ваш хорей хромает,
если это не фалехов гендикасиллаб
*Фалехов гендекасиллаб есть сложный пятистопный метр из четырех хореев и одного дактиля, занимающего второе место. Этот стих, широко распространенный в античной поэзии, излюбленный размер Катулла, вполне применим на русском языке. Античная метрика требовала в фалеховом гендекасиллабе большой постоянной цесуры после арсиса третьей стопы
чьему хорею ещё хромать
как если не моему
хорею
если это не фалехов гендикасиллаб
*Фалехов гендекасиллаб есть сложный пятистопный метр из четырех хореев и одного дактиля, занимающего второе место. Этот стих, широко распространенный в античной поэзии, излюбленный размер Катулла, вполне применим на русском языке. Античная метрика требовала в фалеховом гендекасиллабе большой постоянной цесуры после арсиса третьей стопы
чьему хорею ещё хромать
как если не моему
хорею
Из предисловия к.ф.н. Анны Нижник к переизданию сборника Малашкина "Луна с правой стороны или необыкновенная любовь"
Борис Леонов рассказывает, как однажды под новый год, в 1926-м или 1927-м году к Малашкину приходили в гости “Сталин, Молотов, Буденный с гармошкой, Ворошилов” и, крепко выпив, пели церковные песни. На следующее утро оказалось, что бдительные соседи нажаловались на дебоширов в домоуправление, и Малашкина за распевание религиозных песнопений и шум оштрафовали, “проработали” и даже пригрозили исключением из партии. Малашкин не признался, кто именно был у него дома. Сталин был благодарен и шутил: “Спасибо, дорогой, что не выдал нас. А то бы и нас с Вячеславом могли вызвать на партсобрание и даже исключить из партии”
источник - Борис Леонов "История советской литературы. Воспоминания современника"
Борис Леонов рассказывает, как однажды под новый год, в 1926-м или 1927-м году к Малашкину приходили в гости “Сталин, Молотов, Буденный с гармошкой, Ворошилов” и, крепко выпив, пели церковные песни. На следующее утро оказалось, что бдительные соседи нажаловались на дебоширов в домоуправление, и Малашкина за распевание религиозных песнопений и шум оштрафовали, “проработали” и даже пригрозили исключением из партии. Малашкин не признался, кто именно был у него дома. Сталин был благодарен и шутил: “Спасибо, дорогой, что не выдал нас. А то бы и нас с Вячеславом могли вызвать на партсобрание и даже исключить из партии”
источник - Борис Леонов "История советской литературы. Воспоминания современника"
Forwarded from солнечный пандемониум
Вы знаете, иногда я тоже что-то перевожу - и это не подводки к порнхабу.
Например, весной в издательстве Kongress W Press выйдет мой перевод книги Стивена Мура "Уильям Гэддис: Искусство романа" - головокружительный читательский/писательский вин-вин, где главный защитник американской авангардной литературы рассказывает об устройстве романов своего духовного патрона и одного из главных американских писателей второй половины двадцатого века. С течением времени, романы Гэддиса только набирают в авторитете и своей актуальности, а потому, даже без их прочтения, всякому начинающему писателю стоило бы посмотреть да подучиться тому, как прорабатывали свои труды великие.
В книге будет несколько абсолютных эксклюзивов, доступных только для издания на русском, а так как сегодня не только день L.O.V.E., но и день книгодарения, то вот вам отрывок, посвящённый влиянию Гэддиса на американскую литературу.
Например, весной в издательстве Kongress W Press выйдет мой перевод книги Стивена Мура "Уильям Гэддис: Искусство романа" - головокружительный читательский/писательский вин-вин, где главный защитник американской авангардной литературы рассказывает об устройстве романов своего духовного патрона и одного из главных американских писателей второй половины двадцатого века. С течением времени, романы Гэддиса только набирают в авторитете и своей актуальности, а потому, даже без их прочтения, всякому начинающему писателю стоило бы посмотреть да подучиться тому, как прорабатывали свои труды великие.
В книге будет несколько абсолютных эксклюзивов, доступных только для издания на русском, а так как сегодня не только день L.O.V.E., но и день книгодарения, то вот вам отрывок, посвящённый влиянию Гэддиса на американскую литературу.
Когда автор писал эту книгу, он работал одиноким егерем в лесу. Поэтому, наверное, много тут рефлексии
Forwarded from Радуга Спойлерения
Сеть осведомителей сообщает, что дело Пинчона живёт в январском Мире Фантастики. Надеюсь, лампочку зовут Борис
шумелаъкнижь
ребят, ну хватит уже
чтобы избежать десяти разных романов-шатунов с одинаковыми названиями смекалистые люди поступали и поступают так:
МАСЛЕНИЧНАЯ ТЕМА ДЛЯ ПРОПОВЕДИ
Надворный советник Семен Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины... Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина... Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 коп. за фунт), свежая семга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки... Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем...
— Ну, можно ли так долго? — поморщился он, обращаясь к жене. — Скорее, Катя!
Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами... Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот...
Но тут его хватил апоплексический удар.
А. П. Чехов, 1886
Надворный советник Семен Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины... Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина... Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 коп. за фунт), свежая семга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки... Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем...
— Ну, можно ли так долго? — поморщился он, обращаясь к жене. — Скорее, Катя!
Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами... Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот...
Но тут его хватил апоплексический удар.
А. П. Чехов, 1886