Бансай
Атмосферу дома всегда дополняют мелочи. Среди них особняком стоят подарки значимых для тебя людей. Нет, не положением в обществе, а твоим отношением к ним. Фотографии, памятные тарелки, картины. Даже бубен ассоциируется с дарителем и именно поэтому занимает свое заметное место на лестничном марше. Они живы отношениями с людьми, приятными воспоминаниями. Есть среди них и живые существа: раскидистое величественное африканское дерево в миниатюре - бонсай. Он рукотворное произведение искусства моего коллеги по работе в Крыму. Напоминание о нем и о полуострове, с которым связано у меня множество неповторимых эмоций.
Он, бонсай, - мой одногодка. Ростом менее метра. Структурой напоминает баобаб. А кроной известное всем денежное дерево. Только листва меньше и не такая пухлая. Его привычное место жизни - Крым. Солнечный и теплый. Проделав сложный путь и столь значимо поменяв климат, летом он всё же немного оправился от перемен. Снова стал зеленым, и его ветки начали расти и укрепляться. Но с наступлением осени дерево перекочевало в помещение. И всё бы там есть: и увлажнитель, и лампа, вырабатывающая недостающий ультрафиолет, наблюдать за ним тяжело. Ему плохо.
Поначалу он осыпался. Невозможно было угадать с поливом. Даже обильная влага приносила вред. Удобрения тоже не давали нужного эффекта - растение опадало. Казалось, вот-вот и полные, как у новорожденных в перетяжках конечности, ветки станут сохнуть и увядать. Но природные силы и отношение изменили состояние растения. По аналогии с тяжело больным, наступила ремиссия. Кончики веток сохли, но на домашнем питомце начали появляться зеленые побеги. Мелкие, но живые. Некогда породистое статное дерево одичало, но, несмотря на обстоятельства, выжило. Такова судьба всех узников неестественных условий. Некогда видных и выразительных, выживая, превращаться в неприметную однородную массу. То ли поросль, то ли бурелом. Никаких отличий. Греет лишь одна надежда - глобальное потепление изменит климат и у нас. Но вот сможет ли дерево вновь приобрести свои уникальные черты - вопрос. Деградация мгновенна. Развитие вечно.
Атмосферу дома всегда дополняют мелочи. Среди них особняком стоят подарки значимых для тебя людей. Нет, не положением в обществе, а твоим отношением к ним. Фотографии, памятные тарелки, картины. Даже бубен ассоциируется с дарителем и именно поэтому занимает свое заметное место на лестничном марше. Они живы отношениями с людьми, приятными воспоминаниями. Есть среди них и живые существа: раскидистое величественное африканское дерево в миниатюре - бонсай. Он рукотворное произведение искусства моего коллеги по работе в Крыму. Напоминание о нем и о полуострове, с которым связано у меня множество неповторимых эмоций.
Он, бонсай, - мой одногодка. Ростом менее метра. Структурой напоминает баобаб. А кроной известное всем денежное дерево. Только листва меньше и не такая пухлая. Его привычное место жизни - Крым. Солнечный и теплый. Проделав сложный путь и столь значимо поменяв климат, летом он всё же немного оправился от перемен. Снова стал зеленым, и его ветки начали расти и укрепляться. Но с наступлением осени дерево перекочевало в помещение. И всё бы там есть: и увлажнитель, и лампа, вырабатывающая недостающий ультрафиолет, наблюдать за ним тяжело. Ему плохо.
Поначалу он осыпался. Невозможно было угадать с поливом. Даже обильная влага приносила вред. Удобрения тоже не давали нужного эффекта - растение опадало. Казалось, вот-вот и полные, как у новорожденных в перетяжках конечности, ветки станут сохнуть и увядать. Но природные силы и отношение изменили состояние растения. По аналогии с тяжело больным, наступила ремиссия. Кончики веток сохли, но на домашнем питомце начали появляться зеленые побеги. Мелкие, но живые. Некогда породистое статное дерево одичало, но, несмотря на обстоятельства, выжило. Такова судьба всех узников неестественных условий. Некогда видных и выразительных, выживая, превращаться в неприметную однородную массу. То ли поросль, то ли бурелом. Никаких отличий. Греет лишь одна надежда - глобальное потепление изменит климат и у нас. Но вот сможет ли дерево вновь приобрести свои уникальные черты - вопрос. Деградация мгновенна. Развитие вечно.
Comeback
Каждый, доживший в уме и трезвой памяти до моего возраста, человек может вспомнить случившийся с ним comeback. Неуверенность в завтра и ностальгия по вчера захлестывают. Часто это настигает обоих, и ты оказываешься вовлеченным в непродолжительную, яркую вначале и сильно неприятную в конце историю, обычно ухудшающую и так не безоблачные отношения. Растет брезгливость и непонимание того, как прошлое могло быть. Он или она же… просто…дальше дополните сами. В общем, сложно представить этот самый comeback, который бы пошел на пользу, даже если за ним были годы совместной жизни. Примириться можно, смириться нельзя. А терпеть - это всегда компромисс, который в близких человеческих отношениях лучше не допускать. Хотя это дело приоритетов и ценностей.
Идея возвращения ярче всех описана группой Beatles в своем хите Back in USSR, часто игравшем в доме у моих родителей. Тогда, не разбирая половины слов, мне, как и многим другим, представлялось, что великолепная четверка, побывав инкогнито в тогдашнем СССР, вылетая, уже ностальгирует и обещает вернуться. Хотя сама песня совсем о другом. Она иронизирует над вымышленным персонажем, возвращающимся в родную советскую страну, который находит в том, что его на протяжении многих лет окружало на чужбине, сходство с родными местами. Иллюстрирует странное для граждан страны противника в холодной войне стремление к образцам западного мира. Лицемерие, которым было пропитано всё. Запад - враг, но командировка туда или шмотка оттуда - исключительное благо. Этот восторженный comeback полон внешнего бравурного напуска и внутреннего переживания, так как непонятно, куда на самом деле хочется.
Общее желание ничего не делать нужно как-то оправдать. И в отношениях, и в технологиях управления общественным сознанием. Отсутствие потенции, образа будущего и простая лень что-то менять толкают на сделку с прожитым. Оно не плохо и не хорошо, но, если ты его пережил, возврат всегда не лучшее решение. Объяснимое, часто даже яркое, но трагичное, так как лишает вас возможности построить с ним нормальные отношения навсегда. В разы взвинчивает уровень ненависти. Когда это касается отношений между людьми - плохо. Страдают все, прежде всего дети. Но когда comeback - направление движение страны, это страшно. За ним неминуема ненависть к прошлому. А люди, лишенные права его иметь, уязвимы. Это отбросит нас на более слабые позиции, нежели нулевые и девяностые. И даже пусть несовершенная, но работающая экономика не поможет. Люди движимы мифами и одержимостью. А если с прошлым нет лада, то страх и ощущение неполноценности не дадут им появиться долго. Надеюсь не никогда.
Каждый, доживший в уме и трезвой памяти до моего возраста, человек может вспомнить случившийся с ним comeback. Неуверенность в завтра и ностальгия по вчера захлестывают. Часто это настигает обоих, и ты оказываешься вовлеченным в непродолжительную, яркую вначале и сильно неприятную в конце историю, обычно ухудшающую и так не безоблачные отношения. Растет брезгливость и непонимание того, как прошлое могло быть. Он или она же… просто…дальше дополните сами. В общем, сложно представить этот самый comeback, который бы пошел на пользу, даже если за ним были годы совместной жизни. Примириться можно, смириться нельзя. А терпеть - это всегда компромисс, который в близких человеческих отношениях лучше не допускать. Хотя это дело приоритетов и ценностей.
Идея возвращения ярче всех описана группой Beatles в своем хите Back in USSR, часто игравшем в доме у моих родителей. Тогда, не разбирая половины слов, мне, как и многим другим, представлялось, что великолепная четверка, побывав инкогнито в тогдашнем СССР, вылетая, уже ностальгирует и обещает вернуться. Хотя сама песня совсем о другом. Она иронизирует над вымышленным персонажем, возвращающимся в родную советскую страну, который находит в том, что его на протяжении многих лет окружало на чужбине, сходство с родными местами. Иллюстрирует странное для граждан страны противника в холодной войне стремление к образцам западного мира. Лицемерие, которым было пропитано всё. Запад - враг, но командировка туда или шмотка оттуда - исключительное благо. Этот восторженный comeback полон внешнего бравурного напуска и внутреннего переживания, так как непонятно, куда на самом деле хочется.
Общее желание ничего не делать нужно как-то оправдать. И в отношениях, и в технологиях управления общественным сознанием. Отсутствие потенции, образа будущего и простая лень что-то менять толкают на сделку с прожитым. Оно не плохо и не хорошо, но, если ты его пережил, возврат всегда не лучшее решение. Объяснимое, часто даже яркое, но трагичное, так как лишает вас возможности построить с ним нормальные отношения навсегда. В разы взвинчивает уровень ненависти. Когда это касается отношений между людьми - плохо. Страдают все, прежде всего дети. Но когда comeback - направление движение страны, это страшно. За ним неминуема ненависть к прошлому. А люди, лишенные права его иметь, уязвимы. Это отбросит нас на более слабые позиции, нежели нулевые и девяностые. И даже пусть несовершенная, но работающая экономика не поможет. Люди движимы мифами и одержимостью. А если с прошлым нет лада, то страх и ощущение неполноценности не дадут им появиться долго. Надеюсь не никогда.
Беда
Пробегая по недавно оттаявшему асфальту, то там, то тут встречаешь следы бытования. Бутылки пластиковые, окурки, банки. Рукотворная грязь, которой не место ни на дороге, ни на обочине. Ритм пробежки не дает возможности поднять увиденное. Да и ближайший мусорный контейнер в нескольких километрах пути. Так что, не взирая на внутренние переживания, всё остается лежать на своих местах. Люди, проезжая мимо, лишь добавляют к брошенному, а ты лишь созерцаешь. Не беда. Неприятно, но не смертельно. Да и сколько такого на дорогах встретишь. Всё не собрать и не увезти.
Я долго жил в Твери. В последние годы в самом центре. Окна моего дома выходили на Советскую. Даже если вы никогда там не были, то понимаете, что абы какую улицу так не назвали бы. Так вот, в День города она превращалась в пешую. А двор, ввиду отсутствия достаточного количества удобств, в общественную уборную. Я жил на втором этаже и старался, как мог, облагородить подъезд. Сам, без административного ресурса привел в порядок входную дверь, установил крыльцо. Семья занималась полисадником. Возвращаясь домой, прямо под моим окном, в недавно высаженных кустах я увидел страждущего сидельца, справляющего свою нужду. Он, как водится в праздник, был навеселе. Тут же ему были предоставлены средства для заметания следов, и всё сотворенное было вынесено им же в ближайший контейнер. Видимо, я был очень доходчив. Куча под моим окном была для меня настоящей бедой, трагедией.
Почти все мы родились в стране развитого социализма или в России, которая, как показывает время, мало отличается от своего предшественника. Не она. Мы, ее составляющие, граждане, мало изменились. Всё вокруг ощущаем как не своё. А если несчастье творится далеко от дома - так это вовсе не наше дело. Периметр ответственности редко простирается дальше границ собственной квартиры, машины, кармана. Того, что можно отнять. Жизнь. Только если угроза близко, мы начинаем переживать. Но страх это тоже не беда. Он не заставляет что-то полезное сделать. В лучшем случае сострадать. Это, безусловно, важный шаг. Но не первый. Беду нужно чувствовать. За происходящее вокруг мы несем ответственность. Каждый на своем месте. С малого. Нет того, что не наше дело. Не нами решено, и мы на это не можем повлиять. Беда внутри нас. Всё происходящее последовательность нами не сделанного. Тогда нужно было увиденное на дороге поднять.
Пробегая по недавно оттаявшему асфальту, то там, то тут встречаешь следы бытования. Бутылки пластиковые, окурки, банки. Рукотворная грязь, которой не место ни на дороге, ни на обочине. Ритм пробежки не дает возможности поднять увиденное. Да и ближайший мусорный контейнер в нескольких километрах пути. Так что, не взирая на внутренние переживания, всё остается лежать на своих местах. Люди, проезжая мимо, лишь добавляют к брошенному, а ты лишь созерцаешь. Не беда. Неприятно, но не смертельно. Да и сколько такого на дорогах встретишь. Всё не собрать и не увезти.
Я долго жил в Твери. В последние годы в самом центре. Окна моего дома выходили на Советскую. Даже если вы никогда там не были, то понимаете, что абы какую улицу так не назвали бы. Так вот, в День города она превращалась в пешую. А двор, ввиду отсутствия достаточного количества удобств, в общественную уборную. Я жил на втором этаже и старался, как мог, облагородить подъезд. Сам, без административного ресурса привел в порядок входную дверь, установил крыльцо. Семья занималась полисадником. Возвращаясь домой, прямо под моим окном, в недавно высаженных кустах я увидел страждущего сидельца, справляющего свою нужду. Он, как водится в праздник, был навеселе. Тут же ему были предоставлены средства для заметания следов, и всё сотворенное было вынесено им же в ближайший контейнер. Видимо, я был очень доходчив. Куча под моим окном была для меня настоящей бедой, трагедией.
Почти все мы родились в стране развитого социализма или в России, которая, как показывает время, мало отличается от своего предшественника. Не она. Мы, ее составляющие, граждане, мало изменились. Всё вокруг ощущаем как не своё. А если несчастье творится далеко от дома - так это вовсе не наше дело. Периметр ответственности редко простирается дальше границ собственной квартиры, машины, кармана. Того, что можно отнять. Жизнь. Только если угроза близко, мы начинаем переживать. Но страх это тоже не беда. Он не заставляет что-то полезное сделать. В лучшем случае сострадать. Это, безусловно, важный шаг. Но не первый. Беду нужно чувствовать. За происходящее вокруг мы несем ответственность. Каждый на своем месте. С малого. Нет того, что не наше дело. Не нами решено, и мы на это не можем повлиять. Беда внутри нас. Всё происходящее последовательность нами не сделанного. Тогда нужно было увиденное на дороге поднять.
Контент
События последних дней записаны, оформлены, смонтированы. Без затей выложены, разосланы, обнародованы. Просмотрены миллион раз, пересказаны и обсуждены. Мы живем в мире, который не осуждает наблюдателя, при виде горя сразу хватающегося за телефон. Минута, другая и видео снято. Неважно, что такое, как у всех, главное, от первого лица, авторское, своё. Поднимает рейтинг его создателя. Выбрал музыку, выложил. Собирай лайки. Соцсети всеядны. Негатив манит, притягивает. Как мухи, слетаются все на опубликованное тобой только что.
Снять позитивное сложно. Увидеть, подсмотреть. Оно в глаза само не бросается. Чтобы таким остаться, оно скрывается, прячется. Оно протекает спокойно, в нем нет кульминации. Хорошее - тихо. Оно для тех, кто готов прислушиваться, в него вглядываться. Как благородный гриб, будет под листвой скрываться. Только поганки лезут на глаза. Их никто не ест. Им всё равно. Позитивное сложно продается. Оно не всем откликается. Нужно думать, как подавать, чем обрамлять. В нем чаще всего нет сенсации. От переизбытка оно перестает таким казаться. Портится. Даже очень хорошее должно быть ограниченно. Сложно с позитивом работать. Легко наснимать всякое. Это как наше телевидение или кино.
Почему так? Казалось бы, дефицит притягивает. Повседневный негатив требует противоядия. Но нет. Несметное количество того, чему участники событий тех не рады, алчно употребляет своими жадными взглядами многомиллионная толпа. Страх - нет. Скорбь - вряд ли. Надежда - тоже нет. Наркотик, мы жадно потребляем зло. Как собаку травят кровью, нас заставляют ненавидеть всех и даже тех, кто рядом. Злобно кричать, выкрикивать всякие гадости, искать виновных, причастных, подозревать совсем не виноватых. Чем мы озлобленнее, тем меньше доказательств надо. Скажи - враг. Суда и следствия не надо. Толпа уже зубами рвет его. Так было и не раз. История не учит нас. Себя всем нам уже бояться надо. Мы скалимся на зеркало. Зло реагируя, мы только множим зло.
События последних дней записаны, оформлены, смонтированы. Без затей выложены, разосланы, обнародованы. Просмотрены миллион раз, пересказаны и обсуждены. Мы живем в мире, который не осуждает наблюдателя, при виде горя сразу хватающегося за телефон. Минута, другая и видео снято. Неважно, что такое, как у всех, главное, от первого лица, авторское, своё. Поднимает рейтинг его создателя. Выбрал музыку, выложил. Собирай лайки. Соцсети всеядны. Негатив манит, притягивает. Как мухи, слетаются все на опубликованное тобой только что.
Снять позитивное сложно. Увидеть, подсмотреть. Оно в глаза само не бросается. Чтобы таким остаться, оно скрывается, прячется. Оно протекает спокойно, в нем нет кульминации. Хорошее - тихо. Оно для тех, кто готов прислушиваться, в него вглядываться. Как благородный гриб, будет под листвой скрываться. Только поганки лезут на глаза. Их никто не ест. Им всё равно. Позитивное сложно продается. Оно не всем откликается. Нужно думать, как подавать, чем обрамлять. В нем чаще всего нет сенсации. От переизбытка оно перестает таким казаться. Портится. Даже очень хорошее должно быть ограниченно. Сложно с позитивом работать. Легко наснимать всякое. Это как наше телевидение или кино.
Почему так? Казалось бы, дефицит притягивает. Повседневный негатив требует противоядия. Но нет. Несметное количество того, чему участники событий тех не рады, алчно употребляет своими жадными взглядами многомиллионная толпа. Страх - нет. Скорбь - вряд ли. Надежда - тоже нет. Наркотик, мы жадно потребляем зло. Как собаку травят кровью, нас заставляют ненавидеть всех и даже тех, кто рядом. Злобно кричать, выкрикивать всякие гадости, искать виновных, причастных, подозревать совсем не виноватых. Чем мы озлобленнее, тем меньше доказательств надо. Скажи - враг. Суда и следствия не надо. Толпа уже зубами рвет его. Так было и не раз. История не учит нас. Себя всем нам уже бояться надо. Мы скалимся на зеркало. Зло реагируя, мы только множим зло.
В ожидании лучшего
Как ни крути, сегодняшнее состояние затяжной весны не самое худшее время года. Москва уже оттаяла. А ее пригороды за почти целый месяц весны не смогли избавиться от снежного плена. Если на пробежке не смотреть под ноги, а, задумавшись, кинуть взор в даль, кажется, что зима никуда не уходила. Плотные грязновато-серые сугробы лишь чуть-чуть отступили от асфальта, и по обе стороны от дороги появилась тонкая полоса жухлой прошлогодней травы. Морось не прибавляет оптимизма. Кажется, что еще немного, и она всё вокруг превратит в лед. По ночам легкий морозец подсушивает то, что стаяло. И не дает снегу превратить всё в одночасье в кашу - так ненавистную всеми слякоть. Ждать недолго. Скоро всё потечет. Так заведено.
Это время года раздражает. Хотя стало светлее по утрам, теплее днем. На солнце, если выйдет, даже припекает. Но природа еще спит. Почек на деревьях нет. Трава лежит мертвыми копнами. И холод напоминает о себе чаще, чем хотелось бы. За спиной продолжительная снежная зима, а впереди дождливая, грязная, неопрятная весна. В лес не зайдешь, на землю не ступишь. Сначала она промерзла, а теперь намокла и очень медленно высыхает. Раздражает всё кругом. Хочется взять огромную метлу и собрать то, что скрыл снег, а сейчас наружу вылезает. Руки чешутся. Но рано еще. Время не пришло. Придется набраться терпения, подождать. Сил больше нет быть в этом всем. Но деваться некуда. Надо смотреть далеко вперед. То, что сейчас за окном, скоро зазеленеет. Оживет всё кругом. Кажущееся сейчас вечным, моментально отомрет. Незаметное расцветет, заблагоухает.
Природа мудрая. Не спешит, не страдает. Корнями держится. Да, бывает что-то отмирает. Ветка или дерево целиком. Тогда от корня дает побег. Она спокойная. Как будто точно знает, что не бывает плохо бесконечно. Да, зимы долгие, да, очень холодно бывает. Но после ночи вновь становится светло. Весна и лето к жизни всё живое возвращают. Не без труда. Но если уж в природе так, то в жизни человеческой всегда полоска белая черную меняет. И череда их бесконечна. Перемен несметное число.
Как ни крути, сегодняшнее состояние затяжной весны не самое худшее время года. Москва уже оттаяла. А ее пригороды за почти целый месяц весны не смогли избавиться от снежного плена. Если на пробежке не смотреть под ноги, а, задумавшись, кинуть взор в даль, кажется, что зима никуда не уходила. Плотные грязновато-серые сугробы лишь чуть-чуть отступили от асфальта, и по обе стороны от дороги появилась тонкая полоса жухлой прошлогодней травы. Морось не прибавляет оптимизма. Кажется, что еще немного, и она всё вокруг превратит в лед. По ночам легкий морозец подсушивает то, что стаяло. И не дает снегу превратить всё в одночасье в кашу - так ненавистную всеми слякоть. Ждать недолго. Скоро всё потечет. Так заведено.
Это время года раздражает. Хотя стало светлее по утрам, теплее днем. На солнце, если выйдет, даже припекает. Но природа еще спит. Почек на деревьях нет. Трава лежит мертвыми копнами. И холод напоминает о себе чаще, чем хотелось бы. За спиной продолжительная снежная зима, а впереди дождливая, грязная, неопрятная весна. В лес не зайдешь, на землю не ступишь. Сначала она промерзла, а теперь намокла и очень медленно высыхает. Раздражает всё кругом. Хочется взять огромную метлу и собрать то, что скрыл снег, а сейчас наружу вылезает. Руки чешутся. Но рано еще. Время не пришло. Придется набраться терпения, подождать. Сил больше нет быть в этом всем. Но деваться некуда. Надо смотреть далеко вперед. То, что сейчас за окном, скоро зазеленеет. Оживет всё кругом. Кажущееся сейчас вечным, моментально отомрет. Незаметное расцветет, заблагоухает.
Природа мудрая. Не спешит, не страдает. Корнями держится. Да, бывает что-то отмирает. Ветка или дерево целиком. Тогда от корня дает побег. Она спокойная. Как будто точно знает, что не бывает плохо бесконечно. Да, зимы долгие, да, очень холодно бывает. Но после ночи вновь становится светло. Весна и лето к жизни всё живое возвращают. Не без труда. Но если уж в природе так, то в жизни человеческой всегда полоска белая черную меняет. И череда их бесконечна. Перемен несметное число.
Почём тушка?
Я не профессиональный заводчик куриц - любитель. Они моя привязанность и обязанность одновременно. Утром включить свет, покормить, напоить. Как становится тепло - выпустить. Вечером - закрыть. Забрать домой снесенное яйцо. Возможно, несколько. Сейчас несутся плохо. Куры вымотаны. Сидят столько времени в курятнике безвылазно. Холодно, на улицу опасно выпускать еще. Так что они домашние животные. Даже не пернатые, питомцы. Как кошки и собаки. Все со своими слабостями, особенностями, характерами. Желаниями и аппетитами. Любят творог. Потроха куриные. Капусту, кабачки. Не говоря уж про ежедневное зерно.
Нет смысла рассуждать о стоимости их яиц. Даже самые дорогие из под куриц свободного выгула, бережно упакованные в изящные коробки с пером из их пушистых задниц, стоят значительно дешевле. Несопоставимо. Но и не стоит об этом задумываться. Совсем. Разве можно оценивать стоимость подарка друга? Килограммами, штуками измерять его внимание. Дело же не в деньгах. Яйца моих куриц лишь приятное дополнение, атрибут их жизни, а не производственная необходимость. Ну не убивать же их. Дело же не в яйцах. Они милые: зеленые, синие, розовые. Небольшие. На вкус еле отличимы. Но это наша домашняя традиция: в выходные на тарелке вареные дары курятника. Дружеский обмен подарками: мы им внимание, они нам домашние яйца.
Есть среди моих знакомых профессиональные фермеры - настоящие производители.
По весне они обзаводятся яйцами разных кур, оплодотворенными. Выводят из них в инкубаторах цыплят. Кур исчисляют поголовьем. Обсуждают всяческие их достоинства: вкус мяса, его цвет, аромат. Как? Думаю я. Это же предательство. Сегодня они тебе покорны, доверяют. Едят с рук. Бегают по ногам. А завтра ты их забиваешь для удовлетворения себя, голодный. Где же проходит грань? В числе в каком их, в ощущении всего тебе дозволенного ты перестаешь жалеть, их жизни ценностью считать? Весу тушки цену назначать? Тогда и яйца курицы несут. Не надо часто так менять опилки, сено. Достаточно горсти одной на день пшена. Прожиточного минимума. И все довольны. Зачем все эти отношения, не понимаю сам. У каждого заводчик свой. Я у куриц. А мой? Что думает? Я даже несъедобный. Яиц не нес пока. Но терпит. Значит, он как я. Любитель, не тиран.
Я не профессиональный заводчик куриц - любитель. Они моя привязанность и обязанность одновременно. Утром включить свет, покормить, напоить. Как становится тепло - выпустить. Вечером - закрыть. Забрать домой снесенное яйцо. Возможно, несколько. Сейчас несутся плохо. Куры вымотаны. Сидят столько времени в курятнике безвылазно. Холодно, на улицу опасно выпускать еще. Так что они домашние животные. Даже не пернатые, питомцы. Как кошки и собаки. Все со своими слабостями, особенностями, характерами. Желаниями и аппетитами. Любят творог. Потроха куриные. Капусту, кабачки. Не говоря уж про ежедневное зерно.
Нет смысла рассуждать о стоимости их яиц. Даже самые дорогие из под куриц свободного выгула, бережно упакованные в изящные коробки с пером из их пушистых задниц, стоят значительно дешевле. Несопоставимо. Но и не стоит об этом задумываться. Совсем. Разве можно оценивать стоимость подарка друга? Килограммами, штуками измерять его внимание. Дело же не в деньгах. Яйца моих куриц лишь приятное дополнение, атрибут их жизни, а не производственная необходимость. Ну не убивать же их. Дело же не в яйцах. Они милые: зеленые, синие, розовые. Небольшие. На вкус еле отличимы. Но это наша домашняя традиция: в выходные на тарелке вареные дары курятника. Дружеский обмен подарками: мы им внимание, они нам домашние яйца.
Есть среди моих знакомых профессиональные фермеры - настоящие производители.
По весне они обзаводятся яйцами разных кур, оплодотворенными. Выводят из них в инкубаторах цыплят. Кур исчисляют поголовьем. Обсуждают всяческие их достоинства: вкус мяса, его цвет, аромат. Как? Думаю я. Это же предательство. Сегодня они тебе покорны, доверяют. Едят с рук. Бегают по ногам. А завтра ты их забиваешь для удовлетворения себя, голодный. Где же проходит грань? В числе в каком их, в ощущении всего тебе дозволенного ты перестаешь жалеть, их жизни ценностью считать? Весу тушки цену назначать? Тогда и яйца курицы несут. Не надо часто так менять опилки, сено. Достаточно горсти одной на день пшена. Прожиточного минимума. И все довольны. Зачем все эти отношения, не понимаю сам. У каждого заводчик свой. Я у куриц. А мой? Что думает? Я даже несъедобный. Яиц не нес пока. Но терпит. Значит, он как я. Любитель, не тиран.
Удобрение
Выходные, короткая поездка за город. Несколько сот километров от Москвы, и ты не видишь ни одной живой души. Вокруг еще не совсем проснувшаяся от зимы природа. Сквозь концентрированный запах осени еле-еле, лишь намеком можно уловить аромат весны. Всё еще тускло, блекло. Но журчит, капает, бурлит. Под ногами топко. Кругом леса, болота. Поля еще спят. На них скоро закипит работа. С осени все удобрения внесены. Лишь спустя зиму можно начинать делать что-то. Земля должна принять всё, что в нее внесли.
Мой аграрный опыт ограничен трудовыми лагерями и дачей бабушки. Сложно отделить одно от другого. Хотя в лагере можно было что-то заработать. Да и сбор урожая более приятная работа. Конечно, лучше смородина, а не свекла. Но и последняя в руках доставляет удовольствие. Лучше, чем бесконечное вскапывание огорода, которое ни к чему не приводило год от года. Только к успокоению бабушкиной души. Потом мы как-то сажали что-то. Приезжая раз в неделю, без полива и системной постоянной работы земля не рожала ничего, что можно было бы съесть, предварительно пожарив или сварив.
Расстраиваясь каждый раз, бабушку переполняло желание удобрить почву, унавозить. Ей казалось, что внеся в подмосковный суглинок грузовик, другой навоза, можно добиться бархатной мягкости тамбовского чернозема. Его пышности и в конечном счете плодородия. Память о нем из ее детства, видимо, не давала ей покоя. Как-то побывав на ее родине, мне показалось, что ночь там чернее поля. А землю можно использовать вместо масла в бутербродах, намазав на хлеб от души.
Мы удобряли, удобряли. Сначала всё сожгли. Прошло время - пошли всходы. Дерьмовая земля перемешалась с дерьмом коровьим, конским. Трава стала зеленой. Яблоки пошли. Потом зелень, редиска. Вырастали корнеплоды. До огурцов и помидоров руки не дошли. Так значит быть должно. Сначала лишь гавно вокруг. Потом им же удобряем - получаем всходы. А дальше всё попрет. Лишь бы собрать хватало рук. Мы все сегодня там. Нас перемешали. Будем верить в торжество природы. В то, что удобренному жить. Коричневому быть зеленым. А светлому в дерьме не потерять надежды, веры, к жизни страсти, сил.
Выходные, короткая поездка за город. Несколько сот километров от Москвы, и ты не видишь ни одной живой души. Вокруг еще не совсем проснувшаяся от зимы природа. Сквозь концентрированный запах осени еле-еле, лишь намеком можно уловить аромат весны. Всё еще тускло, блекло. Но журчит, капает, бурлит. Под ногами топко. Кругом леса, болота. Поля еще спят. На них скоро закипит работа. С осени все удобрения внесены. Лишь спустя зиму можно начинать делать что-то. Земля должна принять всё, что в нее внесли.
Мой аграрный опыт ограничен трудовыми лагерями и дачей бабушки. Сложно отделить одно от другого. Хотя в лагере можно было что-то заработать. Да и сбор урожая более приятная работа. Конечно, лучше смородина, а не свекла. Но и последняя в руках доставляет удовольствие. Лучше, чем бесконечное вскапывание огорода, которое ни к чему не приводило год от года. Только к успокоению бабушкиной души. Потом мы как-то сажали что-то. Приезжая раз в неделю, без полива и системной постоянной работы земля не рожала ничего, что можно было бы съесть, предварительно пожарив или сварив.
Расстраиваясь каждый раз, бабушку переполняло желание удобрить почву, унавозить. Ей казалось, что внеся в подмосковный суглинок грузовик, другой навоза, можно добиться бархатной мягкости тамбовского чернозема. Его пышности и в конечном счете плодородия. Память о нем из ее детства, видимо, не давала ей покоя. Как-то побывав на ее родине, мне показалось, что ночь там чернее поля. А землю можно использовать вместо масла в бутербродах, намазав на хлеб от души.
Мы удобряли, удобряли. Сначала всё сожгли. Прошло время - пошли всходы. Дерьмовая земля перемешалась с дерьмом коровьим, конским. Трава стала зеленой. Яблоки пошли. Потом зелень, редиска. Вырастали корнеплоды. До огурцов и помидоров руки не дошли. Так значит быть должно. Сначала лишь гавно вокруг. Потом им же удобряем - получаем всходы. А дальше всё попрет. Лишь бы собрать хватало рук. Мы все сегодня там. Нас перемешали. Будем верить в торжество природы. В то, что удобренному жить. Коричневому быть зеленым. А светлому в дерьме не потерять надежды, веры, к жизни страсти, сил.
Легко
Всё, достойное внимания, получается легко. Без принуждения и лишних усилий. Играючи. Нет, это не значит, что на это время не ушло. Еще сколько. Но когда пробил час - само собой получилось. Произошло. Без давления и изнурительного ожидания. Как из под кисти автора снизошло. Текст, решение, образ, новое знание. Всё то, чего раньше не было, без вас не случилось, не могло. Оно ценно, всё остальное лишь баловство. Отвлечение внимания. Оно произойдет и так, вы лишь дополнение, обстоятельство. Резервуар, в лучшем случае стена, об которую решение обстучали. Это тоже хорошо. Но необходимо в чем-то самостоятельно выражаться. Стремиться, что есть силы.
Распрощавшись с надеждами, жизнь превращается в ремесло. Это не плохо, даже хорошо. Но внутри всё равно ощущаешь предательство. Повторяя раз от раза о своем, ты забываешь. Улучшаешь, копируешь, совершенствуешь, но не свое. Теряешь шанс на то, что можешь. Комфортом обрастаешь. Рискнуть с каждым мгновением страшнее всё. И ты дольше о решении размышляешь. Так тяжело решиться. Куда же, как же все, что есть. Синица греет бок. Ты в неге прозябаешь. Завтра подумаем еще, потом еще. Нет, то ценно, что сразу происходит, решено. У завтра нет той, что у мгновенно силы.
А выход есть? Да. Он бывает нужен тем, кто думает еще, что может лучше. Для остальных комфорт возможную удачу застилает. Риск - рецепт для несмирившихся еще. Во всем, что каждого из нас по жизни окружает, нужно двигаться вперед. В попытках сохранения всё увязнет, сгинет. То, что было сразу, будет длится долго. Оправдает радостью процесса. Голова ответит на вопрос не раз еще. Мысленно ты будешь при своем, но счастье ускользает, превращается в рутину. Жизнь разнообразна. Не только спринт. Встречается еще дистанции для стайеров. Нужно потерпеть. Да. Но ты ее пройдешь легко, когда попутно будешь совершать шаги легко. Не замечая длительность ее. Как жизнь жить долго нужно. Это тяжело. Но сильно легче, если совершаешь то, что должен. Только так, как человек, как гражданин, мужчина.
Всё, достойное внимания, получается легко. Без принуждения и лишних усилий. Играючи. Нет, это не значит, что на это время не ушло. Еще сколько. Но когда пробил час - само собой получилось. Произошло. Без давления и изнурительного ожидания. Как из под кисти автора снизошло. Текст, решение, образ, новое знание. Всё то, чего раньше не было, без вас не случилось, не могло. Оно ценно, всё остальное лишь баловство. Отвлечение внимания. Оно произойдет и так, вы лишь дополнение, обстоятельство. Резервуар, в лучшем случае стена, об которую решение обстучали. Это тоже хорошо. Но необходимо в чем-то самостоятельно выражаться. Стремиться, что есть силы.
Распрощавшись с надеждами, жизнь превращается в ремесло. Это не плохо, даже хорошо. Но внутри всё равно ощущаешь предательство. Повторяя раз от раза о своем, ты забываешь. Улучшаешь, копируешь, совершенствуешь, но не свое. Теряешь шанс на то, что можешь. Комфортом обрастаешь. Рискнуть с каждым мгновением страшнее всё. И ты дольше о решении размышляешь. Так тяжело решиться. Куда же, как же все, что есть. Синица греет бок. Ты в неге прозябаешь. Завтра подумаем еще, потом еще. Нет, то ценно, что сразу происходит, решено. У завтра нет той, что у мгновенно силы.
А выход есть? Да. Он бывает нужен тем, кто думает еще, что может лучше. Для остальных комфорт возможную удачу застилает. Риск - рецепт для несмирившихся еще. Во всем, что каждого из нас по жизни окружает, нужно двигаться вперед. В попытках сохранения всё увязнет, сгинет. То, что было сразу, будет длится долго. Оправдает радостью процесса. Голова ответит на вопрос не раз еще. Мысленно ты будешь при своем, но счастье ускользает, превращается в рутину. Жизнь разнообразна. Не только спринт. Встречается еще дистанции для стайеров. Нужно потерпеть. Да. Но ты ее пройдешь легко, когда попутно будешь совершать шаги легко. Не замечая длительность ее. Как жизнь жить долго нужно. Это тяжело. Но сильно легче, если совершаешь то, что должен. Только так, как человек, как гражданин, мужчина.
За оградой
Я планирую организовать вольер для куриц. Выгородить часть пространства участка и перестать переживать о его состоянии. Обнести его металической сеткой из тонких прутьев. Пусть гуляют вдоволь, роют, гнездятся. После зимнего плена они соскучились по солнечному свету, воздуху улицы. Их не смутит никакая ограда. Высокая, низкая - лишь бы чувствовать возможность движения. Она, кстати, инструмент обеспечения их безопасности. Если огороженное пространство больше прежнего - им в радость. Будет, на что посмотреть, прогуляться. Зерна кинуть немного - подножным кормом наедятся. Жучками, червячками - кому что надо. Такая оптимальная мера, правильная.
Сегодня у них тоже есть вольер. Он меньше, чем я запланировал, в несколько раз. Но всё же не в курятнике томятся. С утра на улицу стремятся. Стремглав летят. Как меня видят - все к ограде. Каждому должно достаться от руки кормящей. Это рефлекс. В руках может ничего не оказаться. Но счастье попытать, не упустить возможность. Ну вы поняли. Не голодны они, но к ограждению бегут, стремятся. Кто посильнее, тот толкает всех. Кто попроворнее, хитрее, может первым оказаться. Голову высунет и станет глазом одним в твои заглядывать. Они же курицы - им надо каждый раз определяться, каким смотреть. Сразу двумя никак. Они по обе стороны их головы. Такой у них забавных квест.
Что курицы. Достаточно в центре столицы оказаться, чтоб, не желая, курицей себя почувствовать. В оградах всё. Их даже перестали убирать. Лень. Лучше на курятник похожим быть, казаться. Нельзя же допускать людей всех до всех. Есть те, кто едут. Остальным всем дОлжно расступаться. Скандируют, идут колонной. Среди них не хочется запечатлеть себя. Лучше в стороне остаться. За оградой - да. Но не в толпе, прямо всем в том месте, что со спины чуть ниже пояса у всех. Ограда кажется, что отделяет. Тут всё относительно. Сначала может оказаться, что куры мы. Потом, если присмотреться и подождать, то может статься наоборот. Ограда отделяет. Кого и от кого лишь спустя годы сможем разобраться. Пока желание в курятнике остаться понятно. Бойня не дает временной дистанции. Посмертно можно не пернатым оказаться. Но эта новость станет ценной не для всех.
Я планирую организовать вольер для куриц. Выгородить часть пространства участка и перестать переживать о его состоянии. Обнести его металической сеткой из тонких прутьев. Пусть гуляют вдоволь, роют, гнездятся. После зимнего плена они соскучились по солнечному свету, воздуху улицы. Их не смутит никакая ограда. Высокая, низкая - лишь бы чувствовать возможность движения. Она, кстати, инструмент обеспечения их безопасности. Если огороженное пространство больше прежнего - им в радость. Будет, на что посмотреть, прогуляться. Зерна кинуть немного - подножным кормом наедятся. Жучками, червячками - кому что надо. Такая оптимальная мера, правильная.
Сегодня у них тоже есть вольер. Он меньше, чем я запланировал, в несколько раз. Но всё же не в курятнике томятся. С утра на улицу стремятся. Стремглав летят. Как меня видят - все к ограде. Каждому должно достаться от руки кормящей. Это рефлекс. В руках может ничего не оказаться. Но счастье попытать, не упустить возможность. Ну вы поняли. Не голодны они, но к ограждению бегут, стремятся. Кто посильнее, тот толкает всех. Кто попроворнее, хитрее, может первым оказаться. Голову высунет и станет глазом одним в твои заглядывать. Они же курицы - им надо каждый раз определяться, каким смотреть. Сразу двумя никак. Они по обе стороны их головы. Такой у них забавных квест.
Что курицы. Достаточно в центре столицы оказаться, чтоб, не желая, курицей себя почувствовать. В оградах всё. Их даже перестали убирать. Лень. Лучше на курятник похожим быть, казаться. Нельзя же допускать людей всех до всех. Есть те, кто едут. Остальным всем дОлжно расступаться. Скандируют, идут колонной. Среди них не хочется запечатлеть себя. Лучше в стороне остаться. За оградой - да. Но не в толпе, прямо всем в том месте, что со спины чуть ниже пояса у всех. Ограда кажется, что отделяет. Тут всё относительно. Сначала может оказаться, что куры мы. Потом, если присмотреться и подождать, то может статься наоборот. Ограда отделяет. Кого и от кого лишь спустя годы сможем разобраться. Пока желание в курятнике остаться понятно. Бойня не дает временной дистанции. Посмертно можно не пернатым оказаться. Но эта новость станет ценной не для всех.
Перекличка
Бой часов не заглушает пение птиц. Ночью кажется, что они особенно громкие. Трели, крики и даже вздохи пернатых отовсюду. Ты ощущаешь себя среди них. Не можешь с уверенностью сказать - сон это или наяву происходит. Воображение или настоящие звуки природы. В сером всём, не проснувшемся еще, пестры лишь они. Кажется, что каждый заявляет о себе тирадой. Кричит: «Я здесь, я самый лучший». Как не боятся? Ведь внимание опасно. Или они чувства страха лишены? За зиму позабыли, что повсюду есть для них угрозы. Не стоит перья распушать. Чтоб выщипать павлиньи хвосты, всегда найдутся руки. Желающих хоть отбавляй. Быть не таким, как все, сейчас немодно. Внимание привлекать излишнее нельзя.
Как быстро мы забыли пиджаки, яркие рубашки, зауженные брюки. Машины напоказ. Сториз весь брендированный. Поездки, шикарные покупки. Как на весенней птичьей перекличке, всё
пестрило, как сейчас за окном звуки. Понять нас можно. Мы долго были лишены всего, что индивидуально. Носили одинаковое, серое. Были, как деревья без листвы. Думаю, выглядели также, как сейчас посреди весны на солнце в двадцать градусов. Лишь стволы и ветви. Однотонные и одинаковые. Шорты? Юбки покороче? Нет, что вы. Мы же все у жизни на работе. Живем для будущего светлого. Нам не до вольностей сейчас. Потом всё стало можно. В миг все зацвели всеми цветами, ароматами. Голос обрели. Аляповато выглядели, смешно. Но лучше так, чем было и снова начинается сейчас.
Наш лес стал тихим. Тех, кто пестрил, выслали. Настырных изолировали. С каждым днем всё становится унифицированнее. Форма, ритуалы, слова, действия - всё повторяется. Никто не смеет крикнуть громко. Некогда цивилизованные насаждения дичают. Местами симпатичный парк возвращается в лес дремучий. Глухо в нем, не слышно никого. Атас. Лишь громко кто-то скажет не как все, тут же всё смолкает. Лес ждет. Как бы что не вышло. Могут посчитать выскочку залетным. Ему не место среди тихих нас. Нет, мы не немы. Можем быть мы громки. Но там, где нужно. По запросу. Текст согласован, утвержден? Тогда готовы крикнуть, что угодно без особой подготовки. Лучше все вместе, чтоб не было заметно каждого. Нам начинать сейчас?
Уже проснулся. Текст ложится ровно. Пишешь эти строки под трели птиц. Ты среди них в словах написанных себя услышал. Значит, прожил день не зря. Хоть в перекличке птиц я произнес не так, как все. Спасибо за возможность. В ряду пернатых оказаться здорово сейчас.
Бой часов не заглушает пение птиц. Ночью кажется, что они особенно громкие. Трели, крики и даже вздохи пернатых отовсюду. Ты ощущаешь себя среди них. Не можешь с уверенностью сказать - сон это или наяву происходит. Воображение или настоящие звуки природы. В сером всём, не проснувшемся еще, пестры лишь они. Кажется, что каждый заявляет о себе тирадой. Кричит: «Я здесь, я самый лучший». Как не боятся? Ведь внимание опасно. Или они чувства страха лишены? За зиму позабыли, что повсюду есть для них угрозы. Не стоит перья распушать. Чтоб выщипать павлиньи хвосты, всегда найдутся руки. Желающих хоть отбавляй. Быть не таким, как все, сейчас немодно. Внимание привлекать излишнее нельзя.
Как быстро мы забыли пиджаки, яркие рубашки, зауженные брюки. Машины напоказ. Сториз весь брендированный. Поездки, шикарные покупки. Как на весенней птичьей перекличке, всё
пестрило, как сейчас за окном звуки. Понять нас можно. Мы долго были лишены всего, что индивидуально. Носили одинаковое, серое. Были, как деревья без листвы. Думаю, выглядели также, как сейчас посреди весны на солнце в двадцать градусов. Лишь стволы и ветви. Однотонные и одинаковые. Шорты? Юбки покороче? Нет, что вы. Мы же все у жизни на работе. Живем для будущего светлого. Нам не до вольностей сейчас. Потом всё стало можно. В миг все зацвели всеми цветами, ароматами. Голос обрели. Аляповато выглядели, смешно. Но лучше так, чем было и снова начинается сейчас.
Наш лес стал тихим. Тех, кто пестрил, выслали. Настырных изолировали. С каждым днем всё становится унифицированнее. Форма, ритуалы, слова, действия - всё повторяется. Никто не смеет крикнуть громко. Некогда цивилизованные насаждения дичают. Местами симпатичный парк возвращается в лес дремучий. Глухо в нем, не слышно никого. Атас. Лишь громко кто-то скажет не как все, тут же всё смолкает. Лес ждет. Как бы что не вышло. Могут посчитать выскочку залетным. Ему не место среди тихих нас. Нет, мы не немы. Можем быть мы громки. Но там, где нужно. По запросу. Текст согласован, утвержден? Тогда готовы крикнуть, что угодно без особой подготовки. Лучше все вместе, чтоб не было заметно каждого. Нам начинать сейчас?
Уже проснулся. Текст ложится ровно. Пишешь эти строки под трели птиц. Ты среди них в словах написанных себя услышал. Значит, прожил день не зря. Хоть в перекличке птиц я произнес не так, как все. Спасибо за возможность. В ряду пернатых оказаться здорово сейчас.
Подделка
Тогда я только начал постоянно работать. Нет, не зарабатывать деньги. Это произошло гораздо раньше. А заниматься тем, чем должен был на регулярной основе, каждый день приходя на работу и посвящая этому всего себя. До этого было либо не регулярно, либо не про то, что должно. Тогда мне казалось, что теперь так будет всегда. Жил уже несколько лет самостоятельно. Имел автомобиль. Так тоже было можно. Мне было двадцать два. Всё, что случалось со мной, было правдой, настоящим. Фальши не было. Это невозможно скопировать, играть. Кровь, адреналин - всё вспыхивало моментально. Действия не терпели осторожности. Наотмашь. Без купюр. Очень сложно подобрать слова. Жил, как голый, очень тонкокожий. Всё ощущал, чувствовал. Да так, что от переживаний по несколько раз за день кружилась голова.
Мир, созданный из ощущений, подкупал легким потреблением всего, что только можно. Сегодня цвет и образ, завтра вкус любой от привычного до невозможного. И роскошь, хоть и не досягаема, но всё равно видима. По миллиметру стала подступать. Ты думаешь о чем-то. Представляешь, как это возможно. Тогда я начал о часах мечтать. Смешно сегодня думать, но тогда так было. Не то, чтобы я с ума сходил, нет. Но так, как стало ближе всё и для многих можно, я стал на эти атрибуты роскоши внимание обращать. Выбрал то, что нравится. Но даже думал о них осторожно. Их стоимость тогда была равна моей зарплате лет за десять: но не есть, не пить. И лучше не дышать.
Еду домой. У МИДа, как сейчас, на повороте на садовое кольцо пробка вечная. И вдруг мне в окно тыкают часы те самые. Как на картинке. От оригинала отличить не представляется возможным. Возьми, всего-то семь тысяч рублей. Я оторопел. Мне было нечего сказать. Закрыл окно. Всё рухнуло во мне. Как же можно было так просто и непринужденно мечту взять и на оживленном жизни перекрестке, походя, наземь бросить и бесчеловечно растоптать.
Потом у меня были часы. Я их носил, теперь я это дело бросил. Продал и подарил, отдал. Но место для мечты исчезло. Кожа стала нарастать. Я словно стал разборчивым или осторожным. О том, что кажется мне невозможным, с опаской думаю, очень сдержанно. Как будто бы не я сам, или не даю себе возможность. Копий, иллюзий опасаюсь. Не даю себе мечтать. Так мало места в нашей жизни, где еще осталось можно подумать, что возможно то, что невозможно. И тебе снова не дадут дешевую подделку вместо вожделенного момента прожить, ощутить, осмыслить. С трепетом прочувствовать. Мир с воздухом вдохнуть. Не обращать внимания на часы. Как хочется мечтать.
Тогда я только начал постоянно работать. Нет, не зарабатывать деньги. Это произошло гораздо раньше. А заниматься тем, чем должен был на регулярной основе, каждый день приходя на работу и посвящая этому всего себя. До этого было либо не регулярно, либо не про то, что должно. Тогда мне казалось, что теперь так будет всегда. Жил уже несколько лет самостоятельно. Имел автомобиль. Так тоже было можно. Мне было двадцать два. Всё, что случалось со мной, было правдой, настоящим. Фальши не было. Это невозможно скопировать, играть. Кровь, адреналин - всё вспыхивало моментально. Действия не терпели осторожности. Наотмашь. Без купюр. Очень сложно подобрать слова. Жил, как голый, очень тонкокожий. Всё ощущал, чувствовал. Да так, что от переживаний по несколько раз за день кружилась голова.
Мир, созданный из ощущений, подкупал легким потреблением всего, что только можно. Сегодня цвет и образ, завтра вкус любой от привычного до невозможного. И роскошь, хоть и не досягаема, но всё равно видима. По миллиметру стала подступать. Ты думаешь о чем-то. Представляешь, как это возможно. Тогда я начал о часах мечтать. Смешно сегодня думать, но тогда так было. Не то, чтобы я с ума сходил, нет. Но так, как стало ближе всё и для многих можно, я стал на эти атрибуты роскоши внимание обращать. Выбрал то, что нравится. Но даже думал о них осторожно. Их стоимость тогда была равна моей зарплате лет за десять: но не есть, не пить. И лучше не дышать.
Еду домой. У МИДа, как сейчас, на повороте на садовое кольцо пробка вечная. И вдруг мне в окно тыкают часы те самые. Как на картинке. От оригинала отличить не представляется возможным. Возьми, всего-то семь тысяч рублей. Я оторопел. Мне было нечего сказать. Закрыл окно. Всё рухнуло во мне. Как же можно было так просто и непринужденно мечту взять и на оживленном жизни перекрестке, походя, наземь бросить и бесчеловечно растоптать.
Потом у меня были часы. Я их носил, теперь я это дело бросил. Продал и подарил, отдал. Но место для мечты исчезло. Кожа стала нарастать. Я словно стал разборчивым или осторожным. О том, что кажется мне невозможным, с опаской думаю, очень сдержанно. Как будто бы не я сам, или не даю себе возможность. Копий, иллюзий опасаюсь. Не даю себе мечтать. Так мало места в нашей жизни, где еще осталось можно подумать, что возможно то, что невозможно. И тебе снова не дадут дешевую подделку вместо вожделенного момента прожить, ощутить, осмыслить. С трепетом прочувствовать. Мир с воздухом вдохнуть. Не обращать внимания на часы. Как хочется мечтать.
Текст
Я чту текст. В его лоне рождается авторство. Мысль, идея. Можно описать контекст. Но без него ничего нет. Он - как «дано» у задачи. Которая жизнь. Слова сказанные это только слова. Человек существует, чтобы оставлять след набором букв разных. Он передает смысл, эмоцию, настроение лучше всех, так как воссоздается в читающем только его образ. Прочитанного, не написанного. Он у всех разный. Близкий, понятный, индивидуальный. С твоей жизнью складный. Текст как твой генетический портрет. В детях он неповторимый, разный. Мой рубленный, плотный. Часто не многим понятный. Я слышу в нем мой голос, ритм, если повезет, мелодию. Она, как свет, ведет к эстетике. Поэзии. Самой точной, до слов жадной. Если льется, собирай, не перечитывай. Дай проступить, вырваться тому, что так часто нелегко описать множеством слов. Редко удается одной фразой.
Текст, попадая к адресату, должен резонировать. Наполнить собой. Если это тот самый текст, части его останутся с тобой в памяти. Отдельные фразы к месту или нет будут всплывать в твоей голове, крутиться на языке сами собой. Они, как вкус, наполняют. Создают объем. Дают почву воображению, чтобы в тебе родился текст. Твой. И всё случилось снова и опять. Это такой особый обмен энергиями. Главное, чтобы он попался вовремя. Только гений всегда такой. К месту, всегда с собой. Во все времена актуальный. Его каждый должен искать в себе. Отпуская, без рефлексии и рассуждения, текст. Поймав эмоцию, на ее волне пролиться на свет. Каждый выбирает свой способ. Главное, искать. Всегда можно найти в себе причины, чтобы не делать. Силы, чтобы сделать, не каждый.
Текст - мой любимый инструмент. Написанному можно верить. Сказанное - изменяемо. Поддается трактовке, зависит от манеры говорящего. Написанное всегда честнее. Искренне написанное - честнее вдвойне. Мы часто произносим слово «нет». Написать «нет» может совсем не каждый. Знаки букв, образ слов, музыка фраз, связанных в себе смыслом, волей, чувством, сильный инструмент. Проникающий глубоко, действующий безотказно. Просить, благодарить, предлагать, отказывать, прощать в тексте убедительнее всего. Любить в слове, значит, дарить возможность другим. Жизнь, ее свет, добро. Сказать важно, значит, не сказать ничего. Трудно безумно, но важно. Найти то, что еще есть в тебе, и зажечь. Это как огонь, который подарит свет, тепло. Даст надежду, веру. В ком-то откликнется, и он напишет свой. Поддержит огонь. Это сейчас, как никогда, важно. Пишите тексты, даже оставляя их в себе или себе. Текст - это много раз одинаково сказанное. В нем вы становитесь лучше, самими собой. В тексте невозможно соврать себе. С написанным мир станет добрее, лучше. Даже, если это никто не прочтет, и вы оставите его в столе. Он останется в вас. Сделает лучше. Это важно.
Я чту текст. В его лоне рождается авторство. Мысль, идея. Можно описать контекст. Но без него ничего нет. Он - как «дано» у задачи. Которая жизнь. Слова сказанные это только слова. Человек существует, чтобы оставлять след набором букв разных. Он передает смысл, эмоцию, настроение лучше всех, так как воссоздается в читающем только его образ. Прочитанного, не написанного. Он у всех разный. Близкий, понятный, индивидуальный. С твоей жизнью складный. Текст как твой генетический портрет. В детях он неповторимый, разный. Мой рубленный, плотный. Часто не многим понятный. Я слышу в нем мой голос, ритм, если повезет, мелодию. Она, как свет, ведет к эстетике. Поэзии. Самой точной, до слов жадной. Если льется, собирай, не перечитывай. Дай проступить, вырваться тому, что так часто нелегко описать множеством слов. Редко удается одной фразой.
Текст, попадая к адресату, должен резонировать. Наполнить собой. Если это тот самый текст, части его останутся с тобой в памяти. Отдельные фразы к месту или нет будут всплывать в твоей голове, крутиться на языке сами собой. Они, как вкус, наполняют. Создают объем. Дают почву воображению, чтобы в тебе родился текст. Твой. И всё случилось снова и опять. Это такой особый обмен энергиями. Главное, чтобы он попался вовремя. Только гений всегда такой. К месту, всегда с собой. Во все времена актуальный. Его каждый должен искать в себе. Отпуская, без рефлексии и рассуждения, текст. Поймав эмоцию, на ее волне пролиться на свет. Каждый выбирает свой способ. Главное, искать. Всегда можно найти в себе причины, чтобы не делать. Силы, чтобы сделать, не каждый.
Текст - мой любимый инструмент. Написанному можно верить. Сказанное - изменяемо. Поддается трактовке, зависит от манеры говорящего. Написанное всегда честнее. Искренне написанное - честнее вдвойне. Мы часто произносим слово «нет». Написать «нет» может совсем не каждый. Знаки букв, образ слов, музыка фраз, связанных в себе смыслом, волей, чувством, сильный инструмент. Проникающий глубоко, действующий безотказно. Просить, благодарить, предлагать, отказывать, прощать в тексте убедительнее всего. Любить в слове, значит, дарить возможность другим. Жизнь, ее свет, добро. Сказать важно, значит, не сказать ничего. Трудно безумно, но важно. Найти то, что еще есть в тебе, и зажечь. Это как огонь, который подарит свет, тепло. Даст надежду, веру. В ком-то откликнется, и он напишет свой. Поддержит огонь. Это сейчас, как никогда, важно. Пишите тексты, даже оставляя их в себе или себе. Текст - это много раз одинаково сказанное. В нем вы становитесь лучше, самими собой. В тексте невозможно соврать себе. С написанным мир станет добрее, лучше. Даже, если это никто не прочтет, и вы оставите его в столе. Он останется в вас. Сделает лучше. Это важно.
#картинкипосубботам Елена Балановская
Мгновенный успех обычно не достигается в одночасье. В успехе нет секретов. Это результат подготовки, тяжелой работы и извлечения уроков из неудач. (с)
Мгновенный успех обычно не достигается в одночасье. В успехе нет секретов. Это результат подготовки, тяжелой работы и извлечения уроков из неудач. (с)