улучшить продовольственную безопасность за счет возможности направлять малоимущим соплом торговых сетей продукты с истекающим сроком годности, которые сегодня идут на утилизацию. Этот процесс, получивший название фудшеринга, является типичным в ряде стран, но в России проходит период робкого тестирования. Потенциал здесь огромен, социальная поддержка также не вызывает сомнений: 90% опрошенных считают, что продукты с истекающим сроком годности нужно использовать. Уничтожение продовольствия является не только экономическим, но и этическим вопросом; «выбрасывать хлеб грешно». 
Считать фудшеринг благотворительностью было бы неправильно: бизнес не столько жертвует, сколько меняет потоки. Но его можно рассматривать в качестве направления социального партнерства, при котором сети передают продукты, НКО осуществляют передачу непосредственным потребителям, власть оказывает инфраструктурную и коммуникационную поддержку. При этом остается ряд барьеров инерционного типа, которые надо решить максимально оперативно, преодолевая вязкость бюрократических процедур. 
Регуляторная сложность связана с особенностью российской фискальной системы – необходимостью платить НДС за предоставляемые безвозмездно продукты. В этих условиях утилизация становится более рентабельной. Парадоксально, что все участники процесса, включая регуляторов, признают нелогичность такого положения вещей, но инерционность системы оказывается сильнее рациональности.
Если рассматривать всю цепочку фудшеринга, проблема налогов не является единственной. Например, потребуется гораздо больше волонтеров, которые будут адресно доставлять продукты. Нужно менять стереотипы потребителей относительно понятия «истекающим сроком годности» – часть населения полагает, что здесь речь идет о снижении качества. Важна скорость доставки для портящихся продуктов, а значит, поддержка, транспортных компаний. Нужна специальная сертификация НКО, которая позволит избежать мошенничества. 
Было бы оптимально подключить программу к сервису «Госуслуги» для фиксации получателей. Наконец, важно, чтобы в программу включились не только крупные сети, но все участники рынка. 
Но при всем объеме задач фудшеринг может стать одной из программ национальной консолидации вокруг задачи помощи населению. Таких программ нужно гораздо больше. Их комбинация позволит удержать ситуацию от сползания в область повышенных социальных рисков.

Сессия «Мир, в котором мы оказались» в рамках «Дней PR’22»

25 ноября прошла конференция «Коммуникации для устойчивости бизнеса» в рамках «Дней PR’22». Она открылась сессией «Мир, в котором мы оказались», модератором которой выступил Алексей Фирсов — вице-президент РАСО и генеральный директор ЦСП «Платформа». Перед спикерами стояла задача объяснить, как влияют общественный и гуманитарный контекст на коммуникации и PR-деятельность.

Материал по итогам сессии

Мнение экспертов. Руководитель Центра социального проектирования «Платформа» Алексей Фирсов – о бизнесе под прессом идеологии.

За прошедший год бизнес относительно адаптировался к санкциям (по крайней мере, вышел из шокового состояния), но теперь встретился с новым риском - усилением давления турбо-патриотического крыла. В прежних условиях этим фактом можно было пренебречь, теперь он воспринимается, как показывают наши интервью в бизнес-среде, фактором системного риска.
Осенью прошлого года Евгений Пригожин раскритиковал Алишера Усманова за недостатки социальной политики в Орске, где расположен металлургический комбинат «Металлоинвеста». Позицию вряд ли назовешь справедливой: по масштабу социальных инвестиций Усманов является одним из наиболее масштабных российских филантропов. Но она носит знаковый характер. Если можно делать объектом размашистой критики крайне лояльного и системного бизнесмена, к тому же жертву санкций, то вся  бизнес-элита оказывается в уязвимом положении. Характерно, что Пригожин вернулся к теме «несправедливой приватизации» 90-х, которая в последние годы выпала из общественной повестки.
Позиция вагнерианца наиболее заметна, но не уникальна. По мере усиления социальной группы под названием «фронтовики»  давление на держателей ресурсов будет возрастать и на федеральном уровне, и в регионах. Ее поддерживают не только радикалы, но вполне маститые эксперты; так, футуролог Сергей Переслегин говорит: «Россия — феодальная страна, а в нормальной феодальной стране феодалы в случае войны должны являться при коне, с оружием, со своими детьми и домочадцами на фронт». Особенность момента - радикальные позиции озвучиваются не от лица какой-то группы, а нации в целом; такое замещение возможно, когда остальные субъектные группы подавлены и молчат.
В случае с санкциями бизнес мог искать поддержку в правительстве, но здесь позиция чиновников окажется более сложной. Захочет ли государство в случае ухудшения общей ситуации становиться экраном, отделяющим собственников от радикальной риторики, или будет использовать эту ситуацию для усложнения повестки - вопрос открытый. Представить себе, что российские предприниматели постараются перехватить инициативу и оседлают патриотическую риторику, невозможно. Дело не только в санкционных рисках, хотя и в них тоже. Российский бизнес слишком рафинирован для такой роли - не его cup of tea, как говорят англосаксы, не стиль Санкт-Петербургского экономического форума.
Можно ли превентивно готовить здесь линию защиты? Думаю, да. Как когда-то компании энергично формировали свои бизнес-бренды, надо с такой же интенсивностью, даже энергичней, создавать социальные бренды. А это означает не просто нагромождать социальные проекты, но формировать из них  сложные композиции. При всем давлении слева сегодня для этого не самый плохой момент: в общественном сознании действует синдром: «Мы все в одной лодке».
Согласно опросам населения, проведенным ЦСП «Платформа», 46% респондентов считает, что бизнес проявляет ответственность перед обществом, в обратном убеждены 45%. При том, что виден раскол позиций, позитивный показатель существенно (на 22 процентных пункта) вырос в сравнении с прошлым годом.

Итоги года. Партнер, директор по исследованиям Центра социального проектирования «Платформа» Мария Макушева – о ключевых коммуникационных эффектах конфликта.

Если бы нужно было подобрать слово года, то им мог бы стать «разрыв» - отношений с людьми, странами, брендами, прежних моделей поведения и коммуникаций. 
Конфликт накладывает отпечаток на восприятие и циркуляцию информации, формирование мнений и поведение людей. Коммуникационная сфера в период конфликта проходит всесторонний функциональный тест - с точки зрения смыслов, тональности, каналов и доверия.
Первый эффект — это блоковость. Борьба, конфликт имеет комплексное влияние - усиливает внутригрупповую идентичность и страх оказаться в изоляции, снижает толерантность к другим и терпимость к сомнениям внутри группы. Восприятие информации становится блоковым - решение и оценка формируются часто не на основе аргументов, а по маркерам близости. Снижается чувствительность к контексту, нюансам. 
В ситуации поляризации и низкой терпимости возникает т.н. эффект эхо-камеры - принятые убеждения усиливаются, так как их постоянно повторяют (возникает эффект эха), а притока новых идей не происходит. Находясь в кругу, где, как кажется, доминирует определенная позиция, человек опасается заявлять о своих сомнениях. Выбор источников информации также подчиняется блоковому принципу. 
Коммуникационная черта конфликта - взаимное лишение субъектности. Риторика приобретает моральный оттенок, а противник описывается как человек без самостоятельной позиции – обманутый или подкупленный. Следствие стратегии шейминга - постоянная эскалация - так как нападки воспринимаются как агрессия и еще больше сплачивают группу. Кроме того, без полноценного реконструирования позиции оппонента, договориться просто нельзя.
Особый характер приобретает экспертная позиция. Те, кого наделяют экспертным статусом, часто тоже плывут по волнам эмоциональной солидаризации. Прогнозы и оценки следуют за отношением к ситуации.
Это же заметно на массовом уровне. На фоне алармизма экономистов первые полгода конфликта социологи фиксировали рост экономического оптимизма – он выполняет функцию поддержки позитивной самооценки группы.
Опросы показывают, что население готово поддержать любое решение президента – и о наступлении, и о мирных переговорах. Растет роль признанных, привычных лидеров: в ситуации неопределенности, в вопросах, где не вполне понятно влияние того или иного решения на собственную жизнь человека, он склонен поддерживать или не поддерживать то, что он понимает. В данном случае – свою власть.
В ситуации неопределенности и риска у человека есть потребность, с одной стороны, понимать, с другой - общаться, быть ближе со своим окружением. Создается идеальная почва для распространения слухов и фейк-ньюс, особенно, если официальные коммуникации оставляют лакуны.
Наконец, наблюдается парадокс дефицита информации среди ее изобилия. Большая часть новостей - это НЕ новости, в том смысле, что они не дают ответа на самые важные вопросы. Как было и во время пандемии - не ясно, когда все закончится и что мне самому предпринять. 
У широкой аудитории есть потребность в официальной доверительной информации. При этом полного доверия к ней нет, так как ясно - ситуация изменчива и никто не может с уверенностью прогнозировать вызовы завтрашнего дня. Кроме того, еще с пандемии накоплено недоверие - из-за противоречий и отсутствия четких ответов. Каждое новое сообщение увеличивает энтропию и сомнения. 
Будь то работодатель или представитель власти - от него ждут ответов, которых пока ни у кого нет. Не давать ответа значит вызвать недоумение. Давать ответы - рисковать ошибиться и потерять доверие в будущем. Главным вызовом становится умение говорить с аудиторией в поле неопределенности.
Возрастает разрыв между тем, что транслируется в неофициальных каналах, и тем, что сообщается в официальных. Это создает ощущение закрытости информации.
Оказавшись между двух проблем, пандемией и СВО, стоит загадать желание. Кажется, что нам всем сегодня не помешают и рассудительность, и эмпатия, и, главное, умение говорить с другим и договариваться.

Мнение экспертов. Партнер, директор по исследованиям Центра социального проектирования «Платформа» Мария Макушева – о стратегии «шейминга»  заявлении Дмитрия Медведева.

Заявление Дмитрия Медведева, если вчитаться в оригинал, касалось не всех уехавших. Кроме того,  быстро последовало объяснение об «эмоциональности момента» и праве человека на гражданскую позицию. Однако в ситуации конфликта восприимчивость к нюансам снижается. Поэтому в сетях высказывание быстро превратилось во «все уехавшие – предатели».
В таком виде оно, вероятно, останется жить в «народной памяти». И может, наряду с другими резкими обобщениями, иметь тот же эффект, что и шейминг «антиваксеров» в период пандемии.
В ситуации, когда темпы вакцинации населения против коронавируса были не столь высокими, лидеры мнений и даже официальные лица нередко прибегали к стратегии «шейминга» — говорили о глупости и опасности «антиваксерства», высмеивали не готовых вакцинироваться, сравнивали их с теми, кто верит в плоскую землю и инопланетян. В действительности убежденных антипрививочников было меньшинство. В большинстве же это были люди, опасающиеся за свое здоровье, занявшие выжидательную позицию. И риторика «шейминга» оскорбляла часть из них, лишала собственной позиции и логики, дополнительно настраивала против прививки.
С миграцией - схожая ситуация. В целом и сами уехавшие не едины. И общество пока примеряет к уехавшим разные определения, оперирует отличающимися ситуациями и обстоятельствами отъезда. А тут - попытка выбрать одну «табличку» и прибить ее гвоздем к входной двери. 
Кроме того, у уехавших есть оставшиеся родные и знакомые, которые видят их не абстрактной «предательской массой», а людьми с разными мотивами, далеко не всегда связанными с нелюбовью к российской власти.
Обычно «шейминг» воспринимается как сорт агрессии. Это искусственно объединяет людей с разными мотивами и ситуациями в одну категорию, сплачивает группу и четче прорисовывает для нее образ врага. Может происходить солидаризация тех, кто в иных обстоятельствах близости друг к другу не испытывал.
Важное отличие текущей ситуации от пандемии - высокая концентрация уехавших и их знакомых в столице. Серьезный риск подобной коммуникационной статегии - углубление противоречий между Москвой и регионами. Концентрация денег, власти, новых неоднозначных трендов и «мод», а также оппозиционности и раньше вызывала недобрые взгляды. Сейчас, если вся «протестная» миграция будет ассоциироваться со столицей, раскол может усилиться.

Крупный бизнес в оценке общества: что от него ждать, на кого полагаться в кризис

Как воспринимает общество крупный бизнес? Видит в нем социального партнера или социального эгоиста? Каковы запросы к социальной политике компаний? Об этом новое исследование «Платформы».

За последние 2 года динамика в оценках «бизнеса как социального инвестора» положительная, хотя позиции поляризованы:

📌46% опрошенных считают, что бизнес ответственен перед обществом
📌45% убеждены в обратном

Рост на 22 процентных пункта обусловлен синдромом «мы все в одной лодке», восприятием бизнеса как жертвы санкций и сохранением при этом рабочих мест.

Более детально - информация здесь.

#исследования

Нейросеть, Generation «П», фейки и красные папки (исправленная версия)

Спустится «с небес на землю» искусственный интеллект и в человеческих руках станет оружием репутационных баталий. В 2023 нейросети широко уйдут в массы и будут доступны каждому. Фейки генерятся каждую секунду, а отличить правду от лжи становится все сложнее. В такой ситуации менеджерам по коммуникациям нужно вооружиться «красными папками».

– Такое предсказание получилось из целого размышления консультанта по репутационному менеджменту Сергея Скрипникова о влиянии ИИ на коммуникации.

#эксперты_платформы

Ответ Алексея Фирсова, основателя ЦСП «Платформа» Сергею Скрипникову

Есть одно принципиальное возражение: какая бы ни была имитация сознания, она остается имитацией. То есть всегда будет зазор между реальным и имитируемым, который может быть незаметен обывателю, но не ускользает от профи. Как в этом диалоге об «Отверженных». В принципе понятно, что его ведет машина. Люди так не говорят. Люди так не конструируют живую речь. Наверное, через время IT станет еще ближе к подлиннику. Но зазор все равно останется. Другое дело, понимание подлинника станет делом мастеров. И повиснет вопрос: а нужен ли вообще подлинник?

#эксперты_платформы

Господа, на самом деле, можно долго дискутировать на тему нейросетей, может, лучше с ними просто выпить поговорить ? 🧐🍷

Российские разработчики и бренд «Пять озёр» создали первую в мире душевную нейросеть для застолья — VALERA. Виртуальный собутыльник и разговор поддержит, и анекдот расскажет, и тост произнесет

@VALERA_5ozer_bot

Опять об образе будущего

Принято говорить о дефиците образа будущего (хотя дефицит образа настоящего ощущается не менее остро).

Коллеги из МГИМО провели серию фокус-групп среди «глубинного народа». Этот образ был не только описан через высказывания, но и выражен иллюстративно (участники фг рисовали будущее на листочках и часть этого творчества в докладе). Финальный материал и общие выводы можно посмотреть в прикреплённом файле (которые мы как «Платформа» не разделяем полностью).

Основные тезисы доклада:

▪️Запрос на патернализм - повышение роли государства и уход от персональной ответственности возрастают, в том числе среди молодежи

▪️Власть нелюбима, но при этом непрезираема. Ее терпят, как терпят соседей, от которых всего можно ожидать. Заслуги предпочитают не замечать

▪️Оппозиции в образе будущего нет. Ее различают только, как предмет тяжб и локальных конфликтов, но не видят системной силы. В чистом, выкошенном и заснеженном поле есть только власть и народ

▪️Главный пострадавший от глобального конфликта - молодёжь. Старшие поколения адаптировались, даже нашли дополнительный смысл

▪️Ощущается атомарность общества, распад и отсюда запрос на склейку, интеграцию, новую идеологию

▪️Из широкого набора ценностей в будущее берут вполне консервативную линейку. То есть перспектива не слишком отличается от идеализированного прошлого

Ну и так далее. С одной стороны, ярких инсайтов в докладе нет. Но то, что известно, тоже нуждается в подтверждениях. Что важно: доклад написан хорошим и правильным языком, а это редкость на фоне кризиса языковых навыков среди российских интеллектуалов.

#читая_другие_доклады

Рассчитывать на себя или на власть ? Уход от патернализма или общественное недоверие?

Жители индустриальных регионов (Красноярский край, Нижегородская область, Республика Татарстан и Челябинская область) чаще склонны рассчитывать в кризис на себя или на власть. Разрыв между этими позициями небольшой. Важно, что за последние годы усиливается позиция самостоятельности в трудные времена. Здесь нет однозначной интерпретации. С одной стороны, можно говорить об отходе от модели патернализма, которая была распространена в предыдущие года — люди чаще ждали внешней помощи. С другой — о снижении доверия к институтам.

#бизнес_территорий

Можно ли измерить социальный эффект кино?

Гипотеза о том, что искусство меняет людей кажется оправданной (хотя и ее оспаривали неоднократно).
Однако можно ли социологически измерить это влияние? Доказать, что кинематограф обладает не только эстетическим, но и ценностным эффектом - мотивирует к добру, гражданской позиции, новому типу отношений.

Задача крайне сложная. Во-первых, человек - открытая система, подвержен многим влияниям и не всегда способен их различать. Во-вторых, некоторые эффекты как бы вызревают, проявляют себя постепенно. В-третьих, что это за инструменты измерения? Список проблем можно продолжать.

Но мы, социологи, не сдаёмся, ведём эту работу. Каждый год совместно с Национальной медиа группой (НМГ) выпускаем рейтинг фильмов, оказавший наибольшее воздействие на аудиторию с точки зрения «социального действия» (social impact). С аналитикой за 2021-2022 год можно ознакомиться по ссылке, там же есть и методика измерений. Лучшими работами по комбинированному индексу охвата и влияния стали «Трудные подростки», Батя», «Блокадный дневник» и еще ряд фильмов.

И вы нам здорово можете помочь в работе над новым рейтингом, если ответите на пару вопросов:

1. Какие отечественные фильмы и сериалы произвели на вас сильное впечатление – вышедшие за период с января 2022 года? Что оказало такой эффект?
2. Может ли кино менять людей и их жизнь? Поделитесь своим опытом.

#анонс_исследований

Special for разработчиков онлайн-курсов и их потребителей 🎓

Почему онлайн-курсы?

В последние годы набирает популярность концепция непрерывного образования. Рынок труда выдвигает запрос на универсальность специалистов, что создает для сотрудников необходимость чаще обучаться, повышать квалификацию или, наоборот, получать знания из смежных профессиональных областей.

Темп современной жизни, недавние эпидемиологические и геополитические изменения формирует желание получать знание быстро и без ограничений по месту и времени обучения. Тут на помощь приходит онлайн-образование. Но как среди огромного выбора курсов выбрать «тот самый»?

Команда исследователей НИУ ВШЭ совместно с Дарьей Дубининой, аналитиком ЦСП «Платформа», провели контент-анализ онлайн-отзывов потребителей образовательной платформы Skillbox и глубинные интервью с учащимися.

На что стоит обратить внимание? (подробнее - в файле ниже)

1️⃣ Онлайн-курс является сингулярным благом. Это когда символическая ценность превышает рыночную - спрос на курс возникает не из-за цены, а из-за качества услуги. Но недостаток информации на рынке делает выбор курса затруднительным. Получается, что новый курс - это “кот в мешке”.

2️⃣ Чтобы снизить риски потребители прибегают к оцениваю услуги. Формируется система критериев:

- Часть критериев составляет ядро - оценка функциональности (практической полезности): актуальность знания, его новизна, сочетание теории и практики, программа курса.

- Другие критерии находятся на периферии - оценка дополнительных услуг. Например, получение сертификата после окончания курса, помощь в трудоустройстве, возможность платить в рассрочку, дизайн и техническое оформление, ощущение духа студенчества.

3️⃣ Несмотря на то, что курс оценивается по совокупности критериев, выбирая отдельный продукт потребитель отдает приоритет одному критерию из набора.

Это позволяет классифицировать учащихся на курсе относительно их стратегии обучения: выделяются сторонники неразборчивого и избирательного обучения. Причем вторые могут ориентироваться как на функциональность курса, так и на его вспомогательные преимущества.

Кому и чем может быть полезно исследование?

Разработчикам онлайн-курсов, для которых выделение сингулярных свойств является источником прибыли. Это позволяет не только определить ядро курса (функциональность), но и периферийные услуги (дополнительные) для удержания потребителя. Ну и, естественно, самим людям, которые покупают или хотят купить онлайн-образование.

#исследования