Легко

Всё, достойное внимания, получается легко. Без принуждения и лишних усилий. Играючи. Нет, это не значит, что на это время не ушло. Еще сколько. Но когда пробил час - само собой получилось. Произошло. Без давления и изнурительного ожидания. Как из под кисти автора снизошло. Текст, решение, образ, новое знание. Всё то, чего раньше не было, без вас не случилось, не могло. Оно ценно, всё остальное лишь баловство. Отвлечение внимания. Оно произойдет и так, вы лишь дополнение, обстоятельство. Резервуар, в лучшем случае стена, об которую решение обстучали. Это тоже хорошо. Но необходимо в чем-то самостоятельно выражаться. Стремиться, что есть силы.

Распрощавшись с надеждами, жизнь превращается в ремесло. Это не плохо, даже хорошо. Но внутри всё равно ощущаешь предательство. Повторяя раз от раза о своем, ты забываешь. Улучшаешь, копируешь, совершенствуешь, но не свое. Теряешь шанс на то, что можешь. Комфортом обрастаешь. Рискнуть с каждым мгновением страшнее всё. И ты дольше о решении размышляешь. Так тяжело решиться. Куда же, как же все, что есть. Синица греет бок. Ты в неге прозябаешь. Завтра подумаем еще, потом еще. Нет, то ценно, что сразу происходит, решено. У завтра нет той, что у мгновенно силы.

А выход есть? Да. Он бывает нужен тем, кто думает еще, что может лучше. Для остальных комфорт возможную удачу застилает. Риск - рецепт для несмирившихся еще. Во всем, что каждого из нас по жизни окружает, нужно двигаться вперед. В попытках сохранения всё увязнет, сгинет. То, что было сразу, будет длится долго. Оправдает радостью процесса. Голова ответит на вопрос не раз еще. Мысленно ты будешь при своем, но счастье ускользает, превращается в рутину. Жизнь разнообразна. Не только спринт. Встречается еще дистанции для стайеров. Нужно потерпеть. Да. Но ты ее пройдешь легко, когда попутно будешь совершать шаги легко. Не замечая длительность ее. Как жизнь жить долго нужно. Это тяжело. Но сильно легче, если совершаешь то, что должен. Только так, как человек, как гражданин, мужчина.

За оградой

Я планирую организовать вольер для куриц. Выгородить часть пространства участка и перестать переживать о его состоянии. Обнести его металической сеткой из тонких прутьев. Пусть гуляют вдоволь, роют, гнездятся. После зимнего плена они соскучились по солнечному свету, воздуху улицы. Их не смутит никакая ограда. Высокая, низкая - лишь бы чувствовать возможность движения. Она, кстати, инструмент обеспечения их безопасности. Если огороженное пространство больше прежнего - им в радость. Будет, на что посмотреть, прогуляться. Зерна кинуть немного - подножным кормом наедятся. Жучками, червячками - кому что надо. Такая оптимальная мера, правильная.

Сегодня у них тоже есть вольер. Он меньше, чем я запланировал, в несколько раз. Но всё же не в курятнике томятся. С утра на улицу стремятся. Стремглав летят. Как меня видят - все к ограде. Каждому должно достаться от руки кормящей. Это рефлекс. В руках может ничего не оказаться. Но счастье попытать, не упустить возможность. Ну вы поняли. Не голодны они, но к ограждению бегут, стремятся. Кто посильнее, тот толкает всех. Кто попроворнее, хитрее, может первым оказаться. Голову высунет и станет глазом одним в твои заглядывать. Они же курицы - им надо каждый раз определяться, каким смотреть. Сразу двумя никак. Они по обе стороны их головы. Такой у них забавных квест.

Что курицы. Достаточно в центре столицы оказаться, чтоб, не желая, курицей себя почувствовать. В оградах всё. Их даже перестали убирать. Лень. Лучше на курятник похожим быть, казаться. Нельзя же допускать людей всех до всех. Есть те, кто едут. Остальным всем дОлжно расступаться. Скандируют, идут колонной. Среди них не хочется запечатлеть себя. Лучше в стороне остаться. За оградой - да. Но не в толпе, прямо всем в том месте, что со спины чуть ниже пояса у всех. Ограда кажется, что отделяет. Тут всё относительно. Сначала может оказаться, что куры мы. Потом, если присмотреться и подождать, то может статься наоборот. Ограда отделяет. Кого и от кого лишь спустя годы сможем разобраться. Пока желание в курятнике остаться понятно. Бойня не дает временной дистанции. Посмертно можно не пернатым оказаться. Но эта новость станет ценной не для всех.

Перекличка

Бой часов не заглушает пение птиц. Ночью кажется, что они особенно громкие. Трели, крики и даже вздохи пернатых отовсюду. Ты ощущаешь себя среди них. Не можешь с уверенностью сказать - сон это или наяву происходит. Воображение или настоящие звуки природы. В сером всём, не проснувшемся еще, пестры лишь они. Кажется, что каждый заявляет о себе тирадой. Кричит: «Я здесь, я самый лучший». Как не боятся? Ведь внимание опасно. Или они чувства страха лишены? За зиму позабыли, что повсюду есть для них угрозы. Не стоит перья распушать. Чтоб выщипать павлиньи хвосты, всегда найдутся руки. Желающих хоть отбавляй. Быть не таким, как все, сейчас немодно. Внимание привлекать излишнее нельзя.

Как быстро мы забыли пиджаки, яркие рубашки, зауженные брюки. Машины напоказ. Сториз весь брендированный. Поездки, шикарные покупки. Как на весенней птичьей перекличке, всё
пестрило, как сейчас за окном звуки. Понять нас можно. Мы долго были лишены всего, что индивидуально. Носили одинаковое, серое. Были, как деревья без листвы. Думаю, выглядели также, как сейчас посреди весны на солнце в двадцать градусов. Лишь стволы и ветви. Однотонные и одинаковые. Шорты? Юбки покороче? Нет, что вы. Мы же все у жизни на работе. Живем для будущего светлого. Нам не до вольностей сейчас. Потом всё стало можно. В миг все зацвели всеми цветами, ароматами. Голос обрели. Аляповато выглядели, смешно. Но лучше так, чем было и снова начинается сейчас.

Наш лес стал тихим. Тех, кто пестрил, выслали. Настырных изолировали. С каждым днем всё становится унифицированнее. Форма, ритуалы, слова, действия - всё повторяется. Никто не смеет крикнуть громко. Некогда цивилизованные насаждения дичают. Местами симпатичный парк возвращается в лес дремучий. Глухо в нем, не слышно никого. Атас. Лишь громко кто-то скажет не как все, тут же всё смолкает. Лес ждет. Как бы что не вышло. Могут посчитать выскочку залетным. Ему не место среди тихих нас. Нет, мы не немы. Можем быть мы громки. Но там, где нужно. По запросу. Текст согласован, утвержден? Тогда готовы крикнуть, что угодно без особой подготовки. Лучше все вместе, чтоб не было заметно каждого. Нам начинать сейчас?

Уже проснулся. Текст ложится ровно. Пишешь эти строки под трели птиц. Ты среди них в словах написанных себя услышал. Значит, прожил день не зря. Хоть в перекличке птиц я произнес не так, как все. Спасибо за возможность. В ряду пернатых оказаться здорово сейчас.

#картинкипосубботам Елена Балановская

Подделка

Тогда я только начал постоянно работать. Нет, не зарабатывать деньги. Это произошло гораздо раньше. А заниматься тем, чем должен был на регулярной основе, каждый день приходя на работу и посвящая этому всего себя. До этого было либо не регулярно, либо не про то, что должно. Тогда мне казалось, что теперь так будет всегда. Жил уже несколько лет самостоятельно. Имел автомобиль. Так тоже было можно. Мне было двадцать два. Всё, что случалось со мной, было правдой, настоящим. Фальши не было. Это невозможно скопировать, играть. Кровь, адреналин - всё вспыхивало моментально. Действия не терпели осторожности. Наотмашь. Без купюр. Очень сложно подобрать слова. Жил, как голый, очень тонкокожий. Всё ощущал, чувствовал. Да так, что от переживаний по несколько раз за день кружилась голова.

Мир, созданный из ощущений, подкупал легким потреблением всего, что только можно. Сегодня цвет и образ, завтра вкус любой от привычного до невозможного. И роскошь, хоть и не досягаема, но всё равно видима. По миллиметру стала подступать. Ты думаешь о чем-то. Представляешь, как это возможно. Тогда я начал о часах мечтать. Смешно сегодня думать, но тогда так было. Не то, чтобы я с ума сходил, нет. Но так, как стало ближе всё и для многих можно, я стал на эти атрибуты роскоши внимание обращать. Выбрал то, что нравится. Но даже думал о них осторожно. Их стоимость тогда была равна моей зарплате лет за десять: но не есть, не пить. И лучше не дышать.

Еду домой. У МИДа, как сейчас, на повороте на садовое кольцо пробка вечная. И вдруг мне в окно тыкают часы те самые. Как на картинке. От оригинала отличить не представляется возможным. Возьми, всего-то семь тысяч рублей. Я оторопел. Мне было нечего сказать. Закрыл окно. Всё рухнуло во мне. Как же можно было так просто и непринужденно мечту взять и на оживленном жизни перекрестке, походя, наземь бросить и бесчеловечно растоптать.

Потом у меня были часы. Я их носил, теперь я это дело бросил. Продал и подарил, отдал. Но место для мечты исчезло. Кожа стала нарастать. Я словно стал разборчивым или осторожным. О том, что кажется мне невозможным, с опаской думаю, очень сдержанно. Как будто бы не я сам, или не даю себе возможность. Копий, иллюзий опасаюсь. Не даю себе мечтать. Так мало места в нашей жизни, где еще осталось можно подумать, что возможно то, что невозможно. И тебе снова не дадут дешевую подделку вместо вожделенного момента прожить, ощутить, осмыслить. С трепетом прочувствовать. Мир с воздухом вдохнуть. Не обращать внимания на часы. Как хочется мечтать.

Текст

Я чту текст. В его лоне рождается авторство. Мысль, идея. Можно описать контекст. Но без него ничего нет. Он - как «дано» у задачи. Которая жизнь. Слова сказанные это только слова. Человек существует, чтобы оставлять след набором букв разных. Он передает смысл, эмоцию, настроение лучше всех, так как воссоздается в читающем только его образ. Прочитанного, не написанного. Он у всех разный. Близкий, понятный, индивидуальный. С твоей жизнью складный. Текст как твой генетический портрет. В детях он неповторимый, разный. Мой рубленный, плотный. Часто не многим понятный. Я слышу в нем мой голос, ритм, если повезет, мелодию. Она, как свет, ведет к эстетике. Поэзии. Самой точной, до слов жадной. Если льется, собирай, не перечитывай. Дай проступить, вырваться тому, что так часто нелегко описать множеством слов. Редко удается одной фразой.

Текст, попадая к адресату, должен резонировать. Наполнить собой. Если это тот самый текст, части его останутся с тобой в памяти. Отдельные фразы к месту или нет будут всплывать в твоей голове, крутиться на языке сами собой. Они, как вкус, наполняют. Создают объем. Дают почву воображению, чтобы в тебе родился текст. Твой. И всё случилось снова и опять. Это такой особый обмен энергиями. Главное, чтобы он попался вовремя. Только гений всегда такой. К месту, всегда с собой. Во все времена актуальный. Его каждый должен искать в себе. Отпуская, без рефлексии и рассуждения, текст. Поймав эмоцию, на ее волне пролиться на свет. Каждый выбирает свой способ. Главное, искать. Всегда можно найти в себе причины, чтобы не делать. Силы, чтобы сделать, не каждый.

Текст - мой любимый инструмент. Написанному можно верить. Сказанное - изменяемо. Поддается трактовке, зависит от манеры говорящего. Написанное всегда честнее. Искренне написанное - честнее вдвойне. Мы часто произносим слово «нет». Написать «нет» может совсем не каждый. Знаки букв, образ слов, музыка фраз, связанных в себе смыслом, волей, чувством, сильный инструмент. Проникающий глубоко, действующий безотказно. Просить, благодарить, предлагать, отказывать, прощать в тексте убедительнее всего. Любить в слове, значит, дарить возможность другим. Жизнь, ее свет, добро. Сказать важно, значит, не сказать ничего. Трудно безумно, но важно. Найти то, что еще есть в тебе, и зажечь. Это как огонь, который подарит свет, тепло. Даст надежду, веру. В ком-то откликнется, и он напишет свой. Поддержит огонь. Это сейчас, как никогда, важно. Пишите тексты, даже оставляя их в себе или себе. Текст - это много раз одинаково сказанное. В нем вы становитесь лучше, самими собой. В тексте невозможно соврать себе. С написанным мир станет добрее, лучше. Даже, если это никто не прочтет, и вы оставите его в столе. Он останется в вас. Сделает лучше. Это важно.

#картинкипосубботам Елена Балановская

Мгновенный успех обычно не достигается в одночасье. В успехе нет секретов. Это результат подготовки, тяжелой работы и извлечения уроков из неудач. (с)

Хотеть

Когда ты решаешь сделать что-то, важен не путь до и не эмоция после. Важно сделать тот самый шаг. Поверить в себя. Дело даже не в страхе, например, прыжка с высоты. Бояться все. Нужно иметь желание. Не делать так, как делают все. А хотеть самому. Быть этим наполненным. Достаточно, чтобы на пол шаге не бросить. В каждом действии есть тот самый момент, и не один, когда хочется сказать себе нет. И остановиться, развернуться, закончить. Глядя вокруг, ты видишь много таких, кто не идет до конца. Это дает тебе право сказать себе нет больше. Если раз от раза, не доходя до конца, прекращать, это становится привычкой. Со временем и не вспомнишь, как это - действительно хотеть. До конца, жадно. Быть мечтой переполненным и сделать то, на что многие могут и не посмотреть. Отказывать себе опасно. Можно забыть о том, кто ты на самом деле есть. Потом сложно вспомнить. Станет неважно. Само собой рассосется.

Вы скажете, почему? Зачем вообще хотеть? Жизнь приучает к обратному. Ничего не хотеть спокойнее. Размениваясь на малое, оставить всё, как есть. Истинные желания людей как будто расшатывают мир. А нам твердят, он должен быть устойчив. Итак хорошо, зачем. Уютно и тепло. Для всех безопасно. Но это обманчиво. Те, кто талдычат нам о том, что хорошо ничего не хотеть, хотят всё больше раз от раза. Сначала долго себя терпеть. Потом на всё сквозь пальцы смотреть. Беднеть, стареть, хереть. По сторонам даже не глазеть. Своего мнения не иметь. Не понимать всего этого. Желать идти назад, под ноги не смотреть. Детей отдать, себя не пожалеть за что-то общее и непонятное. Привычка не хотеть приводит к обесцениванию жизни. Тогда и умереть несложно.

Рано утром, когда все еще спать могли, ты выходишь на пробежку. Кто-то еще не угомонился со вчера, другие уже побежали. Я среди них. Глядя в след уходящим, нет злости не в их, не в моем взгляде. Удивляешься - как они смогли? А они удивляются тебе. В такую рань бежишь. Всем чего-то хочется. На дистанции непросто, ты бежишь, видя таких, как ты. Многие двигаются быстрее. Им дистанция легко дается. Но трудятся все, как один. Желаниями движимы бегущие. Разными. Только благодаря им можно сделать первый шаг, выйти чуть свет и в путь, на дистанцию. А еще добежать до установленной цели. Не свернуть с пути. Говорить себе нет и еще раз нет, сложно, но с опытом удается. Не проводить время там, где не хочется, делать то, что важно. Смотреть по сторонам и совершенствовать. Влиять. Не находить оправдание в том, что это невозможно. Менять себя ежедневно. Себя лучшего хотеть, чем ты есть. Сложно, но иначе невозможно. Жить это обязательно хотеть. Смириться с тем, что есть, значит, умереть. Зафиксировать смерть легче, чем найти в себе силы жить. Нужно, можно.

Париж

Он никогда не спит. Как сердце, всё время бьется. Стучит, колотится, переживает. Иногда немного тоскует, болит. Бунтует, но в нем жизнь бурлит. Ему неймется. Через приоткрытое окно мансардного окна слышно его улицы. В них всё кипит. Слова, эмоции. Круглый день напролет, не замолкая, как местные голуби, гулит. Жадно впитывая эмоции. Всё вокруг говорит, говорит, говорит. Глядя в глаза друг другу. Не хватает слов. Помогают руки. С их помощью выразить то, что чувствует, удается. Ночью светится. Днем пестрит. В нем не заходит солнце.

Он отнюдь не стерилен. В нем всё через край. Нет невозможного. Контраст во всем. Местами благоухает, редко смердит. Но как-то ему это красиво удается. С утра пахнет мылом, круассаном горячим. Сейчас каштаном. Ими всё полно. Он ими украшен, горит. Белыми свечами на свежей зелени фоне. Кажется, что пахнет дымом из труб печей домовых. На самом деле каштаном приготовленным. Женщиной пахнет. Они здесь особенно хороши. Живы. Их ароматы ярки. Как и образы, немного революционны. С утра пахнет прохладой, водой бурной реки. В перемешку с игристым. К вечеру им все полны. Глаза выдают сидящих, прохожих. Они никуда не торопятся. Город пахнет жизнью. Вот из под ног запах метро. В палатке под мостом спит бомж - мужик. А на мосту играют свадьбу. В этом городе умеют и хотят быть собой. Нет дела ни до кого. Даже в очереди находящимся здесь клево.

Он влюбляет в себя как девушка. Вспыхивает, заставляет сходить с ума, невероятное делать, творить. Ему это удается. За ручку здесь принято ходить, обниматься. Целующихся видеть, им самим быть. Любить. Быть любимым. Не прятаться просто. В любом возрасте силы и желание находить. Не смиряться с обстоятельствами. Быть для себя самым важным, кажется, здесь легко, но сложно. Только после себя можно кого-то по-настоящему полюбить. Париж это демонстрирует. Ему это удается.

Амстердам

Он пролетел мимо на огромной скорости, не оборачиваясь и не глядя по сторонам. Движимый механическим усилием, передаваемым на звезду заднего колеса велосипеда. Простого, старого. Немного разбитого. Украшенного уникальным, ярким звонком. С ящиком для перевозки грузов и детей. Или просто для приоритетного беспрепятственного движения. Ветреный и дождливый. Одетый невпопад: в пуховик на солнце и в шортах под дождем. Не так давно столичный, но безвластный. Расслабляющий себя и всех вокруг. Одинаковый настолько, что не знакомый с ним может потеряться, глядя на уникальное однообразие улиц, даже не вдыхая дым разрешенных трав и не пробуя кексов. Выставляющий всё напоказ: от собственной жизни через настежь открытые окна без штор до тонкостей индустрии самой древней профессии в организованном для нее пространстве. Главное, чтобы возможные налоговые поступления не прошли мимо государственной кассы.

В пику всем остальным, ни разу не имперский и не претендующий. Сконцентрированный на себе. Как и все Нидерланды, появившийся благодаря протесту: сначала ограждая природное течение реки дамбой, потом запрещая на пару столетий католицизм и выбирая протестантизм. Человеческий и человечный. Сориентированный на уникальность каждого. Но не громкими фразами и лозунгами, а повседневной практикой и решениями. Не имея возможности, да и желания, оградить все каналы безопасными ограждениями, требующий сертификат на умение плавать в одежде в холодной воде и возможность спастись у пятилеток, поступающих в школу. Громко кричащий, если кто-то по незнанию или не внимательности нарушает годами и традицией определенный приоритет велосипедиста на дороге, даже перед пешеходом и общественным транспортом.

Цветущий в промышленных масштабах и целях: от голландских живописцев, до цветов. Первые заполонили собой всё с века семнадцатого и до Ван Гога. Пусть простит меня его более титулованный, но не упомянутый предшественник Рембрандт. Вторые - в основном тюльпаны всех мастей и другие цветы, необходимые для того, чтобы жизнь обычных людей не отличалась от ярких полотен их сограждан. Конечно, мой взгляд гостя не может рассмотреть всех тонкостей бытия жителя города. Но в нем, как и во всех Нидерландах, хочется жить. Единственным значимым неудобством можно считать высоту писсуаров, рассчитанную на самый большой в мире средний рост жителя Нидерландов, превышающий мой более чем на десять сантиметров. И оттого заставляющий подниматься на цыпочки не только для того, чтобы попасть в цель, но и в целом ощутить себя человеком.

#картинкипосубботам Елена Балановская

Поворот дороги — это не конец пути, если, конечно, вы успеете развернуться.
В каждой перемене, в каждом опавшем листе есть и боль, и красота. И именно так растут новые листья.
с)

За забором

Зима, особенно ее последний месяц, создавала преграды для нормальной жизни не только людей. Наконец-то, под забором, ограждающим наш поселок, стаял снег. Он своей ледяной коркой создавал непреодолимое препятствие для белки, мигрирующей из перелеска за пределами поселка на наш участок. Там, в соснах и елках, она промышляла в поисках пищи. Мы часто наполняли ее кормушку едой. А она, привыкая к нашим взглядам, не сразу пряталась, позировала на ветках, доставляя смотрящим эстетическое удовольствие. Часто, пробегая с утра, я наблюдал ее в смятении, ищущую ход. Но корка льда не поддавалась не только ей. Человек без специальной техники был тоже бессилен. К счастью, всё это закончилось. Но наша завсегдатая еще не продемонстрировала нам себя в рыжем весеннем одеянии.

Проснувшись утром после восьми, удивляешься собственному умиротворению. Не спешишь никуда. Без четких задач выдумываешь себе план на день. Бег, плавание. Завтрак и обед. Еще хотел прочитать несколько страниц. Ничто не противится бокалу игристого прямо с утра. Отпуск. Время, когда должному ты выбираешь время для реализации. Без расписания. За много лет первый раз за пределами страны. Путь стал долог и тернист. Ко всему можно приноровиться. Но из комфортного прошлого взгляд на настоящее не перестает вопрошать - зачем. Не покидает ощущение некоторого уязвимого дискомфорта. Мы, как белка, пересекли привычную черту, но еще не освоились. Озираемся и проверяем наши воспоминания на состоятельность, устойчивость.

На самом деле за нами созданными ограничениями ничего не поменялось. Как и всегда тут живут, вглядываясь в себя. Обеспечивая и удовлетворяя, неся, как главную ценность. Вокруг хоть потоп. Меняя роскошь культуры на культ природы, меняется не так много. Но нельзя недооценивать многовековое скоординированное желание людей по сохранению исторического образа их городов и жизни в целом. Только история этих усилий может составить настоящую конкуренцию красоте буйства природы в ее уникальных проявлениях. Несмотря на то, что второе прекрасно, мне первое ближе. Я испытываю уважение к постоянству. Восхищение возможностью людей жить и создавать вечное. Быть уверенными в том, что никто не сможет посягнуть на сделанное ими никогда. Это позволяет не торопиться, ждать. Испытывать удовольствие от процесса. Верить. То, чего так часто не хватает нам, как белке за забором. Надеюсь, не навсегда.

Отпуск

Отпуск это когда отпускает. Физически тебя действительно могут отпустить. Даже не сильно вспоминать. Но часто бывает, что одной неотложной проблемы достаточно, чтобы вернуть тебя в привычное рабочее состояние. Вопрос цепляется за другой, они тебя в водоворот событий погружают. Разговор за разговором. Один, второй. Сначала все немного стесняются, а потом никто и внимания не обращает. Сыпят задачами для общего блага. А ты, как заводной, про отпуск забываешь. Эта за нами и эта. Сейчас, через час, другой. Вечер наступает. День пролетает. По-другому не получается. Многие это знают. Он - один из немногих, отпускных. Его уже не вернуть. Ты себе целесообразностью всё объясняешь. Отпустить нельзя. Значит, отпуск еще не случился. Или его такого без связи, коммуникации и задач нет больше, не будет, не бывает. Нужно себя заставить. Отдыхать так же сложно, как делать что-то регулярно. Сложнее. К постоянному привыкаешь. А тут нужно резко взять и отдохнуть себя заставить.

За столом в отеле, на пляже и даже где-то в городе на экскурсии встречаешь людей разных, в основном отдыхающих. Озабоченных собой. Ты и сам таким себя представляешь. Дни планируешь, событиями их насыщаешь. Занимаешь время отдыхом. Замещаешь, а не отпускаешь. Сходство с теми, кого ты примечаешь, тебе не грозит. Их, кажется, ничего не напрягало и не напрягает. Их ничего не держит. Нечему отпускать, отпускать тоже нечего. Вся жизнь борьба за место, комфорт, на шведском столе за то, что всем надо, только сейчас принесут. Это код отпускника, отдыхающего. За две недели отпуска не научиться. Это целый жизни путь. Цель - ничего не делать. Платьишко надеть, с утра шампанское попивая, не думать ни о чем. Лечь под шезлонгом, вздремнуть. Так тоже может получиться. Но сны тоже накрывают. Тебя куда-то тянут, возвращают. Заставляют что-то сделать, набрать. В нескольких строках описать то, что с нами происходит. Отпуск. Время тает. В памяти лишь редкие следы оставляя. Как здорово иногда отдохнуть.

Стереть из памяти события разные средства помогают. На столике передо мной уже вода чаще остального бывает. Сон длится дольше. Тревоги меньше, стрессу не поддаешься сразу. Понимаешь, в жизни всё бывает. Жаль отпуск к финишу подходит. Но праздники его своими днями добавляют… вдоль берега идет рыбак. Час третий, может, больше он из моря рыбу добывает. Мелкую. Зачем? Я думаю, он и сам не знает. Его этот процесс интересует. Сознание отпускает. Забросил, потянул, достал. Всё просто. Без особых смыслов, целей. Глядя вдаль. Как на пробежке. Всё, что держит нас, теряет значимость. Финиш тоже из виду ускользает. Состояние полета наступает, лишь когда летишь. Кто прыгал с парашютом это знает. Отпуск к финишу, а ощущение приходит только. Здорово, что хоть и не надолго, так было. Лучше написать - бывает.

Загар

В моем детстве мы часто семьей ездили в Крым. Поселок городского типа Черноморское недалеко от мыса Тарханкут был нашим пристанищем на несколько лет. До него Оленевка. Дикари - это не нецивилизованные жители полуострова, а мы, приехавшие в поисках моря и солнца. Готовые снимать комнату с удобствами на улице и готовить там же на улице в летней кухне. Несколько хозяек в полуденный зной после утреннего пляжа жарили, парили и варили в жуткой духоте. Мы с удовольствием ели, днем не обращая внимания на мух, вечером на комаров. Рано утром с отцом на рынок. Бывало, днем в колхоз за барашком. Ночью в порт к «деду» - так мы звали хозяина дома, сдающего нам комнату внаем. Он был моряком и остался подрабатывать сторожем, вылавливая ведро креветок на лампу, закусывая ими всё, что принесут гости, проводя там ночи напролет за игрой в домино или шахматы. Камни на правом конце бухты и возможность наловить мидий. На пляже рапаны, кукуруза и сахарная вата. Отдельное приключение - пляжный туалет. Он как заброшенный дот времен Второй Мировой войны снаружи и минное поле изнутри. Не войти, не устоять, не выдержать. Про перегородки я просто молчу: их даже не было запланировано. В военных условиях не до интима. Зашел, зажмурился. Всё, что мог сделал, и пошел. Благо, печатной прессы тогда было в изобилии.

Мы не были одни. Так тогда отдыхали все. Ну кроме посетителей санаториев и домов отдыхов для работников разных важных организаций. Учителя, врачи, инженеры, военные - профессии взрослых, населяющих дом «деда» и еще множество домов жителей курортных поселков Крыма, сдающих тогда всё, что можно, внаем. Они и сейчас сдают. Но многочисленные гостиницы и отели повысили требования к жилью. А изнеженный турист сегодня требует различных удобств и услуг. Тогда всё было однообразнее. Запад полуострова был выбран не зря - он был дальше и менее людным. На пляже можно было разместить свою семью, не касаясь никого вокруг. И при хорошем стечении обстоятельств полежать, позагорать. Самый экономный вариант отпуска, оцениваемый качеством загара. Черный - значит, отдохнул, набрался сил. Приспуская штаны достигнута достаточная яркость контраста с истинным цветом кожи на твоей попе - значит, хватит сил на следующий год. Всё равно солнца, фруктов, моря до следующего лета не увидишь.

Помню, пытаясь уснуть днем, упираясь носом в изгиб руки в локте, ты вдыхал запах своего подкопченного и слегка соленого тела. В этом месте загар казался особенно насыщенным, и уже к концу первой недели ты считал себя загорелым. Это обманчивое впечатление рассыпалось при первом контакте с местными детьми во время игры в футбол, например. На их фоне я и мой брат были бледными. А степень отдыха, измеренного загаром, - ничтожной. Жизнь здесь вообще не ассоциировалась с работой. Я вырос, и получилось всё наоборот. Несколько лет жизни в Крыму приучили меня ассоциировать солнце и море только с трудом. Приятным, запоминающимся, но круглосуточным и круглогодичным. А загар, который при часовом контакте с солнцем делает меня сильно смуглым на лице и руках по край рукава футболки, это его свидетель. Сегодня всё стерлось. Впечатлений масса. А смуглое лицо и темная поверхность рук опять напоминают то ли об отдыхе, то ли о работе.

Колорит

Вот и подошел к концу отпускной марафон. Он был самым долгим за последние несколько лет и подарил массу положительных впечатлений, которые я, надеюсь, смогут быстро не забыться, став почвой для размышлений. Хватило сил и на беговую сотню, разбитую на множество этапов. Однако точно можно сказать, что прохлада Европы больше располагает к бегу, чем зной тропиков. Возможно, дело не только в климате. Среди множества событий не самым приятным, но, вероятно, одним из самых запоминающихся было погружение в окружающую действительность. Знакомство с истинным колоритом места. И я совсем не про природу. Про жизнь людей вокруг.

Аэропорт, взгляд на остров Маврикий из окна автомобиля и территория отеля могут создать обманчивое впечатление. Уж больно всё хорошо, гладко. Все улыбаются, говорят на трех языках: английском, французском и каком-то своем, напоминающим последний, - креольском. Здесь всё привнесенное сохранено: остров назван в честь руководителя первой голландской колонии; язык - как средство общения самых продолжительных владельцев острова - французов со своими рабами; направление движения и старый общественный транспорт от последних колонизаторов - англичан. Религии тоже соседствуют все. Но активнее других - индуисты и мусульмане. Кажется, что это большая, плодородная плантация сахарного тростника и туристический рай. Больше ничего. Но впечатление обманчиво. Между этим всем на обочинах улиц сформировались деревушки, поселения, даже города, где живут маврикийцы. Ветхость и хаотичность всего используемого для жизни создает впечатление, что замеченное глазом уцелело после торнадо, дождя или бури. Вцепилось в полотно дорог, построенных еще колонизаторами, и изо всех сил держится. Благо климат благоволит.

Надоевший, включающий в себя всё, «рай» заставил нас ненадолго оставить себя в поисках ощущений. В мире отдыхающих и прислуги всё линейно. Захотелось более сложных отношений. Еды за деньги на заказ, например. Нам порекомендовали - мы пошли. На краю местного поселения пару столов с навесом и небольшая кухня напротив. Два местных повара готовят для нас по предварительной записи морских гадов. И вроде бы поначалу всё ничего, но потом ты понимаешь, что ты ешь их, бродячие собаки едят то, что осталось, мухи поедают тебя. Глазами они - местные поедают нас, смешных и диких, зачем-то покинувших то место, куда они приходят только работать. Помойка, граничащая с нами, начала подбираться к самим ногам, и ты уже во всем этом измазался и замарался. Еще чуть-чуть и тебя накроет воронкой и превратит в живущего здесь лишь традицией. Чем-то общим, но не своим. Слабо отличающего ценность от мусора, заполонившего собой здесь всё. Не чувствующего разницы между порядком и хаосом и оттого живущего вот так. Мы тут же ретировались, еле сумев заплатить. Ничего не работает, даже не у нас, у них.

Вечером в «раю» знакомство с местной культурой. Ценна она ровно тем, что глаза наследников рабовладельцев ждут ее увидеть такой, какая она была не многим более ста пятидесяти лет назад - до его отмены. А наследники рабов готовы угодить тем, за что платят. Никакой уникальной, отличной от других, своей у них нет и не было. До открытия острова португальцами и создания здесь первой колонии голландцами на острове в лучшем случае проживало человек сто. Предков сегодняшнего жителя завезли несвободными. Он и сегодня, широко улыбаясь, кажется, готов верить во всё, кроме себя самого, живущего в контрасте мира туристов и собственного, колоритного жителя настоящего рая на земле.