Страна Забория
Не перестаю удивляться высоте и непрозрачности заборов, встречающихся на пути. В советское время бетонных, литых. Сегодня металлических прессованных. Многометровых. Скошенных наружу, проходящему на встречу, в его сторону. Звукоотражающих. Любых. Вдоль дорог автомобильных, тропинок пешеходных. Чтобы неповадно было на газон ногой вступить. Цепочек на столбах, сеток километры оцинкованных. По верху с колючей проволокой. Изгородей любых. Даже на четырех метрах кладбища, места для последнего пути нам уготовленного, тоже всё в оградах неприглядных. Скудных. Если сверху посмотреть, квадратно - гнездовых. Всё, куда не глянь, забором разлиновано. Как в тетрадях клетки. Каждый ощущает себя в них.
В темах разговора, обсуждениях мы тоже стены строим. Стали мы подкованы. Парой фраз от мира, как забором плотным, отгорожены. Дальше не пускаем никого. Улыбаемся. Уж лучше показаться глупым и необразованным. За сознания границей оставляя то, что может быть неправильно врагами истолковано. Мы же верные, безмолвные. Как немые родины сыны. Скажут нам, и мы на всё готовые. За стеной молчания повиновением скованы. Даже взгляд не выдает реальных ощущений. Зачем? Изолированно всё наглухо, внутрь упаковано. В сказках же не зря Иван - дурак. Мы все его сыны. Слабоумие показное - верная ограда. Всё проверено, опломбировано. Недоверия показатель, страха признак. Все этими недугами поражены. Вот и защищаемся. Кто как заборы ставит. Хоть какие. Лишь бы изолировать себя. Самих себя боимся мы.
За забором жизнь наша прекрасно кажется организованной. Взгляд, слово ограждает стенка. Ничего не раздражает. При желании достигаем абсолютной тишины. Пусть за ней хоть не растет трава. Нас не задевают жизни за забором трудности. Не с нами они произошли, не нас касаются. Мы, знай, свое растим - заборы от себя во все четыре стороны. По второму ряду. Лишь бы не коснулось нас. Если спросят, мы «за». За забором мы. Жаль, что совесть беспрепятственно их преодолевает. Для нее они что есть, что нет, как линии начерчены, словно мишени нарисованы. Чем темнее заштрихованы, тем важнее пробиваться. В паре с разумом они преград не замечают. Беспощадны, мстительны, страшны. Заставляют размышлять, надстройки оправдательные разрушают. Отрезвляют и к ответственности призывают. Кажется тебе, что разрушают всё, чем ты отгородился. На самом деле восстанавливают снова, изнутри. Ведь заборы лишь кажутся защитой. За ними спрятанное рушится, ломается, ветшает. Мы уже за занавесом жили. Не заметили, как потеряли почти век. Когда сняли - полстраны.
Не перестаю удивляться высоте и непрозрачности заборов, встречающихся на пути. В советское время бетонных, литых. Сегодня металлических прессованных. Многометровых. Скошенных наружу, проходящему на встречу, в его сторону. Звукоотражающих. Любых. Вдоль дорог автомобильных, тропинок пешеходных. Чтобы неповадно было на газон ногой вступить. Цепочек на столбах, сеток километры оцинкованных. По верху с колючей проволокой. Изгородей любых. Даже на четырех метрах кладбища, места для последнего пути нам уготовленного, тоже всё в оградах неприглядных. Скудных. Если сверху посмотреть, квадратно - гнездовых. Всё, куда не глянь, забором разлиновано. Как в тетрадях клетки. Каждый ощущает себя в них.
В темах разговора, обсуждениях мы тоже стены строим. Стали мы подкованы. Парой фраз от мира, как забором плотным, отгорожены. Дальше не пускаем никого. Улыбаемся. Уж лучше показаться глупым и необразованным. За сознания границей оставляя то, что может быть неправильно врагами истолковано. Мы же верные, безмолвные. Как немые родины сыны. Скажут нам, и мы на всё готовые. За стеной молчания повиновением скованы. Даже взгляд не выдает реальных ощущений. Зачем? Изолированно всё наглухо, внутрь упаковано. В сказках же не зря Иван - дурак. Мы все его сыны. Слабоумие показное - верная ограда. Всё проверено, опломбировано. Недоверия показатель, страха признак. Все этими недугами поражены. Вот и защищаемся. Кто как заборы ставит. Хоть какие. Лишь бы изолировать себя. Самих себя боимся мы.
За забором жизнь наша прекрасно кажется организованной. Взгляд, слово ограждает стенка. Ничего не раздражает. При желании достигаем абсолютной тишины. Пусть за ней хоть не растет трава. Нас не задевают жизни за забором трудности. Не с нами они произошли, не нас касаются. Мы, знай, свое растим - заборы от себя во все четыре стороны. По второму ряду. Лишь бы не коснулось нас. Если спросят, мы «за». За забором мы. Жаль, что совесть беспрепятственно их преодолевает. Для нее они что есть, что нет, как линии начерчены, словно мишени нарисованы. Чем темнее заштрихованы, тем важнее пробиваться. В паре с разумом они преград не замечают. Беспощадны, мстительны, страшны. Заставляют размышлять, надстройки оправдательные разрушают. Отрезвляют и к ответственности призывают. Кажется тебе, что разрушают всё, чем ты отгородился. На самом деле восстанавливают снова, изнутри. Ведь заборы лишь кажутся защитой. За ними спрятанное рушится, ломается, ветшает. Мы уже за занавесом жили. Не заметили, как потеряли почти век. Когда сняли - полстраны.
#картинкипосубботам Елена Балановская
Победа не всегда означает быть первым, победа — это когда ты стал лучше чем был. (с)
Победа не всегда означает быть первым, победа — это когда ты стал лучше чем был. (с)
Конструктив
В строительстве конструктив - основа. То, на чем всё держится. Задает основные объемы, высоты. На него всё крепится. Без него невозможно. С него начинают производить работы. К нему вернуться сложно. Спустя время его часто не заметно. Бетонный, деревянный, металический - какой угодно. Главное - надежный. Чтобы на него можно было опереться. Прямой или закругленный, простой, сложный. От начала до конца реализованный. Выполненный безупречно. Если в нем проблемы, всё остальное под вопросом. При его ремонте вряд ли сохраниться, удержится. Он требует свободы доступа, размашистой работы. Часто льется, долго набирает прочность. Потом разрушениям не поддается. Он фундамент. Хотя и фундамент тоже он, наверное.
Когда наблюдаешь результат работы, конструктив вряд ли вспомнишь. Он внутри. Часто не заметен. Задекорирован, красотами увешанный. Если специально не оставлен видимым, скрыт. Но от того он не становится второстепенным. Он стартовая точка. Его первым исследуют. Самый изученный, обследованный. До миллиметров точность его оцененА. Проверенный. К нему сложно вернуться. Он должен быть до самого конца доделанный. Надежный. Выполненный часто с запасом. Прочный. Это важно понимать. С самого начала. Без него нельзя ни в чем быть до конца уверенным. Он нужный. Что не говори. Не замечать его нельзя. Это глупо, легкомысленно. Смешно. Хотя часто бывает. Без него обойтись стараются. Экономят. Действуют отчаянно, самонадеянно.
Вся жизнь как стройка. Часто отвлекаешься на мелочи. На то, что сразу в глаза бросается. Заставляет нервничать. Лишает взгляда трезвого. Конструктивного к тому, что происходит, отношения. Желания лишает. Всё раздражает. Если нет конструктива в действиях, всё остальное тщетно. Времени занимает много, но ситуацию не изменяет. Только конструктивно, глядя на основание, понимаешь, что происходит. Только так можно что-то изменить. Достичь, решить. Предлагая, делая. Как мало его в жизни нашей. Или, как на стройке, незаметно. Всё в декорациях. Копни, а там нет ничего. Всё имитация. Мгновенно всё меняется. Всё временно. Слова, слова. Дел мало. Конструктивного не много. Жаль, что строили не все. Отличный опыт к жизни отношения. С него начать. Не забывать. Только конструктивно. Всё остальное ерунда. Можно поменять. Жизнь строить основательно, надежно. Чтобы чувствовать себя уверенно.
В строительстве конструктив - основа. То, на чем всё держится. Задает основные объемы, высоты. На него всё крепится. Без него невозможно. С него начинают производить работы. К нему вернуться сложно. Спустя время его часто не заметно. Бетонный, деревянный, металический - какой угодно. Главное - надежный. Чтобы на него можно было опереться. Прямой или закругленный, простой, сложный. От начала до конца реализованный. Выполненный безупречно. Если в нем проблемы, всё остальное под вопросом. При его ремонте вряд ли сохраниться, удержится. Он требует свободы доступа, размашистой работы. Часто льется, долго набирает прочность. Потом разрушениям не поддается. Он фундамент. Хотя и фундамент тоже он, наверное.
Когда наблюдаешь результат работы, конструктив вряд ли вспомнишь. Он внутри. Часто не заметен. Задекорирован, красотами увешанный. Если специально не оставлен видимым, скрыт. Но от того он не становится второстепенным. Он стартовая точка. Его первым исследуют. Самый изученный, обследованный. До миллиметров точность его оцененА. Проверенный. К нему сложно вернуться. Он должен быть до самого конца доделанный. Надежный. Выполненный часто с запасом. Прочный. Это важно понимать. С самого начала. Без него нельзя ни в чем быть до конца уверенным. Он нужный. Что не говори. Не замечать его нельзя. Это глупо, легкомысленно. Смешно. Хотя часто бывает. Без него обойтись стараются. Экономят. Действуют отчаянно, самонадеянно.
Вся жизнь как стройка. Часто отвлекаешься на мелочи. На то, что сразу в глаза бросается. Заставляет нервничать. Лишает взгляда трезвого. Конструктивного к тому, что происходит, отношения. Желания лишает. Всё раздражает. Если нет конструктива в действиях, всё остальное тщетно. Времени занимает много, но ситуацию не изменяет. Только конструктивно, глядя на основание, понимаешь, что происходит. Только так можно что-то изменить. Достичь, решить. Предлагая, делая. Как мало его в жизни нашей. Или, как на стройке, незаметно. Всё в декорациях. Копни, а там нет ничего. Всё имитация. Мгновенно всё меняется. Всё временно. Слова, слова. Дел мало. Конструктивного не много. Жаль, что строили не все. Отличный опыт к жизни отношения. С него начать. Не забывать. Только конструктивно. Всё остальное ерунда. Можно поменять. Жизнь строить основательно, надежно. Чтобы чувствовать себя уверенно.
Привыкание
Лягушки кончились. Не начинаясь. Они не квакали особенно. Не мигрировали. Не оставляли свои изуродованные тела на дороге, раздавленные проезжающим транспортом. Кажется, что их нет. Хотя, купая собаку в близлежащем пруду, еще весной мы наблюдали скопление головастиков. Возможно, заморозки, снег в мае или еще что сократило их популяцию. Год на год не приходится. Что-то пошло не так, как урожай - в один год есть, в другой нет. Лягушки закончились, не начинаясь. Странно, но факт. Хорошо, что их нет. Движимых природой через проезжую часть на убой. Теперь еще переложили дорогу. На свежем асфальте даже следов нет. Жизнь продолжает свой бег. Возможно, показалось, что их не было и нет. Плюс обстоятельства. Ко всему привыкает человек. Он такой.
Был в жизни опыт. Как-то в Крыму, в походе. На стоянке. Нас было сорок человек. Дети, школьники. Мы с товарищем водили их с собой. Я - учитель. Андрей - многосторонний человек. В том числе повар. Тушенка надоела. Он приготовил курицы ведро. Обычной, отварной. Сейчас уже легко это себе представить, что курица была немного не такой. Лягушачьих лап наелись мы. Он наловил их тут же, неподалеку. Приготовил. Чтобы все не отказались, назвал курицей. Сказал, что отварил цыплят. Никто не мог себе это представить. Сегодня по прошествии десятилетий могут рассказать с улыбкой. Попросить лап лягушачьих в ресторане. А до случившегося воротили нос, встречая труп на дороге раздавленный. Даже не тобой.
Человек устроен так. Он сразу всё не может вообразить, себе представить. Сначала видеть не желает. Знает, но не хочет себя с этим отождествлять. Людей на группы разделяет. Насилие осуждал и осуждает. Был даже против. Осторожно говорил об этом. Мнение среди близких по духу продвигал. Не мог буквальное без внимания оставить. Время прошло. Взор притупился. Язык повторять устал. И, как лягушки, вдруг закончилось то, что то ли было, то ли нет. Конечно, кончились они, лягушки. Их никто не убивал. Не так заметно стало то, что было еще вчера необъяснимо. Сотнями лежали они вдоль дороги. Глазу стало это нормой. Мало ли бесхвостых земноводных дохнет каждый день по свету. Ты примирился с мыслью об этом. Решил, что и на вкус их мясо ничего. Как раньше я внимание не обращал? Жизнь часто данностью становится. Ты ей в придачу привыкаешь. Опасно это. Привычке замечать нужно больше уделять внимания. Видеть заставлять себя. Это выбор непростой.
Лягушки кончились. Не начинаясь. Они не квакали особенно. Не мигрировали. Не оставляли свои изуродованные тела на дороге, раздавленные проезжающим транспортом. Кажется, что их нет. Хотя, купая собаку в близлежащем пруду, еще весной мы наблюдали скопление головастиков. Возможно, заморозки, снег в мае или еще что сократило их популяцию. Год на год не приходится. Что-то пошло не так, как урожай - в один год есть, в другой нет. Лягушки закончились, не начинаясь. Странно, но факт. Хорошо, что их нет. Движимых природой через проезжую часть на убой. Теперь еще переложили дорогу. На свежем асфальте даже следов нет. Жизнь продолжает свой бег. Возможно, показалось, что их не было и нет. Плюс обстоятельства. Ко всему привыкает человек. Он такой.
Был в жизни опыт. Как-то в Крыму, в походе. На стоянке. Нас было сорок человек. Дети, школьники. Мы с товарищем водили их с собой. Я - учитель. Андрей - многосторонний человек. В том числе повар. Тушенка надоела. Он приготовил курицы ведро. Обычной, отварной. Сейчас уже легко это себе представить, что курица была немного не такой. Лягушачьих лап наелись мы. Он наловил их тут же, неподалеку. Приготовил. Чтобы все не отказались, назвал курицей. Сказал, что отварил цыплят. Никто не мог себе это представить. Сегодня по прошествии десятилетий могут рассказать с улыбкой. Попросить лап лягушачьих в ресторане. А до случившегося воротили нос, встречая труп на дороге раздавленный. Даже не тобой.
Человек устроен так. Он сразу всё не может вообразить, себе представить. Сначала видеть не желает. Знает, но не хочет себя с этим отождествлять. Людей на группы разделяет. Насилие осуждал и осуждает. Был даже против. Осторожно говорил об этом. Мнение среди близких по духу продвигал. Не мог буквальное без внимания оставить. Время прошло. Взор притупился. Язык повторять устал. И, как лягушки, вдруг закончилось то, что то ли было, то ли нет. Конечно, кончились они, лягушки. Их никто не убивал. Не так заметно стало то, что было еще вчера необъяснимо. Сотнями лежали они вдоль дороги. Глазу стало это нормой. Мало ли бесхвостых земноводных дохнет каждый день по свету. Ты примирился с мыслью об этом. Решил, что и на вкус их мясо ничего. Как раньше я внимание не обращал? Жизнь часто данностью становится. Ты ей в придачу привыкаешь. Опасно это. Привычке замечать нужно больше уделять внимания. Видеть заставлять себя. Это выбор непростой.
Большое желание
Как правило, оно недостижимо. Нет, всё может быть. Но в момент страсти, когда тебя всего ломает, результата не достичь. Ты всё время о нем думаешь. Тебя цель не отпускает, и как раз это, видимо, мешает. Кроме мыслей о достижении, обладании, времени ни на что больше не хватает. Даже на то, чтобы подумать - как? Что нужно сделать, чем пожертвовать, чтобы достичь. Как зубная боль, надоедает. Хотя на самом деле сильно не болит. Пытка есть такая: темечко человеку капля разбивает. Если регулярно капает, то может и убить.
Только страсть уходит, время наступает делать. Незаметно, сам того не понимаешь, как всё вдруг случается. Что-то голову твою собою заполняет, о своем желании ты как будто забываешь. Именно тогда жизнь дает возможность получить то, о чем, как кажется, теперь мечтал. На самом деле продолжаешь думать, но не так яростно. Мечтаешь, но спокойно. Нет болезни в этих чувствах. Они тебя собой спокойно наполняют. Как вкус клубники в детстве досыта, но тошноту не вызывают. Полностью тебя собою заполняют. Как теплом окутывают. Но в жар не бросают. Оздоравливают, а не заражают. Не довлеют, грусть-тоску не нагоняют. Радуют. Даже одухотворяют. То есть происходит то, чего ты хочешь, если есть желание большое. Безумие мешает. Жаль, что только по достижению желаемого мы это понимаем. Боремся, безумно добиваемся. От не случившегося мучаемся, страдаем. Жизню это всё обычно называем. Жаль.
С опытом приходит осознание. Но это не мешает страсти поддаваться. Надежда меня не покидает лишь в одном. Если жить наотмашь, взор свой на длительности жизни не концентрируя, как это часто с взрослыми бывает, можно жить долго. Тогда неминуемо момент настанет, когда цель насущная приоритетность потеряет. И тогда произойдет то, чего ты так желаешь. Надоев тебе, тот самый миг настанет. Страсть сегодняшняя в привычку превратиться. Обыденностью станет и случится. Значит, нужно жить, не концентрируясь на жизни. Разве так бывает? Я не знаю, до желаемого пару раз дожил, сам того себе не представляя. Думаю, так было с каждым, словно в сказке, неожиданно, как-будто кто-то знает, что ты хочешь. Значит, будет и еще. Надеюсь и не раз. Достаточно желать. Представим, будто я этого не писал, а вы не прочитали.
Как правило, оно недостижимо. Нет, всё может быть. Но в момент страсти, когда тебя всего ломает, результата не достичь. Ты всё время о нем думаешь. Тебя цель не отпускает, и как раз это, видимо, мешает. Кроме мыслей о достижении, обладании, времени ни на что больше не хватает. Даже на то, чтобы подумать - как? Что нужно сделать, чем пожертвовать, чтобы достичь. Как зубная боль, надоедает. Хотя на самом деле сильно не болит. Пытка есть такая: темечко человеку капля разбивает. Если регулярно капает, то может и убить.
Только страсть уходит, время наступает делать. Незаметно, сам того не понимаешь, как всё вдруг случается. Что-то голову твою собою заполняет, о своем желании ты как будто забываешь. Именно тогда жизнь дает возможность получить то, о чем, как кажется, теперь мечтал. На самом деле продолжаешь думать, но не так яростно. Мечтаешь, но спокойно. Нет болезни в этих чувствах. Они тебя собой спокойно наполняют. Как вкус клубники в детстве досыта, но тошноту не вызывают. Полностью тебя собою заполняют. Как теплом окутывают. Но в жар не бросают. Оздоравливают, а не заражают. Не довлеют, грусть-тоску не нагоняют. Радуют. Даже одухотворяют. То есть происходит то, чего ты хочешь, если есть желание большое. Безумие мешает. Жаль, что только по достижению желаемого мы это понимаем. Боремся, безумно добиваемся. От не случившегося мучаемся, страдаем. Жизню это всё обычно называем. Жаль.
С опытом приходит осознание. Но это не мешает страсти поддаваться. Надежда меня не покидает лишь в одном. Если жить наотмашь, взор свой на длительности жизни не концентрируя, как это часто с взрослыми бывает, можно жить долго. Тогда неминуемо момент настанет, когда цель насущная приоритетность потеряет. И тогда произойдет то, чего ты так желаешь. Надоев тебе, тот самый миг настанет. Страсть сегодняшняя в привычку превратиться. Обыденностью станет и случится. Значит, нужно жить, не концентрируясь на жизни. Разве так бывает? Я не знаю, до желаемого пару раз дожил, сам того себе не представляя. Думаю, так было с каждым, словно в сказке, неожиданно, как-будто кто-то знает, что ты хочешь. Значит, будет и еще. Надеюсь и не раз. Достаточно желать. Представим, будто я этого не писал, а вы не прочитали.
Запас
Электрическая щетка для зубов напоминает морганием лампочки о необходимости замены насадки. Ее не обманешь. Сняв и поставив старую на место, не заставишь перестать. Залезаешь в шкаф над раковиной, меняешь. Понимаешь, что последнюю ставишь. Больше нет. Запас исчез, растаял. Начинаешь нервничать. Вспоминать, где взять новых штук несколько: три, пять. Хотя впереди пару месяцев. Раньше своим сигналом щетка не заставит только установленную поменять. Перед глазами пустое место. Отсутствие необходимого резерва. Запаса. Зачем? Не знаю. Это без определения понятно. Дома всего должно быть много, с избытком. Набито под завязку. Чтоб, если надо, можно никуда и не за чем не выходить. Свое функционирование в нем хотя бы год спокойно поддержать.
Крупы, макароны, кофе, алкоголь - всё с запасом. Мясо в морозилке, химия - устанешь перечислять. Полки гнутся от тяжести. Ты, не переставая, носишь в дом. Жизнь с запасом это наш код. А вдруг чего? Закончится. Что будешь делать? Как без запаса жить. Его нужно пополнять. Он тает абсолютно незаметно. И снова заставляет нас о нем заботится. Пустые полки, холодильник до верха набить. Не зная, куда деть, как в тетрис, с купленным играть. Закрыл с усилием, и стало хорошо. На душе тепло. Даже если не используешь всё это. Просроченное выкинешь. Отдашь. Забудешь. Перестанешь употреблять. Запас это не средство обеспечения жизни. Больше. Родной дизайн. Пусто не должно быть место. Его все время дОлжно плотно заполнять.
Похожий на рефлекс запас красноречивее сотни слов. Синоним недоверия он. Наследник дефицита. Передается даже тем, кто не застал всё это. Не пережил. Всё про запас. Ни на кого надежды нет. Лучше не будет - говорит его наличие. Веры нет. А даже если будет, он не помешает. Есть не просит. Лучше я еще возьму. Сегодня акция, дисконт или распродажа. Возьму и это. Хотя от жизни настоящей отнимаю про запас на то, чего возможно и не будет. Но я всё равно возьму. Нам доставляет радость вид. Как грустно за собой такое замечать. Даже нелепо. Он тянет. Как балласт. Еще, еще. Конца и края нет. Жизнь про запас мы оставляем. Нам кажется, еще успеем. Приобретаем то, что не сможем использовать. Теряем жизни время. Боясь что-то из запаса потерять.
Электрическая щетка для зубов напоминает морганием лампочки о необходимости замены насадки. Ее не обманешь. Сняв и поставив старую на место, не заставишь перестать. Залезаешь в шкаф над раковиной, меняешь. Понимаешь, что последнюю ставишь. Больше нет. Запас исчез, растаял. Начинаешь нервничать. Вспоминать, где взять новых штук несколько: три, пять. Хотя впереди пару месяцев. Раньше своим сигналом щетка не заставит только установленную поменять. Перед глазами пустое место. Отсутствие необходимого резерва. Запаса. Зачем? Не знаю. Это без определения понятно. Дома всего должно быть много, с избытком. Набито под завязку. Чтоб, если надо, можно никуда и не за чем не выходить. Свое функционирование в нем хотя бы год спокойно поддержать.
Крупы, макароны, кофе, алкоголь - всё с запасом. Мясо в морозилке, химия - устанешь перечислять. Полки гнутся от тяжести. Ты, не переставая, носишь в дом. Жизнь с запасом это наш код. А вдруг чего? Закончится. Что будешь делать? Как без запаса жить. Его нужно пополнять. Он тает абсолютно незаметно. И снова заставляет нас о нем заботится. Пустые полки, холодильник до верха набить. Не зная, куда деть, как в тетрис, с купленным играть. Закрыл с усилием, и стало хорошо. На душе тепло. Даже если не используешь всё это. Просроченное выкинешь. Отдашь. Забудешь. Перестанешь употреблять. Запас это не средство обеспечения жизни. Больше. Родной дизайн. Пусто не должно быть место. Его все время дОлжно плотно заполнять.
Похожий на рефлекс запас красноречивее сотни слов. Синоним недоверия он. Наследник дефицита. Передается даже тем, кто не застал всё это. Не пережил. Всё про запас. Ни на кого надежды нет. Лучше не будет - говорит его наличие. Веры нет. А даже если будет, он не помешает. Есть не просит. Лучше я еще возьму. Сегодня акция, дисконт или распродажа. Возьму и это. Хотя от жизни настоящей отнимаю про запас на то, чего возможно и не будет. Но я всё равно возьму. Нам доставляет радость вид. Как грустно за собой такое замечать. Даже нелепо. Он тянет. Как балласт. Еще, еще. Конца и края нет. Жизнь про запас мы оставляем. Нам кажется, еще успеем. Приобретаем то, что не сможем использовать. Теряем жизни время. Боясь что-то из запаса потерять.
#картинкипосубботам Елена Балановская
Всякая традиция живет благодаря интерпретации. (с)
Всякая традиция живет благодаря интерпретации. (с)
Столб
Уверен, вы его себе представляете. Именно таким: безобразным, бетонным, электрическим. Неряшливо бросающим провода в разные стороны. Он и такие, как он, вонзенные в землю, заполонили собой всё. Электрификация застолбила собой пространство и, создавая комфорт дома, обезобразила действительность. Опутала проводами. Наполнила стрекотом потоков электричества, разбегающимся по ним во всех направлениях. Они - столбы, везде. Вольно расставленные вдоль дорог. Покосившиеся от времени или натяжения. Подпертые и растянутые следы индустриализации, вонзенные в землю просто так, без спросу и подготовки. Грубые, серые. С проржавевшими металическими прутьями внутри. Обтянутые нержавеющими стяжками, блестящими на солнце. Столбы, провода, столбы.
Один такой я видел каждый день с самого утра. Он стоял напротив окна ванной комнаты. Умываясь, только продирая глаза, я сразу видел его. Он тянулся ко мне проводами. Прямо в мою сторону. Нужно отдать ему должное, он делился со мной электричеством, интернетом. В конечном счете светом и теплом. Но делая это, как будто каждый раз подчеркивал всем своим видом, что это сделал он. Что блага в обмен на вид в окне на него, на то, что на него смотрят. Такой столбовой эксгибиционизм торчать в окне. Закрывая собой весь белый свет. Портя вид за окном. Нанося своим видом незаметно страшный урон. Привыкая к тому, что уродство есть везде. Оно неизбежно, и не нужно стараться сделать что-то хорошо. Всё равно появится. Как столб в моем окне. Легче не замечать. Пусть стоит, черт с ним.
Сегодня проснулся, нет его. Пространство расправилось. Кто-то скажет: «Света не стало больше в твоем окне», - и будет прав. Но без него я вижу его. Свет, а не столб в моем окне. Перспектива это то, насколько видно далеко. Ощущение. Метрами не измеряется. Ее нельзя дать. Она берется. Взглядом, чувством, фантазией. Всем, что есть в тебе. Не натыкаясь на столбы, в будущее несется. Столб я убрал. Но сколько их в жизни? Сколько в нашей голове. Условностей, преград. То, что не зависит от тебя, и с чем жить приходится. Что привычкой называется, зовется. Бесхозность, грязь, лень, лицемерие. Дороги, дураки… Можно долго продолжать. Мы расплодили их везде. Может, и столб был не так плох. Мы убеждаем себя каждый раз в чужой неправде. Лишь бы не делать ничего. Так жили, живем сейчас. Безликим строем одинаковых столбов портим жизнь. Приучаем к виду безобразному. К ограничениям. К тому, что ты для него, них. Столбы важнее вида. Хоть в моем окне его не стало. Надеюсь навсегда. Хотя было непросто.
Уверен, вы его себе представляете. Именно таким: безобразным, бетонным, электрическим. Неряшливо бросающим провода в разные стороны. Он и такие, как он, вонзенные в землю, заполонили собой всё. Электрификация застолбила собой пространство и, создавая комфорт дома, обезобразила действительность. Опутала проводами. Наполнила стрекотом потоков электричества, разбегающимся по ним во всех направлениях. Они - столбы, везде. Вольно расставленные вдоль дорог. Покосившиеся от времени или натяжения. Подпертые и растянутые следы индустриализации, вонзенные в землю просто так, без спросу и подготовки. Грубые, серые. С проржавевшими металическими прутьями внутри. Обтянутые нержавеющими стяжками, блестящими на солнце. Столбы, провода, столбы.
Один такой я видел каждый день с самого утра. Он стоял напротив окна ванной комнаты. Умываясь, только продирая глаза, я сразу видел его. Он тянулся ко мне проводами. Прямо в мою сторону. Нужно отдать ему должное, он делился со мной электричеством, интернетом. В конечном счете светом и теплом. Но делая это, как будто каждый раз подчеркивал всем своим видом, что это сделал он. Что блага в обмен на вид в окне на него, на то, что на него смотрят. Такой столбовой эксгибиционизм торчать в окне. Закрывая собой весь белый свет. Портя вид за окном. Нанося своим видом незаметно страшный урон. Привыкая к тому, что уродство есть везде. Оно неизбежно, и не нужно стараться сделать что-то хорошо. Всё равно появится. Как столб в моем окне. Легче не замечать. Пусть стоит, черт с ним.
Сегодня проснулся, нет его. Пространство расправилось. Кто-то скажет: «Света не стало больше в твоем окне», - и будет прав. Но без него я вижу его. Свет, а не столб в моем окне. Перспектива это то, насколько видно далеко. Ощущение. Метрами не измеряется. Ее нельзя дать. Она берется. Взглядом, чувством, фантазией. Всем, что есть в тебе. Не натыкаясь на столбы, в будущее несется. Столб я убрал. Но сколько их в жизни? Сколько в нашей голове. Условностей, преград. То, что не зависит от тебя, и с чем жить приходится. Что привычкой называется, зовется. Бесхозность, грязь, лень, лицемерие. Дороги, дураки… Можно долго продолжать. Мы расплодили их везде. Может, и столб был не так плох. Мы убеждаем себя каждый раз в чужой неправде. Лишь бы не делать ничего. Так жили, живем сейчас. Безликим строем одинаковых столбов портим жизнь. Приучаем к виду безобразному. К ограничениям. К тому, что ты для него, них. Столбы важнее вида. Хоть в моем окне его не стало. Надеюсь навсегда. Хотя было непросто.
Звезды не нужны
Телеканал Матч ТВ ввиду отсутствия возможности демонстрировать актуальные встречи решил понастальгировать, поставив в сетку вещания прошлые игры сборной России по футболу. Я неспециально попал на пару матчей с Голландией. Сначала СССР драматично потерпел поражение в финале Евро восемьдесят восьмого. На днях посмотрел снова победоносную игру уже россиян против Нидерландов в две тысячи восьмом, в четвертьфинале европейского первенства. Не будем обращать внимание на интернациональный состав советской сборной. Тренер Лобановский и состав на половину из киевского Динамо сегодня не представляются реальными. Хотя я не фанат их стиля игры, но нельзя не заметить очевидного: мы на равных играли в финале чемпионата Европы. Картина игры, скорость, движение. Проиграв, главный тренер лишился работы: не оправдал ожиданий, не выиграл финал. Сложно представить себе, что сегодня это возможно. Но и четвертьфинал две тысячи восьмого красноречив. Мы явно сильнее, лучше. Хидинг собрал звезд. Пусть многие еще в полной мере не показали себя. Кто-то никогда не укратит свои возможности и характер. Но спящий великан Павлюченко, Жирков, Аршавин уже тогда играли по-настоящему.
Возможно, так совпало. Родились в одно время, нашли себя в футболе, встретились. Как часто у нас бывает - повезло: попали в руки профессионального тренера. И дальше можно бесконечно перечислять. Но дело, мне кажется, не в этом. Времена, не время, расставляют жизни приоритеты. В футболе это просто виднее четче, заметнее. Не в игре потребность. В правильном в таблице команд расположении. Мы больше обсуждаем спонсоров, владельцев, родственников тренеров. В таких условиях игры не может быть. На нее нет спроса, потребности, акцента. Нет поиска новых игроков. Зачем? Расставим тех, что есть. Купим этого и этого. Суммой определим успех. В игру играем мы до верного. Интрига? Как же без нее. Но выиграют всё равно одни.
Звезды не нужны. Спонтанность, произвольность, талант - зачем. Всё распределяется. Места в составе, тренерской скамье, команде. Главное качество - терпение. Ждать, демонстрируя предсказуемость, - лучшее решение. Зажжем тех, кто есть. Пусть не так ярко, но мы подсветим. Интригу создадим не действием, а последействием. Такой постфактум общий жизни. Даже если факта как такового не было - придумаем. Приукрасим, сочиним. Самая устойчивая форма - пирамида. В ней важно равновесие. Чем выше - мест меньше. Лучше без конкуренции. Мы их распределим. Поэтому футбол такой. Смотреть его невесело. Они не рвутся никуда. Их здесь неплохо кормят. Занимают место. Свое, чужое - разве важно это. Уныло выглядит скопление терпил.
Телеканал Матч ТВ ввиду отсутствия возможности демонстрировать актуальные встречи решил понастальгировать, поставив в сетку вещания прошлые игры сборной России по футболу. Я неспециально попал на пару матчей с Голландией. Сначала СССР драматично потерпел поражение в финале Евро восемьдесят восьмого. На днях посмотрел снова победоносную игру уже россиян против Нидерландов в две тысячи восьмом, в четвертьфинале европейского первенства. Не будем обращать внимание на интернациональный состав советской сборной. Тренер Лобановский и состав на половину из киевского Динамо сегодня не представляются реальными. Хотя я не фанат их стиля игры, но нельзя не заметить очевидного: мы на равных играли в финале чемпионата Европы. Картина игры, скорость, движение. Проиграв, главный тренер лишился работы: не оправдал ожиданий, не выиграл финал. Сложно представить себе, что сегодня это возможно. Но и четвертьфинал две тысячи восьмого красноречив. Мы явно сильнее, лучше. Хидинг собрал звезд. Пусть многие еще в полной мере не показали себя. Кто-то никогда не укратит свои возможности и характер. Но спящий великан Павлюченко, Жирков, Аршавин уже тогда играли по-настоящему.
Возможно, так совпало. Родились в одно время, нашли себя в футболе, встретились. Как часто у нас бывает - повезло: попали в руки профессионального тренера. И дальше можно бесконечно перечислять. Но дело, мне кажется, не в этом. Времена, не время, расставляют жизни приоритеты. В футболе это просто виднее четче, заметнее. Не в игре потребность. В правильном в таблице команд расположении. Мы больше обсуждаем спонсоров, владельцев, родственников тренеров. В таких условиях игры не может быть. На нее нет спроса, потребности, акцента. Нет поиска новых игроков. Зачем? Расставим тех, что есть. Купим этого и этого. Суммой определим успех. В игру играем мы до верного. Интрига? Как же без нее. Но выиграют всё равно одни.
Звезды не нужны. Спонтанность, произвольность, талант - зачем. Всё распределяется. Места в составе, тренерской скамье, команде. Главное качество - терпение. Ждать, демонстрируя предсказуемость, - лучшее решение. Зажжем тех, кто есть. Пусть не так ярко, но мы подсветим. Интригу создадим не действием, а последействием. Такой постфактум общий жизни. Даже если факта как такового не было - придумаем. Приукрасим, сочиним. Самая устойчивая форма - пирамида. В ней важно равновесие. Чем выше - мест меньше. Лучше без конкуренции. Мы их распределим. Поэтому футбол такой. Смотреть его невесело. Они не рвутся никуда. Их здесь неплохо кормят. Занимают место. Свое, чужое - разве важно это. Уныло выглядит скопление терпил.
Под портретами
Я родился в Советском Союзе. Как и все, ходил в детский сад. В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году пошел в школу. Секретарем ЦК был уже Горбачев, и потому его портретов в кабинетах, классах, цитат в книгах и на обложке букварей я не помню. Ленина - да. Вождь настолько был уже привычным, что с детства до старости сопровождал каждого своим нездоровым взглядом фанатика. Брутальным видом, которого у него никогда не было. Скул заострением дорисованным. Он уже был скорее мемом, нежели героем. Самым известным. Персонажем. Сегодня бы сказали - арт-объектом. То ли фильма, то ли мультика про революцию. Как Аврора, практически не участвовал, но как обычно занял самое почетное место. Значился оружием, но всего лишь раз стрелял.
В кабинете моего деда его нельзя было найти. Я точно помню. Там можно было многое увидеть, взглядом встретить. Например, портрет Михаила Сергеевича. Он занимал там свое место. За дверью. Когда он один сидел в кабинете, то видел его справа от себя. Думаю, его он уважал. Случайный входящий его бы никогда и не заметил. Видел только тот, с кем дед оставался в кабинете. Закрывая дверь, общаясь искренне. Это тогда было редко. Я этого тогда не понимал. Многое говорилось только на кухне. Только за закрытой дверью. Вокруг вождей портреты, гостей международных, как своих друзей, страна встречала сообща. Все вместе. У каждого по разнарядке свое место по маршруту следования. Всё упрощено донельзя. Главное, вовремя кричать «ура»!
Был бы дед жив, кто бы занимал место за дверью в рамке, я не знаю. Никому это неведомо. Но, так как снова появились портреты обязательные, думаю, тот угол вряд ли был бы пуст. Кто-то его бы занимал. Опять дверь бы закрывалась. «Профессор занят» - гласила надпись на крючке рядом с кабинетом. Надеюсь, он бы меня в него впускал. Жизнь, обязательная под портретами, рождает много недоверия. Я был маленьким тогда, не понимал.
Я родился в Советском Союзе. Как и все, ходил в детский сад. В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году пошел в школу. Секретарем ЦК был уже Горбачев, и потому его портретов в кабинетах, классах, цитат в книгах и на обложке букварей я не помню. Ленина - да. Вождь настолько был уже привычным, что с детства до старости сопровождал каждого своим нездоровым взглядом фанатика. Брутальным видом, которого у него никогда не было. Скул заострением дорисованным. Он уже был скорее мемом, нежели героем. Самым известным. Персонажем. Сегодня бы сказали - арт-объектом. То ли фильма, то ли мультика про революцию. Как Аврора, практически не участвовал, но как обычно занял самое почетное место. Значился оружием, но всего лишь раз стрелял.
В кабинете моего деда его нельзя было найти. Я точно помню. Там можно было многое увидеть, взглядом встретить. Например, портрет Михаила Сергеевича. Он занимал там свое место. За дверью. Когда он один сидел в кабинете, то видел его справа от себя. Думаю, его он уважал. Случайный входящий его бы никогда и не заметил. Видел только тот, с кем дед оставался в кабинете. Закрывая дверь, общаясь искренне. Это тогда было редко. Я этого тогда не понимал. Многое говорилось только на кухне. Только за закрытой дверью. Вокруг вождей портреты, гостей международных, как своих друзей, страна встречала сообща. Все вместе. У каждого по разнарядке свое место по маршруту следования. Всё упрощено донельзя. Главное, вовремя кричать «ура»!
Был бы дед жив, кто бы занимал место за дверью в рамке, я не знаю. Никому это неведомо. Но, так как снова появились портреты обязательные, думаю, тот угол вряд ли был бы пуст. Кто-то его бы занимал. Опять дверь бы закрывалась. «Профессор занят» - гласила надпись на крючке рядом с кабинетом. Надеюсь, он бы меня в него впускал. Жизнь, обязательная под портретами, рождает много недоверия. Я был маленьким тогда, не понимал.
Общее место
Место это только то, что мы о нем помним. Оставляем в памяти, представляем, когда думаем, что могли бы сейчас там оказаться. Ощущаем в привычных прикосновениях, не трогая. Резью в животе вспыхивающие из ниоткуда запахи; звуки, оглушающие тебя в абсолютной тишине; эмоции, вдруг захлестывающие и отражающиеся на твоем лице беспричинной улыбкой: всё это рождает образ места, событий, времени. Если сохраняется надолго, то можно с уверенностью сказать - части жизни, прожИтой, а не пржитОй тобой. У тех, кто был у меня в гостях в прошлое воскресенье, такое есть. И, несмотря на то, что мы очень разные, многое для нас в нем видится одинаковым. Представляется написанным одним шрифтом. В одни цвета окрашенным. Узнаваемым по деталям, пуговицам на форме, которой может уже и нет. Неважно. Представление о нем нас объединяет, примиряет, каких бы разных взглядов мы не придерживались. Пусть мы сейчас далеко от него. Оно для нас одно и где-то всегда есть.
Так можно относится к своей комнате, квартире. Дому. Школе, если очень повезет. Возможно, так себя можно ощутить сейчас, оказавшись в своем дворе. Из детства, в котором пробыл подолгу, летом, в ожидании дальних с родителями странствий. Пустеющим, без голосов детских. Как в дымке, укутанном в пух тополей, которых было тогда много, да и сейчас полно везде. Размер этого места никогда не имел значения. Значимыми были ощущения. О нем представление. К нему отношение. Нежное. Слово любить редко применишь. Но подумаешь, что именно оно отражает чувства к нему. Странно такое человеческое отношение к месту, которое не принадлежит ни тебе, ни мне. Оно свое для всех и каждого. Совместно прожитое, обжитое. Во взрослом возрасте, как в детстве, нажитое. Общее место. Но масштабы уж совсем не те.
Слышишь как сейчас шум моря, разбивающийся прибой о гальку. Воздух плотный. Солнца свет теплый, яркий. Мерцающий след луны на глади черной моря. Бриз ночной. Насыщенный запах сухих цветов, колючек, кипарисов, сладкий. Стрекот цикад привычный, слегка назойливый, но, как ход часов домашних, свой. Не одиноко с ним, даже наедине с собой. В нем ощущаешь, что всё живое под тобой. Оно - друг, с ним ничего нестрашно. Подняться в гору, увидеть миллион подснежников зимой. Попробовать себя в том, что было невозможно. Всё получится! Опасения напрасны. Там просыпается ребенок в каждом, кто почувствует, что мир вокруг живой. Он ценность сам по себе. Неважно, что вокруг него. Для всех он общим местом стал. Мир детства. Мир. Как жаль, что маленький такой. Его бы растянуть на шар земной. Чтобы везде был он. Всё остальное и неважно.
Место это только то, что мы о нем помним. Оставляем в памяти, представляем, когда думаем, что могли бы сейчас там оказаться. Ощущаем в привычных прикосновениях, не трогая. Резью в животе вспыхивающие из ниоткуда запахи; звуки, оглушающие тебя в абсолютной тишине; эмоции, вдруг захлестывающие и отражающиеся на твоем лице беспричинной улыбкой: всё это рождает образ места, событий, времени. Если сохраняется надолго, то можно с уверенностью сказать - части жизни, прожИтой, а не пржитОй тобой. У тех, кто был у меня в гостях в прошлое воскресенье, такое есть. И, несмотря на то, что мы очень разные, многое для нас в нем видится одинаковым. Представляется написанным одним шрифтом. В одни цвета окрашенным. Узнаваемым по деталям, пуговицам на форме, которой может уже и нет. Неважно. Представление о нем нас объединяет, примиряет, каких бы разных взглядов мы не придерживались. Пусть мы сейчас далеко от него. Оно для нас одно и где-то всегда есть.
Так можно относится к своей комнате, квартире. Дому. Школе, если очень повезет. Возможно, так себя можно ощутить сейчас, оказавшись в своем дворе. Из детства, в котором пробыл подолгу, летом, в ожидании дальних с родителями странствий. Пустеющим, без голосов детских. Как в дымке, укутанном в пух тополей, которых было тогда много, да и сейчас полно везде. Размер этого места никогда не имел значения. Значимыми были ощущения. О нем представление. К нему отношение. Нежное. Слово любить редко применишь. Но подумаешь, что именно оно отражает чувства к нему. Странно такое человеческое отношение к месту, которое не принадлежит ни тебе, ни мне. Оно свое для всех и каждого. Совместно прожитое, обжитое. Во взрослом возрасте, как в детстве, нажитое. Общее место. Но масштабы уж совсем не те.
Слышишь как сейчас шум моря, разбивающийся прибой о гальку. Воздух плотный. Солнца свет теплый, яркий. Мерцающий след луны на глади черной моря. Бриз ночной. Насыщенный запах сухих цветов, колючек, кипарисов, сладкий. Стрекот цикад привычный, слегка назойливый, но, как ход часов домашних, свой. Не одиноко с ним, даже наедине с собой. В нем ощущаешь, что всё живое под тобой. Оно - друг, с ним ничего нестрашно. Подняться в гору, увидеть миллион подснежников зимой. Попробовать себя в том, что было невозможно. Всё получится! Опасения напрасны. Там просыпается ребенок в каждом, кто почувствует, что мир вокруг живой. Он ценность сам по себе. Неважно, что вокруг него. Для всех он общим местом стал. Мир детства. Мир. Как жаль, что маленький такой. Его бы растянуть на шар земной. Чтобы везде был он. Всё остальное и неважно.
Машина времени
Представьте, что у вас есть возможность попасть в любое время, которое вы можете себе представить, где бы вы хотели оказаться? Сейчас или никогда единственная в мире машина времени попала к вам в руки и перенесет вас туда, куда вы пожелаете единожды. Смелее. Что скажете? Да, важно добавить, вернет обратно. Риск минимален. Выбор за вами. Первый вопрос: вперед или назад? Будущее или прошлое? Я за будущее. Думаю, многие со мной согласятся. Прошлое твое или человечества сотни, даже тысячи лет назад до какой-то степени ясно. Известно. Про него написано, сказано. Уроки извлечены. Верные или неверные - неважно. Оно случилось уже и не изменится никогда. Да и прогресс штука важная. Со временем жизнь обывателя становится куда приятнее, безопаснее. Чище, аккуратнее. Ухоженнее. Мне это важно. Как ни крути, далекое прошлое представляется не домыто слегка.
А если прошлое твое? Страницы жизни самые яркие. Как в альбоме фотографии. Ощущения приятные. Возможно, не будет таких больше никогда. Вернулся в них, сел важно. Знаешь, что будет. Нет повода опасаться. Представляя, ощущаешь волнение до дрожи. От эмоций, переживаний слегка кружится голова. Покалывает в руках, ногах. Тогда спрашивается, зачем? Тренируй воображение. Не нужно тратить возможность. В прошлом ты и так, если захочешь, побываешь. Память плохое забывает. Оставляя лишь то, что удовольствие доставляет. Было бы, что вспомнить. Остальное ерунда.
Будущее. То, что действительно интересно. Хоть ты его себе и представлять пытаешься. Воображаешь. Оно не будет никогда таким. Сложностей опасаешься. Но если их нет, ты ничего не преодолеваешь. Победы вкус теряешь. Становится все обыденным. Не вспомнишь ничего и никогда. Заглянуть бы в то, что не случится с тобой. До которого жизни дожить не хватит. Увидеть мир детей, внуков. Будущее. Но посмотрев, себя ты не обманешь. Будешь делать выводы. Свою жизнь переиначишь. Детей заставишь жить по-другому. То, что видел отсюда, точно поменяешь. Сделаешь вариантом жизни, которого точно не станет. Но лучше так. Вперед смотреть, менять. Будущее сделать прошлым можно. Но то, что было, уже точно снова не настанет. Жизнь этим и прекрасна. Человек сам машиной времени является. Бывает, он об этом забывает. Боится что-то сделать. Тем, что было, увлекается. Теряет. Время. Оно бежит. На размышления возможности не оставляет. Всё, что есть, в прошлое нещадно отправляет. Кажется, будущее приближает. Но нет. Машин времени отдельных от жизни нет. Их просто не бывает.
Представьте, что у вас есть возможность попасть в любое время, которое вы можете себе представить, где бы вы хотели оказаться? Сейчас или никогда единственная в мире машина времени попала к вам в руки и перенесет вас туда, куда вы пожелаете единожды. Смелее. Что скажете? Да, важно добавить, вернет обратно. Риск минимален. Выбор за вами. Первый вопрос: вперед или назад? Будущее или прошлое? Я за будущее. Думаю, многие со мной согласятся. Прошлое твое или человечества сотни, даже тысячи лет назад до какой-то степени ясно. Известно. Про него написано, сказано. Уроки извлечены. Верные или неверные - неважно. Оно случилось уже и не изменится никогда. Да и прогресс штука важная. Со временем жизнь обывателя становится куда приятнее, безопаснее. Чище, аккуратнее. Ухоженнее. Мне это важно. Как ни крути, далекое прошлое представляется не домыто слегка.
А если прошлое твое? Страницы жизни самые яркие. Как в альбоме фотографии. Ощущения приятные. Возможно, не будет таких больше никогда. Вернулся в них, сел важно. Знаешь, что будет. Нет повода опасаться. Представляя, ощущаешь волнение до дрожи. От эмоций, переживаний слегка кружится голова. Покалывает в руках, ногах. Тогда спрашивается, зачем? Тренируй воображение. Не нужно тратить возможность. В прошлом ты и так, если захочешь, побываешь. Память плохое забывает. Оставляя лишь то, что удовольствие доставляет. Было бы, что вспомнить. Остальное ерунда.
Будущее. То, что действительно интересно. Хоть ты его себе и представлять пытаешься. Воображаешь. Оно не будет никогда таким. Сложностей опасаешься. Но если их нет, ты ничего не преодолеваешь. Победы вкус теряешь. Становится все обыденным. Не вспомнишь ничего и никогда. Заглянуть бы в то, что не случится с тобой. До которого жизни дожить не хватит. Увидеть мир детей, внуков. Будущее. Но посмотрев, себя ты не обманешь. Будешь делать выводы. Свою жизнь переиначишь. Детей заставишь жить по-другому. То, что видел отсюда, точно поменяешь. Сделаешь вариантом жизни, которого точно не станет. Но лучше так. Вперед смотреть, менять. Будущее сделать прошлым можно. Но то, что было, уже точно снова не настанет. Жизнь этим и прекрасна. Человек сам машиной времени является. Бывает, он об этом забывает. Боится что-то сделать. Тем, что было, увлекается. Теряет. Время. Оно бежит. На размышления возможности не оставляет. Всё, что есть, в прошлое нещадно отправляет. Кажется, будущее приближает. Но нет. Машин времени отдельных от жизни нет. Их просто не бывает.
Наш
Обильные дожди пробудили растительность. Она бурно затянула собой всё вокруг. Еще недавно зияющие дыры в ветвях деревьев или на земле позеленели молодой травой или листвой. Весенняя свежезеленость стала насыщенно-изумрудной. И тут на этом благородном фоне появился он. Размашистый, ветвистый, держащий на толстых быстрорастущих стеблях яркие белые головы - борщевик. Думаю, он знаком всем. Надеюсь, только с виду. Прикосновение к нему опасно и надолго напоминает о себе сложно заживающими ожогами. Но слухом о везде растущем, всё собой поражающем растении полнится вся Россия, каждый ее регион и городок, на окраине которого вдоль дорог, на обочинах, да и много еще где, как зонтики, сегодня белеют и тянутся к солнцу его плодоносные соцветия - семенники.
Борьба с ним была объявлена не так давно и за последние годы приобрела идеологический характер. Стала делом государственным. Регионы и муниципалитеты, отчитываясь перед вышестоящим начальством, не забывают упомянуть о своих ратных подвигах по истреблению растения. Общественные организации, зеленые, экологические и не только считают делом чести отчистить от сорняка тот или иной участок земли. Срезать и уничтожить его еще только цветущим, не успевшим кинуть зрелое семя в землю. Он невозможно живуч. Его семена сохраняются два года и могут дозревать, будучи уже срезанными. Корневая система стержнем врезается в землю на глубину до двух метров и, оставаясь там кусками, также имеет все шансы заново прорасти. Он, распространенный как силосная культура, стал вредным сорняком, выкорчевать который из нашей культуры невозможно. Однако разговоры об этом, призывы и борьба обрели узнаваемые черты политического радикализма, великомученического снобизма, противопоставляющего традиционные культуры репы или картошки наглому и надменному сорняку.
Если провести сейчас опрос общественного мнения, то окажется, что он - биологическое оружие, завезенное сюда с запада в целях истребления полезных культур. Американцы специально его распространили как фастфуд, быстро растущий, яркий, но вредный. Он, как массовая культура, при общей видимости зелени несет зло. Сказанное даже не будет требовать доказательств в силу очевидности. Однако правда в другом. Он наш, отечественный, родной. Селекционный, выкормленный и выпестованный. Его разводили и выращивали среди нас, а не где-то там. Он плоть от плоти продукт советского производства: всепоглощающий и безжалостный. Его родня - скатерть самобранка, сапоги скороходы. Он появился на свет по щучьему велению, чтобы ничего не делать никому. Землю не пахать, не поливать, не косить. Растет сам, скот его ест. Всем хорошо. Исходный семенной материал для его выведения был собран в начале пятидесятых в окрестностях Нальчика в естественных условиях произрастания. И больше его нет нигде. Традиционную ныне картошку, кукурузу привезли. А его родимого - нет. Потому, видимо, так сложно вывести. На самом деле - невозможно.
Обильные дожди пробудили растительность. Она бурно затянула собой всё вокруг. Еще недавно зияющие дыры в ветвях деревьев или на земле позеленели молодой травой или листвой. Весенняя свежезеленость стала насыщенно-изумрудной. И тут на этом благородном фоне появился он. Размашистый, ветвистый, держащий на толстых быстрорастущих стеблях яркие белые головы - борщевик. Думаю, он знаком всем. Надеюсь, только с виду. Прикосновение к нему опасно и надолго напоминает о себе сложно заживающими ожогами. Но слухом о везде растущем, всё собой поражающем растении полнится вся Россия, каждый ее регион и городок, на окраине которого вдоль дорог, на обочинах, да и много еще где, как зонтики, сегодня белеют и тянутся к солнцу его плодоносные соцветия - семенники.
Борьба с ним была объявлена не так давно и за последние годы приобрела идеологический характер. Стала делом государственным. Регионы и муниципалитеты, отчитываясь перед вышестоящим начальством, не забывают упомянуть о своих ратных подвигах по истреблению растения. Общественные организации, зеленые, экологические и не только считают делом чести отчистить от сорняка тот или иной участок земли. Срезать и уничтожить его еще только цветущим, не успевшим кинуть зрелое семя в землю. Он невозможно живуч. Его семена сохраняются два года и могут дозревать, будучи уже срезанными. Корневая система стержнем врезается в землю на глубину до двух метров и, оставаясь там кусками, также имеет все шансы заново прорасти. Он, распространенный как силосная культура, стал вредным сорняком, выкорчевать который из нашей культуры невозможно. Однако разговоры об этом, призывы и борьба обрели узнаваемые черты политического радикализма, великомученического снобизма, противопоставляющего традиционные культуры репы или картошки наглому и надменному сорняку.
Если провести сейчас опрос общественного мнения, то окажется, что он - биологическое оружие, завезенное сюда с запада в целях истребления полезных культур. Американцы специально его распространили как фастфуд, быстро растущий, яркий, но вредный. Он, как массовая культура, при общей видимости зелени несет зло. Сказанное даже не будет требовать доказательств в силу очевидности. Однако правда в другом. Он наш, отечественный, родной. Селекционный, выкормленный и выпестованный. Его разводили и выращивали среди нас, а не где-то там. Он плоть от плоти продукт советского производства: всепоглощающий и безжалостный. Его родня - скатерть самобранка, сапоги скороходы. Он появился на свет по щучьему велению, чтобы ничего не делать никому. Землю не пахать, не поливать, не косить. Растет сам, скот его ест. Всем хорошо. Исходный семенной материал для его выведения был собран в начале пятидесятых в окрестностях Нальчика в естественных условиях произрастания. И больше его нет нигде. Традиционную ныне картошку, кукурузу привезли. А его родимого - нет. Потому, видимо, так сложно вывести. На самом деле - невозможно.
Жажда покупки
Как теперь можно сказать, в конце прошлого века, в те самые девяностые, мой друг начинал бизнес с торговли носками на рынке. Имея возможность недорого или даже бесплатно приобрести полуфабрикат - безразмерный чулок, он дома, организовав семейную артель, создавал ассортимент, которым сам уже торговал на Черкизоне. Так я туда и попал однажды. Это был город, точнее аул. Он естественным образом был разделен на этнические секторы или районы. Колорит был во всем, в том числе в еде, которую тут же готовили, продавали, ели. За экзотикой можно было пойти в китайскую или вьетнамскую часть. Там уже тогда в тарелке красовались жуки или червяки всех мастей. Змеи и диковинные насекомые. Я не ел, но видел это своими глазами. Думал, как это и в каком виде везут? Ведь путь неблизкий. Андрей, так его звали, был рожден в Баку и прожил там двенадцать лет. Потому чувствовал себя хорошо в азербайджанском районе. Он умел торговать, деньги держал скрученные к кулаке. Мог на себе продемонстрировать свой носок. Дело шло. И атмосфера была его. Я же ни на минуту не мог расслабиться, всё время ощущал себя на стреме.
Сказать, что на рынке было много людей, значит, не сказать ничего. Их было море, они туда со всей страны стекались. Приезжали в Москву только для того, чтобы попасть за покупками, потолкаться. С большими сумками - перекупщики, поменьше - за покупками для себя и того, кого с собой притащили, взяли. Мамы с молодыми дочерьми - приодеться, перед учебным годом - с детьми. Кто раз в год, а кто каждый выходной просто так, ни для чего. Вдруг что-то приглянется. Там можно было провести день. Если вглядываться в разложенное и развешенное, можно заблудиться. Что-то обязательно купить, сам не зная зачем и для чего. Хорошая вещь, обязательно пригодиться. Сначала в руках, в сумке, потом на вешалку в шкаф повесить еще одну только для того, чтобы почувствовать это - удовлетворение от покупки. Насладиться им вдоволь.
Думаю, это было необходимо. Тогда, прожив там, где ничего и никогда нет, хотелось понять, что всё не так. Что возможность есть купить носки, например. И не нужно штопать, просто выкинуть и купить себе новые взамен можно. Жизнь поменялась. Но есть другая сторона. Покупка за покупкой для удовлетворения себя. Она очень часто взамен. Чего-то настоящего. Еще и еще. Всегда у кого-то есть то, чего нет у тебя. Заметного, видимого. Купил - как дыру залатал. А пустота осталась. Так вели себя те, кто встречался на рынке. Глаза, рыщущие в поиске. Их благополучие росло. Рынков не стало. Торговые центры, автосалоны, недвижимости ассортимент. С каждым днем потребление росло. Вкуса как не было, так и нет. Главное, чтобы покупалось. Сегодня китайское. Пусть оно. Это такое общее заболевание. Шопинг. Жажда покупки чего-нибудь в любой момент. Заплатка на худом, жизнью протертом до дыр, носке. Счастье это радость от того, что есть, а не только от того, что только что приобрелось. Мне кажется, я и сам понял.
Как теперь можно сказать, в конце прошлого века, в те самые девяностые, мой друг начинал бизнес с торговли носками на рынке. Имея возможность недорого или даже бесплатно приобрести полуфабрикат - безразмерный чулок, он дома, организовав семейную артель, создавал ассортимент, которым сам уже торговал на Черкизоне. Так я туда и попал однажды. Это был город, точнее аул. Он естественным образом был разделен на этнические секторы или районы. Колорит был во всем, в том числе в еде, которую тут же готовили, продавали, ели. За экзотикой можно было пойти в китайскую или вьетнамскую часть. Там уже тогда в тарелке красовались жуки или червяки всех мастей. Змеи и диковинные насекомые. Я не ел, но видел это своими глазами. Думал, как это и в каком виде везут? Ведь путь неблизкий. Андрей, так его звали, был рожден в Баку и прожил там двенадцать лет. Потому чувствовал себя хорошо в азербайджанском районе. Он умел торговать, деньги держал скрученные к кулаке. Мог на себе продемонстрировать свой носок. Дело шло. И атмосфера была его. Я же ни на минуту не мог расслабиться, всё время ощущал себя на стреме.
Сказать, что на рынке было много людей, значит, не сказать ничего. Их было море, они туда со всей страны стекались. Приезжали в Москву только для того, чтобы попасть за покупками, потолкаться. С большими сумками - перекупщики, поменьше - за покупками для себя и того, кого с собой притащили, взяли. Мамы с молодыми дочерьми - приодеться, перед учебным годом - с детьми. Кто раз в год, а кто каждый выходной просто так, ни для чего. Вдруг что-то приглянется. Там можно было провести день. Если вглядываться в разложенное и развешенное, можно заблудиться. Что-то обязательно купить, сам не зная зачем и для чего. Хорошая вещь, обязательно пригодиться. Сначала в руках, в сумке, потом на вешалку в шкаф повесить еще одну только для того, чтобы почувствовать это - удовлетворение от покупки. Насладиться им вдоволь.
Думаю, это было необходимо. Тогда, прожив там, где ничего и никогда нет, хотелось понять, что всё не так. Что возможность есть купить носки, например. И не нужно штопать, просто выкинуть и купить себе новые взамен можно. Жизнь поменялась. Но есть другая сторона. Покупка за покупкой для удовлетворения себя. Она очень часто взамен. Чего-то настоящего. Еще и еще. Всегда у кого-то есть то, чего нет у тебя. Заметного, видимого. Купил - как дыру залатал. А пустота осталась. Так вели себя те, кто встречался на рынке. Глаза, рыщущие в поиске. Их благополучие росло. Рынков не стало. Торговые центры, автосалоны, недвижимости ассортимент. С каждым днем потребление росло. Вкуса как не было, так и нет. Главное, чтобы покупалось. Сегодня китайское. Пусть оно. Это такое общее заболевание. Шопинг. Жажда покупки чего-нибудь в любой момент. Заплатка на худом, жизнью протертом до дыр, носке. Счастье это радость от того, что есть, а не только от того, что только что приобрелось. Мне кажется, я и сам понял.
Жара
Зной. По-другому и не скажешь. Солнце обжигает, высушивает. Кажется, если его на чем-то оставить надолго, без спички вспыхнет, испепелит. Утро и вечер для жизни остались. Днем все, как могли, укрылись от него, попрятались. Оно светит и светит. Собой всё, что может, заполняет. Белый дымкой едва заметной. До самого основания прогревает. Кипятит. Едва взойдет столбик термометра, выше тридцати сразу поднимает. Держит весь день, не отпускает. Горит. Мы же этого так долго ждали. В сумраке зимы о нем - солнце - мечтали. Кляли холод, мороз. Тьму беспросветную разными словами обижали. Денек бы, думали, другой. Летели в дальние дали за жарой. Вот получили, и снова всё не так. Мы все в тоске, печали. Смотрим прогнозы. Когда там похолодание нам пообещали. Ниже тридцати спуститься бы. Но нет. Жаркое лето только в самом его начале. Оно будет долгим. Так, чтобы мы об осени мечтали. Зиму ждали. Снег с любовью представляли. Еще нет? Значит, поживем с жарой.
Мы так устроены. Всё время недовольны тем, что есть. Ждем взамен чего-то. То, что в руки дали, надоедает быстро. Ну его. Зачем всё то, что было, отобрали. Верните всё назад. Когда вернули, снова интерес к тому, что в руках, мы потеряли. Ждать не умеем, наслаждаться не учили нас. Мы по любому поводу в печали. Сейчас у нас очередной раз жить возможность отобрали. Хотя что может быть такого? Лето на дворе. Было б холодно, дождливо, мы бы все опять орали, что невозможно. Представляете. Тогда погнали жить жарко. Наслаждаемся жарой.
Последний раз так жарко было в 90-ом. Невзначай по телевизору сказали. Не помню этого. Но что случилось дальше, мы все знаем. Все всё снова ждали, хотели по-другому. Площади миллионы собирали. Теперь снова недовольны. Жаждем вернуться. Куда, зачем? Мы не думали тогда. Сейчас? Да также, как с жарой.
Днем на прогулку. Никого на улице. За городом всё тихо. Ту жару, что люди ждали, они же проклинают. Хоть она еще в своем начале. Еще никто не пострадал. Но духом мы упали. Загар хотели. Но, не получив, все планы поменяли. Уже не модно быть загорелым. Нужно красоваться белизной. Мы все хотим чего-то. Но не того, что есть, как в детстве. Может, зря мы взрослыми повырастали. Я помню в самом детстве мы на Черном море были. Ели персики, помидоры с грядок ароматные срывали. На пляж ходили, загорали. Довольны были всем. Хотя погоди, постой. Народу было много. Нас соседи всегда немного раздражали. Также как мы их. Об уединении думали. Сейчас пустые пляжи. Но не об этом мы тогда мечтали. Так и сегодня происходит. Может, пусть будет? Остается так, как есть? Нет. Невозможно жить с жарой.
Зной. По-другому и не скажешь. Солнце обжигает, высушивает. Кажется, если его на чем-то оставить надолго, без спички вспыхнет, испепелит. Утро и вечер для жизни остались. Днем все, как могли, укрылись от него, попрятались. Оно светит и светит. Собой всё, что может, заполняет. Белый дымкой едва заметной. До самого основания прогревает. Кипятит. Едва взойдет столбик термометра, выше тридцати сразу поднимает. Держит весь день, не отпускает. Горит. Мы же этого так долго ждали. В сумраке зимы о нем - солнце - мечтали. Кляли холод, мороз. Тьму беспросветную разными словами обижали. Денек бы, думали, другой. Летели в дальние дали за жарой. Вот получили, и снова всё не так. Мы все в тоске, печали. Смотрим прогнозы. Когда там похолодание нам пообещали. Ниже тридцати спуститься бы. Но нет. Жаркое лето только в самом его начале. Оно будет долгим. Так, чтобы мы об осени мечтали. Зиму ждали. Снег с любовью представляли. Еще нет? Значит, поживем с жарой.
Мы так устроены. Всё время недовольны тем, что есть. Ждем взамен чего-то. То, что в руки дали, надоедает быстро. Ну его. Зачем всё то, что было, отобрали. Верните всё назад. Когда вернули, снова интерес к тому, что в руках, мы потеряли. Ждать не умеем, наслаждаться не учили нас. Мы по любому поводу в печали. Сейчас у нас очередной раз жить возможность отобрали. Хотя что может быть такого? Лето на дворе. Было б холодно, дождливо, мы бы все опять орали, что невозможно. Представляете. Тогда погнали жить жарко. Наслаждаемся жарой.
Последний раз так жарко было в 90-ом. Невзначай по телевизору сказали. Не помню этого. Но что случилось дальше, мы все знаем. Все всё снова ждали, хотели по-другому. Площади миллионы собирали. Теперь снова недовольны. Жаждем вернуться. Куда, зачем? Мы не думали тогда. Сейчас? Да также, как с жарой.
Днем на прогулку. Никого на улице. За городом всё тихо. Ту жару, что люди ждали, они же проклинают. Хоть она еще в своем начале. Еще никто не пострадал. Но духом мы упали. Загар хотели. Но, не получив, все планы поменяли. Уже не модно быть загорелым. Нужно красоваться белизной. Мы все хотим чего-то. Но не того, что есть, как в детстве. Может, зря мы взрослыми повырастали. Я помню в самом детстве мы на Черном море были. Ели персики, помидоры с грядок ароматные срывали. На пляж ходили, загорали. Довольны были всем. Хотя погоди, постой. Народу было много. Нас соседи всегда немного раздражали. Также как мы их. Об уединении думали. Сейчас пустые пляжи. Но не об этом мы тогда мечтали. Так и сегодня происходит. Может, пусть будет? Остается так, как есть? Нет. Невозможно жить с жарой.